Гризельда окончила осмотр территории, после чего выдохнула медленно, не зная, как ей вообще нужно было реагировать на текущие новости, не то, чтобы собрать их воедино в общий отчет и передать своим вышестоящим лидерам.
Когда следящие системы передали информацию о буйстве сил и всплесках магических энергий в неприметном сонном городке на самой границе Германии это само по себе ни при каких условиях не могло быть хорошей новостью — особенно учитывая то, что произошло это на фоне уничтожения целой фракции падших на территории вампиром, совсем недалеко от самой Германии. Кто мог сказать о том, чем именно была эта реакция — ответными действиями вампиров, последней мелочной местью падших, или кто-то иной решился воспользоваться неразберихой на территории, подотчетной ангелам, и учинить разборку с парой тысяч ни в чем неповинных мирных людей? Насколько знала сам Гризельда в этом городке не было ничего, абсолютно ничего примечательного — три маленьких семьи с магическими способностями, что уже давно отдали своих детей на обучение, да пара экзорцистов под прикрытием, скорее выполняющими полицейские функции, чем какие-либо еще. Самая большая проблема магического толка до этого дня в этом городе был плохо сработавший магический талисман, из-за которого взорвалась кастрюля — именно о происшествиях такого уровня слышали приезжающие раз в год органы проверки.
И тут неожиданно столкновение, что мгновенно пробило простой уровень стычки и приблизилось к уровню опасности, требующей вовлечения шестикрылых для своего разнятия, если не выше — и все это меньше чем за минуту.
Что было самым удивительным — вслед за подобной сигнатурой в центральное бюро отслеживания территорий не поступил сигнал бедствия — то есть кем бы ни были нападавшие, но они не атаковали мирных людей или обитателей местной церкви — даже не допустили гибели среди сторонних гражданских людей во время боя — большая редкость в мире паранормального. А бой состоялся — это более чем раскрыл дальнейший анализ места инцидента самой Гризельдой. Более того, как показал дальнейший анализ обнаруженных останков — пепла, скорее — на месте сражения — бой не был случайной стычкой. Нет, бой унес жизнь как минимум одного человека — и дальнейший анализ сигнатур принес Гризельде Кватре неожиданный ответ на тему того, кем именно является убитый.
Бико — потомок и наследник Сан Вуконга — присоединившийся в прошлом к Бригаде Хаоса.
Гризельда, как назначенная на официальное расследование текущей ситуации, конечно же получила информацию о том,которой обладал Святой Престол — по крайней мере в каком-то количестве, допущенном до нее, но либо сама церковь не желала раскрывать все известные секреты о том, либо, что вполне вероятно, Сан Вуконг и весь его пантеон в целом достаточно хорошо хранил свое грязное белье под контролем и не допускал то до ушей других фракций. Так что помимо какой-то базовой информации о том, что Бико был более чем силен и достоин уловленного ранее отделом наблюдения уровня сил, выплеснувшегося во время его короткого сражения.
Однако это не проясняло ситуацию слишком сильно — помимо тела Сан Вуконга обследование обнаружило на месте сражения кровь Артура Пендрагона, еще одного легендарного наследника своего предка, и кровь Куроки, демона-отступницы S-класса, все аффилированные с Бригадой Хаоса — хотя двое последующий не оставили после себя тел, так что можно было предположить о том, что они ушли собственным ходом.
Иными словами ситуация выглядела тем более странно, чем более над ней задумывалась сама Гризельда.
Трое выдающихся преступников столкнулись с кем-то в небольшом сонном городке, потерпели сокрушительное поражение в пределах минуты, и сбежали. О сокрушительном поражении говорила кровь двух преступников и тело третьего, при отсутствии какого-либо материала со стороны их вероятного противника, и тот факт, что место сражения было едва повреждено, указывало на то, что разница в способностях и силах была подавляющей — преступники не успели даже вступить в бой до того, как тот был окончен. Все это — без жертв со стороны мирного населения.
И, чтобы окончательно запутать ситуацию — катастрофический выброс святой силы под конец краткого столкновения. Выплеск был таковым, что анализатор смог сообщить только о том, что кто-то из Четырех Великих Серафимов вступил в бой на той территории, но он продолжался всего пару секунд. После этого Гризельда прибыла на территорию сражения уже к текущей обстановке — тело, кровь и пара сломанных бетонных плит. И неизвестный вигилант за минуту сломавший трех выдающихся преступников Бригады Хаоса как спички, защищая мирных жителей.
Конечно же Гризельда передала информацию об этом — она передавала ее по ходу своего расследования, слишком уж странным, но важным было текущее дело — однако она не надеялась на то, что кто-то все же составит единую картину происшествия. А если все же и составит ту, то Гризельда вряд ли узнает о той — ее текущее положение не ставило ее на допуск к секретной информации, которой, очевидно, пахла текущая ситуация.
Однако к моменту, когда она передала последний анализ и собственную выкладку о текущей ситуации, вместе с предположением о натуре происшествия, и приготовилась отбыть с территории столкновения, отдав приказ о сокрытии происшествия, замаскированного под подрыв газовой трубы, проложенной под городом, ответ пришел к ней практически мгновенно.
“Вам приказано немедленно выдвигаться к ближайшей экстренной транспортной станции.”
Пришедшее на модифицированный аппарат связи Гризельды сообщение словно бы удостоверилось в том, что Гризельда прочла его, прежде чем моргнуть, стирая себя из памяти телефона и, в удивление самой Гризельды, мгновенно моргнуло выключением аппарата с его дальнейшей перезагрузкой, удостоверяясь в том, что напоминания о нем не окажется ни в каком восстановимом виде в памяти самого аппарата. Функция, созданная для передачи новостей абсолютной срочности и важности, авторизация которой сама по себе требовала допуска намного выше, чем когда-либо вообще добиралась Гризельда в своей рабочей карьере.
К тому же приказ об экстренной транспортной станции…
Церковь поддерживала разветвленную сеть всевозможных дублирующих систем различного назначения, в том числе различные логистические каналы, но обычно все же предпочитала пользоваться официальными каналами, даже если находя в них различные лазейки, с официальным пересечением границ, чтобы не нервировать лишний раз национальные правительства и органы власти. К тому же число людей, способных на неограниченный телепортационный перенос других людей было не слишком велико, а потому к их услугам прибегали редко, в случае вопросов общецерковной важности — и тот факт, что Гризельде было приказано воспользоваться их услугами в данный момент, говорило о том, что уровень важности ее исследования и открытий только что вырос куда выше, чем разрешал ей знать уровень ее допуска.
Поэтому, убрав аппарат в карман и стараясь сохранить уровень хладнокровия на ее лице, которое Гризельда перестала чувствовать секунду назад, та проделала путь до своего автомобиля, после чего перевела взгляд в окно, словно бы опасаясь, что водитель сможет узнать что-то, что ему совершенно не полагалось знать, взглянув в ее глаза, после чего произнесла коротко,— В Кельн.
— Так точно, meine damen,— голос водитель произнес спокойно, но на секунду Гризельде показалось, будто бы говоривший знает какой-то секрет, который не знает даже сама Гризельда, словно бы наслаждаясь картиной перед ним, как могут наслаждаться пьесой искушенные критики, прекрасно знакомые с ее сюжетом, и потому наблюдающие исключительно за игрой актеров перед ней,— Кельн так Кельн…
* * *
Формальное собрание глав дома Пендрагон было достаточно редким событием само по себе — как и всякие другие крупные собрания влиятельных личностей, обычно погребенных в собственных делах, которые они предпочитали не разменивать на посиделки друг с другом и обсуждение этих самых дел. Конечно, относительно каких-нибудь разветвленных аристократических родов, играющих друг с другом постоянно с целью заполучить бразды правления очередной компанией или городом — род Пендрагонов можно было назвать образцом дружелюбия и близости, но это все равно не означало, что они собирались каждый день на родственные обеды, обмениваясь новостями о том, как прошел вчерашний день у каждого представителя семейства. Поэтому наблюдать за собранием влиятельных глав рода обитателем семейного поместья Пендрагонов доводилось редко. Еще реже они собирались в полном составе — и намного реже из встреча была собрана столь неожиданно.
Что было наиболее неожиданным, впрочем, в текущей ситуации, был тот, кто именно собрал их на эту экстренную встречу — Элейн Весткотт, бывшая персональная горничная наследника рода Пендрагонов, Артура, и бывшая учительница его младшей сестры, Ле Фей. Ныне — персональный тренер в магии нескольких выдающихся детей семьи и старшая горничная родового поместья Пендрагонов.
Поэтому, расположившись на своих местах в малом совещательном зале — названном так не из-за своих размеров, прекрасно вмещающих в себя все влиятельные лица династии, а из-за того, что в большом зале можно было провести три бала единовременно, так, чтобы гости даже не знали о том, что рядом с ними проходит два других бала — главы рода Пендрагон знали о том, что текущая ситуация была из ряда вон выходящей. Однако безумие, определенно, только начиналось в их жизни — поскольку в момент, когда все главы все же расположились на полагающихся им местам — на центр комнаты вышла не Элейн, которую они ожидали, а ее ученица, с которой они не виделись уже не один год.
— Ле Фей! — первой отреагировавшей на появившуюся фигуру низкой девушки с волосами пшеничного цвета оказалась ее мать — подскочившая со своего места она мгновенно замерла, разрываемая между материнской любовью и долгом правящего матриарха семьи Пендрагонов. Безусловно, она любила свою дочь и своего сына, но их уход из семьи и присоединение к самой крупной преступной группировке всего паранормального мира нельзя было простить также как легко, как разбитую вазу или съеденный перед обедом шоколад.
— По крайней мере позволь поаплодировать твоей смелости — учитывая, что по законам государства мы должны передать тебя под суд, а по законам чести — казнить собственными руками,— отец Ле Фей разрывался не меньше ее матери, но маскировал это не в пример лучше той.
Ле Фей, однако, подняла взгляд на своего отца и последующий комментарий его авторства умер у него в горле до того, как вырвался на свет. Конечно же Ле Фей покинула семью почти три года назад, когда она сама была ребенком, только пробующим на вкус идею свободы и вседозволенности — состояние, что можно было назвать разве что первым подростковым бунтом — так что вполне ожидаемо было наблюдать в ней серьезные изменения в данный момент. Однако взгляд, которым она припечатала отца смотрелся на ней чужеродно, взгляд больше подходящий командиру вражеских сил, чем их любимой маленькой дочке.
— Артур был похищен,— Ле Фей припечатала еще раз, после чего обвела взглядом всех собравшихся представителей,— [Калибурн] вместе с ним.
Новости о подобном мгновенно заставили лица всех присутствующих либо вытянуться, либо скривиться. Артур Пендрагон, молодой наследник семьи Пендрагонов, был любимым сыном своих родителей, но вместе с тем еще и одним из самых выдающихся потомков династии Пендрагонов со времен самого Короля Артура. Его таланты, ум и несгибаемая воля были таковы, что даже после того как он сбежал из семьи, украв [Калибурн] вместе с собой и присоединился к Бригаде Хаоса вопрос о его исключении из наследования повис в воздухе и так и не сдвинулся со своей мертвой точки. Помимо того, что он был любимым наследником его родителей, что официально могли изгнать его из семьи — даже испытывающие меньшую родственную любовь к нему другие влиятельные члены семьи не могли не признать, что с его талантами и силой Пендрагоны могли войти в новую золотую эпоху и потому продолжали держать вопрос наследования подвешенным в воздухе, в надежде на то, что однажды Артур все же вернется обратно в род Пендрагонов и его старые дела можно будет замылить и спрятать под ковер, объяснив “ошибками молодости” или чем-нибудь подобным. До тех пор, пока он не сделает что-то слишком невероятное или громкое — многие вещи можно было скрыть в мире большой политики — участие в криминальной организации и пара десятков голов на его счету были и вполовину не так ужасны, как то, что регулярно вытворяли лица “большой игры” в своей ежедневной жизни.
Потеря подобного человека, помимо персональной трагедии потери жизни любимого потомка для его семьи — означала потерю одного из самых выдающихся наследников в истории всей династии.
Но потеря [Калибурна] была куда страшнее.
Официально [Калибурн] являлся самым могущественным из всех [Святых Мечей] в истории, превосходя даже [Экскалибур] в своей полной силе — и являлся неоспоримой причиной существования и влияния всей семьи Пендрагонов. Со времен своего основания — именно [Калибурн] являлся гарантией власти и силы рода Пендрагонов, оружие приближающееся в своей мощи к понятию “абсолютного”. Его мощь была настолько велика, что сама Святая Церковь не смогла заставить род Пендрагонов отдать святую реликвию в ее руки — опасаясь, что конфликт за право обладания [Калибурном] повлечет конфликт, что закончится неисчислимым числом жертв среди людей и ангелов. Мысль же о том, что, загнанные в угол, Пендрагоны и вовсе предпочтут сломать реликвию исключительно из желания последний раз плюнуть в Святой Престол и лишить тех подобного козыря — вызывала дрожь в стенах церкви. Дрожь настолько сильную, что род Пендрагонов был официально назначен хранителями [Калибурна] с оправданием о том, что это являлось их фамильной ценностью и должно было передаваться в их семье. Впрочем, подобный подход вовсе не примирил церковь с подобным положением дел — каждый год они искали новый способ заполучить [Калибурн] обратно — удар, что нанес Артур, покинув семью и присоединившись к Бригаде Хаоса, дал огромный козырь на руки Святому Престолу против Пендрагонов — так что информация о том, что Артур еще и забрал с собой [Калибурн] была скрыта от святой церкви всеми возможными силами. Потеря подобной реликвии не просто мгновенно приведет церковь в ярость и даст тем возможность заполучить реликвию, что они облизывали взглядом сотни лет — но и будет означать уничтожение рода Пендрагонов. Мучительное, показательное, длительное уничтожение рода — в качестве мести за потерю наследия, в расплату за все годы, что они не отдавали [Калибурн] церкви, и в назидание остальным.
Не говоря уже о том, что в случае, если церковь заполучит [Калибурн] — это очень сильно сместит баланс сил на мировой арене. Одной из причин создания англиканской церкви являлась попытка отделить Великобританию от влияния Святого Престола, и Пендрагоны сыграли не последнюю роль в том — и церковь определенно не забыла об этом факте.
Иными словами, если относительно ситуации Артура могли возникнуть обсуждения — то относительно [Калибурна] абсолютно нет. Любыми возможными способами клинок должен был быть возвращен в семью Пендрагонов.
Однако даже если все присутствующие здесь главы домов решили это единовременно — это не отвечало на вопрос, что они все желали задать.
— Кто именно похитил его? — высказавшийся умудренный сединами глава побочных ветвей не стал уточнять, о ком именно он спрашивал в данный момент — о наследнике или о клинке.
— Неизвестно,— Ле Фей произнесла с видимым усилием в голосе, без радости признавая свое непонимание текущей ситуации,— Но он силен. Невероятно силен. Я предполагаю — намного сильнее Кадре или Серафима.
Признание Ле Фей мгновенно спровоцировало пару выкриков со своих мест и резко взвившееся костром обсуждение. Конечно же такие существа определенно были известны присутствующим на этом собрании людям, но их число по всему миру было совершенно небольшим. Достаточным для того, чтобы любой из собравшихся здесь глав родов не только мог назвать их поименно, но и вспомнить их лица или известные о них факты.
Десяток Богов Старых Религий, сохранивших свои силы, несколько первородных божеств или старых могущественных драконов, может быть носители [Лонгинусов], что уже развили свою силу до этого уровня. При желании присутствующие здесь могли привести около двух десятков предположений, кто именно в таком случае столкнулся с Ле Фей и Артуром, но в этом и заключалась проблема. В том, что все эти предположения были прекрасно известны и самой Ле Фей — и если она сообщала о том, что противник ей был неизвестен — то это означало и то, что он был неизвестен всем присутствующим.
Разные силы могли прятаться в той или иной трещине земной коры, выжидая своего часа, но чем они были сильнее — тем менее вероятно было то, что они смогут сохранить свое существование в секрете. Для существа уровня Бога подобное было и вовсе немыслимо — в этой теории одна проблема сталкивалась с другой, до тех пор, пока не сама теория на крошилась под собственным весом. А если это было так — то это означало, что рациональные предположения не могли помочь текущей ситуации вовсе.
Осознание этого пробралось по комнате волной, заставляя каждого из влиятельных членов семьи замереть на мгновение, в момент, когда осознание текущей ситуации опустилось на их плечи подобно мантии, прежде чем они вновь перевели взгляд на лицо Ле Фей, ожидая окончание ее мысли.
— Нам нужен союз,— Ле Фей произнесла окончание своей мысли спокойно, прежде чем взглянуть на всех собравшихся вокруг нее аристократов,— Бригада Хаоса.
Резкие выкрики тут же разнеслись по залу, после чего влиятельные аристократы, умудренные опытом интриг и махинаций, начали вскакивать с места, поднимая резко вверх громкость своих голосов.
Род Пендрагон зиждился на [Калибурне], так что мысль о том, что им были нужны союзники в борьбе с подобным противником была очевидна, однако вопрос о том, кем именно мог стать этот союзник был сложен сам по себе. Для борьбы с существом уровня божества не подходили мелкие объединения, которых могли заполучить Пендрагоны в ближайшее время, в то время как влиятельные фракции подобно выжившим Пантеонам могли сами по себе являться частью нападения на Артура. В Библейской Фракции Небеса согласятся на помощь лишь для того, чтобы заполучить [Калибурн], Григори были уничтожены, а Демоны и вовсе пожелают разобраться с самым опасным из всех [Святых Клинков]. Бригада Хаоса же состояла из множества групп, многие из которые вовсе находились в одной организации только по воле случая и вмешательству Уробороса, и работали на самом деле друг против друга, с диаметрально противоположными целями друг против друга. Более того, Ле Фей обладала некоторыми связями внутри самой Бригады Хаоса — и потому знала, что у них существовал как минимум один союзник в той.
— Фракция Героев,— Ле Фей произнесла, словно бы припечатав всех находящихся в комнате,— Я знаю, что вы бы согласились на что угодно, лишь бы заполучить [Калибурн] обратно, но мне плевать на меч. Мой брат будет спасен любым способом — и из всех возможных вариантов только Цао-Цао заинтересован в нем больше, чем в [Калибурне].
— Элейн уже сообщила ему о произошедшем, и если вы не согласитесь сейчас — он просто расскажет о потере [Калибурна] всем остальным,— эти слова вызвали дрожь по всему телу у каждого присутствующего. В ту же секунду, когда информация о потере главного сокровища всей семьи окажется вне этих стен- весь род Пендрагонов станет историей. Однако Ле Фей только прикрыла глаза, после чего сглотнула вязкую слюну — подобный шаг для нее самой был неприятен, но ради своего брата она пойдет на все возможное,— Во время борьбы за клинок Цао-Цао просто заполучит обратно Артура. Возможно он даже просто оставит клинок победителю — он попытается заполучить и его, но приоритет Цао-Цао это Артур. И ваш приоритет в таком случае — тоже.
Мрачная тишина опустилась на плечи всех присутствующих аристократов, переглядывающихся между собой. Даже если они действительно желали спасти Артура — относительно [Калибурна] его жизнь всегда оставалась бы вторична. Но не для Ле Фей — пошедшей на шантаж и предательство для того, чтобы спасти своего брата. И не для Цао-Цао, что видел ценность в самих Героях человечества, а не в их оружии.
— Пожалуйста,— Ле Фей, не сумев выдержать маску решительности, подняла взгляд на своих родителей вверх, перейдя к молящему выражению лица. Ей не хотелось делать этого — она определенно любила своих родителей, родственников, свою историю и свой род — но для нее [Калибурн] являлся просто клинком, неважно насколько могущественными древним, в то время как Артур являлся не наследником и не членом рода, а ее любимым братом.
Поэтому, взглянув в ее глаза отец, глава всего рода Пендрагонов, выдохнул. У него в любом случае не было никакого иного выхода в текущих условиях.
А потом несколько раз втянув воздух, восстанавливая свое самообладание и холодную маску, тот обернулся на находящихся рядом с ним членов семьи и наконец-то начал говорить то, что Ле Фей и хотела услышать все это время,— Мобилизуйте всех наших магических контракторов, вызовите всех связных и поднимите все старые связи. К сожалению, следующие дни нам придется работать без отдыха…
* * *
Момонга старался изо всех сил не показать то, что он внимательно слушает объяснения Йохана относительно магической теории этого мира, и внутренне очень сильно жалел о том, что он не мог просто достать магическую табличку и попросить Йохана надиктовать всю эту информацию напрямую в нее. Безусловно, некоторые знания укладывались в его голову, в конце концов он изучил лор Иггдрасиля очень досконально — даже лучше чем Табула, хотя Табула неизмеримо больше знал относительно реальной мифологии и оккультизма, на которой базировался лор Иггдрасиля — но многие конкретные знания вроде формул или сложных примеров перекатывались по внутренностям его черепа от одного уха до другого и, не встречая сопротивления в виде его памяти, выскакивали на свободу, мгновенно забываясь. На счастье самого Момонги он был в этом не одинок — периодически Саджи поднимал руку и повторял вопрос относительно интересующей его темы, за что Момонга внутренне был очень благодарен тому, но информация все равно не укладывалась до конца в его голове. И даже не потому, что сам Момонга в очередной раз демонстрировал недостатки своего образования, а потому, что магия Момонги не строилась на тех же принципах, что магия этого мира — как минимум магия Йохана.
Например сотворение заклятий — Йохан утверждал, что всякое используемое человеком заклятие описывалось определенной формулой, тем более сложной, чем более сложным и сильным было воздействие самой магии. Что пользователь магии должен был, в зависимости от используемой формулы, правильно распределить вносимую ману в том или ином отрезке заклятия, находясь в определенных пределах — что магия, используемая магом, могла кардинально изменить свое воздействие в отличии от того, как именно была выстроена формула, в каком порядке и с какой силой та наполнялась маной, и могла привести к множеству совершенно разных результатов при этом, половина из которых обычно были трагическим концом самого сотворившего заклятие мага.
Для Момонги это было не так — он инстинктивно знал доступный ему арсенал и способы его активации. В случае сотворения самого заклятия он всегда инстинктивно знал, какую именно магию он выбрал на данный момент, ее эффект и воздействие, потраченную на его реализацию ману, цель, и даже результат сотворения той — в пределах того, была ли его магия успешна или заблокирована, столкнулась ли она с магическим сопротивлением цели или полностью поразила противника.
Иными словами слова Йохана во многих аспектах просто не подходили для самого Момонги — либо же сам Момонга все это время неправильно подходил к собственным способностям. Если это было так, то он должен был провести множество экспериментов относительно своих собственных способностей, попытавшись проконтролировать не только результат, но и сам эффект сотворения магии, но он совершенно не мог сделать это в данный момент, а потому даже не был уверен в том. какая сказанная Йоханом информация могла пригодиться ему в дальнейшем, а какая была белым шумом. неприменимым к нему вовсе.
Из-за этого мысли Момонги и слова Йохана свободно летали по его голове, периодически слипаясь в причудливые фигуры размышлений о том, мог ли он использовать [Истинную Смерть] не используя аспект той, что предотвращал использование воскрешающей магии на цели — и будет ли в таком случае итоговое заклятие отличаться от просто [Смерти] или нет.
В любом случае, теоретическая часть разговора Йохана наконец-то подошла к концу, в котором он перевел руку вперед, сотворив одно из простейших заклятий [1-го ранга], что знал сам Момонга — [Свет].
Маленький шарик света возник в руке Йохана тут же успокоившись и продолжив светить вокруг него — эффективность подобного заклятия в текущих условиях еще не спустившегося к вечеру до конца Солнца была не очень высока, но мгновенная демонстрация привлекла внимание Айки и Саджи, а в меньшей степени — Катасе и Мураямы, что уже столкнулись с магией чуть ранее, в виде Асии. Асия, что посмотрела на возникший кусочек света только из вежливости…
И Зеновия, что продолжала сверлить взглядом самого Момонгу, старавшегося все это время макисмально не привлекать к себе внимания.
Внутренне Момонга же старался определить, с какой именно целью Зеновия сверлить его взглядом — судя по предыдущим действиям она если не поверила в природу самого Момонги, то по крайней мере вместила его в какое-то собственное представление о мире, чему сам Момонга был более чем рад. Чему он был определенно не рад так тому, что Зеновия определенно желала узнать о нем что-то в данный момент и словно бы ожидала удачным момент для того, чтобы спросить самого Момонгу…
Учитывая то, что в подобных условиях он обычно пользовался самым эффективным из всех заклятий в его арсенале — “Демиург, почему бы тебе не ответить вместо меня” — и в данный момент никого рядом с ним не было — Момонга опасался возможного вопроса в его стороны.
Поэтому вместо того, чтобы просто ждать вопроса, дождавшись того, пока Йохан замолчит — он решил сделать собственный шаг,— Великолепно, Йохан. Твои знания действительно достойны похвалы.
Йохан, услышав эти слова и явно остановившись не для того, чтобы перевести дыхание а, видимо, уже высказав весь первый урок, расплылся в улыбке, после чего склонился в поклоне столь низком, что Момонга мог поклясться, что он услышал хруст его позвоночника,— Благодарен за похвалу, Лорд Момонга!
— В таком случае,— двигаясь на опережение Момонга не дал Зеновии высказать свою мысль, прежде чем поднять руку вверх, готовясь продемонстрировать собственное заклятие, что могли попытаться в дальнейшем выучить люди,— Я думаю, настало время продемонстрировать способность с моей стороны…
Однако какое заклятие мог показать в данный момент Момонга? Йохан до этого высказал свои способности, что, после некоторых размышлений, Момонга отнес куда-то ближе к [5-му рангу] магии, пусть и не очень сильному — в представлении Момонги уровень Йохана парил около тридцатого. Учитывая уверения Йохана в том, что даже эти способности он заполучил после нескольких лет тренировок именно на этом уровне, и сделал он это при менторство его учителя — обучать его способностям подобного уровня было слишком глупо.
Особенно учитывая то, что эта способность должна была быть хотя-бы теоретически доступна для изучения всем присутствующим — поэтому Момонге лучше всего было воспользоваться способностями и заклятиями не выше [3-го ранга]. Проблема заключалась только в попытке определить, какую именно способность Момонга мог продемонстрировать наблюдающим за ними ученикам в данный момент.
На низких уровня эффективность любой магии была невысока, не говоря уже о том, что любая магия кроме боевой на подобном ранге легко закрывалась способностями или расходниками, что были массово доступны даже только что начавшему играть игроку. Поэтому арсенал Момонги, выдающийся во всех отношениях, все же не был слишком велик в отношении низкоранговой магии. В конце-концов даже если он брал всевозможную магию, которую никогда бы не выбрал другой игрок, стремящийся к оптимизации билда, то в дальнейшем он все равно не смог бы заполучить много новых заклятий низких рангов с помощью своей [Темной Мудрости] из-за того, что все остальные игроки крайне редко выбирали подобные заклятия на низком уровне, на котором они еще даже не помышляли ни о какой специализации и просто брали “самое лучшее из доступного.”
Так что отведя руку в сторону, Момонга использовал заклятия, что ему казалось наиболее подходящим в текущих условиях,— [Призвать Нежить III].
Спустя еще мгновение, когда он обернулся в сторону к ученикам и Йохану он заметил, как те смотрят на его призыв с удивлением, шоком, и даже немного страхом на лице…
Кроме Зеновии, что мгновенно просветлела лицом и тут же поклонилась, словно бы благодарна за ответ,— Хорошо, теперь я понимаю.
— Прошу простить меня, Лорд Момонга,— мгновение спустя та осела на оба колена и поклонилась вновь, так глубоко, что ее лоб коснулся земли,— Теперь я вижу, что все писания были неправы.
Момонга, глядя на эту картину, вдруг неожиданно сглотнул, осознавая, что, возможно, он все же выбрал не самое идеальное заклятие из его арсенала для демонстрации своих божественных способностей…