Просторный личный шатер, выделенный судимому в лагере его наставника, теплый воздух, согретый ласковыми лучами Лаурэлин, крепленое вино цвета свежей крови из отворенной вены, и самое главное — ощущение победы на первом этапе этой слегка сдобренной ароматом вычурного религиозного театра говорильни, которую хозяин Чертогов Мандоса упрямо продолжал называть «Судом». В целом, вполне можно сказать, что друкай был доволен жизнью. Если, конечно, не считать раздражающего зуда от треклятых кандалов — и еще более досаждающего ощущения не возможности сплести любое, даже самое простое заклинание. Сколько не пытался Чародей интереса ради обойти эту заслонку, дотянувшись до Ветров Магии окольными путями — всякий раз на пути между ним и силой вставала мягкая упругая завеса. Даже верный Улгу не отзывался, не мог пробиться сквозь заслон. Что уж говорить об иных!
Поневоле в голову приходила мысль, что факт изрядно поганого характера у Мелькора, проведшего в подобных кандалах не одну сотню древесных лет, весьма логичен. За подобное время без возможности полноценно ощутить собственную силу можно озлобиться сверх всякой меры… А с другой стороны — вопросы в сторону того, кто этого самого озлобившегося сверх меры из заточения выпустил, становились еще более интересными.
Золотые глаза Отца Драконов блеснули сарказмом, пока их обладатель с ленцой цедил вино, развалившись в походном кресле. Мысли скованного текли плавно — в такт мерно плывущим по вечно летнему валинорскому небу облакам.
Обвинение в преднамеренной резне было настолько ожидаемым, насколько это возможно. Ни уйти от подобной темы, ни попытаться мягко обогнуть ее Манвэ просто не имел возможности — подобно тому, как не мог он оставить без внимания девчонку, поднявшуюся в небо и нарушившую его прямой запрет. Разрушение Валимара, гибель множества его собственных последователей, сам факт массового убийства на земле Благословенного Края — каждое из этих деяний было вызовом.
Перчаткой, которую не просто швырнули к ногам или в лицо, а хорошенько отхлестали по щекам. Даже захоти Сулимо сам проигнорировать подобное — а князю было откровенно трудно представить ситуацию, когда не прощавший покушения на свой авторитет Вала предпочел бы промолчать в подобном случае — речь здесь шла о множестве верящих в него Ваниар, моливших о справедливом возмездии. Допускать же, чтобы от него отвернулись остатки паствы, Властитель Западных Ветров не мог однозначно.
Угол атаки был известен. Предсказуем. И, по счастью, легко опровергался простым вопросом, куда пошли те, либо иные души. При всей горячей «любви» Круга Сулимо к протеже Ауле, при всех их «достоинствах», как правителей и богов целого мира, разница для них, покровителей и наставников Эльдар, была неопровержима.
Не говоря уже о еще одном интересном аспекте поднятого Эонвэ вопроса — о досрочном освобождении из Мандоса всех погибших во время Резни Ваниар. На будущих этапах, когда обе стороны конфликта начнут торговаться с Намо и друг с другом, выбивая выгодные для себя окончательные итоги суда, подобное предложение открывало интересные перспективы для компромиссов. Вот только опыт подсказывал старому интригану, что к способности вести адекватный торг противоположная сторона придет еще не скоро. Второй этап разбирательств обещал быть… интересным. Пока что Эонвэ не вытащил из рукава свои главные козыри, с которыми, к сожалению, справиться будет уже куда сложнее. Хотя некоторые мысли и планы у бывшего владыки Наггарота были.
Увы, но, судя по прекрасно видимым из-за откинутого в сторону полога шатра фигурам, что стремительно приближались к временному обиталищу Короля-Чародея. размышления и расчеты эти собирались прервать. Самым бесцеремонным образом.
— Ата. Королева Индис, — Малекит поднял кубок, вставая и салютуя вошедшей в его шатер супружеской чете. Черноволосая голова склонилась в легком, почтительном приветствии. — Благодарю, что выступили в мою защиту. Я понимаю, что подобный шаг дался нелегко.
И без того бледное, тончайшим резцом высеченное из мрамора лицо ваниэ слегка в гневе. Титаническим усилием сдержав явно рвущуюся наружу бурю, дочь Ингвэ одарила пасынка полным неприязни взглядом.
— Лишь потому, что ты не оставил мне иного выбора, — холодно произнесла она, отвергая предложенное хозяином шатра кресло. — Будь моя воля, я бы промолчала. Но Нолофинвэ… — Индис поневоле сглотнула подступившие было слезы, покачав головой и успокаиваясь. После чего вновь подняла глаза, явно намереваясь сменить тему. — Признаюсь, я удивлена, что тебя держат здесь, а не в каменном мешке. Или вовсе — в Чертогах Ожидания, терпеливо дожидаясь своей участи… воистину, милосердие Манвэ безгранично.
— Что-то мне подсказывает, что ты предпочла бы обратное, — Куруфинвэ кивнул Нолдорану, что, судя по его ушедшему в себя виду, будто собирался с мыслями. Вновь сел в кресло и поставил на походный столик второй кубок. — К счастью, Владыка Арды не только милосерден, но и расчетлив. К чему держать взаперти того, кто не сможет никуда убежать? — цепь, скрепляющая кандалы демонстративно звякнула.
— Это было бы справедливо, учитывая содеянное тобой, — в слегка дрогнувшем голосе королевы мелькнуло едва скрываемое отвращение. — Однако сердце говорит мне, что сегодня я еще увижу тебя осужденным за то, что ты сотворил. Ты получишь то, что давно уже заслуживаешь. Скажи, ты хоть немного раскаиваешься в содеянном?
— Жена, — раздался, наконец, голос Финвэ. Глухой, наполненный мраком боли, но неожиданно сильный для того, кто сейчас стоял напротив осужденного сына. — Помолчи.
Серые глаза Нолдорана посмотрели в золотые, в глубине которых на мгновение мелькнуло удивление. Дочь Ингвэ, впрочем, своё изумление скрыть смогла куда хуже, чем свой гнев, лишь с силой втянув воздух носом.
На памяти Отца Драконов, это был первый раз, когда «отец» именовал эту женщину таким образом. Сухое «Жена». Не «Индис», не «Любовь моя», не «возлюбленная супруга» даже. Что-то новенькое!
Финвэ меж тем заложил руки за спину, застыв облаченной в доспех статуей и смотря будто сквозь фигуру сына, над которым сейчас возвышался. Точно видел на его месте кого-то еще. Кого-то другого. Оставалось лишь догадываться, был ли это сам Нолдоран в своем прошлом, погибший Ингвэ — или, быть может, давно сошедшая в Мандос первая подруга жизни?
— Знаешь, — наконец произнес он, устало вздохнув, явно устав тащить незримую ношу на своих плечах. — В большинстве других случаев, сделай ты то, что сделал, я бы рвал на себе волосы. Проклинал тебя и то, что слишком многое позволял. Пал бы перед Маханаксаром ниц и попросил бы назначить мне наказание за то, что сотворил мой сын, которого я не сумел воспитать должным образом. Сын, что превратился в чудовище, подобное любому из слуг нашего Врага.
Чародей не перебивал, слушая отповедь молча. Недвижным оставалось и лицо — только пальцы легко отстукивали по поверхности стола. Ответить на подобное было, что. И большинство из этих ответов правителю бы не понравились. Но… вряд ли Его Величество пришел сюда просто, чтобы высказать упреки своему первенцу. Да и, как в свое время говорила Морати, «все слова, лежащие прежде слова „но“, как правило, можно не учитывать в расчетах».
Не один и не два раза этот ее урок оказывался полностью верным.
— Но, — был он правильным и в этот раз. Голос Финвэ резко зазвучал сильнее и решительнее прежнего. Глаза, словно сбросив поволоку воспоминаний, начали смотреть осознанно и уверенно. — Окажись я сам перед выбором во время нашего Похода — отдать моих Нолдор на поживу Мелькору вместе с их фэа, или отправить их прямо в Чертоги Ожидания — я без колебаний выбрал бы второе, — не обращая внимания на побледневшую пуще прежнего королеву, Нолдоран словно мощным движением молота вогнал последний гвоздь в крышку. — Как, впрочем, и Ингвэ.
Малекит проглотил полную яда усмешку, оставшись невозмутимым, и лишь краем глаза позволив себе взглянуть на лицо мачехи.
В чем он Финвэ все-таки не мог отказать, это в том, что про себя называл «здравым смыслом правителя». Не обладая ни искушенностью в интригах, ни способностью создать полноценное царство, где мог бы править как единоличный властитель, ни желанием менять тихую и мирную жизнь Валинора на возвращение в Эндорэ, принимать тяжелые с точки зрения долга правителя решения он мог. Иначе, вновь отдавая должное — до Амана Нолдор просто не довел бы.
Вот с чем у Верховного Короля были явные проблемы — так это с чувством такта. Иначе бы, раз уж хотел поговорить, явился сюда один, а не в сопровождении супруги, на которую сейчас было откровенно жалко смотреть. Хуже Индис выглядела только в день, когда пришла вымаливать у своего врага разговор с сыном.
— Муж мой, безумие — слышать от тебя подобные речи, — произнесла ваниэ тихо, отрешенно — явно не веря до конца в услышанное. Тонкая фигура женщины отступила на пару шагов, будто на месте любимого мужа и отца ее детей возник кто-то вроде Майрона. На Мелькора Нолдоран все же не тянул. — Как ты можешь говорить подобное? Особенно сейчас, когда камни Валимара едва-едва успели впитать кровь моего отца? Как ты можешь оправдывать его, — она метнула испепеляющий взгляд. — После всего, что произошло? После всех загубленных жизней?
— Ты не хуже меня слышала ответ Владыки Намо, — явно пытаясь смягчить сказанное, но так же непреклонно покачал головой Финвэ. — Он ясен. Случившееся той ночью было суровым, но милосердием. Спасением, можно сказать. Твой отец понимал это не хуже меня. Уверен, именно поэтому он и согласился с планом моего сына.
Индис дернулась, точно от пощечины, нанесенной самым близким человеком сейчас.
— Я напомню. Отродье — тебе не сын, — изначально красивый голос сейчас куда больше походил на вечный лед окружавшего Арду океана. Полные ненависти глаза вновь повернулись к пленнику. Спина королевы вновь встала идеально ровно — точно ответ мужа показал ей необходимость полагаться на себя, но не на него. — И все же, Феанаро. Ответь мне на один единственный вопрос. Ты жалеешь о том, что произошло? Пусть не на словах. Пусть в душе — ты раскаиваешься в том, что натворил? В том, чей приказ исполнил?
Черная бровь слегка приподнялась вверх, вопросительно смотря больше на Финвэ. Тот явно подавил вздох.
— Индис спрашивает тебя, рион, — явно намеренно выделил обращение Нолдоран, скрестив руки на груди. Взгляд его впился в лицо Короля-Чародея, явно изо всех сил пытаясь понять, будет ли он лгать. — Как спрашиваю и я. Вне моего мнения о проведенное зачистке. Есть ли связь между тобой и Падшим? Говорил ли он с тобой? Давал ли ты ему обещания, принимал ли помощь, присягал ли на верность? Я прошу тебя рассказать это не суду. Мне. Как тому, кто все еще называет тебя сыном, несмотря на все глупые порочащие слухи.
Малекит откинулся на спинку кресла, вновь делая глоток и чуть успокаивания жар гнева, пошедший от младшей половины души. Или от него самого? В последнее время разобрать становилось все сложнее. Постарался перевести злость в более конструктивное чувство — любопытство.
Даже в какой-то степени было интересно. Этот разговор — все же инициатива самого Финвэ, желавшего расставить точки над «и» в крайне непростых отношениях с собственным потомком? Импульсивное решение Индис, что сейчас была буквально броситься на него и попытаться выцарапать глаза? Или же за этим скрывалось нечто куда более весомое?
Первые два варианта были более правдоподобны. Все же считать своих противников настолько идиотами Куруфинвэ не имел привычки.
— Вы оба спрашиваете сами? А может быть, где-то в кустах неподалеку сидит какой-нибудь бобр или пташка, внимательно слушающая и запоминающая мое искреннее признание? — друкай тихо хмыкнул, покачав головой. — Впрочем, можете не отвечать на этот вопрос. Мое слово в любом случае было бы одинаковым. Ответ — нет. Никогда я не встречался с Мелькором, не привечал его и не принимал его даров. Хотите спросить кого-то о Падшем — спросите того, кто является ему братом.
— Да как ты сме… — ваниэ лишь усилием прервала гневную речь, постаравшись вернуть речь к морозу. Глаза смотрели сверху вниз. — Другого от тебя глупо было бы ожидать, Куруфинвэ. Признаюсь, вместе с мужем я пришла сюда по одной единственной причине. Из-за Нолофинвэ и его семьи. Мой сын на свою беду привязался к тебе. Привязался настолько, что даже после гибели родного деда продолжает тебя защищать, — губы искривились в горечи. — Поэтому я пришла. В глупой надежде увидеть хотя бы раскаяние. Сожаление. Но вижу лишь самоуверенность, насмешку. Упоение собственной гордыней, полагающей, что она победит и сегодня, что просто не может проиграть. Но это не так, Феанаро. Ты поймешь это. Но каково бы ни было наказание, определенное для тебя Намо — от себя я добавлю сама.
Увернувшись от руки Финвэ, что попыталась было схватить ее плечо, эльфийка шагнула вперед, нависнув над скованным. Воздела руку, точно богиня правосудия, выносившая приговор. От ее фигуры разлилась волна внутренней силы.
— Будь ты проклят, Малекит Куруфинвэ Феанаро! Ты и весь твой род! Именем Илуватара, Эру Единого, тебя проклинаю. Да познаешь ты и семья твоя такую же горечь утраты, как познала я. Да почувствуешь ты пепел на своих губах — когда будешь хоронить своих близких. Да изопьешь ты из той же чаши, что и я — когда потеряешь свое дитя. Да пронзит твое сердце отчаяние — когда твоя супруга окажется на залитом кровью родильном ложе! Да закончишь ты сам дни свои в этом мире в одиночестве и отчаянии — так, как…
Предостерегающий возглас короля не стал для нее помехой. Прервало женщину иное.
Королева вскрикнула, когда пальцы кузнеца и оружейника стальной хваткой сомкнулись на ее запястье, чуть потянув его вниз. Не ломая, но явно демонстрируя, что может это сделать одним единственным движением.
Глаза цвета расплавленного золота приблизились к прекрасному лицу, скользнув ниже, по точеной шее и дальше. Взгляд стал изучающим, точно его обладатель прикидывал — какая часть тела для эльдиэ наименее важна. И это сейчас не было преувеличением. Черная тень сейчас просто извивалась, оборачиваясь множеством преград и не давая всепожирающему огню вырваться наружу, испепелить, разорвать на куски, отправить в Мандос настолько мучительным способом, что долгие годы фэа будет исцеляться, не в силах забыть прежнюю боль и вновь выйти в мир живых. То, что Малекит с его опытом мог бы воспринять лишь как очередной виток пикировки, за истерику отчаявшейся после смерти отца дуры, и лишь слегка обеспокоиться, учитывая идущее от дочери Ингвэ чародейство, Куруфинвэ Феанаро воспринял как прямую угрозу. Как попытку забрать из его жизни еще одну дорогую ему женщину. Тем же самым способом, что и мать. Не говоря уже о детях. А страх в первую очередь обернулся самым простым решением. Устранить угрозу.
То, что Индис сейчас до сих пор была жива, было целиком и полностью заслугой старшей половины, которой откровенно не улыбалось вешать на себя еще и обвинение в убийстве королевы Тириона. И которая сейчас всеми силами успокаивала пламя, убеждая, что, имея в своем распоряжении пророчицу, постепенно все больше воспринимавшую свою силу, большинства опасностей от возможного проклятия можно будет избежать.
— Смело. Действительно, по-настоящему смело. Я восхищен твоей стойкостью и силой духа перед лицом своего врага, — произнес он почти спокойно, любуясь недоумением на лице своей противницы. После чего соизволил пояснить. — Произнести подобное, прекрасно понимая, что об этом точно узнает Ноло, поставить желание наказать выше того тепла, что все еще сохранялось между тобой и его семьей. Чтобы решиться на это, нужно обладать твердостью духа настоящего воина. Склоняю перед тобой голову.
— Не смей прятаться за Аракано, ты… — кровь резко откхлынула от лица эльдиэ, осознавшей, что сейчас князь произес.
— Индис! Тебе стоит прекратить, — на плечо эльфийки легла тяжелая рука. — Ты наговорила достаточно.
— Отец, — друкай ослабил хватку на руке женщины, наконец освободив ту, и стараясь не выдать мелкой дрожи в пальцах. Устало вздохнул, вновь падая в кресло. — Ты не мог бы выпроводить отсюда свою наложницу? Пока я не сделал что-то, о чем потом очень сильно пожалею.
Финвэ, крепко взявший супругу за плечи и пытавшийся мягко выпроводить ее из шатра, слегка закашлялся, воззрившись на сына с изрядной долей иронии. Тот лишь пожал плечами. А вот до все еще пускающей искры Индис смысл оскорбления доходил куда дольше.
— Наложницу? Налож… на ложе, — Кровь прилила к лицу ваниэ, вытеснив уже привычную бледность. А вот, похоже, и дошло. — Ты, Мелькорово Отродье…
— Жена, — пальцы Верховного Короля с силой сдавили ее плечи. В голосе Финвэ, наконец, зазвучала наточенная сталь. — Уйди.
— Ты все еще защищаешь его? После этого?
— Ты и так наговорила сегодня достаточно, женщина, — с нажимом рыкнул Нолдоран, с силой заставляя жену посмотреть себе в глаза. В голосе начала сквозить откровенная злость, да так, что — Те, кому ты попыталась напророчить беду, и мои потомки! Забыла?
Он слегка выдохнул, постепенно успокаиваясь.
— Иди. Мне нужно поговорить с сыном с глазу на глаз. Мы побеседуем с тобой, когда гнев не будет застилать тебе глаза.
Вырвавшись из рук супруга, Индис арбалетным болтом вылетела из шатра прежде, чем хоть кто-то успел бы сказать хоть слово.
— Если бы здесь не присутствовало тебя, ата, я подумал бы, что это хитрый ход со стороны Эонвэ или Сулимо, — постарался как можно невозмутимей произнести Малекит, мысленно выдыхая. Гнев медленно, очень медленно постепенно сходил на нет. Пока что не зная, чего можно ожидать от подобного проклятия, да еще именем создателя Арды (в конце концов, в Мире-что-Был пророчества именем богов имели весьма дурную привычку исполняться хотя бы частично), он, тем не менее, резонно полагал, что любую подобную проблему стоило изучить детально, прежде, чем бросаться в омут с головой. Именно это сейчас и было главным аргументом для Пламенного Духа, почему не стоит вырывать Индис сердце прямо сейчас. — А что? Отправить ко мне сломленную гибелью отца и множества сородичей принцессу Ваниар, понимая, что в своей праведной ярости она наговорит лишнего, спровоцирует судимого на опрометчивые поступки, что послужат либо доказательствами вины, либо возлягут на его плечи грузом еще одной. В конце концов, против Мелькорова Отродья все средства хороши…
— Если тебя это утешит, то я никогда не верил, и не поверю в эту грязную ложь о твоем происхождении, — задернув полог шатра, Финвэ, наконец, сел напротив, разом опустошив стоявший перед ним в кубок. — Я знаю, чей ты сын, Феанаро. Мой. Несмотря на все наши разногласия. Что же касается Индис — как ты сам верно сказал, она в отчаянии, которое, боюсь, надолго затмило ей разум. Не воспринимай ее проклятие столь серьезно. Несмотря на произнесенное имя Единого, ни одному Эльдар не под силу изменить судьбы множества своих сородичей одним лишь словом. На такое был бы способен разве что Владыка Мандоса.
— Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что после этого, чем бы суд не закончился — ноги ее на моей земле не будет? — темный эльф вновь наполнил чаши.
— Понимаю. Однако, как ты уже догадался, говорить сюда я пришел не о Индис и не о Нолофинвэ.
Взгляд серых глаз скрестился со взглядом золотых, точно клинки во время поединка на арене.
— Я просил за тебя перед Властителем Таникветиля, Феанаро. Он, Элентари и Эонвэ готовы пойти навстречу. Предложить компромисс.
Бывший владыка Наггарота молча сделал глоток, с любопытством вглядываясь в «отцовские» черты.
Сказанное было достаточно интересным заявлением. Получается, вопрос на тему «служил ли ты Мелькору» являлся для Финвэ всего лишь последней проверкой. Но еще до него в этом деле он стал на сторону князя настолько, что, по крайней мере, попытался просить за него.
В какой-то степени это даже было мило. Вот только что-то подсказывало Королю Чародею, что «компромиссные» условия, выдвинутые Сулимо, будут больше похожими на требование капитуляции.
— Я ценю это, ата. Но скажи… ты настолько не веришь в меня?
Нолдоран вздохнул, покачав головой и устало взглянув на князя.
— Дело не в том, верю или нет, рион. Я уже говорил тебе. Еще тогда, в ночь перед Расколом. Влезать в борьбу Айнур между собой — означает навлечь на себя гнев Стихии. Не одной, так другой. И хорошо, если лишь на себя — потому что в худшем случае за тобой могут последовать и другие, — Верховный Король нерадостно махнул рукой. — Я говорил это тебе тогда, помнишь? Валар мудры и благи к своим последователям, но горе тем, кто бросит им вызов и тем самым обречет себя на их гнев. Увы, похоже, в отношении тебя мои слова оказались пророческими. Ты одержал малую победу, сын. Но победить на этом суде тебе не позволят. Поэтому я пришел к тебе — с тем предложением, что позволит избежать худшего исхода.
Малекит не стал спорить, лишь кивнув и внительно слушая. Отказаться он всегда успеет.
— Следующим обвинением против тебя будет служба Падшему. Во всех смыслах — начиная от убийства Олорина и Ингвэ — и заканчивая тайным сотрудничеством с Куиллэ и ее Искателями, — на лицо старшего нолдо словно тень упала. — Ты должен будешь признаться.
— В службе Мелькору, — полная яда усмешка тут же расцвела на лице.
— Отнюдь нет, — король невесело улыбнулся. — Этого, как раз, удастся избежать. Как и заточения в Мандосе. Ты признаешься в личной ненависти к Ингвэ и Олорину. И в том, что намеренно закрыл глаза, видя, что среди твоих воинов скрывается прислужница Врага. Ты позволил ей оборвать жизнь тех, к кому питал неприязнь. Но свой долг по защите Амана от культистов ты исполнял честно, доблестно сражаясь с прислужниками Жаждущей. И твои заслуги будут тебе зачтены.
Финвэ помолчал, явно собираясь с мыслями.
— Ты раскаешься в содеянном. Признаешь меня королем и правителем всех Нолдор. Отдашь созданные тобой Камни. После чего отправишься в изгнание. Вместе с тобой, однозначно отправится Лаурэфиндэ, как твой ближайший соратник и сообщник, а также все члены твоей семьи, включая Сафирона, Сулех и Минратоса. У Нолофинвэ и его супруги будет выбор.
— И куда же сошлют? Неужто в Эндорэ?
Оба эльфа синхронно хмыкнули, смеясь своевременной шутке. Отпускать Малекита, да еще с семьей и рамалоки, на Восток, как можно дальше от власти Валар, даже без созданного им оружия… Это означало сделать воистину царский подарок.
— Увы, Владыка Арды не настолько хорошо к тебе расположен. Нет, речь идет о северной части Амана, где ты поселишься, и будешь жить вдали от Тириона и других городов. Сроком трижды по двенадцать лет. Черные Стражи будут распущены. Верные разоружены — и перед своим уходом ты сделаешь все, чтобы они вновь признали меня своим правителем.
— А что же Тол Мориост?
— Те, кто предпочтут жить там, могут остаться. Но сама крепость будет превращена в пограничный оплот на защите Амана от возможного удара Тьмы, и будет передана Эктелиону и его Вознесшимся.
Чувствуя на себе пристальный взгляд «отца», друкай молча цедил вино. Взгляд блуждал по искусно сделанным узорам, вышитым золотой нитью на тканевой крыше шатра.
Как бы забавно это не звучало, но предложение Финвэ не стоило отвергать сходу. И, в какой-то мере, оно могло быть даже выгодно!
Почему? Все, на самом деле, просто. И Финвэ, и Манвэ сильно недооценивали те изменения, что уже намертво впитались в Верных за эти годы. Пусть даже внешне они и склонят головы, пусть некоторые из них, видя поражение князя, действительно явятся с повинной, вольются обратно в общество подчиненных Нолдорану жителей Тириона… Большинство тех, кто носил символы Первого Дома, будут смотреть отправивших их лидера в изгнание голодными волками, только и ожидая момента, чтобы ударить. И это не говоря уже о том, что в списке своих требований в принципе не были упомянуты Ангарин и его Тени, что в годы изгнания могли бы стать не только глазами и ушами Малекита, но и его тайными руками среди сохранивших Королю-Чародею преданность. Оставаясь изгнанником, таким манером можно было бы наворотить очень и очень многое.
А когда Валинор снова столкнулся бы нос к носу с настоящей угрозой , когда все усилия Манвэ по искоренению культов, расцветших буйным цветом по жителям Амана, пропали бы в пустую, когда Эльдар были бы вынуждены столкнутся и с Мелькором, и с демонами одновременно. Тогда возвращение из ссылки и наделение единственного, кто имеет реальный опыт войны с подобным врагом всеми возможными полномочиями, было бы лишь вопросом времени.
Вот только и та армия, что Отец Драконов столь кропотливо и тщательно готовил, была бы отброшена в своем развитии на много шагов назад — притом, что она и сейчас еще была не совсем готова. А оказавшийся в подобном положении Малекит имел шансы в полной мере ощутить себя на месте своего настоящего отца, вынужденного поднимать оборону Ултуана практически из ничего. Да, безусловно, шансы на победу бы были. Но все равно, подобный ход изрядно граничил с изощренным самоубийством.
— Помню, нечто подобное ты предлагал мне перед Расколом, — с изрядной долей мягкости произнес Куруфинвэ. — Только тогда условия были все же более щадящими.
— Я помню, — лицо Финвэ озарила полная затаенной боли улыбка. Вздохнув и покачав головой, он поднялся из-за стола, взглянув на сына так, будто в это мгновение увидел на месте воина и правителя еще совсем маленького нолдо, с интересом следившего за работой в кузне.
Он понял без каких-либо объяснений. Да, скорее всего, и так изначально знал, каким будет ответ.
— Мне жаль, Наро. Это все, что я мог сделать.
— А как же разделить свое наказание с сыном, отправившись в заточение, или изгнание, вместе с ним? — тихо хмыкнул Чародей, допивая остатки вина после того, как гость покинул его обиталище. — Хотя, кого я обманываю…