<6 - Глава . На главную .
* * *
Четверо верных послушников Мирака — Вокун, Рагот, Накрин и Вольсунг — вместе с Такуми Хатиманом возвращались в поместье клана Инумаки из города Нара. Их шаги гулко отдавались на пыльной дороге, ноги дрожали от изнеможения, а изорванные серые робы покрывали пятна грязи и засохшей крови. Раны, полученные в схватке с проклятыми духами, отзывались болью при каждом движении, но они держались сплочённо, поддерживая друг друга. Вокун прижимала ладонь к порезанному боку, Рагот кривился от ожога на плече, Накрин упорно шагал вперёд, скрывая усталость, а Вольсунг хромал, опираясь на ножны катаны. Такуми, чьи раны были тяжелее всех — рваная царапина на груди и перебинтованная рука, — шёл во главе, не позволяя боли выдать его слабость.
Дорога домой казалась бесконечной, но стены поместья наконец проступили на горизонте, обещая долгожданный отдых. Войдя во двор, они миновали сады и вдруг замедлили шаг, их взгляды приковала необычная картина.
Большинство послушников вокруг либо вышагивали в странной новой униформе — золото-коричневых балахонах со странным масками, плотно облегающей тело, — либо торопливо бежали к складам, чтобы получить такую же. Некоторые, уже переодевшись, поправляли рукава или проверяли ремни, явно непривычные к обновлённому облику. Другие, ещё в старых робах, несли свёртки с одеждой, их лица светились любопытством и оживлением. Вокун прищурилась, разглядывая вышивку, похожую на стилизованные письмена Мирака.
Рагот тихо хмыкнул, указав на молодого послушника, который, споткнувшись в спешке, чуть не уронил свою ношу. Переглянувшись, они ускорили шаг, торопясь узнать, что происходит, и поскорее добраться до главного дома.
Там их встретила Томоэ, её серая роба колыхалась при движении, а острый взгляд скользнул по каждому, оценивая их состояние.
— Миссия выполнена, — доложила Вокун, опустившись на одно колено, пока остальные стояли за её спиной. — Кланы Нара под защитой и теперь относятся к Инумаки с большим доверием. Те, кто прежде нас опасался, начинают склоняться на нашу сторону.
— Прекрасные вести, — отозвалась Томоэ с тёплой улыбкой, жестом подзывая слуг, чтобы те приготовили сытный обед. Но, заметив лёгкую заминку в глазах последователей, она прищурилась. — Что-то ещё хотите узнать?
— Как обстоят дела в регионе? — спросила Вокун.
— Всё постепенно налаживается, — ответила Томоэ, её улыбка стала шире. — Мирак грамотно распределил силы, чтобы обезопасить земли в эти смутные времена, а машины клана Хигасибодзе охраняют уязвимые участки, где ещё возможны нападения.
— А госпожа Широя? — Вокун слегка взволнованно моргнула. Увидев её беспокойство за наставницу, Томоэ мягко прикрыла губы ладонью и ответила:
— Она истребляет врагов, — сказала она. — Уничтожила больше противников, чем любой другой послушник, и выискивает тех, кто мог укрыться. Хотя брат упомянул, что он устранили в одиночку аж четверть всех, кто проник на наши земли. — Томоэ кивнула в сторону заднего двора, где в огромном окне виднелась фигура Мирака, стоящего на крыльце и глядящего в густой лес за поместьем.
Такуми промолчал, но его взгляд стал тяжелее — врагов оказалось слишком много. Четверть — внушительная часть, учитывая их численность. Широя славилась своей неукротимой мощью, но даже ей требовалось время, чтобы вычистить остатки.
Решив лично доложить господину, послушники направились к нему. Выйдя во двор, они почтительно склонили головы. Вокун шагнула вперёд и заговорила:
— Господин Мирак, Нара очищена. Проклятые духи уничтожены. Мы вернулись с победой.
Мирак медленно повернулся, его взгляд всё ещё блуждал по зелёным кронам леса.
— Природа этих земель восхитительна, — произнёс он тихо. — Знаете ли вы, что остальные кланы тоже укрываются в зеленых зарослях, вдали от поселений.
Послушники переглянулись, не вполне понимая его слов, когда лёгкий ветер пронёсся по двору, шелестя листвой и заставляя тени ламп заколыхаться. Они замерли, ощутив перемену в воздухе — не от ветра, а от присутствия Мирака, чья фигура на крыльце теперь казалась ещё более величественной. Он выглядел достаточно уставшим — все поняли, что он в крайне экстренном порядке закончил свой проект по созданию костюмов для послушников.
Его глаза внимательно изучали каждого, словно читая их души, но дольше всего задержались на Такуми.
— Ты владеешь техникой, связанной с верой в бога войны, верно? — голос Мирака заставил Такуми внутренне вздрогнуть.
— Так точно, — отчеканил тот. — В отличие от других в клане, моя техника не врождённая, а наследственная, переданная от Хатимана, жившего в эпоху Нара. Я могу призвать знамя войны, в пределах которого моя проклятая энергия и энергия союзников возрастает на шестьдесят процентов.
В мыслях Мирака, скрытых за непроницаемой маской, текли холодные и ясные выводы: Хатиман прошёл суровые испытания ещё до вступления в клан. Здесь он раскрылся ещё ярче, трудясь едва ли не больше всех. Его аура теперь густая, а техника напоминает изящную традиционную способность — сравнимую с мастерством ученицы директора Ёсинобу. Он достоин стать новым верным послушником.
Мирак шагнул вперёд, и воздух в поместье сгустился от его присутствия. Послушники выпрямились, несмотря на усталость, ощущая важность момента. Он остановился перед Такуми, чья грудь тяжело вздымалась от ран, но глаза пылали решимостью. Мирак поднял руку, и его голос разнёсся по двору:
— Ты доказал свою силу. Твоя стойкость и мастерство достойны большего, чем имя, что ты носил прежде. Отныне ты — Морокеи, что значит «Славный». Ты мой новый верный послушник, способный противостоять элитным воинам других кланов.
Послушники обменялись взглядами, полными гордости за товарища. Такуми, теперь Морокеи, опустился на одно колено, его окровавленная рука сжалась в кулак. Он принял новое имя, но в его глазах мелькнула тень ожидания. В кланах обычно за этим следовало присвоение нового ранга…
Однако после схватки с Джиничи он уже не мог смотреть на ранги без лёгкой иронии. Второй или первый ранг казались бессмысленными, если их носители так сильно различались по силе. Джиничи, даже без артефактов, обладал аурой плотнее, чем у многих шаманов первого, но всё же не дотягивал до особого уровня.
Мирак, размышляя об этом, решил ввести собственную систему:
— “Если грядёт война с другими кланами, я смогу точнее распределять миссии”.
В прошлом, в ином мире, он уже создавал подобное разделение для культа: Простой последователь, Адепт, Староста, Мастер и Старейшина. Но их было пять, как и нынешних рангов, а сила его последователей тогда измерялась иначе — слабейшие умели создавать огненные стрелы, обереги, исцелять и укреплять тело. Здесь это уровень второго ранга, а с целительской техникой — даже первого. Требовалось больше градаций.
Вспомнив систему магических академий, менявшуюся с эпохами, Мирак задумался: Для точной и логичной системы рангов шаманов нужно учитывать не только боевую мощь, но и контроль проклятой энергии, техническое мастерство, физическую подготовку, стратегический ум и уникальные способности — будь то врождённые, приобретённые, барьеры или домены. Ранги должны отражать не только объём энергии, но и эффективность техник.
Мирак выстраивал новую систему рангов, тщательно адаптируя её к реалиям мира шаманов. Вот как он представлял иерархию:
Первый ранг — Стажёр, обычный человек с искрой потенциала, только начинающий путь к становлению магом. Такой вряд ли одолеет духа четвёртого ранга, не поддавшись панике. Однако, вооружившись решимостью, он всё же может справиться.
Второй — Ученик, уже ступивший на тропу обучения. Он постиг основы проклятой энергии и умеет применять их на деле. Ему по силам дух третьего ранга.
Третий — Подмастерье, обязанный овладеть хотя бы одной техникой на уровне адепта, выбрав своё направление. Этот ранг подходит любому, кто освоил проклятую технику и понимает её основы. Возможно справиться с духом второго ранга, но лишь в группе.
Следующие два ранга Мирак переосмыслил под текущие условия:
Четвёртый — Вестник, владеющий несколькими техниками на уровне адепта или одной на уровне эксперта. Опыт и точный контроль должны позволять противостоять духу второго ранга, уже обладающему проклятыми техниками.
Пятый — Экзорцист, желаемый боец любого клана. Большинство его способностей достигло экспертного уровня, а одна, возможно, мастерского — как у Широи, совершенствующей усиление тела. Без значительных запасов энергии этот ранг недостижим. Такой боец может сражаться с духами первого ранга, но с поддержкой.
Шестой — Маг, гордо носящий это звание. Он способен как на масштабные разрушения, так и на точечные, но сокрушительные техники. Боевые навыки и мастерство близки к пределу обычных шаманов — он одолеет духа первого ранга в одиночку.
Седьмой — Чародей, доведший всё до совершенства. Мирак замечал, что такие встречаются редко: каждая техника должна быть отточена до мастерского уровня. Положительная энергия или зачатки домена — как у Юки Цукумо, по его наблюдениям, — добавляют потенциал, хоть и не всегда применимы. Обилие проклятых артефактов особого ранга, как у Джиничи, может заменить домен.
Восьмой — Волшебник, освоивший полноценный домен или равноценную по мощи способность. Будь то Шесть Глаз, вдохновляющие на создание уникальных техник, или звёздная сила, возведённая до предела, как у Тенгена, — это уровень, где мастерство переходит в нечто большее.
Девятый — Мастер-волшебник, фигура почти мифическая. Мирак не встречал таких, но в книгах читал о шаманах, воспринимающих проклятую энергию так глубоко, что их техники опрокидывали привычные законы. Они раскрывали потенциал пактов, создавали барьеры немыслимой сложности и обладали исключительным боевым интеллектом.
Последний ранг — Архимаг, вершина шаманизма, на которую Мирак сам когда-то смотрел свысока. В Нирне Ванус Галерион, первый Архимаг, мог разделять душу на аспекты и сражался с Обливионским кризисом. Архимаги превосходили даже Личей, сбросивших оковы смертности ради полного контроля над магией.
Оценив своих последователей, Мирак заключил, что пятеро верных — Вокун, Рагот, Накрин, Вольсунг и Морокеи — заслужили ранг Экзорциста. Однако внедрение новой системы требовало времени и, возможно, «священного» текста, чтобы клан принял её.
— Вы, верно, заметили новую униформу? — начал он.
Все кивнули, их взгляды ещё хранили отблеск любопытства от увиденного во дворе.
— Признаю, по числу и мастерству последователей мы пока уступаем Великим кланам. К счастью, сотрудничество с Хигасибодзе сгладило этот разрыв. Но мы ещё не объединили их силы с нашими, поэтому я разработал комплекты брони для послушников среднего звена. Зачарована лишь роба — на остальное не хватило ни времени, ни ресурсов. Однако для самых преданных, тех, кого я удостоил именами, я готовлю особые доспехи.
— Какие чары на них? — оживился Морокеи, его глаза вспыхнули интересом.
— Про базовые комплекты вкратце не расскажешь, — отозвался Мирак. — Если упростить, они усиливают атакующую мощь проклятой энергии. А вот про ваши… пока умолчу.
Послушники смущённо потупились, их щёки тронул лёгкий румянец. Мирак лишь небрежно пожал плечами.
Дав указание отдохнуть, а потом взять общие комплекты и проверить соседние деревни на остатки духов и ждать новых приказов, Мирак повернулся и вошёл в поместье. Деревянные полы скрипнули под его тяжёлыми шагами, отражая эхо в тишине залов. В главном помещении его уже ждали Томоэ и её мать, спустившаяся с верхнего этажа. В её руках был свиток, перевязанный красной нитью с печатью Старейшин — знак срочного послания, доставленного, вероятно, сразу после боя.
Она молча передала свиток Мираку. Тот сломал печать, развернул плотную бумагу и пробежал глазами аккуратные строки. Его голос, когда он заговорил, был ровным, но с ноткой удовлетворения:
— Старейшины наконец прислушались к голосу разума. Они видели, как мехи громили якудза и духов в городе, и одобрили их повсеместное использование, но с условиями.
Томоэ слегка наклонила голову, ожидая подробностей.
— Они считают мехи не просто оружием, — продолжил Мирак. — Требуют запрета на массовое производство, чтобы те не вытеснили шаманов и не захватили власть. Плюс длинный список ограничений на их количество и типы, которые могут появиться позже.
Он кивнул, сложил свиток и положил его на стол, задумчиво постучав пальцами по дереву.
— Условия разумны, — добавил он. — Мы можем создавать мощные боевые единицы прямо на заводах. Ограничения снимем, когда клан станет Великим.
В этот момент лестница скрипнула, и в зал спустилась Мэй Мэй. Её грудь слегка подпрыгивала при каждом шаге, а в руках она небрежно держала стопку бумаг. Остановившись у стола, она окинула взглядом Мирака, Томоэ и её мать, заговорив с лёгкой усмешкой:
— Пока вы сражались с духами, я подсчитала прибыль от вторжения якудза. Большая часть — долгосрочные вложения, но уже сейчас мы можем направить относительно большую сумму на производство артефактов или закупку материалов у Хигасибодзе.
— Относительно большую — это около полумиллиарда? — уточнил Мирак, уже начав разбираться в образе мышления своей жены.
— Плюс-минус, — ответила Мэй Мэй с улыбкой.
Томоэ и её мать обменялись взглядами, широко раскрыв глаза — казалось, будто деньги возникают из пустоты по одному мановению Мэй Мэй, словно она настоящая чародейка. Но та вдруг остановила взгляд на Мираке, шагнула ближе и задала вопрос, от которого воздух в зале сгустился:
— Что нам делать дальше, в том числе с этими средствами, учитывая, что ты убил брата Наобито? — Мэй Мэй не стала уточнять, к чему это может привести: она не считала себя проницательнее Мирака и, скорее, надеялась, что у него есть замысел.
Тишина натянулась, как струна, готовая вот-вот оборваться.
— Я сам поговорю с ними, — отозвался Мирак. — Пора показать, что их опасения не были беспочвенными.
— Не безопаснее ли вызвать Зенинов на совет в дом Старейшин? — вмешалась Акано, подняв самопишущую кисть, которая ловко вывела её мысли на бумаге — быстро и удобно. — Один Джиничи с его арсеналом проклятых предметов, возможно, и уступает тебе, но речь о целом клане, который уже пытался тебя устранить. И не побоится повторить.
— Это мало поможет, — возразила Мэй Мэй. — Они уже нарушили волю Старейшин и Тенгена однажды, что помешает им сделать это снова? Логичнее опереться на клан, который и без того сдерживает Великие, держа их в узде. Но, как я понимаю, тебе не по душе эта идея?
Мирак покачал головой.
— Сатору не будет посредником. Но и нападать в своих владениях они не осмелятся — их сдерживает неведение о моей силе. Я одолел Джиничи, которого они считали равным мне или даже сильнее. А ещё мне достаточно одного слова — и я успею его произнести, — чтобы уничтожить всех их последователей на их же земле.
— Откуда им знать о твоих возможностях? — уточнила Акано.
— Я продемонстрирую границы моих сил, чтобы они и их люди не просто опасались, а боялись, — Мирак слегка улыбнулся.
— Брат, а не можешь ли ты подчинить их волю? — спросила Томоэ, заставив Мэй Мэй удивлённо вскинуть брови. — Ты ведь умеешь говорить слова, что меняют разум. Что мешает заставить Зенинов служить тебе, как тот культ в Нара? Любой враг мог бы стать верным союзником.
— Нет, — резко оборвал Мирак. — Или почти нет. Чтобы сломить разум одного, моя воля должна быть крепче его собственной. Чтобы подчинить клан, город или армию — она должна быть как сталь, что гнётся, но не ломается под тяжестью тысячи умов. Чем больше сознаний я пытаюсь сокрушить, тем тяжелее это бремя.
Он замолчал, его взгляд сузился, словно он видел эту ношу перед собой. Томоэ приоткрыла рот, но смолчала. Мэй Мэй, чья привычная насмешливость улетучилась, шагнула ближе, и её голос дрогнул от изумления:
— Погоди… ты хочешь сказать, что твоя воля каждый день выдерживает такое? Это разве не тоже самое, что работать без отдыха.
Мирак едва кивнул, сохраняя непроницаемое выражение.
— Именно так. Подчинить культ в Нара было проще. Зенины — иное дело. Я способен на это — их воля не сравнится с мощью древних существ, — но, совершенствуя положительную энергию и домен, я должен сохранять полную сосредоточенность
Местные правила защиты от медиумов имеют в себе два принципа. Первый — сильная воля, которую Мирак и подавляет своей, а второе — сильная энергия вокруг тела. Только если ты передавишь энергию противника, у тебя получится внедриться в его разум.
— Я дождусь возвращения Сатору Годзё и отправлюсь к Зенинам. Не хочу внезапно узнать об очередной угрозе, с которой, кроме меня, никто не справится.
— Есть ещё Тенген, — добавила Мэй Мэй, всё ещё под впечатлением. — Зенины действовали так стремительно, вероятно, чтобы помешать твоей встрече с ним. Они, похоже, считают, что он хочет сотрудничать с тобой, а не…
— Это самый непредсказуемый фактор, — задумчиво ответил Мирак. — Тенген либо попытается поглотить меня, либо захочет изучить того, кто, как и он, владеет звёздной силой. На его месте я бы видел в этом угрозу — как если бы в загон с травоядными вошёл ещё один хищник.
— Что такое звёздная сила по сути? — Томоэ разлеглась на столе, её голос был полон любопытства.
— Юки Цукумо не объясняла её истоки, но я изучал её долго и заметил сходство с положительной энергией, которую пытаюсь создать: яркое сияние, более благосклонное к людям, чем к духам. Если кратко, это высококонцентрированная проклятая энергия, начинающая превращаться в положительную. Она сливается с источником, облегчая его контроль, но это как капля нектара в огромном резервуаре — думаю, я поглотил не так много, как хотелось, потому что потенциал этой силы у каждого сосуда разный. Тенген поглощает наиболее мощные, и, вероятно, я получил довольно слабый сосуд.
— Забавно, — усмехнулась Томоэ. — Если поглотить слишком много, станешь каким-то ангелом?
Мирак неожиданно кивнул.
— Возможно. Многие японские мифы имеют реальную основу. Почему бы легендам других народов не быть схожими? Ангелы, серафимы, херувимы, какими их представляли, больше напоминают ожившие проклятия — вы не задумывались над этим. И вспомните легенду клана Фудзивара о мастере десяти теней, что вызывал духа, сотканного из положительной энергии. Это может быть выдумкой, но я лишь хочу сказать, что идеальные сосуды, возможно, существуют — даже за пределами мира шаманов, то есть среди духов.
Мирак невзначай оглядел девушек, ошеломлённых потоком откровений, опёрся на стол и тихо зевнул.
— Когда же Сатору Годзё вернётся в город?
* * *
Некоторое время спустя в поместье поступило известие: Сатору Годзё вернулся в Токио. Город вновь обрёл своего стража — сияющее светило, чья бесконечность могла отразить любую угрозу. Узнав об этом, Мирак приступил к приготовлениям. Он решил отправиться в Киото, но прежде предпринял шаги, чтобы обезопасить свои планы.
Через послушников он передал клану Зенинов лаконичное послание о желании встречи, откликнувшись на их многочисленные приглашения. Его новый статус особого ранга мог бы внушить им страх или заставить передумать, но они уверенно ответили, что ждут его. Одновременно Мирак уведомил Старейшин о предстоящем собрании двух кланов, чтобы те были осведомлены и могли предугадать последствия, если что-то пойдёт не так. Его семья, затаив дыхание, готовилась к худшему: если Зенины попытаются навредить, они обратятся к Сатору Годзё. Присутствие того в Токио служило их опорой, тенью, нависшей над любой опасностью.
Дождь хлестал по земле, когда Мирак прибыл в Киото. Небо затянули серые тучи, тяжёлые капли барабанили по крыше его машины, а лужи отражали тусклый свет фонарей. Он вышел из седана, и плащ тут же промок на плечах. У ворот клана его встретил один из братьев Наобито — Оги Зенин. Старик держал зонт, а его чёрные глаза внимательно изучали гостя.
Позади Оги было множество последователей, защищавших уши проклятой энергией. Слабаков он с собой не брал. Каждый был Экзорцистом, если оценивать по системе Мирака.
— Погода не слишком рада нашей встрече, — заметил Оги, его голос звучал сухо, а прищур выдавал сдерживаемый гнев, порождённый не столько скорбью о брате, сколько личной обидой. Зонт он предлагать не стал, а обилие артефактов на его теле намекало на готовность к чему угодно — от обороны до нападения.
Мирак взглянул на низкие тучи, глубоко вдохнул, и его голос, низкий и резкий, разорвал шум ливня:
— Лок Ва Кор.
Ту’ум «Чистое небо» вырвался из его рта, подобно раскату грома. Воздух задрожал, капли дождя замерли на миг, а затем облака разошлись с неестественной быстротой. Ветер утих, и над Киото раскинулось ясное небо, окрашенное золотом заката. Лужи засверкали, отражая солнечные лучи, а тишина окутала всё вокруг, словно мир замер в ожидании.
Оги застыл, его зонт медленно опустился, а глаза расширились от неподдельного изумления.
— Когда я говорю со вселенной, она склонна внимать, — Мирак опустил тяжёлый взгляд, прорези маски скрывали его выражение. Этот крик почти не напряг горло, и он был готов к внезапной атаке, но Оги не двинулся — демонстрация силы, похоже, охладила его пыл.
Мирак стряхнул влагу с плаща и шагнул вперёд.
— В письме я не упомянул, но вы, вероятно, догадываетесь, что я здесь из-за подосланного убийцы, — он внимательно следил за лицом Оги, анализируя каждую черту, чтобы разгадать его намерения и возможную технику. — Хочу понять, что с вами делать.
— “Ножны с катаной висят у него на левом боку — явный признак правши. Однако часть его ауры смещена к левой руке, и это едва ли указывает на слабый контроль. Скорее, он не намерен медлить с техникой — в нём чувствуется нетерпение. Более того, демонстрируя готовность, он, похоже, уверен, что я не успею защититься. Он знает о моём особом ранге, а значит, не станет недооценивать мою стойкость. Его ставка, вероятно, не на скорость или размах, а на сокрушительную пробивную силу, которую он вложит в удар катаной. И, как любой из братьев Наобито, он наверняка пропитан эгоцентризмом”.
Предугадать технику по личности удавалось не всегда — наследственные способности не зависели от характера. Но Мирак решил пресечь угрозу, пока она не возникла. Он сунул руку в карман хакама, заставив Оги настороженно прищуриться. Медленно вытащил что-то, отчего свита Оги напряглась, и бросил к его ногам полусожжённый амулет, поймав дрожь в его взгляде.
— Объясни мне поступок своей семьи. Не смей заявлять, что он действовал от себя, я в жизни не поверю в этот бред.
Мирак не боялся противников, но намеренно провоцировал Оги, чтобы выведать его технику. Тот стоял неподвижно, его глаза сузились, когда амулет звякнул о мокрый камень. Смерть Джиничи его не трогала — родственные узы давно уступили амбициям. Но тон Мирака, его холодное высокомерие, точно камни, брошенные в воду, пустили волны раздражения. Губы Оги дёрнулись, пальцы сжали рукоять зонта, прежде чем он отшвырнул его с глухим стуком.
— Ты смеешь говорить со мной, как с мальчишкой? — его голос дрожал от обиды, не за брата, а за собственное достоинство. Рука стремительно метнулась к катане.
Вокруг ножен вспыхнул огонёк. Мирак, не сдвинувшись, резко выдохнул:
— Из.
Ту’ум хлынул, словно морозный вихрь. Рука Оги, сжимавшая ножны, вмиг покрылась льдом. Пламя потрескалось и угасло, оставив лишь пар, вьющийся над застывшей сталью. Лёд сковал его пальцы, приковав их к оружию. Оги дёрнулся, хрипло выдохнув от боли и удивления.
Четверо шаманов в тёмных робах за его спиной напряглись, их руки потянулись к оружию, а проклятая энергия закружилась в воздухе. Но Мирак не удостоил их взглядом, его внимание осталось приковано к Оги.
— Видимо, придётся говорить с кем-то менее ничтожным. Ещё одна попытка запугать — и я решу, что ты действуешь от имени всего клана.
Явная и открытая угроза. Это могло быть рискованно, но он пришёл сюда с заявлением куда более дерзким, чем всё, что он может наговорить сейчас.
Оги стиснул зубы, его застывшая рука дрожала, но он промолчал. В мыслях мелькнуло ясное небо, которое могло вновь «разгневаться». Лёд медленно трескался под слабым пламенем, пока не растаял. Шаманы замерли, их взгляды метались между господином и гостем, не решаясь вмешаться.
— Идём, — Оги, не скрывая отвращения, двинулся к поместью, его шаги были резкими, а спина напряжённой. Мирак последовал за ним, сохраняя размеренный ритм.
Они миновали массивные ворота и вошли внутрь. Мирак слегка замедлился, оглядывая двор — камни, уложенные с древней тщательностью, отзывались лёгким эхом под ногами. Оги шёл впереди, не оборачиваясь, его раздражение всё ещё витало вокруг.
Внезапно тишину разорвал громкий лай. Группа послушников невдалеке выпустила собак — огромных, лохматых, с острыми ушами и оскаленными клыками. Они окружили Мирака, шерсть вздыбилась, а яростный лай отразился от стен. Казалось, они вот-вот набросятся, чтобы напугать или оттеснить. Толпа зевак наблюдала издалека, достаточно далеко, чтобы не слышать его слов, но видеть реакцию.
Мирак остановился, плащ колыхнулся. Он посмотрел на псов сверху вниз, не выказывая беспокойства, и выдохнул одно слово, глубокое и властное:
— Ран.
Лай оборвался, сменившись удивлённым поскуливанием. Собаки замерли, уши опустились, а хвосты начали вилять — сперва робко, затем всё быстрее. Они подошли, тыкаясь носами в его ноги и тёрлись о плащ, словно старые товарищи. Одна, с бурой шерстью, легла у его ног, подставляя брюхо.
— Вы разводите их с помощью проклятых техник? Они впечатляюще крупные.
Оги нахмурился, губы сжались в тонкую линию — он явно не ждал такого. Мирак же лишь слегка наклонил голову, глядя на собак с намёком на улыбку, и двинулся дальше, оставив псов кружить вокруг.
Вдруг его брови сдвинулись. Прямо перед большим камнем, вокруг которого вилась дорога, парил дух четвёртого ранга — бесформенная тень с тусклой аурой, неподвижная, словно лишённая смысла.
Мирак шагнул ближе, его голос прозвучал твёрдо, с лёгким упрёком:
— Вы не защищаете клан от духов?
Оги замедлил шаг, бросил взгляд на тень, затем на гостя. Его тон был сухим, почти равнодушным, но в нём сквозила усталость:
— Мы охраняем ключевые места. Покрыть печатями всю территорию — пустая трата сил. Клан стоит века, земля пропитана негативом, оттого и рождаются духи. Твоему клану этого не понять.
Мирак слегка наклонил голову, его глаза сузились, взвешивая слова Оги. Затем он выпрямился, глубоко вдохнул и произнёс одно слово, властное и гулкое, словно звон колокола:
— Гол.
Ту’ум подчинения воли мог усмирить даже неживое. Мирак ощутил, как в камне и почве вокруг бурлит тьма, пытаясь подавить его решимость. Это было неожиданно: контроль над десятками людей меньше истощал его дух, чем очищение этой земли. Но он собрался с силами и задавил мрак, не ради клана или себя — такая чистка не принесла бы им пользы. Зато она могла оставить след в памяти послушников, навсегда запечатлев мощь Мирака.
Дух четвёртого ранга замер, его очертания затрепетали. Мирак небрежно взмахнул рукой, и тень развеялась, точно дым на ветру, оставив лишь звенящую тишину.
Свита Оги вновь застыла. Их взгляды, полные изумления, метались между исчезнувшей тенью и очищенной землёй вокруг.
— Ты прав, моему клану этого не понять — нам это и не нужно, — Мирак едва повернул голову, уловив их реакцию, и продолжил путь, будто ничего не произошло.
Он дошёл до главного здания клана Зенинов. У входа его ждал десяток элитных послушников, выстроившихся в два ряда. Их тёмные робы колыхались на ветру, а руки застыли в готовности.
— Отряд на случай, если ты захочешь что-то сделать, — оповестил Оги. Те их послушников, что следовали хвостиком, присоединились к той десятке. Оги уже хотел было махнуть рукой, отправив Мирака быстрее разобраться с делами.
Но внезапно воздух сгустился, и из пустоты возник худощавый парень с горящими глазами и растрёпанными волосами. Его проклятая энергия вспыхнула, и он призвал кулак — огромный, сотканный из тёмной силы, — который с гулким свистом устремился к Мираку.
— Хм? — Мирак лишь моргнул, узнавая знакомую технику.
Послушники среагировали мгновенно: двое шагнули вперёд, их руки синхронно взметнулись, и кулак замер, остановленный барьером энергии. Остальные сомкнули ряды перед Мираком, их взгляды метались между ним и нападавшим. Они защищали Инумаки, но в их напряжённых позах сквозило смятение — некоторые, возможно, сами желали бы ударить, но страх перед мощью Мирака перевешивал.
Парень в нескольких шагах стиснул зубы, кулаки дрожали от ярости. Это был Мачидзан, сын Джиничи Зенина, с которым Мирак сражался на программе обмена. Его голос разорвал тишину, полный боли и гнева:
— Ты убил моего отца!
Крик Мачидзана эхом отразился от каменных стен, резкий и надрывный, как вопль раненого зверя. Руки сжались так, что костяшки побелели, а проклятая энергия вокруг него дрожала, готовая сорваться. Послушники напряглись ещё сильнее, пальцы замерли у оружия, но никто не шевельнулся.
Мирак стоял неподвижно, его лицо оставалось холодным, а взгляд лишь слегка сузился, изучая Мачидзана с отстранённым любопытством. Он кивнул, медленно, будто признавая очевидное, и заговорил, его голос был ровным, но пропитанным едким сарказмом:
— Верно. Я пришёл выяснить, зачем ваш клан отправил этого глупца на верную смерть. Есть что сказать?
Мачидзан задохнулся, словно получил удар под дых. Его гнев, такой чистый мгновение назад, смешался с стыдом и разочарованием, жгущими изнутри. После смерти отца, его влияние в клане рухнуло. Дети других братьев набросились на него, точно стервятники, не стремясь к трону Наобито — тот был слишком недосягаем, — но рвались к другим постам: главы охраны, элитного отряда, казначея или мастера печатей. Мачидзан, некогда гордившийся статусом сына элитного шамана, оказался оттеснён их холодной расчётливостью.
Теперь он мог рассчитывать лишь на высокое место в элитном отряде. Мечта о лидерстве, что могла достаться от отца, умерла вместе с ним. Ярость осталась его единственным достоянием, но перед Мираком она казалась жалкой.
Грудь Мачидзана вздымалась, дыхание стало рваным, а голос дрожал от боли и отчаяния:
— Ты… смеёшься? Мой отец… он мог открыть мне путь! А ты… просто явился сюда и…
Мирак оборвал его, не дав закончить. Его голос стал ниже, почти мягким, но в этой мягкости таилась унизительная насмешка:
— Забавно. Твой отец был пешкой, брошенной кланом мне под ноги, чтобы проверить, наступлю ли я. Он даже не справился достойно. А ты стоишь здесь и скулишь, как щенок, лишившийся миски. Будь у тебя хоть крупица его силы, ты бы уже попытался меня убить, а не ныл у порога.
Мачидзан пошатнулся, лицо побледнело, глаза заблестели от слёз, которые он яростно сдерживал. Он хотел броситься вперёд, ударить, доказать свою силу, но ноги не слушались — память о том, как Мирак поставил его на колени, сковывала его.
Инумаки выпрямился, его голос стал ещё холоднее, добивая парня:
— Иди домой, Мачидзан. Твоя месть — детская истерика, а не угроза. Не трать моё время.
Послушники распахнули двери, молча пропуская его внутрь. Двери скрипнули, открывая просторный зал, пропитанный аурой власти и древних традиций.
В центре, с грушей саке в руках, сидел Наобито Зенин. Его осанка была прямой, а лицо — непроницаемым, точно высеченным из гранита. Мирак остановился в нескольких шагах, их взгляды скрестились.
— Привет, — сухо произнёс Наобито, его тон был лишён тепла, но не враждебен.
— Привет, — отозвался Мирак, столь же сдержанно, почти формально.
Наобито едва кивнул и перевёл взгляд на Оги, вошедшего следом.
— Оги, останься, — приказал он без резкости. — Остальные — вон.
Послушники склонили головы и вышли, их шаги затихли за дверями.
— И что же заставило тебя решиться ответить на приглашение? — Наобито даже не предложил сесть.
— Я здесь, чтобы сказать: я больше не намерен ждать. Пусть «великий» — лишь слово, за ним скрывается власть, способная изменить судьбу страны, богатство и сила. Угадай, что же я собираюсь объявить?
Наобито прищурился. Мирак, не теряя спокойствия, опустился на циновку перед ним, как равный, и слегка сощурил глаза.
— Именно так. Сегодня я намерен решить, как двум лидерам Великих кланов, не нашедшим согласия, уладить свои разногласия. И решим, как ты ответишь за нападение на меня.
В этот миг раздался скрип сжимаемых кулаков и прерывистое дыхание. Как и предвидел Мирак, его слова, хоть и лишённые явных оскорблений, ударили больнее, чем любая колкость, которую можно было вообразить.
* * *
. На главную .