Большой И. 45 глава

Первым не выдержал Жиллиман:

— Читал как хронологию катастрофы, где виноваты все, невиновных нет. Ужасное государство, и это только сейчас. Я уже просчитал, что будет с ним через несколько тысяч лет, и я туда абсолютно не хочу. Управление построено на страхе, вся информация скрывается и замалчивается, легионы разобщены, между примархами нет единства, а сами примархи показаны какими-то идиотами. Это не похоже на какой-то спонтанный взбрык одного из сыновей, а как закономерность. Будто этот император поставил своей целью устроить такое глобальное побоище для каких-то своих, малопонятных целей.

— Как с языка снял, — подтвердил Магнус, — я как раз перед посещением собрания медитировал и думал над тем, что видел в потоках варпа. Теперь всё стало на свои места. Я видел именно события этой… — он похлопал рукой по книге, — ереси.

— Это просто отвратительно, — заявил Фулгрим, не сдерживая эмоций на лице, — это какая-то пародия, а не легион. Отец, — обратился он к Императору, — если я вдруг ни с того ни с сего пойду по такому пути — убей меня и всех моих сыновей. И да — никаких подозрительных мечей в чужацких храмах.

— И меня тоже, — медленно произнёс Лоргар, неотрывно смотря на обложку, будто хочет прожечь в ней дыру, — вроде Кор-Фаэрона и Эреба в моём окружении нет, но всё началось с ТОГО меня, а это уже показатель. Интересно, если бы ты меня не поддержал здесь, я бы также начал искать других богов?

— У меня всего один вопрос, — холодно произнёс Вараст, хотя где-то в глубине у него всё клокотало, — а где я и Акарий? Почему о нас нет никакой информации? Почему нас вычеркнули?

— А ты разве не заметил, что описываемый Империум — отвратительное место? — заметил сам Акарий, — вполне очевидно, что меня и весь легион уничтожили, потому что какие бабы в числе Астартес?

— И всё же куда дели меня? — продолжал Морвек гнуть свою линию.

— Я не знаю, — сказал Хорус, осмотрев всех присутствующих, — и отец тоже не знает. Я смотрю на вас всех и удивляюсь — вы разве не заметили, что это, — он постучал пальцем по книге, — совсем иной Империум, совсем иные примархи, совсем иной Император. Разве вы не поняли? Все изменения исходят из-за нашего отца. Именно он пошёл по другому пути. Именно он внёс изменения в свой план. Именно он дал нам знания и мудрость. У этих, — он снова ткнул в книгу, — не было того, что было у нас. И наш отец совершенно иной Император, и он не может знать, какие именно причины заставили ТОГО Императора делать-то, что он делал.

— Это всё, конечно, хорошо, — начал говорить Конрад Кёрз, смотрящий на это с точки зрения судьи, — Но откуда была взята эта информация? Я некоторым образом знаю о том, как пророчествовать и умею это делать. Но как были получены такие подробности? Такое ощущение, что они написаны очевидцем, чего быть не может. Ведь не может же?

Никсос ответил не сразу.

— Разумеется, очевидцем этих событий не мог быть никто, ведь они ещё не свершились. И не совершатся, в ЭТОЙ реальности.

— То есть тебе известна информация из иной реальности, ты это хочешь сказать? — Кёрз нахмурился.

— Именно это я и говорю. Я не могу сказать, откуда именно у меня эта информация — вы всё равно не поймёте. Суть в том, что всё происходило именно так, как и было написано. По крайней мере, до двадцать шестого тысячелетия. Именно тогда я получил эту информацию. И уже исходя из неё, сделал определённые выводы и сделал шаги, чтобы изменить грядущее. Поэтому вы — не они, и никогда ими не будете. Я сделал всё возможное, чтобы избежать подобного исхода.

В наступившей тишине можно было расслышать почти буквальное щёлканье шестерёнок в головах примархов.

— Значит, — пробормотал Сангвиний, глядя в стол, — всё это было неизбежно, пока ты не вмешался.

— Не совсем, — спокойно ответил Император, — нет ничего предопределённого. Нет судьбы, кроме той, что мы сами создаём. Невозможно переписать то, что ещё не случилось. Но можно извлечь уроки из того, что могло бы быть, чтобы не совершать тех же ошибок. Я лишь изменил стартовые условия.

— Как-то скромно ты называешь своё глобальное влияние на всё происходящее, — хмыкнул Пертурабо, — ведь ты, по сути, создал новую реальность.

— Получается, ты знал, кем мы можем стать, — прищурился Русс, — заранее знал. И всё равно создал.

— Да, — кивнул Никсос, — это было тяжело. Осознавать, что каждый неверный шаг может привести к страшному. Тому, чего я никогда бы не хотел видеть между собственными детьми. Видеть, как брат убивает брата. Как все сыновья страдают. Видеть, но не иметь возможности помочь, направить…

— Это звучит как безумие, — напряжённо произнёс Фулгрим, — создавать нас, несмотря на то, что знаешь о том, что половина может передать?

— Возможность сделать что-то — не равно этому чему-то, — Император слегка улыбнулся, — да и разве мог я поступить иначе? Каким бы трусом я был, если бы испугался возможных сложностей? Нет, — покачал он головой, — меня вела надежда. Я верил, что вы сможете стать лучше. Что если дать вам больше тепла, помочь, направить — вы выберите пусть и трудный, но путь вверх, а не лёгкий, но путь в бездну.

— Именно поэтому ты открыл нам всё, — кивнул Вулкан, — не стал скрывать, как этот, — он чуть брезгливо бросил взгляд на книгу перед ним, — всю информацию — про варп, его сущностей, о своих планах. Об ЭТОМ. Потому что там всё начало рушиться из-за лжи.

— Да, — подтвердил Император, — тот Император верил, что сможет спасти всех, если будет скрывать и лгать. И в итоге не спас никого.

Хорус, молчавший до этого, заговорил тихо:

— А если… несмотря на всё… мы всё равно свернём не туда? Ты не боишься, что ты всё равно что-то упустил?

— Боюсь, — просто ответил Никсос, — Каждый день. Каждую секунду.

Он поднялся с трона.

— Но страх — это не повод отступать. Это повод быть внимательнее. Быть честнее. Быть рядом.

Он посмотрел на них всех — не как на солдат, не как на генералов, а как на сыновей.

— Я не требую от вас невозможного. Я не прошу быть идеальными. Я прошу — не повторять чужих ошибок. Для этого я и дал вам прочитать эту книгу. Как напоминание о том, что все мы несовершенны, и способны допускать ошибки. Каждый может оступиться. Главное — чтобы рядом был кто-то, кто поможет подняться.

1.612.021.М29 искусственный мир Сейм-Ханн

Эйланнур Дра’Анкар открыл глаза и со вздохом провёл рукой по лицу. Его взгляд уткнулся в высокий белый потолок с искусной резьбой. Не привычный для него уже пусть и просторный, но ограниченный кубрик ставшего родным “Орла”. Чужой, незнакомый  потолок. Несколько мгновений он пытался понять, где он, но стоило рядом с ним кому-то завозиться, как он вспомнил.

Когда-то, наверное, в прошлой жизни (по крайней мере, это ощущалось именно так) он ушёл от своих сородичей, что совсем начали терять берега. Ему эти все развлечения и оргии были абсолютно неинтересны, он искал себя, но так и не смог найти.

Тогда он взял небольшой, всего полсотни метров, кораблик и сбежал. Он бесцельно летал от звёзды к звезде, пока однажды, пытаясь в потоках эмпирей найти путеводную нить, не увидел планету. Голубую, красивую, словно жемчужина. Она манила его, звала. И самое интересное, что каким-то образом он узнал, куда именно нужно лететь. И он полетел, без каких-то размышлений и терзаний. Это его основная черта. Если он принял решение — то он будет идти до конца.

Стоило ему добраться до планеты, как до него дошло — это же родная планета мон-кеев! И абсолютно непохожая на тот образ, что возник в его голове. Безводная, высушенная радиоактивная пустошь, полная варваров. Но присмотревшись внимательней, он обнаружил — что варвары-то не совсем такие уж и варвары, что они, вероятно, уничтожив свой мир, начали его восстанавливать. А ещё он почувствовал Его.

Чистый, незамутнённый, тёплый и защищающий Свет с большой буквы. Пусть он увидел его всего на мгновение, но он понял — это то, к чему он стремился всю его жизнь, на протяжении уже половины тысячелетия. Тогда он и присоединился к только родившемуся Империуму.

Поначалу он прошёл через множество проверок, но нет. Он не из этих деградантов, так что Эйланнур чист, как слеза младенца. Видел он и Императора. Именно он и излучал свет, который видел эльдар. Именно в этот момент перед Дра’Анкаром возникла цель — служение Империуму, во что бы то ни стало.

Его большой опыт по командованию кораблями позволил почти сразу же стать капитаном. Разумеется, ему пришлось пройти обучение, ведь корабли иные, у них иные масса, скорость, возможные манёвры. Но это было несложно. Что ему понравилось — отсутствие расизма. В том плане, что для всех одинаковые условия, никого не выделяют, мол, ты ксенос, существо второго сорта. Конечно, встречались персонажи, что смотрели  на него или относились враждебно или вызывающе. Но он не обращал на таких внимание — и правильно делал. В скором времени кривотолки исчезли, зато он, по совокупности заслуг, стал контр-адмиралом в составе Третьего экспедиционного Флота. Первым командиром нечеловеком, занявшим такую должность.

А затем был Сейм-Ханн и первая встреча с Ультанной. С первого взгляда — холодная, собранная, почти механическая. Ни жеста лишнего, ни взгляда не по делу. Но глаза… они говорили больше, чем слова. В них была и усталость, и ярость, и сила. А ещё — то, чего он давно не видел у сородичей: цель.

Первые переговоры шли тяжело. Она не принимала ничего на веру. Проверяла каждую формулировку, каждое обещание. От него требовалась максимальная точность, сдержанность, хладнокровие. Он привык командовать, но не с ней — ему всё приходилось доказывать. Он чувствовал: она наблюдает за ним, но не как за врагом, а как за неизвестным элементом, который не может просчитать или предсказать. И это было взаимно.

Постепенно ритуальные фразы, сказанные как бы между прочим, сменились разговорами вне протокола. А после очередного заседания она оставила на столе свиток с внутренним анализом условий договора для него. Причём выполнено всё было в его стиле, с его логикой. Он понял намёк — и принял вызов. В ответ оставил свой — ещё более выверенный, в её формате. С этого начался их диалог, настоящий.

Потом был праздник — Ритуал Падающего Света. Он уже не помнил, как именно оказался на той террасе. Его тогда не пригласили официально, а просто позвали. Не как посла, а как свидетеля. Они стояли рядом. Смотрели, как звёзды падают с неба. Он повернулся — и впервые увидел её по-настоящему. Не через дипломатические формулы, не сквозь броню из слов. Просто женщину. Уставшую, одинокую, сильную.

Она не говорила ничего лишнего. Лишнего вообще не было. Всё — как выверенный выстрел, иногда — в сердце.

Когда она впервые рассмеялась, он даже не понял, что происходит. Они что-то обсуждали — какую-то мелочь из административного блока, потом она резко сказала:

— Вот за это тебе точно не дадут медаль.

— Мне и не надо, — отозвался он.

И она вдруг засмеялась. Тихо и неожиданно, в первую очередь даже для самой себя. Как будто забыла, что она может это делать, а сейчас вдруг вспомнила. Это был прорыв.

И потом — бесконечная череда вечеров. Переговоры. Сомнения. Близость. Он всё ещё был чужим для неё. Она всё ещё не доверяла ему. Но в какой-то момент доверие между ними перестало быть каким то условием, и стало лишь условностью.

А потом… потом был тот самый вечер. Договор подписан. Делегации разъехались. Остались только они. И он сказал ей, будто случайно:

— Странно. Я ведь прибыл сюда, чтобы провести переговоры, но при необходимости уничтожить этот мир. А теперь — не могу даже представить, что отдал бы такой приказ.

Она не ответила и только подошла ближе. Очень близко. И поцеловала его. Просто и спокойно, без игры на публику. Как ставится точка в правильном уравнении.

С того дня всё изменилось. Но по-настоящему — ничего. Он так же служил Империуму. Она так же вела свой мир вперёд. Просто теперь они были вместе. И это уже не казалось странным. Разве что, в связи со свадьбой, ему дали временное увольнение на год для семейной жизни.

Ультанна зашевелилась, едва заметно вздохнула и потянулась, словно нехотя возвращаясь из снов в реальность. Волосы — растрёпанные, огненные, как и всегда, но не беспорядочные, а будто живые, расползающиеся по подушке, как ленивые языки пламени. Она приоткрыла глаза, прищурилась, прикрыла ладонью лицо от света — и посмотрела на него.

— Ты не спишь, — сказала она немного сипло, голосом только что проснувшегося человека, которому лень вставать, но не лень спросить, — снова думаешь?

Он лишь молча кивнул, не отводя взгляда от потолка. Она перевернулась на бок, прижалась плечом к его боку, уткнулась в него лбом.

— О чём?

Он вздохнул. Слова не рвались наружу. Не хотелось начинать с серьёзного, когда она ещё теплая, мягкая, почти уязвимая. Но и лгать — не умел.

— Я не могу бездействовать, — произнёс он наконец, спокойно, но с щепоткой стали в голосе, — не могу лежать, ждать и надеяться, что кто-то другой решит всё за меня.

Она не пошевелилась, только чуть сильнее вжалась в него. Он чувствовал её дыхание у себя на груди.

— Ты не во флоте сейчас, — напомнила она, — у тебя отпуск. Ты имеешь право отдыхать.

— Да. И в тоже время нет.

Он повернул голову, встретился с её взглядом. Голубые глаза всё ещё немного затуманены сном, но в них уже была привычная ясность. Она внимательно слушала. А он продолжил:

— Это не просто беспокойство или тревога. Не желание держать всё под контролем. Это… внутренний зов. Варп говорит со мной. Тихо, как шёпот в шторме. Но я его слышу.

Он поднял руку, провёл пальцами по её волосам — рассеянно, как будто проверяя, реальна ли она.

— Я знаю, что должен быть там. С теми, кто ищет Комморру. В бою, если потребуется. Я нужен флоту. И дело не в долге — я бы соврал, если бы сказал, что всё из-за него. Это… уверенность. Слишком чистая, чтобы её можно было игнорировать. Я буквально всем своим существом чувствую, что без меня они не справятся. Не в том смысле, что я один из, а в том, что я — ключевой элемент.

— Комморра, — тихо сказала она, — ты хочешь её найти.

— Нет, — качнул он головой, — я должен её найти. Обязан.

Она прикрыла глаза, вздохнула. Несколько секунд молчала.

— Ты ведь уйдёшь.

Мужчина лишь кивнул.

— А если я попрошу остаться?

Он долго посмотрел на неё. С болью в глазах — но без сомнений.

— Тогда я уйду… немного позже.

Она снова открыла глаза и улыбнулась — слабо, устало, и провела пальцами по его щеке.

— Тогда уходи. Прямо сейчас. Пока я не начала говорить глупости.

Он поцеловал её в лоб. Медленно встал. Начал одеваться — молча, без рывков, спокойно, как всегда. Ультанна осталась в постели. Смотрела на него, пока он не надел китель. Потом закрыла глаза и сказала:

— Только не смей погибать, Эйланнур.

Он обернулся и улыбнулся краешком губ.

— Я же Дра'Анкар. Упрямство у нас врождённое.

1.715.021.М29 Просперо

Магнус сидел в своей комнате и медитировал. После свадьбы и откровений Император отпустил всех завершать все дела, и потом приниматься за работу. Он ведь оторвал их от приведения дел в порядок своей свадьбой, а потому продлил отпущенный примархам срок.

Вот и Магнус пока решил вернуться и завершить все работы по превращению Просперо в полноценный имперский мир. Он уже заканчивал, остальное уже сделают без него, ему оставалось лишь дождаться результата и оценить его. А потому он принял решение помедитировать.

Ещё с момента их собрания его терзали сомнения касательно отсутствующих Альфария и Омегона. Отец, конечно, сказал, что у них сейчас задание, и он в них абсолютно уверен. Но всё же маленький червячок точил уверенность Магнуса. А потому он периодически подглядывал за ними. Пока он ничего такого подозрительного не замечал — обычные дела.

Вот и сейчас он надеялся, что увидит обычные дела. Но не тут-то было.

Он увидел их. Без шлемов, без какой-то маскировки, стоящих в сумраке какого-то тёмного зала — возможно, заброшенного командного центра или архива. Стены были исписаны кровавыми символами. И они не чувствовали, что за ними наблюдают.

— Ты всё рассчитал? — голос Альфария был холоден и деловит. Он стоял перед столом с древним компьютером, за которым сидел Омегон и всматривался в монитор.

— Да. Все точки будут активированы одновременно. Отклонение не превысит 0,2 секунды, — Омегон отвечал почти машинально, сверяясь с информацией на компьютере.

— Этого достаточно. Люди — существа ритма и привычки. Сбой в ритме вызовет хаос.

Пауза.

— Сколько? — сухо спросил Альфарий.

— По оценке — от пятнадцати до сорока миллионов жизней.

— Хорошо. Вполне достаточно для привлечения внимания, чтобы увидели и запомнили.

— И чтобы поняли, что Империум уязвим.

— Именно.

Они замолчали. Несколько секунд Магнус слышал только слабое гудение установок в зале.

— Когда?

— Через трое суток.

— Корабли Кабала уже примут нас после этого?

— Да. С такой ценой доверие гарантировано.

Магнус вывалился из медитации, как будто его окатили ледяной водой. Его дыхание сбилось, в ушах стучала кровь.

Сорок миллионов. Сорок миллионов жизней — за доверие. И они не колебались, когда обсуждали это. Он встал впопыхах. Руки сжались в кулаки.

— Нужно сообщить отцу. Сейчас. До того, как это произойдёт.