Документ Microsoft Word (2).docx
Вы получили 40 уровень!
Дыхательная система закончила адаптироваться под нужды Древней Крови.
Углекислый газ более не вредит организму.
Потребность в кислороде снижена на 25%.
— Отлично, просто отлично, — сарказма в моём голосе не услышал бы только мертвый… Хотя учитывая сколько таких ходячих мы окончательно упокоили за последние сутки, далеко не факт.
Моё тело неуклонно менялось, "адаптировалось под нужды Древней Крови", что вселяло ледяной ужас. Жизнь в изнывающем от эпидемии Ярнаме и уроки мастера Германа доказали: всё сверхъестественное несёт погибель. Возможно, не сразу, возможно, ты даже уверишься в "даре", но в какой-то момент безвозвратно потеряешь себя и обнаружишь на пороге Охотника, пришедшего по душу безумного зверя. Прежде я был на той стороне пистоля, насмотревшись вдоволь на обратившихся, но в этом кошмарном мире уже во второй раз оказываюсь по другую сторону. Сначала пищеварительный тракт, теперь легкие… Что дальше перекроит безжалостная Древняя Кровь? Кости? Мышцы? Органы, или сам мозг? Как долго я еще буду осознавать себя Охотником, а не чудовищем? Когда проклятие Зверя поглотит меня? Или к тому времени Древняя Кровь закончит свои метаморфозы, превратив меня в такую же тварь, как ту, что я недавно убил? Эти мысли терзали, но что мне оставалось? Чуть больше месяца до Третьей Волны Бедствий, и лишь Великим известно, какие порождения ада выползут тогда из тьмы. Я никогда не считал себя героем. Обычный Охотник, коих были легионы до меня и было бы еще больше после, не начнись этот апокалипсис. Ирония, ты — жестокая стерва. Я стал героем, но что это значит, когда наставник и леди Мария давно мертвы, а моё Орудие — ненавистная Древняя Кровь, породившая сонмы чудовищ в не менее ненавистном Ярнаме? И вдобавок ко всему, с убитой твари мне досталась Руна, которую я меньше всего на свете хотел использовать. Руна, позволяющая "понимать" Великих. И всё же, мне придётся ею воспользоваться. Возрожденный, что бы он ни говорил о "братьях" и прочем, был откровенно никудышным мистиком, державшимся лишь за счет запредельной живучести и регенерации. Но так не может продолжаться вечно. Чем больше сил вторжения проникает в мир через разломы, тем более могущественные мистики нам встретятся, и пусть небольшое, но сопротивление тайному урону станет спасением.
Вздохнув, я разбил камень, чувствуя, как вторая руна раскалывается и впитывается в ладонь, проходит сквозь кожу, растворяется в крови и оседает где-то в глубине сознания. И вместе с ней в мозгу вспыхивает Озарение. Все тайны, что применял Возрожденный, и те, что я впитал ранее вместе с кровью, стали до жути просты и понятны, словно я десятилетиями изучал их от корки до корки. Тот Разрыв, которым этот ублюдок вдоволь терзал мое тело, оказался не просто воронкой искажения. Нет, это была "обратная нестабильная сингулярность", построенная по принципу подобия черным дырам… Что бы это ни значило. И теперь я мог применить её не просто полагаясь на поглощенное таинство, но и своими силами. Да, это будет долго и сложно, но сам факт! На этом фоне куда более простые таинства меркли. Уверен, я даже смогу перестроить часть уже открытых Форм крови, не наугад, как раньше, а пользуясь интуитивным пониманием. Однако вместе с этим ужас перед Небесами стал всеобъемлющим. Если какой-то гниющий живой труп мог создавать разрывы в ткани "пространственно-временного континуума", что бы эта чертовщина ни значила, то на что способны те, кого Возрожденный именовал Богами? Создавать жизнь из ничего? Переписывать саму реальность? Стирать человека из ткани бытия? Не знаю и, честно говоря, узнавать не стремлюсь, хотя понимаю, что при таком развитии событий это ненадолго. Скорее рано, чем поздно, мы столкнёмся с этими тварями лицом к лицу.
Руна Кэрилла, с помощью которой записывают нечеловеческие звуки.
Эта расшифровка нечеловеческих голосов Великих журчит как водная гладь.
Эта руна означает "озеро", и те, кто запоминают её, получают снижение урона от тайных атак.
Большие объемы воды служат оплотом, охраняющим сон, и авгуром тайной Истины.
Преодолейте это препятствие и ищите то, что принадлежит вам.
Снижает входящий тайный урон на 25%.
Тяжелый, с присвистом выдох сорвался с губ. В голове кипела каша из обрывков знаний, чужих мыслей и собственных страхов. Но сквозь этот хаос пробивалось ясное осознание: я обязан выжить. Не ради славы, не ради благодарности, а ради тех, кто еще цеплялся за жизнь в этом обезумевшем мире. Ради тех, кто смотрел на меня с надеждой, кто верил, что Охотник сможет защитить.
Собрав волю в кулак, я попытался укротить бушующие в сознании знания. Понимание Великих давало невероятную силу, но и таило в себе опасность. Одно неверное движение, одна слабая мысль — и я мог сорваться в пучину безумия. Необходимо было научиться контролировать новообретенный дар, подчинить его своей воле, прежде чем он подчинит меня себе.
Зачистка кладбищ от монстров порожденных влиянием Великих продолжалась. Присев рядом с сваленными в кучу телами, подцепил кончиком кинжала худую, искаженную плоть приподнял ту.
— Интересная мутация. — заметил я, изучая множество мелких язв с коркой болотного цвета. — Такого раньше не было.
— Что интересно? — Кило наклонившись над плечом посмотрел на то, чем занимаются мои руки. — Фу.
— Изучаю чем отличаются местные монстры от привычных мне по моему опыту. — ткнул кинжалом в одно из образований на теле мертвеца. — Смотри, эти наросты выполняют роль дополнительной защиты для искаженного. Судя по всему, это что-то вроде кости или костяных наростов. Сильный удар они не остановят, но, если бьющий не опытен или ослаб от долгой битвы, проблем доставить смогут.
Вонзив кинжал в центр груди мертвеца, оттаскиваю то в сторону, следом ещё одно тело, потом ещё и так пока все убитые нами чудовища не оказались уложены рядком. Так и удобней, и видно лучше. В прошлом, ещё будучи неофитом в Ярнаме, мне приходилось проводить полевые исследования. Как правило после стычки с очередным необычным или новым видом искаженных. Реже охотников вызывали выжившие и победившие новую тварь люди или наши товарищи. Распространение знания о особенностях чудовищ добавляла свою долю веса на чащу жизни или смерти.
— Как правило, известные мне восставшие мертвецы, отличаются от этих. Не сильно, однако такой факт стоит учитывать в будущих охотах. Их тела результат воздействия разложения и силы Великих. Разлагающиеся, деформированные, они тем ни менее издали могут сойти за человека и даже подойдя ближе некоторые могли бы спутать тех с бедняками, не распространяй те запах разложения. Агрессию к не подобным себе забывать так же не стоит.
— Они… другие? — приблизилась Нико, сваливая очередное тело в начало ряда. — Опасней?
— И да, и нет. — покачав головой, поднимаюсь с колена. — На первый взгляд, кроме внешности и не особо заметных костяных наростов, разницы почти нет. Теперь даже намеренно спутать их с людьми будет сложно. С любыми, даже с больными серой проказой. Однако менее опасными они не стали. Напротив, теперь становится очевидно, как они при общей деградации базовых способностей смогли уничтожить графа с его гвардией.
— Базовые… способности? — неуверенно переспросил Кил. — Они что огнем пуляются или трупным ядом?!
Развеяв кровавое оружие, отрицательно качаю головой.
— Не все так страшно. Знакомые мне цели даже обратившись сохраняли навыки в обращении с орудиями труда. Вилы, копья, мотыги, серпы. Иногда они доставляли массу проблем, когда собирались в кучу, особенно на узких улочках Ярнама.
— Ясно-о. — протянул парень, переглядываясь с Нико. — Так что вы узнали учитель? Не просто так же мы эту мерзость трогали!
Брезгливость. Вредное качество для их профессии. Охотник не может отказываться от чего-либо лишь из-за вида или запаха объекта. Надо будет его отучить от подобной слабости. В будущем она может серьезно сократить срок его жизни. А вот Нико наоборот, демонстрирует абсолютное безразличие к окружающему пространству и разлагающимся телам, что ей приходилось двигать.
— Механизм превращения скорее всего тот же, вряд ли он изменился, хотя быть может к нему что-то да добавилось. Мистика как никак здесь более распространена, как и алхимия. В нашем случае, воздействие более близкой к Великим особи, стало причиной поднятия целых кладбищ. Да и заражение всё также действует без исключений. В физиологическом плане всё несколько по-другому. К обычным признакам добавились новые, а также гиперболизированы иные признаки: деформация костей, повреждений тканей, изменение цвета кожи, хотя последнее не факт, но весьма вероятно, а также появление темных наростов, чего раньше не было.
Облив тела маслом, поджигаю те отойдя на безопасное расстояние. Добавление магии в картину мира, заставляло ужесточать обычные для меня меры. Кто его знает, может только что убитая тварь воскреснет стоит воздействовать на ту магии. Неприятный исход.
— Уязвимости типичные: огонь, дробящие, рубящие удары. Колотые атаки мало эффективны. Это не живой противник, от потери крови или повреждений органов не умрет. Из неприятного высокая вероятность побочного урона в виде эпидемий и заражения территорий. Но это просто, тактика борьбы давно отработана.
— Ммм? — вяло промычал Кило, отводя взгляд от пылающих тел.
— Сжечь. Сжечь всё что можно. Огонь наверняка уничтожит заразу. Высокие температуры, отлично изничтожают любую скрытую заразу. — Недаром Церковь Исцеления не стала даже пытаться вылечить старый Ярнам, а просто заперла всех кто там обитал и жгла до тех пор, пока последний обращенный не превратился в прах. Жестокое и бесчеловечное решение, но тем самым они выиграли нам всем еще немного времени. Да, это не остановило распространение заразы, не могло остановить, ведь кровь давно стала часть жизни ярнамитов, но здорово облегчило работу Охотников.
Завершив зачистку кладбищ, включая пары небольших склепов и полузаросшего забытого участка у леса, наш маленький отряд добрался до ближайшего рабочего трактира. Сняв за пару серебряных два номера на пару дней, мы завалились спать. Отдых важен для сохранения сил и способности сражаться на пике своих возможностей. Пренебрегать им не стоит.
Бесконечный кошмар. День, ставший последним, когда моя рука сжала сталь. День, когда я утратил леди Марию. Каждую ночь в этом проклятом мире я вновь и вновь переживаю его. Кошмар, что сломил бы даже самого закаленного убийцу, обратив его в жалкую тень. Тень себя прежнего стала для меня обыденностью. И чем больше Тайн я познавал, чем сильнее становился, тем более гротескным и пугающим становился мой кошмар, словно стремясь обвить меня своим мерзким, шевелящимся саваном плоти и низвергнуть в бездну, откуда нет возврата. Стать еще одним безликим призраком в сонме жертв порождений Великих? Не худшая участь для того, кто потерял всё, и чьим единственным двигателем осталась лишь ненависть. Ненависть к Великим и тем, кто им служит. Ненависть к Предателям, убившим мой свет. Ненависть к себе, что в самый важный момент ничем не смог им помешать. Холодная, леденящая душу и темная, как самые глубокие пропасти. Но в этот раз что-то изменилось. Возможно, я достиг критической массы в постижении тайных искусств и мистицизма, а может быть, дело в Озарении, но теперь я не просто осознавал, где нахожусь, но и в какой-то мере контролировал окружение. Как же я жаждал раз и навсегда сломать сценарий этого кошмара, но понимал, что тогда сон просто оборвется. Прошлое не изменить. Уж точно не с моей силой. И мой мир не спасти. Да и если бы это было возможно, без леди Марии это не имело смысла. И потому я наблюдал. Снова и снова прокручивал бой с Сиротой, от начала и до появления Предателей. Запоминал его движения, паттерны атак, уязвимые точки, моменты, когда он наиболее уязвим и те, когда к нему лучше не приближаться. Подмечал слабые и сильные стороны, в уме воспроизводя все, что может его ранить, оглушить или хотя бы причинить боль. Видел, запоминал, анализировал. Зачем, если он уже мертв? Все просто. Если Возродившийся проник в этот мир, то что помешает сущности многократно более могущественной найти лазейку? Ничто. Уж точно не современные герои, не способные одолеть даже зараженную Химеру без посторонней помощи. Это лишь вопрос времени и выживания, когда подобная тварь прорвет оборону и явится в материальный мир. Возможно, бесконечным повторением одного и того же действия, а возможно, и моей осознанностью, но похоже, я сломал что-то в этом кошмаре.
Кровавый туман обвил меня, словно живая пелена, цепкая и густая, словно сама тьма вознамерилась поглотить незваного гостя. Без колебаний шагнув вперед, я ощутил, как земля под ногами становится зыбкой, словно ил, затягивающий в свои глубины. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом ржавчины и тления, а в ушах звенел шепот, неразборчивый, но заставляющий кожу покрываться мурашками. Напрягая все чувства, я различал обрывки слов, возникающий из ниоткуда и обрывающийся на полуслове смех, надрывный, полный боли крик и затухающий плач того, кто потерял всё, включая смысл жизни. Знакомые голоса и обрывки фраз, словно раскаленные иглы, вонзались в череп, вновь и вновь напоминая о тех, кого я лишился. Далекое затихающее эхо шагов, будто кто-то шел параллельно, но всегда оставался вне поля зрения, завершало картину ощущений. Встряхнув головой, отгоняя сонный дурман и пару раз хлопнув себя по щекам, отстраняясь от фантомной боли, что раскаленными тисками сдавливала сердце, я наконец обратил внимание на окружение. Холм, усыпанный белыми цветами, слишком детальными и в то же время постоянно меняющимися, чтобы быть реальными. Стоило лишь отвести взгляд, как ландыши сменялись ирисами, а те — и вовсе чем-то мне незнакомым. Никогда не увлекался цветами, и хоть леди Мария и пыталась привить мне свою любовь к ним, не вышло. Впрочем, куда больше мое внимание привлекли надгробия, щедро рассыпанные по всему холму и уходящие далеко в туман. Одним движением смахнув вековую пыль с камня, я смог прочесть выгравированную надпись. "Вильгельм Мар. Срок Охоты: 7 лет. Растерзан Сиротой." Я знал его. Уже понимая, что увижу дальше, я шел от одной могилы к другой, вчитываясь в до боли знакомые слова и воспроизводя в уме последние секунды жизни погребенных здесь.
Семь лет. Пять. Восемь. Полтора. Убит Сиротой. Сошел с ума. Лишился глаз. Сожжен заживо. Застрелен. Растерзан оборотнями. Выпит Кровоглотом. Обратился в Зверя. Утратил человечность. Предал товарищей. Расстрелян пулеметчиком. Расстрелян пулеметчиком. Расстрелян пулеметчиком. Слова и причины смерти разнились, но… Я знал их. Я знал их всех. Кого-то лучше, кто-то был моими товарищами и даже друзьями, кого-то наоборот. Но я знал каждого из них. И множество тех, о ком я не знал ничего. Но все они были Охотниками, и все они погибли, сражаясь с бесчисленными ордами чудовищ, явившихся в наш мир извне. Редко у кого из них стаж превышал десять лет, что лучше всего говорило об опасности нашей профессии. Впрочем, о чем это я? Это не работа — это стиль жизни. Либо ты охотишься на тварей в ночи, либо они врываются в твой дом, разрывают твою семью, пожирают детей, а тебя обращают в им подобного. Иного не дано. Сколько раз я видел это, и сколько раз мне еще предстоит увидеть, пока последняя тварь не издохнет в жарком пламени? И перед каждой могилой стояла старая тусклая незажженная лампа, будто говоря, что про спящих здесь уже все забыли.
— Ты пришел… Добрый Охотник, — до боли знакомый, добрый, с нотками нежности голос заставил меня резко отпрянуть назад и обнажить кровавые клинки. Леди Мария. Бледное, но такое знакомое лицо, на котором, казалось, навеки застыла тень какой-то отстраненности и чуждости. Безжизненные голубые глаза с тусклым блеском смотрели прямо сквозь меня, будто видели саму душу, а пепельные волосы колыхались на неощутимом ветру. Длинное, неудобное для Охоты, но на удивление гармонично смотревшееся на ней платье, ниспадающее до самой земли, завершало трагический образ. — Не стоит меня бояться. Я лишь Кукла — отголосок той, кого ты знал и любил, и я не причиню тебе вреда.
— Где я? — мой тихий голос едва ли преодолел окружающий туман, а острый взгляд зацепился за то, чего не должно быть на этом кладбищенском холме. Старое, видавшее лучшие времена, одноэтажное каменное здание, которое я знал и посещал в прошлом неисчислимое количество раз. Мастерская наставника Германа.
— Это Сон Охотника, друг мой, — развела руками Кукла, будто показывая на всё вокруг. — Место, которого не должно было быть, и время, что давно минуло. — Это были не обычные слова и даже не глупые метафоры — а прямое воплощение того, что мы видим. Возможно из-за Озарения, а возможно и тот, кто создал этот холм, позволил увидеть чуть больше, чем дозволено обычным смертным.
Сон Охотника — пространство вне времени и время вне пространства. Место, где объединяются мир живых и мир мертвых, а время течет по причудливым, нелинейным законам. Прошлое, настоящее и будущее здесь переплетаются в безумном хороводе, что в любой момент, по указке свыше, может пойти вразнос. Небольшой островок, самим своим существованием нарушающий привычные мне законы мира. Место, после смерти, притягивающее к себе души всех тех, кто посвятил себя Охоте. С какой целью? Зачем оно создано? И почему работает именно так? Ответ, на самом деле, прост — Великий так захотел и реальность исказилась в угоду его прихоти. Кто это сделал? Перечень тех, о ком я знаю и кому это теоретически возможно, не так уж и велик, но все они пришли с Небес и несли лишь боль и разрушение. Сколько же еще их скрывается в глубинах ледяного Космоса, только и ожидая, когда родитель призовет их нести гибель нашему миру, пожалуй, не знает никто. Даже мастер Виллем. И мне от этого не легче. Понимание происходящего и того места, где я оказался, словно раскаленным молотом ударило по мозгам, заставляя помотать головой, чтобы избавиться от наваждения.
— Почему я должен тебе верить? — логичный вопрос, учитывая, что ещё вчера я столкнулся с тварью, имитировавшей внешность и голос леди Марии, пускай и весьма неумело. Да и в целом, говорящие чудовищами никого из опытных Охотников не удивишь.
— Не должен, — обезоруживающе улыбнулась Кукла, чьи глаза, впрочем, оставались такими же безжизненными и пустыми, а голос отстраненно спокойным. — Паранойя — незаменимая черта для настоящего Охотника.
И снова пришло понимание. Передо мной действительно Кукла — искусно выполненный кусок фарфора с деревянными пальцами и шарнирами, но без единой капли крови. Тело, которое не смогло бы ожить ни при каких обстоятельствах, однако она живет, опровергая те жалкие обрывки знаний мистических искусств, что я знал сам и которые достались мне при Озарении. И это могло значить только одно — снова воля Великого, что на несколько порядков сильнее и искуснее в мистицизме, чем я, а значит и дергаться не имеет смысла. Меня просто вышвырнут из этой реальности и сделают всё, что захотят быстрее, чем я успею обнажить клинок.
— Допустим. Но зачем я здесь?
— Ты устал, Добрый Охотник, — мягко, но с такими знакомыми укоряющими нотками покачала головой Кукла. — Ненависть — отнюдь не худшее топливо для Охотников. Она заставляет вас двигаться вперед, сражаться и побеждать снова и снова, даже тварей, что во сто крат вас сильнее, но сердце, переполненное ненавистью, не может ничего создать, лишь разрушать. А еще оно крайне уязвимо для влияния Зверя. В какой-то момент ты начал бы слышать его шепот в дыхании ветра, ощущать его рык в треске ветвей и видеть его глаза в текущей крови. И тогда один неправильный шаг, всего один миг слабости и он снова взял бы над тобой верх. И с каждым разом это давалось бы ему всё проще и проще, пока, в какой-то момент, и так расшатанный замок воли не смог бы сдержать его рывка. Ярость переполнила бы тебя, и Зверь, наконец, обрел бы свободу. Не этого леди Мария желала бы для своего дорогого "брата", не этого желаю и я. Отдохни, это место безопасно и свободно от влияния Зверя.
— Допустим, — снова повторил, рассеивая призванное оружие. Учитывая, что этот островок создал Великий, я легко мог поверить, что Зверь здесь не властен, но… Они никогда ничего не делают просто так! — Но зачем это тебе? Уж прости, но в доброту и сострадание я давно уже не верю.
— Ты всё такой же, — понимающе прикрыла глаза Кукла с мягкой, немного грустной улыбкой. Такой знакомой и родной, а уж с внешностью. Даже я на секунду забыл, что общаюсь не с всеми любимой леди Марией, а лишь её имитацией. Блеклым отголоском. Куклой из дерева и фарфора. — Маленький зло ощерившийся волчонок, что уже давно вырос в матерого волкодава, но всё так же смотрит на всех ожидая удара. Это Сон, Добрый Охотник и неужели в нем нет места толики чуда?
— Чудеса — прерогатива небес, — с отвращением сплевываю проходя мимо этой марионетки. — И если в тебе действительно есть память леди, ты поймешь почему.
Я направился к мастерской Германа, ощущая на себе ее пронзительный взгляд. Каждый шаг отзывался погребальным эхом в неестественной тишине, подчеркивая мою зыбкую отстраненность от мира. Мастерская застыла во времени: верстак погребен под слоем инструментов, полузаконченные чертежи усыпали пол, а густой запах масла переплетался с призрачным ароматом ладана и еле ощутимыми нотками давно засохшей крови. Все, как въелось в память. Узнавая знакомые очертания, я подошел к верстаку, наугад поднимая чертеж. Затем еще один, и еще… Так и есть. Два клинка, копье, пистоль с диковинными модификациями, меч-молот и многое другое. На первый взгляд — странные наброски, но все они, до последней точки, отзывались эхом в моих Формах крови. Если… если довериться тем туманным видениям, что рождаются в Озарении, то здесь я смогу эффективнее работать над комбинациями и улучшением Форм своего орудия, и, что немаловажно, просто по-человечески спать, не сражаясь каждую ночь с кошмарами на грани безумия. Сон внутри сна… Оксюморон, достойный этого места.
Воспоминания обрушились волной, затопляя сознание образами лет, когда я только начинал свой путь Охотника. Герман — суровый, но справедливый наставник, даровавший мне все знания. Его мастерская была вторым домом, пристанищем, где я оттачивал навыки, готовясь к встрече с кошмарами, рыщущими по Ярнаму. С тех пор многое изменилось, и я изменился до неузнаваемости, но мастерская осталась нетронутой временем, словно осколок прошлого, затерянный в настоящем. Даже книги, беспорядочно расставленные на полках, стояли там, где я их оставил в последний раз. Но была и странность — дверь, ведущая в подвал, которого прежде здесь никогда не было.
— Что там? — спросил я у Куклы, единственного условно живого существа в этом странном, всеми покинутом Сне.
— Тюрьма, — Кукла печально улыбнулась. — Место, где заточен твой Зверь.
Спуск по лестнице словно исказил ткань реальности. Миг назад я стоял в мастерской Германа, а теперь брел по темному, сырому подземелью, в разы превышающему размеры холма, на котором покоилась мастерская. Странная архитектура, но что взять — это же сон. И в самом сердце этой тьмы, за решетчатой дверью без замка, метался Он — Зверь. Огромный, вдвое больше обычного оборотня, но не дотягивающий до размеров церковных чудовищ. Искаженные, вытянутые руки, покрытые шерстью, и волчья пасть, изуродовавшая лицо. Искривленный позвоночник с горбом, заставляющий передвигаться на четвереньках. Пугающая худоба и смертоносные когти довершали чудовищный облик. Превращение на пике второй, переходящей в третью стадию… Но, чудится мне, все не так просто. Озарение вновь подсказало, кто, или, скорее, что передо мной.
Зверь. Материализовавшееся проклятие, воплощение всего зла, что таится в душе Охотника. Зависть и страх мальчишки, выброшенного на улицу родным дядей. Гнев и всепоглощающая ненависть того, кто стал убийцей чудовищ, вынужденного каждый день видеть их перед собой и, что самое страшное, — в себе самом. Боль того, кто чаще хоронил товарищей и невинных, чем встречал рассвет. За спиной каждого Охотника — своя трагическая история, и у каждого из нас есть свой Зверь, терзающий нас изнутри. Пока он заперт, и, благодаря Озарению, я даже могу контролировать обращение. Возможно. Но это лишь временная передышка. Как я постепенно адаптируюсь к Древней Крови в своих жилах, так и он приспособится к своим оковам. И кто знает, когда он вновь начнет давить на разум?
Что мне остается? Убить его? О, как сладка была бы эта мысль! Но Охотник без Зверя — лишь пустая оболочка. Ничто. Калека, сохранивший лишь тень былой силы. Всё еще крайней опасный, которого нельзя недооценивать, но едва ли он сможет противостоять Великим. Принять его? Открыть клетку и выпустить на волю безумие? Даже если представить, что тот Возродившийся отбил мне последние крупицы мозга, в каком мире идея открыть клетку бешенного оборотня и идти к нему обниматься будет хорошей? В девяти случаях из десяти он разорвет доброхота на куски прежде, чем тот успеет вздохнуть. А в десятом… О, в десятом я ему не завидую. Быть разорванным, но остаться пленником собственного разума, наблюдать, как Он убивает и пожирает всё, что тебе дорого… Участь страшнее самой смерти, даже по меркам Охотников. Наверное, потому, что это и есть то, что нас ждет, если Зверь одержит верх. Так что нет, пока я не обрету над ним железный контроль, клетка останется запертой. Во избежание, так сказать.