• Boosty Shared
• Inferiat

• T

• игра

❝ Люди всегда требуют правды, но она редко приходится им по вкусу. ❞ © Джордж Мартин. Битва королей

* * *

Капитанская каюта была достаточно просторной для корабля — с низким потолком, обшитым бархатной тканью, и множеством полок, заваленных картами, свитками, специями и прочими вещами. Сквозь приоткрытое окно проникал солёный ветер, смешиваясь с ароматом специй, старого дерева и вина.

На столе из лакированного дерева стояла доска для Кайвассу. Изделие было тонкой работы — поле из чередующихся квадратов слоновой кости и темного дерева, вырезанные вручную фигурки: короли, драконы, требушеты, копьеносцы, всадники, и ополченцы, каждая — с лицом, с характером. Некоторые фигурки уже лежали в отведённой чаше — павшие в бою.

Артур сидел задумавшись и разглядывал доску. Игра складывалась не в его пользу — дракон, выставленный слишком поздно, катапульта, выведенная неудачно. Его король почти окружён, оба слона уже потеряны. За все разы, что он провел пытаясь выиграть искушенного в игре торговца, количество его побед равнялось нулю.

Хоран, сидевший напротив с кубком в руке, легко передвинул своего слона через перевал и поставил рядом с фортом Артура.

— Видишь, — произнёс он с едва заметной усмешкой, — ты укрепляешь границы, строишь планы, переводишь всадников туда и обратно. А я — жду, пока ты ошибешься, чтобы поразить оставшуюся без защиты фигуру.

Он отхлебнул вина и поставил кубок на стол.

— На самом деле, возвращаясь к твоему «праведному возмущению», война — это всего лишь другой способ говорить, — продолжил Хоран. — Когда заканчиваются слова, начинается клинок. Или наоборот. И то, и другое — торг. Просто разный курс. Люди всегда будут чего-то хотеть. Земель, власти, славы. Мести. И как бы красиво ни слагали свои баллады барды о причинах конфликтов, человеческая суть не меняется. Всегда будет кто-то, кто просто решит, что ему нужно больше.

Артур задумался, смотря на доску. Кайвасса, в которую однажды от скуки предложил ему сыграть лиссениец, неожиданно увлекла мальчика и они играли уже не первый раз. Путь, из-за смены ветра, был не слишком скорым, и с момента, когда Артур впервые взошел на борт Плясуньи Шайялы прошло уже двое суток. И чем дальше на север они уходили, тем больше он благодарил немолодого оружейника, который посоветовал ему вместо железной кирасы, взять теплую бригантину, с вшитыми в плотную ткань металлическими пластинами.

Мастер, к которому ему посоветовал обратиться Виллит, обслуживал самого Кивана Ланистера. И для парня, который притащил на обмен полный рыцарский доспех, подобрал вполне неплохую замену, заодно забрав и старую кольчугу, вместе с кожаным «подобием защиты», по его словам.

Артур конечно же хотел себе блестящую кирасу, но Саллореон отговорил его, во-первых, показав преимущества подогнанных внахлест металлических пластин, и кольчужных рукавов, а во-вторых — на его размер все равно кирас просто не было. Зато, «остатка» от доспеха хватило на то, чтобы получить защиту ног и рук, а также более-менее подходящий шлем. При этом мастер почему-то долго сокрушался, что Артур не захотел брать шлем с рогами и ворчал, что мечи за спиной не носят, когда Артур попросил приделать к трофейным ножнам ремешок.

Сапоги он и вовсе получил за несколько медных монет, сменяв их у одного из солдат. Недостатка в обуви и размеров не было, как и в тех, кто их раньше носил. Не далеко от границы лагеря длились и длились траншеи с трупами.

Оплатил он все из кошелька Уильяма. Как оказалось, Виллит собрал не только доспехи, но и сунул в седельную сумку Артуру его кошелек. От этой щедрости, Артур не знал как и благодарить седого латника, вечером перед отплытием очень тепло попрощавшись и с ним и со Стеффоном. Да так, что с утра чуть не проспал на отплытие корабля… Но все же он был тут. И размышлял над словами капитана.

— И вы торгуете… со всеми? Но это… неправильно!

Артур вновь сходил ополченцем, а Хоран лёгким движением передвинул тяжёлого всадника на фланг, сбросив одного из ополченцев Артура в чашу.

— Мальчик, если война неизбежна, разумный человек не ставит на лошадей, не садится на лошадь сам — он продает сёдла, зерно… Не сражается — страхует обе стороны. Не выбирает, кто прав. Потому что прав каждый. По-своему.

Артур смотрел на доску. Позиция его фигурок становилась всё менее выигрышной, поле — всё более бесконтрольным. Он молчал. Но не из-за игры, а из-за ответа на его вопрос:

— Но как же можно торговать с Железнорожденными, с врагами? — он практически не глядя передвинул фигурку.

За время довольно спокойного плавания, Артур не мог понять, как же так Лиссенийский торговец не боится за свою жизнь и имущество, передвигаясь буквально на территории жестоких боев. И Самантес, который за время плавания почему-то проникся к мальчику непонятной симпатией, видимо, подкрепленной каждодневной игрой в Кайвассу решил ответить:

— Железнорожденные, — продолжал Хоран, подвинув фигурку арбалетчика к всаднику, — верят, что правда — в силе. В том, чтобы брать, не прося. И в их мире это работает. Для них. Кто мы, чтобы судить? У них свои боги, свои законы, свой «старый путь». И знаешь, что страшнее всего? Они ведь не совсем ошибаются.

Он сделал паузу.

— Но они слабы, потому что думают, будто их правда — единственная. Они не торгуются. Не ждут. Не заключают союзов. Потому и проигрывают… Впрочем, это не мешает мне продавать им то, в чем нуждаются все.

— А если правды много — как тогда жить? — тихо спросил Артур. — Если и они правы, и ты, и ещё кто-то? Как отличить то, что правильно, от того, что просто… выгодно?

Хоран на мгновение замер. Его взгляд стал внимательнее. Мальчишка задавал интересные вопросы.

— Никак, — сказал он наконец. — Ты просто выбираешь, что тебе ближе. То, ради чего ты готов плыть в бурю, терять, умирать — или наоборот, остаться в живых. У каждого своя правда. У каждого — своя Кайвассу. Игра одна, а правила каждый читает по-своему.

Он подвёл дракона к линии Артура, и на доске сразу стало тесно. Три фигуры Артура оказались под угрозой. Но король ещё стоял.

— Только надо всегда помнить, — добавил Хоран, глядя ему прямо в глаза. — Побеждает не тот, кто прав. А тот, кто остаётся в игре.

Артур отвел взгляд, переводя его на доску. Положение было почти безнадёжным, но не окончательным — катапульта, выставленная неожиданно, прикрывала подход к королю, а одинокий дракон мог вот-вот прорваться к флангу Хорана, где тот оставил слишком мало защиты.

Он медленно передвинул фигурку вперёд, и, не поднимая головы, сказал:

— Вы говорите, что у каждого — своя правда. Что Железнорожденные тоже «по-своему правы». Но они похищают людей, убивают детей, и тех, кого не убивают — обращают в рабов. Как может быть в этом хоть капля правды?

Хоран вздохнул, не сразу отвечая. Его взгляд был задумчив, не осуждающий — скорее похожий на взгляд взрослого, который пытается объяснить ребенку как устроен мир.

— Всё зависит от того, с какой стороны смотришь, — сказал он наконец. — У нас в Лиссе рабство — устойчивая система, проверенная веками. Рабу не нужно выбирать, не нужно решать, с кем быть, за что жить. Всё уже сделано за него. Он знает, что будет есть, где спать, за что держаться. Хозяин — если он не дурак — заботится о своей собственности, как о лошади или корабле. Ведь если раб мёртв — он бесполезен.

Артур нахмурился. Рука с фигуркой дрогнула, но он сдержался.

— Значит, если человека кормят и не бьют — можно называть это порядком? — спросил он. — Нельзя лишать человека свободы!

Хоран пожал плечами.

— А если у тебя есть выбор — и ты сам себя ведёшь в бой, где умираешь зря, это лучше? Уж лучше торговать. Что даёт свобода, если она приводит к боли, голоду и смерти? Люди бегут от неё каждый день, даже не называя это бегством. Работа крестьянина, вынужденного платить за не принадлежащую ему землю, верность рыцаря лорду, лорда королю — всё это формы рабства. Вы в Вестеросе просто придумали себе красивые слова.

На мгновение в каюте повисла тишина. Только скрип дерева под ногами, и отдалённый шум моря.

Артур передвинул требушет, пожертвовав им ради прикрытия дракона, который наконец оказался в нужной позиции. Ещё ход — и король Хорана был бы под угрозой.

— У меня своя правда, — тихо произнёс он, — Я предпочел бы иметь выбор. Умирают не те, кто делал выбор — а те, кто не имел ни голоса, ни шанса. Люди, женщины, дети. Те, кто просто жил. Кто не играл в Кайвассу. А в войне нужно сражаться, только чтобы ее закончить. Потому что пока она идет — всегда проигрывают те, кто её не начинал.

Хоран посмотрел на него долго, пристально, будто заново увидел. Потом медленно кивнул, и впервые в разговоре ответил без улыбки:

— Это… да. Это правда. И, быть может, единственная, с которой я не стал бы спорить.

Артур ничего не ответил. Но в следующий миг — впервые за всю партию — он улыбнулся. Лёгкой, почти незаметной, упрямой улыбкой. Затем передвинул дракона между двумя холмами, и повернул его в сторону приближающегося дракона — противника.

Хоран задумался, протянул руку к доске, собираясь сделать следующий ход — и вдруг снаружи раздался крик.

— Капитан, проверка, вы нужны на мостике! — это был голос дозорного, отвлекший лиссенийца от игры.

Артур поднял глаза.

В груди у него зашевелилось что-то странное — не страх, но дрожь. Смесь волнения, тревоги и чего-то другого, не до конца понятного. Ему казалось, что за этим разговором, он нащупал в самом себе что-то важное… что наверное, сам бы не смог выразить словами. А еще перед глазами вновь замелькали золотистые символы…

Хоран откинулся на подушки и усмехнулся.

— Ну что ж, — сказал он. — Сойдемся на ничье… может быть еще доиграем, кто знает. Тебе пора.

Артур посмотрел на доску. Остались всего три фигуры с каждой стороны. Короли стояли напротив друг друга. Самое интересное… что по правилам игры, их практически никогда не сбрасывали с доски вместе с остальными.

* * *

Когда спущенная на воду шлюпка достигла берега, был уже закат. Море дрожало в оранжево-красном свете, словно медь, раскалённая в горниле, и волны лениво обнимали галечную отмель. Где-то севернее на горизонте, чернел на выступе скалы кажущийся совсем маленьким замок Стоунхауз.

Южнее, ближе к побережью, распластался огромный шумящий лагерь, стоящий под защитой множество кораблей, один из которых и подошел к торговому судну для проверки. Однако Хоран и не думал оставаться тут. Его путь лежал к острову Оркмонт, где Старки и Талли держали осаду не сдающихся Гудбрайзеров и Орквудов.

Артуру же предстояло сойти именно здесь. Там, где располагались шатры, бледные, испачканные в грязи люди, флажки с символами короны и оленя Баратеонов, кое-где — дым от костров и голоса командиров, отдающих команды с усталой отточенностью.

Вот только «Черной Беты» нигде не было видно.

Сердце Артура опустилось. Он смотрел на гавань, как будто просто не видел нужного корабля — надеясь, что тот вот-вот появится из-за скал, из-за облаков, что он просто не узнал его сразу… Но надежда ускользала, как вода сквозь пальцы.

Места у причалов были заняты. Лодка, скрипя, коснулась отмели, и спрыгнув в воду, Артур, сжимая в руке холщовый мешок с пожитками, добрался до берега. Он смотрел на большой лагерь, с непониманием, что делать дальше, вновь и вновь оглядывая боевые галеи. Видимо, своим видом он сильно привлек внимание, так как через пару минут Артур услышал, как за его спиной с коротким окриком подошли четверо королевских солдат.

Патруль. Доспехи тёмные, гораздо беднее, чем у Ланистеров, но ухоженные. Свисающие до самой земли плащи из тяжелой крашеной «золотом» шерсти, запачканные в грязи. Двое держались за эфесы, третий держал арбалет наизготовку, но не угрожающе — скорее по привычке.

— Имя! — рявкнул ближайший, молодой, с тенью усов и усталыми глазами. — Кто ты такой и что здесь забыл?

— Артур. Я… прибыл на «Плясунье», — сказал он, стараясь говорить спокойно, хотя сердце при виде городских стражников по привычке начинало биться чаще. Но он уже не был тем приютским мальчишкой, чтобы испуганно замереть при виде знакомых плащей. — Я ищу судно под названием «Черная Бета». Мне сказали, оно может быть здесь. Я матрос Давоса Сиворта.

— «Плясунья», — хмыкнул другой, — торговое, верно? Помню такое… Это что ли?

Он показал рукой на виднеющийся на горизонте корабль.

— Да, — кивнул Артур. — Капитан Хоран отпустил меня с лодкой, когда стало ясно, что «Беты» в гавани нет.

Солдаты переглянулись.

— Про «Черну Бету» не слышал, — сказал один из них. — Но Луковый Рыцарь действительно был тут. День назад. С небольшой свитой. Долго не задержался…

Слова резанули, как нож. Всё внутри Артура сжалось. Опять не успел. Опять на шаг позади.

— Ты что, один сюда приплыл? — спросил младший из них, с выражением крайнего изумления на лице.

— Один, — кивнул Артур и с надеждой взглянул на стражников. — А не подскажете, кто может знать, куда уплыл сир Сиворт?

— А нам по чем знать… Сиятельные господа, нам, знаешь ли, не докладывают. — хмыкнул старший, разворачиваясь. — Поспрашивай кого из командиров, может кто и знает. И не шатайся тут ночью, угол себе найди какой…

— Спасибо, — все-таки поблагодарил Артур стражников.

Они разошлись без угрозы, но с той обычной для военных усталой прямотой, что приходит после долгих недель под открытым небом. Когда слишком много лиц мелькает перед глазами, чтобы каждое казалось важным.

Артур же действительно подумал, что ему вначале нужно найти, где заночевать. Впрочем, деньги у него имелись, и он считал, что это не станет такой большой проблемой…

* * *

Артур брёл по усыпанной соломой и грязью тропе лагеря, петляя между шатрами. Вечером стало еще холоднее. Но лагерь жил, несмотря на практически наступившую ночь: смех, хриплый мат, треск костров, визг кубиков на деревянных дощечках и бульканье вина в кожаных бурдюках. Судя по разговорам, завтра должно было быть какое-то наступление, и солдаты веселились как могли, разгоняя страх смерти.

— Ночлег? — переспросил костлявый ополченец, греясь у жаровни, хмурясь. — А ты чей вообще будешь? Плащ у тебя Ланистерский…

— Плыву с «Плясуньи», — коротко ответил Артур. — Матрос Давоса Сиворта. Ищу ночлег…

— Попробуй у шлюх, — буркнул другой, не отрываясь от своего кубка. — Они хоть сиськи, хоть крышу дают, если монету покажешь.

— Или хворь, — хмыкнул усатый мужичок, почесав затылок.

Найти палатку маркитанток было несложно — визг, запах дешёвых «благовоний» и стоны выдали её за десятки шагов. У входа на низком табурете сидела девка лет двадцати с лицом, размалеванным чем-то вроде муки, и призывно улыбалась солдатам. Её юбка была задрана до колен, а одна грудь вываливалась из рубахи.

Она смерила Артура томным взглядом.

— Ищешь, где поразвлечься, красавчик? Смотри… для тебя сделаю скидку!

— Мне только место для сна, — сказал он, стараясь говорить ровно. — Без… всего такого.

— Денег нет? — переспросила она, прищурившись. — Тут не богадельня, мальчик. Или плати, или иди дальше…

— Плачу, — Артур достал несколько медных монет. — За место, и чтоб не трогали.

— Ха, глянь, — крикнула она вглубь шатра. — Тут один мальчишка — за ночлег платит, а не за дыру!

Изнутри раздался сиплый женский голос:

— Пусть входит. Если чистый — даём угол. Только если не буянит, не орёт и девок задарма не лапает. За углом ещё воняет после того, как один такой «спать» пришёл…

* * *

Внутри было душно и тесно. Жаровня в центре чадила, издавая тяжёлый запах копоти. Несколько женщин сидели на сложенных тюках, занимаясь своими делами. За грязной ширмой слышались тяжёлые стоны, перемежающиеся матом — женщина стонала, а клиент пыхтел, будто волок бочку в гору.

Одна из маркитанток, женщина средних лет, с волосами до плеч, одетая в красивое, хотя и довольно старое платье, заметив Артура, кивнула на угол, отделенный от основного шатра небольшой ширмой:

— Десять пенни за ночь. Ложись там, где мешки. Если спать не сможешь — сам виноват. Если чего захочешь еще… за отдельную плату. Ясно?

— Я только спать, — повторил он, отдавая деньги. — Спасибо.

Она фыркнула:

— Впервые кто-то благодарит нас не после, а до.

— А я бы отблагодарила тебя и до и после, красавчик… — призывно улыбнулась одна из девушек, облизнув ярко красные, подведенные свеклой губы.

Артур устроился у стены, подложив под голову сумку. Мешки были не слишком удобными, но ему было всё равно. Женщины продолжили разговор — одна жаловалась на нарыв под коленом, другая на солдата, что обещал заплатить после штурма, а третья громко пила из деревянной кружки, отхлёбывая с причмокиванием.

Снаружи кто-то заорал про жульничество в кости, вдалеке завыла лютня, играя фальшиво. За ширмой усилился хрип, глухой стон сменился рассерженным криком:

— Твою мать… я же сказала вытаскивай!

— Да я… — хохотнул мужской голос, прежде чем его приглушила очередная волна криков.

Артур закрыл глаза. Мир вокруг гудел, вонял, ворочался. В этом лагере никто не спал по-настоящему — кто-то пытался забыться, кто-то утонуть в вине, кто-то выжить все из очередного дня. Он же просто старался отрешиться от всего этого и как-то уснуть, разглядывая добавившуюся в графе "Ум" новую единичку…