• Boosty Shared
• Владимир Сыров / Gerodot

• T

Глава 11.docx

Глава-11.fb2

Бежать. Впервые за всё это долгое, мучительное время в чужом, громоздком теле, Шикамару действительно бежал. Не просто переставлял ноги, не шаркал по земле, как старый, уставший дед, не тащился, еле дыша, не «разминался» через силу, стиснув зубы от боли и отвращения, а именно бежал — легко, почти невесомо, с какой-то совершенно детской, почти забытой радостью, прорываясь сквозь хлещущие по лицу порывы проливного дождя, по размытой, скользкой грязи, через густые, мокрые заросли прибрежного кустарника. Холодный, влажный воздух резал лёгкие, заставляя их работать на пределе, но это ощущение теперь доставляло ему почти физический кайф, а не мучительные страдания и приступы удушья.

Он преодолел путь от деревни до реки минут за двадцать, может, чуть больше, двигаясь в таком темпе, о котором раньше мог только мечтать. Затем, не сбавляя скорости, он повернул и побежал вдоль извилистого русла, вверх по течению, всё дальше и дальше от цивилизации. Где-то он неосторожно споткнулся о коварно спрятавшийся под слоем мокрых листьев корень, пару раз чуть не упал, поскользнувшись на глинистом склоне — его новое, обретённое тело, хоть и было теперь сильным и выносливым, всё ещё адаптировалось к таким резким переменам, к такой внезапно свалившейся на него свободе движения. Отголоски недавно применённой техники сжигания калорий всё ещё давали о себе знать: лёгкое, почти незаметное головокружение, едва уловимая дрожь в конечностях, и этот чёртов, назойливый гул в ушах — как после резкой потери сахара в крови или сильной контузии. Но все эти неприятные ощущения с лихвой перекрывались всепоглощающей эйфорией — эйфорией от обретённой свободы, от вновь почувствованной силы, от этого нового, почти идеального тела. И пусть техника Чоуджи была опасной — сейчас, в этот самый момент, Шикамару был уверен: оно того стоило. Каждая секунда, каждая капля пота, каждая унция сожжённого жира.

Он пробежал ещё пару километров, уходя всё глубже и глубже в дикий, нетронутый лес. Ландшафт постепенно изменился — мягкий, приветливый подлесок и редкие перелески уступили место густому, сумрачному смешанному лесу, с настоящими, вековыми, взрослыми деревьями, не изгрызенными до состояния трухи местными ненасытными грибниками и не загаженными донельзя любителями шумных шашлыков на природе. И вот оно — идеальное, как ему показалось, место для временного укрытия.

— «Хм, а здесь и впрямь весьма неплохо… Уединённо. Безопасно. И, что немаловажно, — красиво,» — пробормотал он, с удовлетворением осматриваясь по сторонам.

Почему он выбрал именно это место? Причин было несколько, и все они были продиктованы его многолетним опытом шиноби и врождённым стратегическим мышлением.

Во-первых, сама местность — она представляла собой естественный, пологий склон, плавно спускающийся в сторону реки. С одной стороны — вода, источник жизни и естественная преграда. С другой — густые, почти непроходимые заросли дикого кустарника, а позади, со стороны леса — плотная, надёжная стена из высоких, могучих деревьев. Всё это создавало практически идеальный естественный заслон от пронизывающего ветра и, что ещё важнее, — от любопытных, нежелательных взглядов.

Во-вторых, следы пребывания людей здесь хоть и присутствовали, но были очень старыми, едва заметными. Глубокие, заросшие травой колеи от каких-то «квадроциклов» или внедорожников, остатки давно заброшенного кострища с полуистлевшими, размокшими от дождей окурками и пустыми консервными банками. Было очевидно, что никто сюда регулярно не ходит — разве что случайно забредут какие-нибудь заблудившиеся туристы или слишком азартные охотники.

В-третьих — и это, пожалуй, было главным для его далеко идущих планов — всего лишь в каких-то десяти минутах неспешной ходьбы от предполагаемого места его лагеря начинались настоящие, полноценные деревья. Большие. Высокие. Крепкие. С толстыми, шершавыми стволами. Те самые, которые идеально подходили для отработки одной из его любимых, хотя и базовых, техник — классического искусства хождения по деревьям, известного как Кинобори но Ваза (木登りの技). Суть этой техники заключалась в умении концентрировать свою чакру в ступнях ног в строго определённой, выверенной до мелочей пропорции, чтобы буквально «прилипнуть» к вертикальной поверхности. Техника, на которой спотыкались и терпели неудачу даже самые талантливые и перспективные генины, требовала поистине ювелирной точности в управлении своей чакрой. Для Шикамару же это всегда была одна из самых любимых тренировок. Скучная, монотонная, требующая огромной концентрации, — но безупречно полезная для развития контроля и выносливости.

— «К тому же, здесь, судя по всему, достаточно всякой мелкой живности… Что тоже очень хорошо для тренировок,» — отметил он про себя, инстинктивно присев на корточки и заметив едва уловимое движение травы неподалёку.

Да, мелкие лесные зверушки — мыши-полёвки, юркие землеройки, проворные ящерицы, возможно, даже белки или зайцы — они были просто идеальны для отработки техники теневого захвата, вплоть до его коронного «Теневого подражания» (Кагэ Мане но Дзюцу), а также для выполнения базовых упражнений на развитие скорости реакции, точности и координации движений. С ними можно было бы эффективно тренировать разделение внимания, одновременный запуск нескольких теней в разные стороны, работу с различными источниками освещения и тенями различной плотности.

Дождь к этому времени уже почти закончился, оставив после себя лишь приятную свежесть и высокую влажность. С мокрой земли медленно поднимался лёгкий, полупрозрачный пар, и воздух, хоть и был всё ещё тяжёлым и насыщенным влагой, казался удивительно чистым и свежим. Никакого назойливого сигнала мобильной связи, никаких раздражающих воплей неугомонной бабушки или язвительных визгов вечно недовольной сестры — только первозданная, благословенная тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев и пением лесных птиц.

— «Идеально. Просто идеально. Лучшего места для уединения и тренировок и не придумаешь,» — с глубоким удовлетворением подумал он.

Разбивка лагеря прошла быстро и почти автоматически — так, как его учили этому ещё в Академии, как он делал это сотни раз во время многочисленных миссий.

Сначала он аккуратно расстелил палатку. Выбрал для неё слегка возвышенный, сухой участок земли, но не на самом открытом месте — так, чтобы дождевая вода не стекала под днище, но и чтобы его временное жилище не было слишком заметным с воздуха или с большого расстояния. «Если когда-нибудь снова придётся скрываться от вражеских шиноби — такие, казалось бы, незначительные мелочи могут спасти тебе жизнь,» — прозвучали в его голове мудрые слова Шикаку, его отца, лучшего стратега Конохи.

Дальше — кострище. Это было не менее важно.

Он выбрал для него естественную, небольшую впадину в земле, со всех сторон окружённую влажным, негорючим мхом — это была лучшая естественная защита от случайного возгорания сухой травы или опавших листьев.

Затем он аккуратно сложил по периметру этой впадины небольшие камни, чтобы удерживать тепло от костра и не дать пламени бесконтрольно разрастись.

Заранее подготовил сухие, тонкие ветки для растопки и небольшой мешочек с сухой трухой и берестой, который он всегда, по старой привычке шиноби, носил с собой в герметичном пакете — на всякий непредвиденный случай. Идея пойти в поход зрела уже давно.

Над будущим костром он установил простую конструкцию — два крепких, заострённых колышка, вбитых в землю, с положенной на них поперечной рейкой из толстой ветки — на неё можно будет подвесить котелок для приготовления пищи, если возникнет такая необходимость.

Каждое его действие было отточенным, восстановленным из глубин памяти рефлексом, как будто он сейчас находился не в этом чужом мире, а выполнял очередную рутинную миссию где-нибудь в глухих лесах Страны Огня. Удивительно, как быстро и легко возвращаются такие, казалось бы, давно забытые навыки, стоит только твоему телу «вспомнить», что оно способно жить не только на вредных чипсах и сладкой газировке, но и на том, что даёт тебе природа, на умении выживать в любых условиях.

Закончив с обустройством лагеря, Шикамару присел на расстеленную у входа в палатку пенку, устало вытянул ноги, провёл рукой по своему заметно похудевшему, но всё ещё неидеальному животу. Там, где ещё совсем недавно была рыхлая, бесформенная жировая прослойка — теперь уже отчётливо прощупывался рельеф напрягшихся мышц, пусть ещё и не такой выраженный, как ему бы хотелось, но уже вполне ощущаемый. Он глубоко, с наслаждением, вдохнул полной грудью. В лёгких всё ещё оставался пьянящий привкус чистого, лесного кислорода и свежести недавнего дождя.

— «Ну вот. Теперь я наконец-то могу по-настоящему, в полную силу, тренироваться… Без помех. Без лишних глаз. Только я, природа и моя цель,» — с предвкушением подумал он.

И в этой звенящей, первозданной тишине, под низким, серым, но уже начинающим проясняться небом, Шикамару с абсолютной ясностью понял: это место — это его первый настоящий, полноценный тренировочный лагерь в этом мире. Его второй, но такой важный, решающий шаг на пути к созданию новой, улучшенной версии самого себя.

* * *

Шикамару медленно жевал кусок варёного вкрутую яйца и откусывал тонкий ломтик чёрного хлеба, густо намазанного консервированной фасолью из банки. Есть, если честно, хотелось не очень — сказывались последствия недавнего экстремального «похудения», — но он понимал, что рацион необходимо было строго соблюдать. Его тело только что сожгло огромный, почти невосполнимый объём внутренних ресурсов при использовании этой рискованной клановой техники Акимичи, и теперь ему требовалось топливо для восстановления и дальнейшего роста. Он ел медленно, почти механически, невидящим взглядом глядя куда-то в зелёную, влажную глубину утреннего леса. На земле всё ещё клубился лёгкий пар после ночного дождя. Воздух — тёплый, тяжёлый от испарений, но при этом удивительно чистый и звенящий от всеобъемлющей, почти первозданной тишины. Идеальное время для того, чтобы наконец-то спокойно сесть и основательно подумать над планом дальнейших действий.

С чего именно начать свои тренировки? Он по привычке задумчиво провёл пальцами по подбородку, точно так же, как когда-то, в прошлой жизни, делал это в Конохе, обдумывая очередной сложный тактический ход. Только теперь его пальцы были заметно тоньше, изящнее. А подбородок — более чётким, почти острым. Хех, забавно.

«Ладно. Итак, план на сегодняшний день. Что бы я сам себе назначил в качестве тренировочной программы, будь я своим собственным сенсеем…» — эта мысль заставила его едва заметно усмехнуться.

Он медленно встал, вытянул руки вверх, до хруста в суставах, почувствовал лёгкое, приятное натяжение в мышцах плеч и позвоночнике. Мышцы всё ещё немного подламывало, побаливали — это был очевидный эффект от резкого сброса такой большой массы и частичной, форсированной регенерации тканей, которую его пробудившаяся чакра, при всём желании, пока ещё не успела в полной мере подкрепить необходимой мышечной адаптацией и выносливостью. Но во всём остальном — он чувствовал себя просто великолепно. Легко. Сильно. Почти как раньше.

Он снова присел у входа в палатку, достал из рюкзака чистый лист бумаги и старый, огрызенный карандаш. Некоторое время он просто сидел, глядя на белый лист, затем начал медленно, но уверенно набрасывать свои мысли, пункт за пунктом, формируя чёткий план.

Первым делом необходимо было завершить обустройство временного лагеря. Шикамару решил поставить несколько простых, но эффективных сигнальных ловушек вдоль всех основных тропинок, ведущих к его стоянке со стороны реки и со стороны леса. Ничего сложного, самый примитив — но именно такой примитив часто и оказывался самым действенным: тонкие, хрупкие, натянутые низко над землёй ветки, тщательно замаскированные опавшими листьями и сухой травой. Если кто-то посторонний пойдёт по этой тропинке — он неминуемо наступит на такую ветку, и она с характерным щелчком сломается. Этот звук будет отчётливо слышен метров с двадцати, если не больше. Дополнительно он разбросал по периметру несколько небольших, незаметных пучков сухой, ломкой травы или веточек, которые предательски хрустят при малейшем контакте.

«Даже если моя неугомонная бабушка вдруг вздумает меня разыскать и заглянуть сюда «на огонёк» — она не сможет подкрасться незамеченной. По крайней мере, я на это надеюсь».

Затем, убедившись в относительной безопасности своего убежища, он перешёл ко второму, не менее важному пункту — медитации и углублённому контролю над потоками чакры. Он снова сел в позу лотоса, выровнял дыхание, погружаясь в состояние глубокой концентрации. Сосредоточился на своём внутреннем очаге чакры. Почти сразу же почувствовал, как его пробудившаяся чакра начинает равномерно, плавно течь по обновлённым каналам — его тело теперь ощущалось как идеально чистый, пустой сосуд, ничего больше не было забито, ничего не давило изнутри, не мешало свободному току энергии. Это было невероятно приятное, почти забытое ощущение.

«Хм. Весьма стабильный объём циркулирующей чакры. Если сравнивать с общепринятыми стандартами Конохи — примерно на уровне среднего, начинающего чунина. Конечно, это не бог весть что, особенно по моим прошлым меркам. Но если вспомнить, с какого абсолютного «дна» я стартовал всего месяц назад — это просто впечатляющий, почти невероятный прогресс».

Он мысленно провёл несколько медленных, контролируемых кругов своей чакрой по всему телу — вдоль рук, до кончиков пальцев, потом вниз, по ногам, до самых пяток, затем вверх, по спине, через шею, к голове — и снова с удивлением отметил, насколько легко и свободно это теперь получается. Каналы были идеально прочищены, не было никаких посторонних вибраций, никаких залипаний или пробок на пути потока. Казалось, что его тело, наконец-то, полностью становится его собственным. Не телом Марка — а телом Шикамару Нара.

После медитации настало время для практического применения базовых техник. Он начал с техники клонирования — Буншин но Дзюцу. Три стандартные, базовые печати. Тело отозвалось на его мысленную команду практически мгновенно, клон появился с минимальной, почти незаметной задержкой по времени. Выглядел он на удивление правдоподобно, почти как настоящий. Двигался, правда, ещё немного неестественно, скованно — «Нужно будет ещё доработать синхронизацию и контроль, но как рабочий прототип для тренировок — вполне сойдёт».

Затем он перешёл к отработке техники контроля чакры в ногах — Кинобори но Ваза, искусства хождения по деревьям.

«Ну что ж, пора переходить к чему-то более серьёзному и энергозатратному».

Он подошёл к ближайшему высокому дереву с толстым, шершавым стволом. Сконцентрировался, направил поток чакры к ступням, стараясь удерживать строго определённую, необходимую для этой техники, концентрацию энергии. В голове, как наяву, прозвучали наставления Куренай-сенсей — «Не больше, и не меньше, Шикамару. Идеальный баланс. Слишком много чакры — и тебя оттолкнёт от поверхности, как пружиной. Слишком мало — и ты просто сорвёшься вниз, как перезрелое яблоко».

Он сделал первый, пробный шаг по вертикальному стволу. Второй. Ноги, на удивление, послушно «прилипли» к коре. Не так уверенно, как раньше, немного «липко», но он держался. Правда, всё ещё периодически сбивался — то непроизвольно уводил поток чакры к пятке, вместо того чтобы равномерно распределять его по всей стопе, то давал слишком сильный или, наоборот, слишком слабый импульс.

«Ошибка. Нужно исправить. Концентрация, Шикамару, концентрация…»

—Чёрт возьми, даже эта нудная, базовая хрень сейчас кажется мне невероятно интересной и увлекательной.

После хождения по деревьям настала очередь для работы с тенями — его коронной Кагэ Мане но Дзюцу. Пока солнце ещё не взошло полностью, и деревья отбрасывали на землю длинные, чёткие тени — время было идеальным для тренировки его клановой техники. Он медленно, плавно, вытянул свою собственную тень, превращая её в тонкую, острую иглу. Сначала нацелился на ближайший неподвижный пень — это было слишком просто, почти неинтересно. Затем — на быстро движущуюся, суетливую птичку, порхающую в кустах неподалёку — это было уже гораздо сложнее, требовало максимальной концентрации и точности. Несколько неудачных попыток — и вот, наконец, удача! Его тень послушно вытянулась, точно легла на тень птицы, на мгновение сковав её движения.

«Есть! Контроль есть. Реакция, конечно, ещё далеко не на автомате, как раньше, но уже очень близко к этому».

«Работает. Всё работает. Но этого мало. Критически мало. Нужна постоянная, изматывающая нагрузка. Только так можно будет вернуть былую форму. И, возможно, даже превзойти её».

И, наконец, завершающим этапом тренировки должен был стать интенсивный блок физической нагрузки. «Мозг — это, конечно, хорошо, он мой главный инструмент. Но одними только мозгами сыт не будешь, да и мышцы сами себя не вырастут, как ни старайся». Ближе к полудню, когда утренняя прохлада уступит место дневной жаре, он запланировал себе тяжёлый, изнурительный комплекс упражнений. Карабкаться по древесным стволам без помощи рук, только на ногах. Прыгать с ветки на ветку по высоким кронам деревьев, отрабатывая точность и координацию. И, конечно же, — отработка классической техники скоростного перемещения шиноби в лесной местности. Та самая, почти акробатическая техника, когда движение идёт от дерева к дереву с использованием резких, концентрированных рывков чакры в ступнях и коленях для увеличения скорости и высоты прыжка. В Академии Конохи эту технику называли просто — Сайдзоку Тенкай, это был распространённый, базовый стиль передвижения большинства скрытных бойцов и разведчиков. Он особенно запомнился Шикамару не из-за своей какой-то особой сложности, а из-за того невероятного, пьянящего ощущения полёта, которое он дарил.

Он решил, что сделает сегодня как минимум пять полных кругов — от своего лагеря до устья ближайшей небольшой речушки и обратно. Никаких поблажек себе, никакой лени.

«Пот льётся ручьями — значит, всё работает как надо. Организм живёт, борется, становится сильнее».

К обеду — обязательно небольшой отдых, чтобы восстановить силы. Перед сном — снова медитация и подробное ведение своего импровизированного дневника на чистых листах бумаги, анализ всего, что было сделано за день, всех успехов и неудач. Завтра утром — всё это нужно будет внимательно пересмотреть, проанализировать, откорректировать план на следующий день. А пока… пока он был здесь один. Вдали от всех. И это значило только одно — сейчас самое время действовать. Без оглядки. Без сомнений. И без всякой мороки.

* * *

Прошло уже четыре долгих, тревожных дня с тех самых пор, как Марк, оставив короткую, немногословную записку, ушёл в свой таинственный «поход». За всё это время никто из домашних так и не видел его ни на деревенской улице, ни у старой, скрипучей колонки, ни даже в его излюбленном месте для уединения — на полуразрушенном, заросшем мхом мосту через мелкий, журчащий ручей на окраине села. Поначалу Анна Степановна не придала этому особого значения — ну, ушёл парень на речку, подышать свежим воздухом, подумать о своём, может, даже как-то по-своему «потренироваться», как он это теперь называл. Мальчику ведь действительно надо было как-то голову проветривать, приходить в себя, особенно после такой серьёзной «встряски»… Но уже к вечеру первого дня в её душе начал медленно, но неотвратимо назревать какой-то смутный, тревожный гул, предчувствие чего-то нехорошего.

На второй день бабка уже не находила себе места. Она лихорадочно рыскала по всему двору, заглядывала в сарай, в летнюю кухню, в погреб, тщательно проверяя, не оставил ли он где-нибудь ещё одну, более подробную записку, не вернулся ли тайком и не спрятался где-нибудь от всех. Начала обзванивать всех своих многочисленных соседок и кумушек — а вдруг кто-то из них случайно видел Марка, может, он просто ушёл к кому-то из своих деревенских приятелей? Но никто ничего не видел и не слышал. И от этого становилось только хуже — смутная тревога постепенно перерастала в настоящую, кипучую, всепоглощающую панику. Она уже не могла спокойно сидеть на месте, ходила по тесной кухне взад-вперёд, нервно теребя в руках свой старенький мобильный телефон, и что-то испуганно приговаривала себе под нос, словно заученную мантру:

— Всё. Больше ждать не буду. Сейчас же вызову «полицию». Пусть ищут его по всей округе. И «МЧС» надо обязательно подключить, у них же собаки есть, они его по запаху найдут! Я тебе говорю, он наверняка в реку нашу упал, утонул, бедолага! Или в лесу где-нибудь один-одинёшенек заблудился, плутает теперь, голодный, холодный! Или — не дай Бог, конечно, — с медведем диким в лесу сцепился! Ох, чует моё сердце беду…

Из соседней комнаты, где на стареньком диване, укрывшись пледом, обитала её Мария, неожиданно раздался ленивый, немного гнусавый голос:

— Да нет тут у вас никаких медведей, баб, успокойся уже. Максимум, кого тут можно встретить — это парочка ежей да стайка перепёлок. И то, если очень сильно повезёт.

Мария даже не оторвала своего отстранённого взгляда от экрана планшета, где в этот самый момент как раз шёл очередной захватывающий эпизод аниме «Реинкарнация безработного», именно на моменте, в котором главный герой, после глобального магического катаклизма, в полном одиночестве бродил по огромному, дикому, континенту, сражаясь с монстрами и преодолевая немыслимые трудности. Она громко, с аппетитом, чавкнула чем-то хрустящим и, не глядя, нащупала босой ногой почти пустую картонную коробку с остатками своих любимых сырных чипсов.

— Ну правда, бабуль, что ты так разволновалась? Он же у нас теперь, типа, весь такой крутой мужик, — продолжала она своим монотонным, немного насмешливым тоном, не отрываясь от экрана. — Тренируется там где-то, «прокачивается», типа такое суровое испытание воли и духа себе устроил… ну и всё в таком духе, сама же видела. Утонуть в вашей мелкой речушке он точно не сможет — даже если захочет, сразу же всплывёт, как пробка, с таким-то его пузом. Да и, скорее всего, влюбился он просто в кого-нибудь. Наверняка. Вот и ушёл в свой поход, чтобы втайне от всех стать лучше, красивее, сильнее — знаем мы этих ваших влюблённых идиотов. Всё они делают исключительно ради какой-нибудь очередной принцессы. Сначала — «дорогой, похудей ради меня, я не люблю толстых», потом — «милый, прокачай себе банку пресса, чтобы я могла тобой гордиться», а дальше, как по накатанной, пойдут и другие условия: «новый айфон мне купи», «в Турцию на всё включено свози», «моей маме букет цветов не забудь подарить на день рождения»…

Бабушка резко остановилась посреди комнаты и испытующе, с подозрением прищурилась, глядя на свою невозмутимую внучку.

— Ты это, Мария, с чего вдруг такие выводы сделала? Он тебе что, успел уже что-то такое рассказать? Признался в чём-то?

— Та не-а, ничего такого, — Мари лениво отмахнулась от неё, как от назойливой мухи. — Просто обычная логика. Его же в последнее время как будто совсем переклинило на этом «самосовершенствовании», вот он и ушёл в свою берлогу, не хочет, чтобы за ним кто-то подглядывал и мешал ему становиться лучшей версией себя. Ну и пусть себе там медитирует, сколько влезет. Придёт — будет как новенький, весь такой просветлённый и подтянутый. А не придёт… Ну, не знаю. Тогда, наверное, через пару-тройку дней можно будет уже и начинать потихоньку паниковать. А пока — расслабься, бабуль. Уж точно он у тебя никуда не пропал. Не маленький уже.

Но бабка, несмотря на все увещевания внучки, всё равно взяла свой телефон и, решительно поджав губы, набрала номер своей дочери, матери Марка и Марии.

— Алло, дочка? — на том конце провода, после нескольких длинных гудков, наконец-то отозвался немного уставший, но знакомый женский голос.

— Слушай, Анечка… Ты у меня, конечно, женщина рассудительная, совсем не паникёрша, но вот скажи мне честно, как на духу: ты раньше никогда не замечала, чтобы наш Маркуша вот так вот, кардинально, за считанные дни менялся? Он тут у нас, знаешь ли, после этой своей больницы совсем другим человеком стал. Ничего моего, домашнего, не ест, всё какую-то свою траву жуёт. Не спорит со мной, конечно, как раньше, но и не улыбается совсем, не шутит. Серьёзный такой стал, насупленный, будто лет на десять разом повзрослел, не меньше. А теперь, ты только представь себе — ушёл в какой-то «поход». Уже четвёртый день пошёл, как его нет. Записку, конечно, оставил, мол, не волнуйтесь. Но ведь ни слуху от него, ни духу с тех пор. Что мне думать-то, а?

На другом конце провода послышался тяжёлый вздох, потом какой-то тихий шорох, будто кто-то поставил на стол чашку или переложил бумаги.

— Мам, ну ты серьёзно сейчас? Ну что ты опять панику разводишь на пустом месте? Ну мужик же он уже, взрослый парень, не маленький мальчик. В лес ушёл — так пусть себе и гуляет на здоровье, воздухом свежим дышит. Не в первый же раз он у вас там пропадает, сама же говорила. Зато хоть не в свой «компьютер» дурацкий целыми днями пялится, как раньше. Самостоятельность, может, какую-никакую развивает. Чего ты так разволновалась-то, не пойму? Главное сейчас — чтобы он своими «походами» никого не отвлекал от важных дел и Машеньке нашей не мешал спокойно заниматься и отдыхать.

Вернётся целым и невредимым — и слава богу. Пацаны же они все такие, им нужно иногда побыть одним, в своей пещере. Всё остальное — это такая фигня, не стоит даже внимания. Ты мне лучше вот что расскажи: как там у Мари успехи? Она там учёбу-то свою совсем не забросила? Занимается, как положено?

Бабка уже собиралась что-то недовольно ответить на это, но в этот самый момент в соседней комнате, где уединилась Мария, с каким-то диким пафосом и совершенно непонятной интонацией раздался громкий, уверенный крик внучки:

— Omae wa mou… shindeiru! …NANI?!

Анна Степановна только неопределённо фыркнула в трубку.

— Да всё у неё вроде бы нормально, Ань. Японский язык вот с каким-то остервенением учит, целыми днями в своих наушниках сидит. Какие-то фразы оттуда постоянно цитирует. Но, вроде бы, всё ей нравится, даже как-то оживилась в последнее время, повеселела.

— Вот и хорошо. Вот и замечательно, — с явным облегчением в голосе отозвалась дочь. — Значит, всё отлично. Я очень рада за неё.

— Ну-ну, рада она, — недовольно пробурчала себе под нос бабушка, отключая звонок.

Она медленно, тяжело вздыхая, подошла к двери комнаты внука. Дверь была чуть приоткрыта. Она осторожно вошла, внимательно осмотрелась по сторонам. В комнате всё было на удивление чисто, прибрано. Постель аккуратно заправлена. На письменном столе — идеально ровные стопки каких-то бумаг, исписанных мелким, убористым почерком. Как-то всё это было слишком уж аккуратно, не по-мальчишески, не так, как раньше.

Она снова тяжело вздохнула, её сердце сжалось от непонятной тревоги.

— Совсем взрослый стал, что ли… Или всё-таки случилось с ним что-то неладное? Ох, не нравится мне всё это, не нравится…

Постояла ещё немного в задумчивости посреди комнаты, потом решительно прикрыла за собой дверь и, стараясь отогнать дурные мысли, пошла на кухню — варить свои фирменные, наваристые щи. Авось, вернётся её блудный внук, проголодается, так хоть горяченьким его накормит.