• Boosty Shared
• Виктор Ильин

• T

• пенсия в марвел

Верховный чародей с которым даже воландеморда срался связываться действовал быстро и не испытывая сомнений поднял на Мэй паркер потяжелевший обеспокоенный взгляд спросил: — дорогая ты мне веришь?

Та видя состояние его мужа и столь резкую смену настроения мужа тем не менее как всегда поддержала его — Да бен конечно я… — только мэй собиралась продолжить как была перебита

— тогда я скоро вернусь сказал Бен и к невероятному удивлению Мэй исчез прямо из за стола во вспышке трансгрессии

Исчез, чтобы появиться прямо вовремя битвы на центральной площади города. Какой-то зелёный тип прямо сейчас уронил Питера, что обрядился в свой аляповатый костюм, на асфальт и готовился картинно проткнуть его мечом, чтобы тутже улететь в стену от смачного пинка племянника, который, несмотря на раны, совсем не сдался. Улетел и под взглядом разъярённого старца подорвался на собственной гранате, которую хотел кинуть в паука, желая отомстить за то, что он со стеной поцеловался. И даже после этого этот ненормальный зелёный тип встал, встал, достал гранату, и снова взрыв, на этот раз прямо в руке. К сожалению Бена, взорвалась не фугасная бомба, а светошумовая. Паркер-старший уже собрался исправить это недоразумение каким-нибудь взрывным заклятьем, но Питер проявил недюжинную для своего состояния резвость: выстрелил паутиной в дезориентированного противника, рывком притянул его к себе, сам сорвался вперёд и на встречном движении исполнил знакомые всем «морда-морда-я-кулак», даже Бену стало больно слышать этот влажный хруст чьей-то челюсти.

И только после этого зеленомордое страшилище предпочло отступить, запрыгнув на что-то вроде летающей доски, вопя что-то типа «мы ещё встретимся, Человек-паук», записанное на динамики, ибо свороченная челюсть явно не способствовала диалогу. А невидимый Бенджамин Паркер подошел к Питеру, и, хотя паучье чутьё молодого человека взвыло в последний момент, опытный боевой маг оказался быстрее, положил руку ему на плечо и трансгрессировал.

Трансгрессировал к себе домой и когда они появились в яркой вспышке телепортации обеспокоенная мей паркер имела "удовольствие" видеть рассерженного мужа и потерянного раннего человека паука который столь же потеряно и удивленно знакомым голосом произнёс тетя Мей?

Слишком знакомым сказала Быстро приходящая в себя Мэй паркер взглядом профессионального хирурга окидывающая резанные раны на теле в этом она была уже уверена племянника

"Здравствуйте, молодой человек", — сказала тётя Мей.

— Костюм снять, сесть на стул и ждать меня, — не попросила, приказала она, а сама пошла за иголками, и, хотя Бен знал целительские чары, намеренье зашить раны нитками целиком и полностью одобрял, он не был садистом и не одобрял телесные наказания, всякие розги да ремни с хворостинами, на его взгляд, действовали плохо, а вот костерост с недостаточной концентрацией обезболивающего зелья действовал очень хорошо. Или вот ещё вариант: если дозу бодроперцового превысить в полтора раза, человек выздоровеет не за три-четыре приёма, а за один-два, но вот ощущения от приёма будут «сказочными», и это только самые простые варианты, дуэт магистра-целителя мадам Помфри, что частенько ставила безопасные магические эксперименты на провинившихся и пострадавших от собственных действий учениках, и директора, что это позволял, задвинул Филча за пояс с его старомодными методами, ну сами подумайте, зачем сначала наказывать ребёнка, а потом лечить его от последствий наказания, если можно делать это одновременно? Филчу ставили только отработки, где тот изгалялся как мог и проявлял свой истинный талант, благодаря которому Хогвартс всегда был в отличном состоянии. И, глядя, как тётя Мэй зашивает ёкающего парня, а также на весьма пошарпанный дом, который уже два года не видел ремонта, Бен всё ближе подходил к мысли, что использовать методы Филча прямо послезавтра и с утра будет отличной идеей.

Тем временем Питер сказал последнее «Ай» под рукой тети, которая уже перевязывала все его раны, и, убедившись, что всё более-менее в порядке, отправила его в комнату отлеживаться, решив для начала разобраться с Паркером старшим. Всё прибрала в отдельную аптечку: бинты, антисептики, препараты. В общем, будучи весьма опытным медиком, проявила присущую её профессии расторопность и аккуратность, и только после этого

она предусмотрительно присела на диванчик, посмотрела на мужа, на мужа и: «Бэн?» — задала она вопрос тем самым особенным тоном.

Бенджамин Паркер ей не уступил, сел на кресло, налил себе чаю. Да, именно сначала сел на кресло, которое находилось в десяти шагах от стола, потом налил себе чаю, силой мысли пролевитировал кружку себе и Мэй, и только после этого, расслабленно откинувшись, отзеркалил: «Дорогая?»

Такая демонстрация явная, наглая, в чем-то даже демонстративная, как бы тавтологично это ни звучало, несколько сбила настрой его жены, но не так проста была Мэй Паркер.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросила она, но получила весьма пространный ответ.

— Ну не то чтобы да, разве что новость давно хотел сообщить. Видите ли, у меня проснулся магический дар. — Ответил Дамблдор.

— Ухты, это весьма интересно, — сказала Мэй Паркер. — Я бы даже сказала, необычно. А когда, позволь спросить? — Уточнила она с интересом.

— Ну когда меня поразили в самое сердце, — ответил самоиронично Бэн Паркер. — Я тогда побывал вон там, — он поднял взгляд в потолок, — и кое-что вспомнил. — Дамблдор недоговаривал на грани фола.

— И что же ты вспомнил? — несколько напряженно ответила Мэй Паркер. У нее был, собственно говоря, простой выбор: или выплеснуть напряжение через сон, или через истерику. И Мэй выбрала этакий холодный тон, так как это позволяло несколько более объективно контролировать ситуацию.

— Мэй, я вспомнил целую жизнь, полную провалов, приключений, полную новых и старых забот. Я вспомнил себя прежнего, таким, каким был до того, как родился здесь. — Вдохновлённо и с улыбкой, в чём-то радостной, в чём-то печальной, начал Дамблдор. — Я, спм, не ждал этого, но магия приходит не тогда, когда ждёшь, а когда она нужнее всего, и, как правило, она никого не спрашивает, нужна она или нет, она просто есть.

Мэй тяжело вздохнула. — То есть ты теперь маг, — слова давались ей несколько тяжело, и эта тяжесть в конце концов ее сломила. — И когда ты собирался мне об этом сказать?

Но Бена это не смутило, он ответил ей: «Очень просто, я не говорил тебе, Мэй». Он подошел, сел, хотя его жена дернулась от него, обиженная молчанием о такой важной новости. Он все-таки нежно взял ее за руку. — Не говорил, но показывал. Помнишь, как я вышел из больницы всего за две недели? Врачи называли это чудом. Ну так они не были неправы. Или твои розы, которые так активно и хорошо растут… — Продолжал он, но тут Мэй взвилась.

— Ты трогал мои розы? — угрожающе задала она вопрос.

— Я… Мне казалось, что можно им слегка помочь, есть чары, которые помогают растениям расти. — Бен опрометчиво, а может быть, и совершенно намеренно задел очень болезненную и опасную тему. Розы были очень дороги для Мэй Паркер, прямо-таки невероятно, и, глядя на этот опасный огонек, Бен и радовался, и ужасался, но уж лучше она будет кричать, подумал Бен, чем плакать и рыдать.

— И что же ты, — развернулась звереющая мегера в сторону такого безобидного и несчастного мужчины, — сделал? — Все более грозным голосом спрашивала она. — С моими розами?

— Мэй, понимаешь, есть чары, которые позволяют растениям лучше себя чувствовать, я думал, что им будет полезно, они все никак не могли зацвести, и…

— Скажи, мой дорогой? — перебила его Мэй, слушая мужа, его и этак, приходя в настоящую ярость. — Ты разбираешься в этих чарах?

— Нет, — с трудом выдавил из себя Дамблдор, понимая, что он зря это сказал, очень зря, зря, не только зря сказал, но и вообще зря сделал, ведь, ведь, да, честно признаться, несмотря на то, что он признавал полезность науки гербологии, хорошо ее знал, поверхностно, честно говоря, но, но никогда ею не увлекался. Как мастер чар он, конечно же, выучил целый комплекс в качестве профессионального профессионального интереса опытного зачарователя, но в тонкости применения, в тонкости применения он никогда не вдавался. Отчёт судорожно попытался сказать об этом Мэй и сказать, что хотел всё как лучше. Слушая эту потерянную тираду, Питер Паркер мысленно смеялся. Он, конечно же, не стал далеко уходить, а всего лишь вышел за дверь и отошел шагов на десять, после чего повернул в другую комнату, а дальше, слух человека-паука, сделал всё остальное.

И покуда Бенджамин оправдывался за то, что, надорвав всю корневую систему, заставил цвести розы на два месяца раньше, покуда тётя Мэй читала ему лекцию о том, что так делать нельзя и к чему это приводит, и так далее, и тому подобное, Питер не и заметил, как услышал сквозь стену голос.

— Питер, коль уж ты решил, что сон в это время явно не для тебя, не мог бы ты подойти к нам? — услышал он голос своего дяди через стену. — Я знаю, ты там. Поговорим, побеседуем.

И вот чего Питеру не хотелось, так это говорить, учитывая, с чем его поймали и в каких обстоятельствах, от беседы он не ждал, мягко говоря, ничего хорошего, поймите его правильно, Питер любил свою тетю, своего дядю всем сердцем, очень за них переживал, но слушать разговоры «Питер, о чем ты думал, это опасно, Питер, прекрати так собой рисковать, а как же мы» и т. п., обычный такой вот треп «нельзя, не надо, не смей», ну и т. д., Питеру не хотелось это выслушивать от слова «вообще», не вызывало у него это восторга, и всё тут, не то чтобы он был непослушным пацаном, которому на всех было плевать, но, во всяком случае, свою супергеройскую карьеру он считал единственно правильной и верной, а потому шел на беседу с родственниками, опустив голову, будто не к дяде с тетей идет, а к судье и палачу на эшафот, вот честное слово, такой у него был вид, подошел, сел, голову повесил, мол, ну да, виноват, избивайте меня морально как умеете, но, к его большому, огромному удивлению, слово взял Бенджамин Паркер, его дядя.

— Вот скажи мне, Питер, а в чем твоя ошибка? Ты же уже полгода по городу на паутине рассекаешь, вроде не новичок уже в таких делах, а вон как тебя покоцало. — спросил его дядя, не давая и слова вставить, продолжил: — Я давно об этом знаю, амулет тому подтверждение, это благодаря нему я пришел к тебе на помощь, плюс еще некоторые руны в костюме твоем нарисовал, вон, смотри, на поясе. Ты же уже «опытный супергерой», — Бенджамин обозначил эту фразу кавычками на пальцах, — так почему тебя вот так отделали, едва не зарезали, если уж начистоту, в чем причина?

Питер, которому со стыда хотелось провалиться, потерянно ответил: «Ну, я был невнимательный, я… я… был неосторожен, и он так неожиданно напал, и я в следующий раз все будет хорошо, и вообще… и… ».

— Прежде всего, Питер, — Бен схватился за голову и помассировал виски, — пожалуй, самая главная твоя ошибка — это то, что ты не сказал нам, — тётя Мэй одобрительно кивнула на слова мужа, — мы бы не стали ругаться или осуждать тебя, отнюдь помогли бы хоть чем-то. — Упрекнул племянника Бен, — из нее проистекает абсолютно всё, в том числе ошибка, занимающая почётное второе место, это то, что ты, Питер, пришел на смертный бой в тряпках, и по-другому захочешь не скажешь. — Сказал Бен, критично припечатав главную гордость Питера, костюм человека-паука, но не остановился и продолжил деловой разнос: — Даже в спортивных состязаниях, и казалось бы, всё максимально безопасно, люди имеют капы, перчатки, форму, какую-никакую защиту и хорошо готовят место сражения.

— Дядя, но я не мог… — начал Питер, но Бена было не остановить.

— В чем пришел ты, всем нам хорошо известно, даже, как бы тебе это помягче объяснить, чтоб не обидеть, — задумался Бен, — даже просто надев более качественную одежду, ты мог исправить ситуацию, тот же шелк, да, он дороже в несколько раз, но я бы тебе обеспечил покупку, расчехлил бы старые запасы, например, или еще что придумал, может быть, и до броневых тканей добрался бы.

Будто бы понимая, куда клонит ее муж, Мэй решила высказать свое веское слово: «Я бы могла бы собрать тебе аптечку, подготовиться к внезапным сюрпризам, пойми, Питер, то, что у меня оказалось все необходимое в этот раз, просто везение. Резаные раны — это одно, а большие гематомы, например, — это другое». Говорила Мэй, мягко наставляя Питера. «Мы не станем тебя отговаривать, поддержим в любом случае, но таким надо делиться всегда, Питер, мы же семья». Продолжала она.

Питер сидел, опустив голову. Он ожидал, что если они узнают, будет разговор, и неприятный, и ждал его, готовился к нему внутренне и морально, но он подумать не мог, что этот разговор будет таким, что они

не будут ругаться или отговаривать, а всего лишь мягко укажут ему на ошибки. Ну, может быть, Бен и не был мягким, но против правды не попрёшь, костюм ведь у него действительно не более чем крашеная тряпка. Что они лишь выскажут недовольство на тему того, что, мол, без них геройствует, ну, без их участия хотя бы дома. Это несколько шокировало, удивило его, и, наверное, он впервые укорил себя за то, что не доверял им. Видя, что до молодого человека хоть что-то дошло, Бен сказал:

— Ладно, Питер, я надеюсь, ты всё понял.

— Да. — Ответил Питер. — Больше никаких секретов нет.

— Очень хорошо. — Хлопнул Бен в ладоши и потер их с коварным взглядом. — Сейчас, конечно, только полдень, но этот день уже успел стать, пожалуй, слишком длинным, а потому кто хочет посмотреть фильм? — внезапно предложил он.

А Питер, радостный от того, что настолько быстро и легко завершился разговор, тут же идею поддержал:— Я.

Мэй тоже не стала слишком сильно капать на мозги или еще что-то в этом роде и сказала, что хочет комедию. Вся семья дружно как будто забыла об этом инциденте и удивительно мирно провела день. Съездили в кинотеатр и посмеялись до слёз, были в парке и в кафе, одним словом, замечательно провели этот день. Он прошёл у них удивительно мирно.

Мирно прошел у паркеров, но не у мадам Паутины. В ее пространство кто-то вторгся, кто-то, кого она отнюдь не звала и не ждала. Мадам скрипнула зубами, но поделать, увы, ничего не могла. Вернее, как могла, конечно же, но особо, что послала к ней особый, что послали к ней своих аватаров, могли это делать бесконечно долго и много, тем более это были самые слабые аватары, так что проще было выслушать их надоедливые слова, чем реально отбиваться от тысяч таких.

— Паутинка! — разнёсся по измерению чей-то крик.

— Паути-инка-а-а!? — вторил ему второй омерзительный, на взгляд мадам, женский голосок. — Где-е-е ты? Мы хотим тебя найти-и-и! — на два голоса говорили две юные дамочки почти что звонкими голосками. — Хотим поговорить! Почему ты от нас прячешься, Паутинка? — вновь закричали они, невероятно беся мадам Паутину, она — мать всех пауков, мадам, а не какая-то там паутинка, но, увы, поделать с этими наглыми особами она ничего не могла.

— паутинка! — наконец эти особы нашли в ее доме они нашли ее истинное расположение в ее домене подошли к ней нагло качая бедрами и вновь взялись за старую шарманку говоря поочекреди.

— паутинка твой паучок опять себя плохо вел

— мы требуем, чтобы он вернулся обратно и не мутил воду.

— и вернул то, что ему не принадлежит. сказала смерть и продолжила — сейчас же! — Выкрикнула он и напоролась на ответный крик.

— Идите в жопу — Грубо ответила мадам.

— Фи как грубо! Ответила магия. — Ты плохая и невоспитанная паутинка.