Великолепный Шикамару Нара! Глава 22
— Да как такое вообще, чёрт возьми, возможно, а?! — сипло, почти с ненавистью, пробурчал Паша, свирепо глядя вслед удаляющейся спине Шикамарова, которая только что промелькнула за грязным школьным окном. — Ты это видел, Илья? Ты вообще это видел?! Он же теперь чисто физически крупнее тебя стал! И не потому, что опять за лето разожрался, как свинья, а потому что, мать его за ногу, он теперь выглядит как какой-то чёртов качок из гачи-мучи! Шея у него теперь — как у бойца, плечи — как у борца, и этот его взгляд… Бесит!
— Ну, может, он реально на каких-нибудь там стероидах сидит? Ну там, я не знаю… оземпик вместе с тренболоном себе в задницу херачит, вот и результат, — неуверенно, почти заискивающе, хихикнул его верный друг и соратник Илья, нервно вертя в руках полупустую пластиковую бутылку с каким-то дешёвым, ядовито-зелёным энергетиком. — Я же тебе давно говорил, Паш, давай тоже курс себе проколем, а? У меня же есть реальная тема, где можно достать всё, что нужно, без лишнего шума и палева.
Прогон всего каких-то два месяца — и мы с тобой будем как… ну как он, как минимум. Всех рвать будем! Только там, конечно, придётся реально пахать, тренить каждый божий день, хавать как не в себя, ну и спать побольше, для восстановления. Но я тебе, Паша, отвечаю, это реально работает, я в телеге на одном канале читал, там пацаны такие вещи творят, закачаешься!
Паша ничего не ответил, он молчал, лишь плотно, до скрежета, сжал челюсть. Но не от злости — скорее, от какого-то внезапно нахлынувшего, унизительного, всепоглощающего чувства бессилия. Рядом с ним, в этом самом, таком привычном и знакомом ему здании, за какой-то там занюханной школьной партой, теперь учился человек, который… который просто взял и сделал это. Взял и кардинально изменился. Без громких заявлений, без пафосных фоток «до/после» в социальных сетях, без этих бесконечных, занудных жалоб на «сложную жизнь» и «плохую генетику». Просто в один прекрасный день исчез тот самый жирный, унылый, вечно забитый и всеми презираемый Марк — и на его месте, как будто из ниоткуда, появился этот… этот блядский, идеальный, раздражающий до зубовного скрежета Шикамаров. Сильный. Молчаливый. Абсолютно непробиваемый. И, что было для Паши хуже всего, — до неприличия, до тошноты привлекательный.
Анька… его Анька… она ведь уже побежала с ним знакомиться, как только увидела его в новом образе. Стоило ему только появиться в классе, и всё, понеслась душа в рай: уже и глазки ему строит, и волосы на палец накручивает, и смеётся над каждой его, даже самой тупой, шуткой. И ей уже совершенно неважно, что ещё буквально вчера она писала ему, Паше, в личку, просила скинуть фотки расписания, звала его одного на прогулку в парк, с интересом спрашивала, какой у него любимый цвет и почему он такой загадочный и интересный.
— Он её просто забрал, — глухо, почти шёпотом, пробормотал Паша, глядя в пустоту. — Забрал мою Аньку. Просто пришёл и, не говоря ни слова, забрал. Как будто меня вообще не существует. Как будто всего того, что было между нами, никогда и не было. Как будто я для неё — просто пустое место.
Он с силой сжал кулак. Молчаливо. Злобно. Кончики его пальцев побелели от нечеловеческого напряжения.
— Да прекрати ты, брат, ну что ты завёлся на ровном месте? — недовольно буркнул Илья, уже чувствуя, как их обычный, дружеский разговор на перемене плавно, но неотвратимо, перетекает в нечто гораздо более мрачное и опасное. — Ну, подумаешь, похудел он немного, с кем не бывает. Ты же сам всегда говорил, что он никогда не был каким-то там бойцовским парнем. Марк как был мямлей и тюфяком, так, скорее всего, им и остался, просто обёртку сменил. Вон, он же всё лето в этой своей сраной деревне просидел — по-любому же ничему там боевому не учился. Максимум, что он там делал — это яблоки со своей старой бабушкой собирал да на Хидану надрачивал.
Паша молча, почти незаметно, кивнул. Его мозг, привыкший к простым и прямолинейным решениям, уже работал на максимальных, запредельных оборотах. План — дерзкий, жестокий, но, как ему казалось, единственно верный — уже почти полностью вырисовывался в его воспалённом от ревности и зависти сознании.
«Оболочка, может, у него и изменилась. Стал похож на человека, не спорю. Но что там, внутри? А внутри, я уверен, всё та же старая, трусливая, забитая, никчёмная тряпка. Он же сломается от первого же, даже не самого сильного удара. От первого же наезда. Главное — сделать это правильно. На людях. Прямо здесь, в школьном коридоре, перед всем классом. Перед Аней. Перед всеми. Унизить его так, чтобы он сам, от стыда и позора, сбежал из этой школы навсегда. Или просто… перестал для всех существовать как личность. Как мужчина».
— Паша, эй, ты чего завис-то? — Илья обеспокоенно толкнул его в плечо. — Звонок же сейчас будет, пойдём, а то опоздаем.
Паша медленно, очень медленно, повернулся к нему, и в его глазах Илья с некоторым испугом увидел что-то совершенно новое. Что-то холодное. Злое. Невероятно уверенное и жестокое.
— Сейчас… мы с тобой кое-что решим. Окончательно, — его голос был почти шёпотом, но от этого шёпота у Ильи по спине пробежал неприятный холодок. — Ты со мной пойдёшь? Камеру на телефоне включи заранее. Смотрел когда-нибудь бой в прямом эфире? Так вот, сейчас будет что-то очень похожее. Только на этот раз — абсолютный, реальный эксклюзив. Для нашего школьного паблика.
Илья на мгновение помедлил, его лицо выражало сомнение и некоторую растерянность. Но потом, не в силах отказать своему лучшему, пусть и немного сумасшедшему, другу, он всё же нерешительно кивнул.
— Окей… Ладно. Я с тобой. Только, Паштет, давай без особой крови, ладно? Сильно его не бей, по лицу там, или ещё куда. А то вдруг он, типа… ну, вдруг он и правда не виноват ни в чём, а? Просто так получилось.
Паша криво, безрадостно усмехнулся.
— О, нет, Илюха. Он виноват. Он виноват уже одним тем, что посмел, урод, стать лучше меня. Пошли.
* * *
— Ну, Марина, ты ведь видела всё сама, да? — произнёс Влад, нерешительно оставшись в дверях школы и с каким-то смешанным чувством восхищения и зависти прищурившись, будто он разглядывал не спину уходящего по коридору Марка, а какой-то далёкий, манящий, но недостижимый горизонт. — Он теперь… он теперь птица высокого полёта. Понимаешь? Совсем не то, что было раньше. Это какой-то совершенно новый уровень. А это значит, что нам с тобой теперь стоит держаться вместе. Ну, так сказать… вдвоём, ты и я. Надёжное, проверенное временем партнёрство. Стабильность, как говорится.
Он не осмелился даже попытаться взять её за руку — прекрасно понимал, что для этого ещё слишком рано, слишком неопределённо. Но голос его был при этом на удивление мягким, вкрадчивым, почти обволакивающим, как у очень хитрого, опытного кота, который терпеливо выжидает самый удобный и безопасный момент для решительного прыжка.
Марина в ответ лишь пренебрежительно закатила глаза и резко, почти демонстративно, дёрнула плечом, будто физически пытаясь скинуть с себя эту неприятную, словесную липкость его лести и заискивания.
— Влад, отстань от меня, пожалуйста. Думаешь, если он так изменился снаружи, то он так же изменился и внутри?
— Брось. Он ведь, здесь на перемене, поздоровался с нами. А вот за весь классный час — ни одного слова в твою сторону. Ни тебе, ни мне. Даже ни разу не взглянул на нас. И это… это очень странно. Совершенно на него не похоже.
Собеседники неловко помолчали.
— Ну так, а может, он просто… ну, стеснялся? Всё-таки первый день, все на него смотрят, обсуждают, — неуверенно, почти с мольбой в голосе, предположил Влад, чувствуя, как привычная, твёрдая почва уверенности в себе стремительно уходит у него из-под ног.
Раньше он никогда не замечал за тем, старым Марком, ни намёка на силу, ни тени власти, ни даже малейшего желания привлечь к себе чьё-либо внимание. Тот всегда был просто фоном. Невзрачным, угловатым, шумным, иногда даже раздражающим, но всё же — абсолютно безопасным, предсказуемым фоном. Но теперь… Теперь этот самый фон, этот задник, неожиданно для всех оказался ярко освещён софитами и выведен на сцену.
— Стеснялся? Ага, как же. — Марина саркастически хмыкнула, но в её голосе уже отчётливо слышалась какая-то новая, незнакомая нотка. Нота настороженности. И, возможно, даже лёгкой, почти неосознанной ревности. — Нет, Влад. Он нас прекрасно помнит. Я это точно видела. Он ведь кивнул мне, когда проходил мимо. Специально кивнул. Пусть и не подошёл, пусть и не заговорил, но кивнул. А это значит — он не отрёкся от нас. Не вычеркнул из своей новой крутой жизни. И это — это очень важно. А вот ты… — она вдруг резко повернулась к нему вполоборота, её глаза опасно сузились. — А вот ты, я смотрю, теперь его боишься, да? Признавайся.
Влад судорожно сглотнул. Марина говорила очень тихо, почти ласково, но с тем же самым хищным, изучающим выражением, с каким акула, возможно, разглядывает свой будущий, ещё ничего не подозревающий обед.
— Нет, я не то чтобы… Просто, ну… — он замялся, чувствуя, как под лопатками его старой, потрёпанной школьной рубашки предательски выступает холодный, липкий пот.
Раньше, всего пару месяцев назад, он мог совершенно легко, не задумываясь, шутить над Марком. Уверенно. Нагло. Бросать в его сторону едкие реплики, по-дружески, но при этом довольно ощутимо, толкать его в плечо, прекрасно зная, что тот никогда не ответит, никогда не даст сдачи. А теперь? А что теперь? Теперь ему даже просто подойти к нему уже казалось какой-то невероятно сложной, почти невыполнимой задачей. Не то чтобы ему было по-настоящему страшно. Просто… как-то очень неловко. Неуютно. Само присутствие в одном с ним помещении теперь само по себе служило неприятным, постоянным напоминанием о том, что в этом мире есть те, кто могут кардинально меняться к лучшему. И те, кто, увы, на это не способен.
— Вот и не неси мне больше эту чушь, Влад, — безапелляционно закончила Марина, обрывая его неуклюжие оправдания. — Он сейчас, как мне кажется, как никогда в своём уме. Он не стал кричать на всех, не стал шутить по-идиотски, не надел на себя воображаемую корону «короля школы». Он просто спокойно сделал то, что должен был, и ушёл. А ты тут уже какие-то свои бредовые теории строишь про «держаться вместе» и «надёжное партнёрство». Ха. Смешно.
Она решительно повернулась и направилась к выходу из школы. Влад на мгновение замешкался, но потом, тяжело вздохнув, поплёлся следом за ней.
— Ну а что нам теперь-то делать, Марин, а? — он говорил ей в спину, его голос звучал немного жалобно, почти по-детски. — Мы же с ним, ну, типа, всегда вместе были. Ну, как бы… почти. Он нас знал. Мы его знали. Мы же его единственными дружками были, можно сказать. А теперь что? Он теперь, что ли, будет с этими… ну, с популярными тусоваться? С мажорами этими, со спортсменами? А нас с тобой, как ненужный балласт, за шиворот — и обратно, к нашей этой «жиробазе», в самый конец пищевой цепочки? Так, что ли?
Марина ничего не ответила. Она нахмурилась, о чём-то напряжённо задумавшись. И действительно — а что им теперь было делать? К Марку теперь уже и впрямь не подойти просто так, как раньше. Весь их привычный, годами выстроенный контекст общения — он просто испарился, растворился без следа. Слишком уж сильными, слишком кардинальными были эти его изменения. Это было всё равно, как если бы перед тобой стоял не твой старый, знакомый до мелочей человек, а какой-то совершенно новый, незнакомый. Только… с твоими собственными, яркими и не всегда приятными, воспоминаниями о нём.
Марина вдруг резко остановилась на самом пороге школы, там, где яркий дневной свет был особенно ослепительным, и как-то по-новому, хищно, сузила свои глаза.
— Эй, Влад, глянь-ка туда, — она выразительно кивнула головой в сторону школьного двора.
Влад послушно посмотрел в указанном направлении. По широкой асфальтовой дорожке, ведущей от школы к воротам, почти бегом, шли двое их одноклассников. Нет, не просто шли — они буквально летели, как на крыльях. Один из них — коренастый, плотно сбитый, с мощной, бычьей шеей и короткой, почти армейской стрижкой. А второй — чуть повыше, с какой-то жидкой, рыжей бородёнкой, в серой, мешковатой толстовке и с телефоном на длинной селфи-палке в руках — он, судя по всему, уже включил камеру и готовился снимать что-то очень интересное. Паша и его верный оруженосец Илья.
— Ну, всё, — как-то обречённо, но в то же время с ноткой нездорового предвкушения в голосе, протянул Влад. — Похоже, это будет очень, очень весело. Намечается знатный махач.
— Да уж, похоже на то, — почти шёпотом, с какой-то странной, хищной улыбкой, пробормотала Марина. — Наш Паша, я смотрю, долго терпеть не стал. Нервы у парня совсем ни к чёрту.
Они на мгновение переглянулись. Во взгляде каждого из них читался один и тот же немой вопрос.
— Пойдём, — наконец, решительно сказала она. — Нужно с ним поговорить. Если, конечно, мы ещё успеем. А если не успеем — то хотя бы посмотрим на это в первых рядах… Блин…
И они тоже, не сговариваясь, вышли за ворота школы.
* * *
— Ань, ну вот ты мне скажи серьёзно? Ты и вправду считаешь, что можно вот так вот просто — сегодня с одним, а завтра, как ни в чём не бывало, уже с другим? — Саша, одна из её самых давних, ещё с младших классов, подруг, возмущённо, почти презрительно, фыркнула. — Ты же ведь этого Марка раньше вообще на дух не переносила! Да ты же его сама в седьмом классе не иначе как «мракобесом» называла, ты что, уже забыла? А сейчас-то что? Что так кардинально поменялось? Гормоны, что ли, в голову резко ударили? Или овуляция, как по расписанию, началась?
— Саш, ну ты прекрати уже, а? — устало, почти с отвращением, отмахнулась от неё Аня, картинно закатывая глаза. — Ты как всегда, всё слишком преувеличиваешь.
— Да не-не, я не преувеличиваю, я просто искренне пытаюсь понять твою логику: ты уже как-то успела Пашке своему объяснить, почему ты сегодня внезапно пошла на прогулку не с ним, а совершенно с другим парнем? Или ты, как обычно, ждёшь, когда он опять начнёт прилюдно рыдать у школьного крыльца, вымаливая у тебя прощение? У тебя, Ань, как всегда, или всё — или ничего. Ты уж как-нибудь определись окончательно: ты с ним, или ты уже не с ним.
— Пашка — это… — Аня на мгновение замялась, подбирая слова, — он… он слишком давит. Понимаете? Он совершенно не понимает, что простое женское «нет» — это на самом деле и есть «нет», а не «поуговаривай меня ещё немного». Он вечно на что-то надеется, во что-то там своё верит, в какую-то там «настоящую, чистую любовь»… Фу. Просто фу. Он же даже вчера поцеловаться со мной пытался — с его этими вечно потными, липкими ладошками и с этим его жалким, щенячьим взглядом! Я не могу. Меня от одного его вида прям… коробит.
— Так а зачем же ты тогда вообще с ним начинала встречаться, если он тебе так противен? — почти хором, в один голос, удивлённо спросили её подруги.
— Да потому что… — Аня лишь неопределённо пожала плечами, картинно сложив руки на груди, — ну, если честно, просто скучно было. Очень. А с ним хоть как-то можно было на прогулку сходить, чтобы не в одиночестве. Или там, у него списать, когда совсем уж лень было самой решать что-то. Всё равно ведь у меня к нему никаких настоящих чувств не было и нет.
— А к Марку, значит, есть? — в голосе Маши, второй её подруги, отчётливо проскользнули нотки неприкрытой ревности.
— А Марк… — Аня многозначительно протянула, задумчиво прикусив нижнюю губу. — А Марк — он теперь совсем другой. Ну, вы же сами всё видели. Кто бы вообще мог такое подумать? Был какой-то бесформенный комок комплексов и детских обид — а стал… ну, почти как какой-нибудь айдол из дорам. Чистый, стопроцентный визуал, плюс эта его новая аура. Такая… Вау. Девчонки же у нас на переменах теперь только о нём и шепчутся, а пацаны — так те вообще от зависти зубами скрежещут. Вот бы такого красавчика сейчас рядом с собой иметь, чисто… ну, для статуса, понимаете?
— Ты что, совсем охренела, что ли, Аня? — Маша снова недовольно фыркнула. — Ты что, серьёзно собираешься и его просто использовать в своих целях?
— А что, собственно, нет? — абсолютно спокойно, с лёгкой, холодной усмешкой, спросила Аня. — Ну, подумайте сами, серьёзно. Парень за какие-то пару месяцев изменился до полной неузнаваемости — это же явно не само по себе произошло. Родители, личные тренера, дорогие диетологи, куча вложенных бабок… Он же у нас, как я понимаю, далеко не из бедной семьи. Так почему бы мне немного, чисто по-дружески, не… поучаствовать в его новой, такой интересной и насыщенной жизни? Он же по натуре своей добрый. Немного стеснительный. Всех этих ваших хитрых женских манипуляций он точно не замечает. Главное — правильно к нему подойти: не лезть сразу напролом, а сначала показать свою мягкость, заинтересованность, может, даже какую-то трогательную женскую зависимость. А там — уже по ситуации. Зацепится, привыкнет, может, и сам куда-нибудь пригласит. Ну и покатим, как по маслу. Он для меня будет таким, знаете, красивым, статусным аксессуаром, а я для него — как бы первым, важным шагом в его крутой социальный статус. Все в выигрыше.
— Ты — настоящий монстр, Анька, — почти шёпотом, но без тени осуждения, скорее, с какой-то скрытой завистью, пробормотала Саша. — Вот честно, завидую твоему умению так всё просчитывать.
Аня только самодовольно усмехнулась. Да, всё шло точно по её гениальному плану. Главное сейчас — не спешить, не форсировать события. Он должен сам захотеть быть рядом с ней. Вот тогда он и держаться за неё будет гораздо крепче. Ведь все мальчики так любят быть спасателями. Или героями.
— Только бы этот идиот Пашка сейчас ничего не выкинул, — вдруг тихо, почти про себя, добавила она, её лицо на мгновение нахмурилось. — А то ведь он в прошлый раз моего двоюродного брата из Питера чуть в реанимацию не отправил, просто за то, что случайно увидел нас вместе на улице. Хотя я ему потом трижды пыталась объяснить — это же просто семья, какие могут быть подозрения. Своими же руками всё тогда порушил, идиот, а потом ещё бегал за мной, как побитый щенок, и извинялся.
— Ну, если он тебе так уж сильно мешает, так пусть катился бы себе на все четыре стороны, в свой этот колледж для сварщиков, или куда он там после школы собирался поступать, — Маша пренебрежительно повела плечом. — Хватит уже ему за тобой повсюду таскаться, как хвостик.
В этот самый момент Саша, которая смотрела в сторону школьных ворот, вдруг резко ткнула пальцем в ту сторону:
— Девчонки, смотрите! Вон, кажется, наш Марк идёт! И… о, боже, Паша с Ильёй! И они, по-моему, идут прямо за ним! И очень быстро! А лицо у Паши — ну совсем не доброжелательное…
— Ну вот… приехали, — Аня резко, как по команде, вскочила со своего места. — Я же говорила. Кажется, сейчас что-то начинается.
— Аня, эй, дорогая моя! А ну-ка, иди-ка сюда на минуточку! — громкий, злой, вызывающий крик Паши прозвучал над всем школьным двором, как команда к началу предстоящей бури.
Три подруги на мгновение замерли, как вкопанные. Аня хищно прищурилась и, сжав кулачки, решительно сказала:
— Так, всё. Надо срочно вмешаться. Пока этот ревнивый идиот окончательно всё не испортил…
— …и не сорвал мне все мои планы. — Тихо, почти про себя, добавила девушка.