. На главную . 7 - Глава>
* * *
Дом Зенинов напоминал традиционный японский коттедж — скромный, но строгий, с тёмными деревянными стенами, источающими аромат древнего леса. Внутри царила тишина, прерываемая лишь редким скрипом половиц, а тонкий аромат благовоний витал в воздухе, струясь из углов, где стояли низкие столики с изящной резьбой. Стены украшали свитки с каллиграфией, а в глубине дома открывался вид на сад — камни, покрытые мхом, и одинокий клён, чьи листья пылали алым, точно кровь на сером холсте.
Широкие коридоры вели к главному залу собраний, куда неспешно шагал высокий, мускулистый мужчина, чья фигура казалась выточенной из гранита. Шрам на его лбу — глубокий, грубый, пересекающий кожу крестом — выделялся резкими бороздами на загорелом лице, словно кто-то пытался расколоть его череп, но рана затянулась, оставив лишь память о боли. Его тяжёлые шаги гулко отдавались от деревянных досок, пока он приближался к дверям.
Однако в извилистых переходах дома он столкнулся с другим мужчиной — стройным, с длинными чёрными волосами, аккуратно собранными в тугой хвост. Тёмные глаза, холодные, как безлунная ночь, смотрели с ледяной неприязнью, а традиционная одежда клана Зенин плотно облегала его жилистую фигуру. На поясе поблёскивали ножны катаны, отражая тусклый свет коридора.
Оба замерли на миг, окинув друг друга взглядом, и, не обменявшись ни словом, одновременно двинулись к залу.
— Тебе не стоило являться, Джиничи, — произнёс жилистый мужчина, от одного вида которого шрам на лбу Джиничи заныл, разбуженный старой обидой. Услышав дерзость в свой адрес, Джиничи сжал кулаки, скрипнув костяшками.
— Молчи, Оги, пока я не сломал твою катану пополам, — резко бросил он.
Джиничи и Оги застыли, готовые вцепиться друг в друга, но их напряжённое молчание разорвал молодой, резкий голос, пропитанный высокомерием, что лилось, словно яд.
— Ох, такова природа соперничества в клане Зенин: братья вечно грызутся, а порой готовы перегрызть друг другу глотки — что за жалкое зрелище! — насмешка звонко отразилась от стен, заставив обоих обернуться с гримасами отвращения.
Перед ними стоял сын Наобито — юнец, едва переступивший порог зрелости, с тонкими чертами лица и глазами, горящими презрением. Его губы изогнулись в усмешке, обнажая белоснежные зубы, а поза — руки на боки, подбородок вздёрнут — кричала о безмерной гордыне. Голос его звучал избалованно, каждый слог будто плевал на тех, кого он считал ниже себя, а в клане Зенин, где сила и кровь значили всё, это означало всех, кроме него.
— Я думал, вы бросили эти низкие разборки ещё в те дни, когда молотили друг друга перед выборами лидера, — продолжал он, его тон звенел издёвкой. — Или старые шрамы всё ещё ноют на ваших побитых телах, проигравшие?
Джиничи стиснул кулаки так, что костяшки побелели, а шрам на лбу запульсировал, оживая от гнева. Оги сжал рукоять катаны, его тёмные глаза сузились до узких щелей, готовых разрезать воздух. Само присутствие этого выскочки, уже носившего первый особый ранг в столь юном возрасте, било по их самолюбию.
В клане Зенин возраст ничего не значил без силы, но этот юнец не просто превзошёл их в свои годы — он выставлял их неудачи напоказ, смакуя каждую колкость. Их лица исказились, словно от запаха гниющей земли, и в этот миг воздух в зале сгустился от ненависти, копившейся годами и теперь обретшей новую цель.
— Заставите моего отца ждать — и вас обоих не захотят видеть на собрании. Шевелитесь уже.
Он прошёл мимо, не удостоив более своим присутствием. Худощавая фигура в чёрном кимоно скользнула между братьями с ловкостью молодого волка. Длинные подолы одежды едва касались пола, а шаги звучали мягким стуком, почти заглушённым гулом зала. Тонкие пальцы небрежно скользили по поясу, где висел короткий вакидзаси, а вздёрнутый подбородок подчёркивал острые черты лица и надменный изгиб губ.
Джиничи стиснул зубы, его широкая бровь дёрнулась, точно от удара, а шрам на лбу напрягся, багровея от сдержанной злобы. Но он выдохнул, отогнал мысли о выскочке и шагнул в зал собраний, где их уже ждали остальные — братья и те, чьи голоса вершили судьбу клана Зенин.
Зал встретил их холодом и строгим порядком. Все расселись согласно японскому этикету: старшие — ближе к центру, на низких подушках у длинного стола из чёрного дерева, младшие — вдоль стен, с поджатыми коленями и выпрямленными спинами. Глава клана восседал во главе, его седые волосы были стянуты в тугой узел, а глаза, острые, как наконечники стрел, медленно обвели собравшихся. Он кивнул в знак приветствия, и его голос, низкий и тяжёлый, словно удар гонга, разнёсся по помещению:
— Недавно Старейшины собрались и решили присвоить Инумаки Масакадо особый ранг, — начал Наобито. — Это не их прихоть — Юки Цукумо, взявшая его под своё крыло и обучавшая какое-то время, подала ходатайство. Она настояла, чтобы его силу признали.
Зал ожил тихим ропотом. Джиничи сжал кулак, костяшки побелели, а его лицо стало зеркалом ярости: глаза сузились до тёмных щелей, а брови сошлись в резкую складку.
Один из элитного отряда — коренастый, с короткой бородой — фыркнул, скривив губы в презрительной ухмылке. Старший советник, сухой старик с морщинистыми руками, поджал тонкие губы, его взгляд сверкнул холодным недоверием. В клане Зенин такие новости ранили самолюбие — чужак, юнец, обошёл их в ранге, которого никто из них не достиг, и это ощущалось как пощёчина по гордости, как нож в спину их традиций.
Наобито поднял руку, пресекая нарастающий шум, и заговорил вновь:
— Они зачищают территории без лишнего шума — проклятия всё реже тревожат простых людей. Но это не только заслуга его ранга, а результат изменений, принятых в клане. Инумаки с такой мощью могут решиться захватить больше земель или, хуже, бросить нам вызов. Вспомните, как мы сами сражались за место лидера клана. А до того была война кланов, где границы вырезали клинками и проклятиями. Это может повториться. Их успехи — как лезвие у нашего горла. Но есть и преимущество: особый ранг Инумаки для нас, конечно загадка, да и мы мало о нём знаем, но он явно уступает Сатору Годзё. Значит, его можно прижать, пока он не набрал силу.
Наобито коротко кивнул в сторону двери, подзывая слугу. Тот вошёл — сутулый, в сером кимоно, сжимая в руках стопку бумаг и несколько потрёпанных снимков.
Он шагнул вперёд, раздавая фотографии. На снимках проступали очертания мехов — массивных железных громад, возвышающихся над землёй. Их суставчатые руки, выкованные из тёмного металла, поблёскивали сталью, а шарниры слегка дымились паром. Корпуса, угловатые, с широкими плечами и выпуклой грудной пластиной, испещрённой заклёпками, напоминали доспехи древнего воина. Из спины торчали короткие трубы, выпускавшие тонкие струи пара, а толстые, приземистые ноги казались способными проломить камень. Лица у них не было — лишь узкая щель вместо глаз, где тлел красноватый свет, придавая машинам зловещий вид. Эти создания выглядели куда опаснее громоздких конструкций, что Хигасибодзе изредка использовали по приказу правительства, — скорее, они казались орудиями разрушения, а не защиты.
Джиничи взял снимок, его пальцы сжали края, смяв бумагу:
— Этот Инумаки… он не просто забирает Канто — он хочет вырвать у нас все территории, как шакал, крадущий добычу у льва! Эти мехи — плевок в лицо указу Камо, почему Старейшины ещё не в курсе? Я чувствую, как наша земля ускользает из-под ног, как он топчет всё, за что мы сражались. Если его не остановить — что останется от имени Зенин?
Даже братья взглянули на Джиничи с молчаливым согласием, а сын Наобито, впервые не выказав отвращения, коротко кивнул. Увидев настрой собравшихся, лидер продолжил:
— Джиничи прав: Инумаки сговорились с кланом Хигасибодзе и продвигают в Канто новых мехов, нарушая указ Камо о запрете их распространения и развития. Недавно от нас негласно отделилась территория Нара — попытка надавить на них оказалась не особо успешной. Они решили свои проблемы и получили поддержку от Масакадо, в ответ помогли скрытно переправить эти машины из Киото в Токио, а также поделились шаманами, способными ими управлять. Масакадо давно вынашивал этот план и блестяще его исполнил, как только получил особый ранг.
— Даже слепой увидит, что он задумал, — холодно бросил сын Наобито, Наоя, окинув взглядом того, кого считал виновником промаха.
Советник, следивший за Нара, опустил голову. Клан Зенин годами держал город в узде, хитро опутав его своими нитями. Они забирали молодых учеников, обучали их борьбе с духами, но оставляли достаточно проклятий, чтобы Нара нуждалась в их защите. Это был их поводок: местные отдавали детей ради безопасности, ведь без Зенин никто не справился бы с древними духами, терзавшими те земли. Кто-то ворчал, кто-то мечтал о свободе, но суть оставалась неизменной — без обучения их шаманы гибли, а поля утопали в хаосе. Так продолжалось, пока проклятия не начали исчезать — стремительно, будто выжженные невидимым огнём.
Казалось разумным пустить в ход агентов — людей Зенин, знавших каждый уголок в Нара. Им велели убедить лидеров вернуться к старому порядку, напомнить, кто здесь правит, пусть даже угрозами или подкупом. План сработал наполовину: часть монахов дрогнула и склонилась перед Зенинами. Но другая устояла — их одурманила Вокун, женщина с острым языком, следившая за преданностью и сулившая богатство. Кланы, отдавшие Инумаки больше всех учеников, держались крепко, точно дети, ослеплённые сказками. Разобравшись с культом, Масакадо обратил их в фанатиков, поверивших в его обещания процветания. Советник не понимал, как тот одолел эту секту — для него это было чудом, но не столь невероятным, чтобы перестать бояться великого клана.
Масакадо словно ножом обрезал нити, которыми Зенины дёргали Нара.
— Нельзя позволить ему и дальше давить своим рангом, — твёрдо заявил Джиничи.
Великие кланы решили действовать. Они созвали собрание, чтобы вместе надавить на Мирака — его шаги в Канто и союз с Хигасибодзе слишком их задели. Зенины первыми протянули руку клану Камо, и те согласились: оба направились к Старейшинам, чтобы заручиться их поддержкой. Вскоре весть разнеслась — Мирака вызвали на общее собрание кланов.
Джиничи шагал по длинным коридорам здания Старейшин, довольный таким поворотом. Правда, общаться с самими Старейшинами никто из них не станет — во время таких встреч они окружали себя непроницаемым барьером, защитой Тенгена, и собрание проходило в изолированной комнате.
Просторное помещение с высоким потолком подпирали толстые балки. Свет лился через широкие сёдзи, но тени в углах оставались густыми. Длинный стол из полированного чёрного дерева тянулся через центр, окружённый подушками, на которых сидели представители великих кланов — Зенины и Камо, около двадцати человек, чьи кимоно шуршали при каждом движении. В воздухе висело напряжение, сгущавшееся с каждым шагом входящих. Старейшины созвали всех, кроме клана Годзё — те не лезли за землями Мирака и могли помешать планам своим присутствием, так что их оставили за порогом. Два великих клана, к общему удивлению, объединились ради одной цели.
Джиничи, заняв место, уже знал: их тоже попытаются держать в узде, и займётся этим Ёсинобу — лысый старик, директор Киотской школы магии.
— “Он всегда передаёт волю Старейшин и часто стоит на нашей стороне, но почему мне кажется, что сейчас всё иначе?” — Джиничи заметил едва уловимые перемены в лице старика, и опыт подсказал ему неладное.
Впрочем, он взял себя в руки, сел и холодно уставился на дверь. Обвиняемый должен был появиться с минуты на минуту.
На первый взгляд это могло напоминать суд, но всё было сложнее. Если бы дело дошло до настоящего разбирательства, Мирака вызвали бы прямо к Старейшинам — на ковёр, где вопросы решались без церемоний. Здесь же кланы разбирались сами: споры о территориях, нарушение договоров или внутренние распри. Лишь в крайних случаях, когда ситуация выходила из-под контроля или затрагивала всех шаманов, главы перекладывали ответственность на Старейшин.
Дверь скрипнула, и в проёме показался он. Мирак вошёл в тёмном пальто, что колыхалось при каждом шаге, подчёркивая властный силуэт. Оружие и маску у него изъяли на входе, оставив лишь недовольное выражение лица. Те, кто видел его раньше, удивились — он заметно возмужал за это время.
Вслед за ним вошла женщина с серебристыми волосами, собранные в хвостик. Её движения были мягкими, но уверенными, а взгляд — острым, словно она уже знала, что ждёт впереди.
Джиничи стиснул зубы.
— “Кто она такая, чтобы сюда являться?” — мелькнуло у него в голове. — “Этот выскочка таскает сюда чужаков, будто мы сброд какой-то”.
Наобито, сидевший во главе стола, нахмурился и холодно бросил:
— Что здесь делает посторонняя?
Мирак остановился, его губы тронула лёгкая улыбка, и он ответил мелодичным голосом, в котором сквозили нотки галантности, как у аристократа:
— Мэй Мэй — моя законная жена. У неё есть полное право здесь присутствовать.
Высокомерие сочилось из каждого слова, но он говорил плавно, уверенно, будто заранее знал, как взбесить всех вокруг. Зал загудел от неожиданной новости. Те, кто следил за миром шаманов, несомненно, слышали об этой женщине, особенно Ёсинобу, чьи глаза медленно расширились от удивления, словно он поражался стремительности этих молодых.
Представитель клана Камо, сухощавый мужчина с узким лицом и длинной косой, резко вскочил, его голос прорезал тишину, словно клинок:
— Ты нарушаешь указы, Масакадо! Мехи твоих Хигасибодзе попирают договоры, принятые обществом шаманов. Твой отец и его предок их поддерживали — как ты смеешь их преступать?! Если бы мы не знали, что ты манипулируешь всем, мы бы уже раздавили Хигасибодзе за такое кощунство.
Мирак промолчал, спокойно прошёл к свободному месту, галантно протянул руку, помогая Мэй Мэй сесть, и только затем занял своё, окинув влиятельных членов клана взглядом, будто они были простыми обывателями.
— Думаешь, особый ранг даёт тебе право плевать на порядок? — Оги Зенин стиснул кулаки так, что костяшки побелели, его голос дрожал от сдерживаемой ярости. — Клан Камо установил эти правила не зря. Мехи Хигасибодзе разрешены только для помощи правительству — возводить мосты, строить стены, чинить дороги или выполнять другие строительные работы. Их развитие заморожено: никаких новых моделей, никаких улучшений. Использование на миссиях строго запрещено. Им дозволен лишь один тип боевых машин — и то исключительно для охраны собственных земель, а не для твоих амбиций. Эти ограничения нужны, чтобы не разжечь войну между кланами, чтобы сила не обернулась хаосом, как в Хиросиме и Нагасаки.
Оги Зенин, представители клана Камо и другие шаманы напряжённо смотрели на него из полумрака зала. На резкие обвинения он ответил с ледяным спокойствием:
— Проще говоря, вы боитесь утратить власть над порядком, который сами выстроили, — произнёс он, словно лидер, обращающийся к послушной толпе. — Вы запрещаете развивать технологии мехов, чтобы мы не переступили границы вашего контроля, — его взгляд скользнул к представителям Камо. — Нельзя создавать армию машин и отправлять её на миссии, ведь она превзойдёт вашу силу, — он повернулся к Наобито, чьи глаза сузились от этих слов. — А обсудить ограничения или причины модернизации роботов, конечно, никому и в голову не пришло.
— “Этот выродок уже не скрывает оскорблений. Хотя он всегда так себя вёл”, — Джиничи медленно поднялся, опираясь кулаками о стол, его лицо пылало гневом. Но тут мягкий женский голос отвлёк внимание.
— Ну что же ты начинаешь, — Мэй Мэй ласково коснулась плеча Мирака, натянув улыбку. Без тени страха она повысила голос, обращаясь к собравшимся. — Проклятая энергия, как бы банально это ни звучало, — источник новой силы, но у неё есть пределы: мехи лучше подходят для статичной защиты зон, чем для вылазок, как у шаманов, — им нужен пилот. Да, всё зависит от человека за управлением, но того, кто один заменит армию, не существует. Подумайте сами: сколько территорий остаётся под надзором горстки шаманов просто потому, что отправить туда больше людей невыгодно? А если нужно защитить ключевую зону, а рук всё равно не хватает?
Мэй Мэй поправила галстук, её движения были уверенными и изящными.
— Модернизация боевых мехов вызвана тем, что старые модели не годились для охраны земель клана Хигасибодзе — они пожирали слишком много энергии. Единственный пилот, способный эффективно ими управлять, учится в академии господина Ёсинобу. Вы ведь знаете об этом изъяне, директор? — она взглянула на лысого мужчину, который коротко кивнул. — Новые машины лишены этого недостатка благодаря встроенному котлу и обновлённым шестерням с трубами, что приводят их в движение — отсюда их громоздкий, устрашающий вид. К тому же, на миссиях их не используют — они действуют только на землях клана Инумаки.
Джиничи сжал кулак, не веря услышанному. Они выдумывают оправдания своим низким поступкам, хотя их поймали с поличным!
— Это бессмыслица! Никого не волнуют ваши мотивы! — он не сдержался и перебил Мэй Мэй, его голос дрожал от ярости. — Старейшины нас поддерживают, так что любые отговорки бесполезны.
Спор накалялся, пока Ёсинобу Гакугандзи, ведущий собрание, не поднял руку:
— Довольно. Старейшинам не нравится поступок Масакадо Инумаки, но окончательного решения они не вынесли, так что не приплетайте их сюда, — слова Ёсинобу заставили великих нахмуриться. Они сами выбирали Старейшин, пусть и с участием правительства, но сейчас их непредсказуемость злила. — Масакадо, твоя жена приводит доводы, которые могут казаться разумными, но это не значит, что Старейшины их примут. Скажу прямо: оправдания такого рода их не убеждают, хотя я попытался за тебя поручиться.
— Что? — Джиничи резко повернул голову, его взгляд застыл, полный недоумения.
— Современные шаманы забывают обычаи, что делают их шаманами, — Ёсинобу выпрямился, его спина стала прямой, как столб. — Они отождествляют тело с душой, теряя суть своего предназначения, становясь атеистами в худшем смысле этого слова. Они пресыщают плоть, забывая о посте, а обучение воспринимают как пустую трату времени или гибнут от гордыни на миссиях. Многие перестали совершать ритуалы для своей магии, отвергают старые устои, а затем используют дурную славу своих сил для наживы и злоупотреблений. Глупые и жестокие, они кичатся крохами знаний, бросают долг шамана ради бизнеса или пустых дел, их помыслы низменны. Перестав быть доблестными, они избегают битвы из страха, не защищают жрецов и монахов, не помогают тем, кто ищет у них спасения, погрязнув в грубых утехах с любовницами.
Он обвёл взглядом членов клана, задерживаясь на некоторых, словно намекая на их вину.
— Жадные и порочные, они уничтожают в себе всё духовное. Их личности деградируют, из-за чего техники становятся бездарными. Что делают шаманы с разложившейся душой, изгнанные из академии? Идут в бандиты, якудза, устраивают подпольные сборища, раскрывая силы простым людям, вместо того чтобы служить и чтить правила. Ослеплённые страстью к красивым женщинам, они теряют ясность ума, опускаясь всё ниже. Даже последователи клана Камо начинают ступать на этот путь, — лица слушателей мрачнели с каждым словом. — Но Масакадо Инумаки пошёл против воли никчёмного отца, вернув в свой клан истинные обычаи.
Джиничи застыл, его лицо побледнело от шока, глаза расширились, будто он пытался осознать услышанное. Рука на столе дрогнула, пальцы сжались в кулак. Он резко втянул воздух, словно получив удар, и выдавил, дрожа от гнева и изумления:
— Так разве мехи — не та же развращённость? Масакадо сам это допустил!
Инумаки повернулся к нему, его взгляд играл с окружающими, словно с марионетками.
— Это не проклятая техника, а инструмент, как клинок особого ранга, — ответил он ровно. — Вы же не запрещаете такое оружие, хотя оно куда опаснее наших мехов. Хотя да, техника человека должна быть склонна к управлению другими. Вы в этом обвиняете их? В управлении куклами?
— Но опасения не беспочвенны, — вмешался Ёсинобу, его голос звучал низко и непреклонно. — Честно говоря, я не смогу убедить Старейшин принять эти технологии. Их придётся уничтожить.
Он опустил на Мирака тяжёлый взгляд, полный усталости и понимания. Одним движением глаз он дал понять: дело не в логике, а в политике — первые слова Мирака о контроле кланов попали в цель.
Мирак качнул головой, не выказав ни капли тревоги.
— Есть другой путь, — возразил он уверенно, почти дерзко. — Все новые мехи можно поместить в барьеры Старейшин. Пусть они решают, когда их активировать, если Токио потребуется защита, которую клан Инумаки не сможет обеспечить из-за всплесков активности духов. Пилоты будут жить рядом — я обеспечу им жильё, хоть и придётся купить квартиры в центре Токио.
Мэй Мэй удивлённо взглянула на мужа, не ожидая такой уступчивости, но его хитрая улыбка не дрогнула.
— Значит, ты готов передать новых мехов под надзор Старейшин? — уточнил Ёсинобу, моргнув. — Изъять и разобрать их не получится, но разрешения на использование может и не быть.
— Это не проблема. Жаль проклятый металл, но я уже сказал: эти мехи — статичные стражи. Пусть продолжают выполнять свою роль.
Наобито, молчавший почти всё собрание, прищурился, разглядывая шамана с хитрой усмешкой.
— Хорошо, а что насчёт наказания? — он заговорил медленно, растягивая слова, чтобы каждое врезалось в память. — Как ни крути, правила нарушены. Если Масакадо пошёл на это ради защиты земель, может, ему не хватает сил удерживать Канто? В который раз всплывает этот вопрос — но не пора ли ему снять часть полномочий, раз мы вообще это обсуждаем?
Мэй Мэй кашлянула, прервав гнетущую тишину, её голос зазвучал легко, но с деловой твёрдостью. Выпрямившись, она поправила прядь волос и заговорила, словно раскладывая перед всеми чёткую карту.
— По сути, мы и так держим проклятия на допустимом минимуме, полагаясь только на шаманов, — начала она, достав бумаги, чем даже удивила Мирака. Встав, она передала их Ёсинобу, её тон стал наставническим. — Вот статистика: за три года в Канто число духов третьего и второго ранга выросло на пятнадцать процентов, первого — на пять. Удивительный уровень, с которым приходится мириться. Но наша работа снизила их активность вдвое. Это баланс, которого мы добились без машин — данные официально от Токийской академии магии. Мехи же усиливают защиту ключевых зон — мест скопления преступности и вспышек духов. Граждане стали чувствовать себя безопаснее, а нагрузка на шаманов снизилась. Как я сказала, это не замена, а поддержка.
— Понимаю, спасибо, — слабо кивнул Ёсинобу, получив довольную улыбку от Мэй Мэй. — Наказания не будет.
— Что? — вспыхнул Наобито.
— Мирак получил особый ранг, и неважно, насколько он далёк от других, — продолжил Ёсинобу. — У нас три, возможно, четыре шамана такого уровня, — шепотки прокатились по залу, люди гадали, кого он имеет в виду под четвёртым — Мирак понял, что речь о Сугуру Гето. — Наказание за проступок, за который он извинился и который не привёл к жертвам, а даже помог, будет списано и занесено в дело.
Шаман из клана Камо поднялся, его длинная чёрная мантия шелестела, голос звучал сухо и настороженно, словно зачитывал приговор.
— Тогда давайте обсудим, насколько он сам опасен, — сказал он, бросив острый взгляд на Мирака. — Маг особого ранга, перекраивающий территории — стоит ли объяснять, к чему это ведёт? Мы ведь собрались ради этого.
Ёсинобу прервал его, вскинув руку с решимостью, будто пресекал хаос в зародыше.
— К тому же, я должен сообщить нечто важное, — произнёс он, в голосе мелькнула тревога, скрытая строгой интонацией. — Тенген хочет встретиться с тобой, Масакадо. Твой ранг его заинтересовал, и он желает видеть тебя лично. В ближайшие дни подойди к директору Яге — он организует встречу.
Мирак, до того непроницаемый, нахмурился. Тень сомнения скользнула по его лицу, но он молча кивнул. Ёсинобу обвёл собравшихся взглядом — медленным, тяжёлым, полным скрытого смысла. Его глаза ясно говорили: вопрос власти Мирака, лидера слабого клана, слишком скользкий, чтобы решать его здесь. Это была политика, и в неё вмешалось существо, к которому все относились серьёзно.
— Предлагаю закончить, если у господина и госпожи Инумаки нет слов, чтобы смягчить их позицию.
Но Мирак и Мэй Мэй молча встали и направились к выходу, не попрощавшись и не выказав почтения великим кланам. С новым рангом он не просто ощущал себя выше других — он стал таковым.
Волна возмущения, поднявшаяся после их ухода, утонула в барьере собрания. Однако Джиничи стремительно поднялся и последовал за ними. Выйдя из барьера, он ускорил шаг, завернул за поворот и увидел пару, спокойно идущую по коридору.
— На тебя тоже найдётся управа, так что не зарывайся, — выплюнул он, глядя на Инумаки с презрением.
Мирак замер, словно вокруг него замедлилось время. Он повернулся — медленно, почти лениво, но его взгляд, встретив глаза Джиничи, пронзил холодом, какого тот не чувствовал даже в день, когда Наобито заставил клан Зенин склониться перед своей волей. В этом взгляде не было гнева, лишь ледяная пустота, от которой мороз пробирал до костей.
— Думаешь, мы не знаем, кто твои тени в регионе? — продолжал Джиничи, сжимая кулаки. — Знай: я отправил отряд вырезать верхушку Сумёси-кай в твоих землях, пока ты "помогал" нам своими играми. Оказал, так сказать, жест доброй воли. Где твоё спасибо?
Мирак чуть пожал плечами, его лицо осталось непроницаемым, как маска из тёмного камня.
— Спасибо, — бросил он тихо, без намёка на благодарность или насмешку, лишь с холодной отстранённостью.
— Эх, Джиничи, — раздался хриплый, но твёрдый голос Наобито, словно скрип старого дуба. Он выступил вперёд, обходя брата, его тёмные глаза блеснули в полумраке. — Не видишь, как подыгрываешь Масакадо, теряя голову от злости? Твои эмоции — его оружие.
Наобито стоял, держа руки по швам, приблизившись к Инумаки.
— Хочу предупредить: из-за почти полного развала Ямагути-гуми якудза осознали, что в Киото им ловить нечего, — начал Наобито, его голос звучал размеренно, но с оттенком угрозы. — Они двинутся на Токио. Ты ведь знаешь, как они ненавидят барьеры. Старейшинам вряд ли понравится такая нестабильность в регионе. Один ты едва ли укротишь этот хаос. Клан Зенин готов выделить тебе отряд — за плату, разумеется.
— Опять из вашего региона лезут бандиты? — бросил Мирак, холодный сарказм сочился из его слов. — Что-то до боли знакомое.
— Нет-нет, своих головорезов мы уже прикончили — ты же сам помогал, забыл? — Наобито слегка наклонил голову, всматриваясь в собеседника. — Это отколовшаяся шайка, Итива-кай, зазнавшиеся выскочки, плюющие на всё, чему их учили. Боюсь, они наглядно покажут тебе, что бывает, когда одна банда вторгается на чужую территорию, и как кроваво разгорается такая война. Не проще ли было бы, если бы некоторые наконец уяснили своё место? — Его взгляд впился в Мирака, чьё лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня, в отличие от Мэй Мэй, чья гримаса выдавала усталость. — Так что, договоримся?
В этот миг Мирак явил свою суть: непреклонный, властный, гордый и беспощадный.
— Я уничтожу столько людей, сколько потребуется, — отчеканил он. — Сотня или тысяча — мне всё равно.
Развернувшись, он покинул Зенинов. У выхода, садясь в машину, он услышал голос Мэй Мэй:
— Пока это не похоже на триумф. С твоим особым рангом можно было бы развернуться куда масштабнее.
— Тогда это выглядело бы как навязывание своей воли, — пожал он плечами, его тон был спокойным, почти равнодушным. — Мы и так знали, что назревает городская заварушка. Почему бы не вынудить Старейшин просить моей защиты? Поставить их на колени, заставить самим признать мою ценность?
— Ты порой такой мечтатель, — протянула она, в её голосе сквозило довольство.
— Не по душе?
— Напротив, — улыбнулась она, глаза блеснули предвкушением. — Я в восторге… столько можно будет заработать после этого дня.
Она небрежно выудила телефон из кармана, поднесла к уху и, постукивая пальцами по колену Мирака, набрала номер. Её голос стал деловым, но в нём дрожала нотка азарта.
— Да, это я, — начала она, едва собеседник ответил. — Застрахуй пару объектов. Срочно. Начни с фабрики у реки Синагава — там склады с техникой. Они скоро могут пострадать: Сумёси-кай держат там точки, которые вот-вот раздавят. Затем бар в Сибуе, на перекрёстке трёх улиц — шумное местечко, идеальное для разборок. И склад в Асакусе, с металлом и электроникой — его точно захотят прибрать к рукам для своих делишек.
— Эх, — Мирак покачал головой. Разрушения, хаос, страховки — всё сулило ей барыши. А ещё она могла сыграть на бирже: скупить акции охранных фирм, что взлетят в цене, когда якудза начнут свои игры, или вложиться в поставщиков стройматериалов — после войны в городе спрос на них резко подскочит. — Хорошо, что я дал тебе доступ к данным клана.
— Ещё бы, — хмыкнула она, убирая телефон и придвигаясь ближе. Лёгкий поцелуй коснулся его щеки. — Я безмерно тебе благодарна.
* * *
Джиничи застыл у входа в здание Старейшин, его высокая фигура отбрасывала длинную тень на потрескавшиеся каменные ступени. Он смотрел, как машина с рёвом удаляется, вздымая клубы пыли над узкой дорогой, пока её очертания не растаяли в дымке горизонта. Повернувшись к Наобито, он стиснул зубы, глаза сузились, и голос зазвучал твёрдо:
— Тенген может взять Масакадо под своё крыло, объявить своим подопечным. Если это случится, выковырять его из-под такой защиты станет адски сложной задачей.
Наобито стоял скрестив руки на груди, и коротко фыркнул, будто отметая пустые страхи.
— Тенген уже показал, что ему нет дела до наших разборок, — отмахнулся он. — Да, он создал додзюцу, но даже ему не позволено перечить Великим кланам так просто.
Они вышли за пределы барьера Тенгена. Разговор продолжился на ходу.
— У отколовшихся якудза почти нет шаманов, — бросил Наобито, его тон стал резче. — Дай им подкрепление, найми наёмников. Пусть отвлекут Сатору Годзё — он единственный, кто может сорвать наши планы. Юки Цукумо, думаю, не в счёт — она всё ещё в Киото и не вмешается.
— Так мы всё-таки добьём Масакадо? — Джиничи остановился, нахмурившись, в голосе сквозило раздражение. — Слишком долго тянули. Надо было сразу отправить меня, пока он не обзавёлся особым рангом и не стал такой занозой.
Наобито резко повернулся, пригвоздив его тяжёлым взглядом. Джиничи осёкся.
— Не кипятись, — отрезал Наобито, его слова падали веско, без суеты. — Я всё это время гадал, кто прикрывает Масакадо от Старейшин. Сначала думал на Сатору Годзё. Но сегодня всё прояснилось — старый лис Ёсинобу, этот красноречивый гад, уболтал их, расписывая, какой Масакадо полезный.
Они замолчали, шаги замедлились. Наобито продолжил, понизив голос до мрачного шёпота:
— Если Старейшины так ненадёжны, берём дело в свои руки. Инумаки прав в одном: оружие особого ранга — не игрушка, оно опаснее всего, что у него есть. Хочешь отыграться? Бери снаряжение клана — любое, что пригодится. Покажи, почему нам плевать на их ранги и проклятую силу. Это тебе не Тодзи — с шаманами нужно быть хитрее.
Упоминание этого имени вызвало у Наобито гримасу отвращения. Джиничи кивнул, и на его лице медленно расплылась ухмылка.
Джиничи и остальные Зенины направились к машинам. Двигатели взревели, разрывая тишину, пока чёрные внедорожники выстроились в ряд. Джиничи занял место в переднем авто, хлопнув дверью с глухим звуком. Колонна двинулась, шины зашуршали по гравию, унося клан обратно в их владения, где уже зрел план возмездия.
В салоне Джиничи откинулся на сиденье, и вытащил телефон из кимоно. Пальцы быстро забегали по экрану, набирая номер подчинённого.
— Слушай внимательно. Отправляйся в Нара и разошли людей по складам в регионе Канто — вскрой проклятые предметы высокого ранга, чтобы приманить духов. Самый мощный распечатай на Окинаве — пусть добираются туда как можно дольше. Устрой хаос, чтобы Сатору Годзё, Масакадо и их шайка увязли, гоняясь за этими тварями. Мне нужно, чтобы они не лезли в наши дела. Понял?
На том конце послышался шорох и спокойное согласие.
Машина рванула вперёд. Водитель, крепкий мужчина со шрамом на виске, взглянул на Джиничи через зеркало заднего вида.
— Желаю удачи вашему плану, господин, — произнёс он низким голосом. — Знаете, вас бы назвать самураем.
Джиничи усмехнулся, уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке.
— Это больше подходит Оги, — отозвался он, качнув головой.
Водитель не отступил, его тон стал увереннее:
— Но у вас ведь настоящие идеалы чести. Вы бросаетесь в бой с каждым, кто плюнул на ваш род, будь он хоть трижды великий. Как самураи, готовы сжечь даже храмы Нара, лишь бы отстоять своё имя.
Джиничи замолчал, глядя в окно, где мелькали тёмные силуэты деревьев.
— Шаман должен помнить: смерть может настигнуть в любой миг. И если он придёт, уйти нужно достойно.
Внутри заклокотал жар — проклятая энергия забурлила в венах, набирая мощь. Пакт, оживающий в час мести, вступил в силу.
* * *
Академии дзюцу по всей Японии отреагировали мгновенно, как только пришли тревожные вести о проклятых духах, вспыхнувших по стране. Старейшины и наставники, не теряя времени, бросили в бой лучших, стремясь задавить хаос в зародыше.
Сатору Годзё помчался на Окинаву, где слухи о тварях уже посеяли панику среди местных.
Сугуру Гето рванул в эпицентр скопления наибольшего количества духов.
Мирак тоже не бездействовал. Как лидер, он чётко раздал приказы: слабые отряды с послушниками Широи отправились держать фронт в Канто. Эти новички, ведомые старшими, работали на износ, защищая мелкие территории, пока элита готовилась к главному удару. Закрепив регион, Масакадо велел элитному отряду выдвинуться в Нара. Закалённые бойцы, чьи клинки не раз рассекали проклятия, двинулись выстраивать нерушимую оборону вокруг города, став живой стеной против надвигающейся тьмы. К четырём верным послушникам он добавил Такуми Хатимана — парня, знавшего Нара как свои пять пальцев, чей острый ум и преданность делали его незаменимым.
Тем временем город озарился зловещими отблесками, но их источником была не магия, а яростная война якудза. Новые банды, ослеплённые жаждой власти, бросились вытеснять Сумёси-кай, что десятилетиями держала эти земли в кулаке. Конфликт вспыхнул из-за контроля над прибыльными точками: подпольные казино, наркотрафик и вымогательство у торговцев. В Синдзюку узкие улочки стали ареной бойни — загремели выстрелы, пули рикошетили от стен, оставляя рваные следы на штукатурке. Новички из банд, вооружённые пистолетами и обрезами, орали угрозы, вышибая двери баров, что платили дань Сумёси-кай, а дым от выстрелов стелился над асфальтом, смешиваясь с криками раненых.
В портовой Йокогаме новые якудза ударили по складам конкурентов, где шли чёрные сделки — наркотики, оружие и даже проклятое оружие. Чёрные клубы дыма от взрывов и перестрелок взмыли над водой, застилая горизонт, а едкая гарь пропитала солёный воздух, заставляя рыбаков бросать сети и бежать. Сумёси-кай огрызнулись.
Лидер Ямамото жесточайшим образом топил всех, кто пытался устранить его лично, заставляя врагов орать в припадках боли.
В шумном Умэда, где торговые ряды звенели от гомона, банды сцепились за рынок — золотую жилу Сумёси-кай. Ларьки с рыбой, лапшой и побрякушками приносили верный доход: торговцы платили за "защиту", а поток покупателей — от работяг до туристов — обеспечивал оборот. Новые якудза вцепились в это место не зря — Умэда, сердце торговли, сулило власть над мелким бизнесом и наличкой, а ещё шанс подорвать влияние Сумёси-кай в районе.
Джиничи замер на холме, его взгляд цеплялся за дымящийся город внизу, где серые столбы проклятой энергии поднимались над крышами, точно призраки. Прищурившись против резкого ветра, он процедил сквозь зубы:
— Война якудза — редкость, но дело знакомое. Посмотрим, как ты выкрутишься, Масакадо.
Голос звучал ровно, но внутри клокотало раздражение, жгучее и острое, ожидая, когда Масакадо попадётся на одну из ловушек.
Но вскоре до него дошла весть, от которой даже его железная выдержка дала трещину. Большой отряд якудза — не меньше сорока человек в чёрных куртках, с оружием наперевес — ворвался в центр города, словно обезумевшая стая. Они проломились через кордоны охраны и вломились в правительственные здания.
Нападение началось с грохота: окна нижних этажей разлетелись от гранат, а в воздух взмыли крики и треск очередей. Якудза рубили двери топорами, швыряли дымовые шашки, а некоторые даже пытались пробить стены проклятыми техниками. Это был хаос, дикий и необъяснимый.
— Что ты творишь, чёртов идиот?! — раздался из телефона крик Наобито. — Старейшины в панике.
— Это не я отдал такой приказ, — растерянно ответил Джиничи. — План был отвлечь шаманов на окраинах, а не бросать якудза в самоубийственную атаку на власть. Да и сами якудза не настолько безумны, чтобы лезть на правительство напрямую. Это чистое безрассудство.
В Японии якудза десятилетиями выживали в тени: рэкет, наркотики, подпольные сделки — но никогда не пересекали черту, за которой их ждала бы мясорубка. Напасть на правительственный квартал — значит подписать себе приговор. Полиция, а то и шаманы раздавили бы их за часы, оставив от банд лишь кровавые ошмётки да пустые гробы. Даже в отчаянные времена войн кланов в восьмидесятых якудза избегали прямых ударов по государству — это был бы вызов системе, терпевшей их, пока они не лезли слишком далеко.
Джиничи сжал кулаки, костяшки хрустнули, в глазах мелькнула тревога.
— Молодец, Джиничи. Старейшины обратились за помощью к Инумаки, — голос Наобито сочился яростью.
— И что они обсуждали? — нахмурился Джиничи.
* * *
Джиничи всё ещё стоял на холме, когда в центре города, среди гама и воплей, Старейшины, укрытые своими завесами, велели слугам набрать номер Инумаки и передать срочное послание:
— Мирак, немедленно в центр! Старейшины приказывают защитить правительство от этих треклятых якудза!
Мирак, только что снявший трубку, невольно отстранил телефон от уха. Голос на том конце — молодой, взволнованный — звучал слишком громко. Прохладный ветерок обдувал ему спину, когда Мирак оглянулся с крыши здания, где стоял, и окинул взглядом окруживших его шаманов. Их одежда уже пропиталась кровью после короткой стычки, и теперь они застыли в напряжённой готовности, словно чего-то ожидая.
Услышав приказ, он коротко выдохнул и ответил:
— Людей нет. Кто мог предвидеть, что враг выпустит столько духов, чтобы отвлечь шаманов и так стремительно захватить куски города? Разве у вас там нет бойцов для таких экстренных случаев?
— Они пали в схватке с вражескими шаманами! — голос в трубке сорвался на крик, и Мирак понял, что говорит сам Старейшина. Злость дрожала в каждом слове, но старик явно избегал прямого общения. — Здесь несколько воинов первого ранга, что дерутся, как машины, и никого не боятся. Если не можешь прислать людей — прилетай сам!
Мирак усмехнулся, но в голосе сквозило раздражение:
— Я не умею телепортироваться. Летать тоже не могу, а на машине ехать несколько часов. Вы можете всё решить прямо сейчас — дайте разрешение на мехов. Они разберутся мгновенно, как только получат сигнал, и ждать никого не придётся.
— Это недопустимо, Масакадо! — Старейшина почти выплюнул слова, его голос дрожал от негодования.
Мирак повысил тон, сохраняя ледяное спокойствие:
— Тогда ничем не помогу. Звоните Сатору — хотя, говорят, он ещё дальше меня. Мне пора, сбрасываю звонок. Может, приеду через пять часов — путь до вас неблизкий, знаете ли.
Едва Старейшина уловил шорох, будто Мирак и правда собрался повесить трубку, он выхватил телефон и выкрикнул:
— Стой! Ладно, — в голосе старика мелькнуло смирение. — Защити правительство и прилегающие зоны своими роботами. Что нужно, чтобы их запустить?
— Разрешить использовать их повсеместно для охраны территорий, — бросил Мирак, пожав плечами, и тут же услышал возмущённый вздох. — Вы сами видите, как часто эти бандиты всех достают. Пора что-то сделать, чтобы они попрятались и больше не высовывались. Тогда не придётся везде полагаться на Сатору Годзё, где это даже не нужно — хватит и меня одного.
— …Делай, — выдавил Старейшина.
— Хорошо. Позвоню Хигасибодзе Тотте — раз у вас противники первого ранга, он справится лучше всех.
* * *
На складах и в тайных барьерах Старейшин, скрытых под землёй в центре города, зашевелились громоздкие механизмы. Машины ожили с низким гудением. Тотта, стоявший наготове с группой младших последователей за спиной, разом вскинул руки. Створки складов разошлись с металлическим лязгом, и отряд боевых машин шагнул наружу.
Один из них, шедший впереди, щёлкнул внутренним устройством — из груди вырвался рой гвоздей с вырезанными печатями. Они вонзились в землю вокруг правительственных зданий, и вверх взметнулись голубые завесы.
Тяжёлые Центурионы, возглавлявшие строй, ринулись в бой. Их двухметровые тела, отлитые из бронзы и стали, с угловатыми плечами и шипастыми наплечниками, внушали ужас. Лица — гладкие маски с узкими прорезями вместо глаз — испускали струйки пара, а руки заканчивались когтистыми кулаками и встроенными клинками.
Они двигались с тяжёлым грохотом, сотрясая землю.
Якудза, прибывшие на грузовиках и машинах с арсеналом оружия, почти не дрогнули. Их лица, скрытые масками, оставались бесстрастными. Без тени страха они открыли огонь и даже применили проклятые техники, что с глухим стуком разбивались о прочные корпуса, рассеиваясь, будто их и не было.
Центурионы врезались в ряды врагов с неумолимой яростью. Один из них шагнул вперёд и взмахнул рукой — встроенное лезвие, острое как бритва, с визгом разрубило грузовик пополам. Металл разлетелся в клочья, обломки кузова рухнули на землю.
Кровь хлынула на асфальт, смешиваясь с маслом из разорванного двигателя. Другой Центурион присел и выпустил из груди струю раскалённого пара — шипящий поток обрушился на группу якудза. Их кожа покрылась волдырями, одежда задымилась, и они рухнули на колени, хрипя и воя, пока пар не выжег им горло.
Третий Центурион, массивный и грозный, двинулся к баррикаде из ящиков, за которой прятались шаманы первого ранга и их наёмники. Его тяжёлые ноги с хрустом раздавили дерево в щепки, а двое бойцов исчезли под подошвами, превращённые в кровавую кашу. Трое шаманов — закалённые воины в потрёпанных кимоно — выскочили вперёд
Первый, низкий и жилистый, вскинул руки, призывая белую сеть. Из ладоней с влажным шлепком вырвались нити, растянувшись в липкую паутину. Он метнул её на третьего Центуриона, целясь в ноги, но машина уклонилась — первый Центурион мгновенно выпустил струю пара. Поток сжёг нити в воздухе и хлестнул шамана по лицу, заставив его отпрянуть, прикрывшись энергией.
Второй, долговязый, с развевающимися волосами, ударил по земле — чёрный шипастый хлыст рванулся из асфальта к машинам. Но одна из них вскинула руку — кулак раскрылся с лязгом, выпуская шар плазмы. Сгусток разорвал хлыст взрывом, а ударная волна отбросила долговязого, оставив дымящуюся рану на груди. Третий, коренастый и лысый, оскалился. Воздух загудел, сгущаясь в электрический заряд, и молния сорвалась с его кулаков к третьему Центуриону.
Но машины действовали слаженно: двое шагнули вперёд, прикрывая товарища. Молния ударила в броню с треском, искры разлетелись, гаснув в барьерах, а третий контратаковал, вскинув руки. Металл загудел, трансформируясь, и из стволов вырвался град плазмы — ослепительно яркий и шипящий.
Тотта, стоя позади, управлял боем с холодной точностью. В правой руке он сжимал чёрный талисман с рунами, пульсирующий проклятой энергией — без него, из-за пакта, он не мог управлять машинами. Благодаря этому эффективность техник, а особенно защитные свойства марионеток достигали нового уровня, позволяя не так тратиться на защиту, как того следовали правила проклятой энергии.
Левой он поддерживал мерцающий барьер, отбивающий шальные осколки. Его голос произнёс:
— Пар и энергия машины пробуждаются в звуке шестерён.
Энергия вскипела, хлынув через талисман в Центурионов, и машины загудели громче, их движения ускорились. Когда жилистый шаман метнул новую сеть, Тотта шепнул команду — второй Центурион рванулся вперёд, испепеляя нити взрывным потоком пара и ломая шаману руку ударом сдавленного воздуха. Долговязый, шатаясь, вскинул ещё один шип, целясь в Тотту, но барьер выдержал, а третий Центурион ответил залпом плазмы — сгусток взорвался перед шаманом, разрывая асфальт, и долговязый рухнул с разорванным боком, хрипя.
Лысый шаман, рыча, выпустил вторую молнию, но Центурионы сработали как единый механизм: первый принял удар на грудь, а второй и третий ударили разом — двойной вихрь пара и плазмы накрыл шамана огнём, испепеляя его до костей.
Бой длился недолго. За считанные минуты отряд якудза и их шаманы-наёмники были стёрты с лица земли. Вокруг остались лишь дымящиеся обломки — искорёженный металл, тлеющие ящики, обугленные тела — и воцарилась тяжёлая тишина, прерываемая лишь шипением остывающих Центурионов.
— Задача выполнена. Отправляйтесь охранять участки, — Тотта повернулся к другим пилотам, уже покончившим с отрядом, а сам остался прикрывать территорию правительства.
Центурионы разошлись, укрытые барьерами, скрывающими их от глаз простых людей, занимая стратегические точки, атакованные врагом.
* * *
— Ну вот и славно. Хотя кто бы подумал, что якудза вдруг решат штурмовать правительственные здания… — закончил Мирак с ироничной ноткой, обернувшись к толпе за спиной — кучке наёмников-шаманов и простых якудза, что нервно переминались с ноги на ногу. Их лица побледнели, руки сжимали оружие так, что костяшки белели.
Наёмники, привычные к крови, ёжились под его взглядом, а якудза — потные, с пистолетами — перешёптывались, косясь на фигуру особого ранга.
— Фус, — выдохнул он, и звук разнёсся по крышам, заставив тела каждого сжаться и отлететь, точно от удара. Простые бойцы распластались тонкими отпечатками на стенах зданий — повезло лишь тем, кто был далеко и не услышал звука. Шаманы, державшие энергию на пределе, застыли с перехваченным дыханием. — Этого количества хватит, думаю. Можно вас использовать.
— Чёрт… почему нам не сказали, что он настолько силён? Где этот проклятый ублюдок?! — напрягся наёмник, отступая назад.
Каждый ощущал: одно неверное движение — и этот человек раздавит их, как насекомых. Но страх мешался с отчаянием — они ждали того, ради кого затеяли весь этот хаос. И вот на крыше заброшенного склада за их спинами возникла фигура.
Человек взглянул на того, кто только что выкрикнул оскорбление, и взмахнул рукой — кулак из проклятой энергии материализовался и смёл голову говорящего, точно стёр пыль. В тот же миг проклятая энергия пришельца усилилась.
На нём было кимоно, пропитанное проклятой энергией — тёмное, с вышитыми рунами, слабо мерцающими красным. Поверх — пояс с амулетом, добытым на аукционе, и кольца на пальцах, каждое пульсировало силой особого ранга. На кулаках блестели проклятые кастеты — тяжёлые, с шипами, гудящими от сдерживаемой мощи. Его арсенал был не просто богат — он внушал ужас.
— Ваша задача, ничтожества, была лишь задержать его, и ничего больше. Я не велел сражаться.
— Джиничи. Не удивлён, — кивнул Мирак, глядя на него сквозь плотно прилегающую маску.
— И не должен.
Джиничи, не сказав больше ни слова, рванулся вперед. В тот же миг за спиной Мирака сгустился воздух — проклятая энергия воплотилась в огромный кулак, тёмный и дымящийся, размером с половину дома. Удар обрушился с глухим грохотом. Мирак не успел обернуться — его тело отлетело вперёд, упало на кулак Джиничи, и тот отправил его в груду ящиков с треском ломающегося дерева.
— Может, тебя удивлю, но клан Зенин никогда не боялся особых рангов, — бросил он, голос звенел сталью. — У нас столько проклятых предметов, что ни один шаман первого ранга и ни одно проклятье твоего уровня нам не ровня.
Мирак, лёжа среди обломков, медленно поднял голову, и его глаза блеснули — то ли от боли, то ли от предвкушения.
— Ты признался, что сражался лишь с червями, не сильнее твоих братьев? — поднявшись на ноги, он развёл руки в стороны. — Я подозревал, что ты недалёкий.
Джиничи сжал кулаки, суставы скрипнули, точно старое дерево под ветром. Проклятая энергия вырвалась из него с шипением, распыляясь в воздухе. Занеся руку, он воплотил в небе десяток исполинских кулаков — тёмных, дымящихся, каждый огромнее самой мощной техники его сына в расцвете сил.
— “Слишком много, и увернуться, как от сына, не выйдет. Пора их всех устранить,” — подумал Мирак.
Он среагировал молниеносно. Пальцы сложились в чёткие печати, движения были стремительными, почти размытыми. Губы шевельнулись, и он произнёс:
— Струн Ба Кво.
Небо потемнело — облака сгустились, закручиваясь в чёрный водоворот. Грохот разорвал тишину, и молнии, яркие и яростные, обрушились вниз.
Они ударили по кулакам Джиничи, парящим в вышине, с оглушительным треском разрывая их на части. Энергия рассеялась клочьями, точно дым от взрыва. Но молнии не утихли — они ринулись к земле, выискивая всех вокруг, словно гневный Зевс решил покарать смертных. Разряды били без разбора: наёмники закричали, их тела вспыхнули, обугливаясь в миг, якудза падали, пронзённые светом, оружие плавилось в руках. Молнии Мирака, вызванные словами, не различали целей — врагом был каждый, кто стоял рядом, включая кулаки Джиничи.
Всё вокруг обратилось в пепел и хаос. Шаманы, ещё дышавшие, рухнули — один сгорел, пытаясь выставить барьер, другой разорвался пополам под ударом стихии. Якудза с цепями и ножами корчились в предсмертных судорогах, их крики тонули в рёве грома.
Земля дымилась, усеянная телами, воздух пропах озоном и палёной плотью. Лишь Джиничи устоял. Он вскинул руки, и кулаки из проклятой энергии сомкнулись вокруг него, точно щит. Молнии били в них, высекая искры, но не пробивали — проклятые артефакты, кольца и амулет, вспыхнули, окружив тело плотной защитой.
Джиничи выстоял среди дымящихся останков, его кулаки дрожали от поглощённой энергии молний. Не теряя времени, он контратаковал. С хрустом сжав кастеты, он рванулся вперёд, проклятая энергия хлынула из него чёрным вихрем. Кольца первого ранга на пальцах вспыхнули, усиливая скорость и точность — он двигался быстрее ветра, каждый шаг гудел от мощи. Амулет особого ранга на груди засиял, окружив ауру ядовитым зеленоватым светом, что добавило ударам токсичный эффект, разъедающий плоть.
Джиничи выбросил кулак, и воздух перед Мираком взорвался — проклятая энергия воплотилась в ударную волну, усиленную кастетами особого ранга, превратив её в раскалённый поток, прожигающий всё на пути.
— Предметы особого ранга могут наделить технику даже новыми свойствами! — выкрикнул он.
Мирак отреагировал мгновенно. Пальцы замелькали, складывая печати, ноги напряглись — он прыгнул в сторону, приземлившись на стену ближайшего здания. Проклятая энергия заструилась по его телу, образуя защитный слой, смягчивший жар волны Джиничи.
— “Каждый его кулак несёт четверть моей полной энергии. Уши он защищает тщательно, звуки сильно гасятся… но эффект страха всё ещё подействует, хоть и слабо. Прилагать слишком много сил не стоит,” — подумал он.
Он хотел выкрикнуть ту’ум, но горло саднило — недавняя техника, уничтожившая полсотни врагов, была слишком мощной, и отдача терзала его. Мирак начал отсчёт тридцати секунд — этого хватит, чтобы восстановиться.
Затем он бросился в бой, полагаясь на скорость и артефакты. Рванувшись к крыше, он двигался почти бесшумно благодаря сапогам и выбросил руку с посохом. Из него хлынула волна страха. Джиничи замер на миг, глаза расширились, но амулет особого ранга вспыхнул, подавляя проклятую силу, что обрушилась на него.
— Так ты тоже обвесился побрякушками? — бросил Джиничи. — Позволь раскрыть секрет моей техники реактивных кулаков: тем большее расстояние они пролетают, добираясь до цели, тем опаснее становится удар. Из этого следует, что если я создам кулак высоко в небе, и он доберется до цели, тебе придёт конец. На меня же эти кулаки не действуют и проходят насквозь.
В этот момент крайне высоко в небе сформировался массивный кулак. Джиничи рванулся следом, кастеты загудели, и он обрушил серию ударов, каждый выпад сопровождался вспышкой проклятой энергии. Мирак, заметив их аномальную скорость, мгновенно оттолкнулся от стены, оставив на ней глубокий разлом. Здание под ними с грохотом начало рушиться, рассыпаясь на обломки.
Мирак стремительно перепрыгивал с одного куска камня на другой, добрался до противника и контратаковал мечом. Лезвие вспыхнуло огнём, прочертив в воздухе алый след, и полоснуло Джиничи по плечу. Тот зашипел, когда пламя опалило кожу, но яд из амулета хлынул в ответ, зашипев на металле клинка. Мирак ощутил, как тело пронзила боль от ран, но меч тут же втянул часть энергии обратно, поддерживая его и ускоряя восстановление горла.
— Тид Кло Уль, — выдохнул он, и время вокруг замедлилось, избавив от главной угрозы — молниеносных кулаков, возникающих в самых неожиданных местах.
Они сцепились в яростном танце. Джиничи метнул ещё одну атаку — волна проклятой энергии рванула к Мираку, прожигая крышу под ним. Тот прыгнул, приземлившись на соседнее здание, и сжал правое кольцо — его тело растворилось в невидимости. Джиничи замер, чувствуя, что попросту не успеет отреагировать. Но гигантский кулак, возникший над их головами, уже практически подобрался и был размерами с огромный дом, чем заставил Мирака проявиться. Он возник в прыжке, в десятке метрах.
— Как-то ты не тянешь на особый ранг, — усмехнулся Джиничи, глядя на летящую фигуру, чья судьба, как ему казалось, была предрешена. Но тут…
— Файм, — выдохнул Мирак, и его тело обратилось в призрачный силуэт. Кулак прошёл сквозь него, не задев — теперь он больше напоминал существо из чистой проклятой энергии, дух, а не человек.
Мирак занёс клинок к уязвимой точке Джиничи. Когда под ногами образовалась огромная воронка, а его тело воплотилось, он вонзил лезвие в ладонь противника, пронзив её насквозь и пригвоздив к плечу.
Отпустив меч, он взмахнул посохом, выстрелив сгустком энергии прямо в лицо Джиничи. Контроль над аурой у того ослаб ещё больше. Мирак ударил кулаком в рёбра, разница в процентах оказалась настолько великой, что его тело сжалось, кости хрустнули, разлетаясь на куски, а в боку появилась сквозная рана — небольшая, но достаточная, чтобы Джиничи взревел от боли.
Его проклятая энергия вспыхнула ещё ярче.
Джиничи стоял, тяжело дыша, глаза полыхали яростью.
— Я никогда не сдаюсь! Из-за того, что ты посмел поставить моего сына на колени, я полностью раскрыл потенциал своего пакта! — рявкнул он, занося кулак. Проклятая энергия взревела, и за его спиной возник силуэт — исполинская фигура кулака, размером с многоэтажку, сотканная из мрака и гнева.
Эффект пакта мести достиг пика, выжав из эмоций Джиничи всё, что в нём тлело, — кулак стал воплощением его ненависти, готовый стереть врага в пыль.
Мирак, ощутив, как воздух сгущается от силы атаки, стиснул зубы. Потерявший контроль над своей проклятой энергией враг уже совершенно точно не мог от подобно защититься:
— Йол Тор Шуль!
Из его рта хлынула огненная волна — яростный поток, раскаливший воздух до белого сияния. Она устремилась вперёд с рёвом, словно дракон выпустил свой гнев, и ударила прямо в Джиничи, а также в появившийся на его месте иллюзорный кулак. Масштаб поражал: крыши зданий вокруг запылали, металл плавился, капли раскалённого железа падали вниз, точно огненный ливень. Земля содрогнулась, асфальт под ногами Джиничи треснул, а ударная волна от пламени разметала обломки ящиков и стен, будто ураган пронёсся по улице. Небо окрасилось багровым заревом, дым закружился в вихрях, а жар стал таким плотным, что дышать было почти невозможно.
Джиничи не успел завершить удар. Огненная волна настигла его раньше, чем исполинский кулак опустился. Его тело вспыхнуло, точно факел, — проклятые артефакты заискрили, пытаясь защитить, но пламя Мирака оказалось сильнее. Кольца расплавились на пальцах, амулет лопнул с треском, ядовитая дымка испарилась в жаре. Кастеты особого ранга загудели в последний раз, но огонь пробил их защиту, и Джиничи рухнул, обугленный до костей, не успев довести свою титаническую технику до цели.
Мирак стоял среди дымящихся развалин, грудь тяжело вздымалась. Он взглянул на обгоревшее тело Джиничи и выдохнул:
— Ты слишком себя переоценил. Артефакты, конечно, многое могут решить, но с каких пор овца может одолеть дракона?
С этими словами он шагнул вперёд, и перевёл браслеты из режима усиления проклятой энергии в режим защиты, что поддерживал его большую часть схватки.
Но в эту же секунду тело под ногами дрогнуло, и Мирак прищурился.
— Так ты всё ещё живой? — он склонился к телу и проговорил. — Зил Лос Ди Ду.
Тело содрогнулось, и в эту секунду его душа оказалась вырвана, перейдя в тело Мирака. Никакой звёздной силы в нем не было, технику таким путем тоже было не поглотить. Но изъять проклятую энергию? Вполне.
Ощутив, что это помогло немного повысить максимальные резервы, он улыбнулся:
— Не сравнить с душами драконов, но время от времени стоит добивать ею противников.
После этого Мирак осмотрел всё в пределах завесы, возведённой перед боем. Здания вокруг превратились в обугленные остовы: стены обвалились, обнажая искорёженные балки, торчащие, словно сломанные рёбра. Крыши провалились, черепица спеклась в чёрные лужи от жара огненной волны. Асфальт растрескался и местами оплавился, испещрённый дымящимися воронками от молний и взрывов. Обломки ящиков и оружия якудза валялись повсюду, смешанные с пеплом и обугленной плотью — ни одно тело не уцелело, лишь чёрные силуэты, выжженные в земле.
Дым висел густым покровом, пропитанным запахом гари и металла, а лёгкий ветер гонял клочья сажи по опустевшему пейзажу. Всё внутри завесы стало мёртвой зоной — ни звука, ни движения, лишь эхо их битвы затихало в разрушенном пространстве.
— Хорошо, что я создал слепок реальности, — пробормотал он, рассеивая барьер. В одно мгновение всё вернулось в норму, кроме трупов, оставшихся на своих местах. — Придётся спросить у Зенинов за это нападение.
* * *
. На главную . 7 - Глава>