Перед привычным вступлением хотел бы сообщить, что многие жаловались на нерабочие ссылки для скачивания. В течение двух дней я своими силами пытался решить проблему путём перезаливов, но это ни к чему не привело — у кого-то ссылки чинились, у кого-то потом снова ломались, а кто-то вообще не сталкивался с такой проблемой и не понимает о чём я.
Поломка тут чисто со стороны Бусти, так что единственно что остаётся — ждать, пока они её сами не починят. Со своей стороны, если подвижек не будет, попробую ещё раз перезалить все актуальные ссылки, но, надеюсь, на скорый благоприятный исход. Как-то так. Ну а теперь…
>_< … Это всё он. Да-да, вот он. Воо~оот тот человек, в правом верхнем ряду, по диагонали от линии между третьим левым углом и правой нижней пяткой. Вот он во всём виноват, а я тут вообще не причём! Вот совсем! Просто мимокрокодил! Так что я тут оставлю вам проду и пойду разбираться с этим негодяем, а то ишь чего удумал, сроки мне срывать!
А вы, пока что, наслаждайтесь, ведь как и всегда — на ваш суд!
P.S.
А ну иди сюда. Да ты. Иди сюда, кому говорят! Куда ты бежишь?! Стой сволочь, хуже будет!!! Стой, всё равно ведь догоню!!!
* * *
Некоторые битвы не выиграть — печальный, но непреклонный в своей незыблемости факт, смириться с которым обязан любой хороший полководец и стратег.
Горечь поражения и тяжесть потерь такие же неотъемлемые спутники, как грохот фанфар и радостные крики провозглашающие долгожданную победу. При этом многие почему-то наивно предполагают, что поражение в одной битве ставит точку во всей кампании — типичная ошибка, вызванная, по большей мере, неопытностью и присущему ей максимализму.
Принимать факт собственной ошибки всегда тяжело, особенно в тех случаях, когда за неё приходится платить другим, но даже в самой безвыходной ситуации командир обязан думать в первую очередь не о собственных просчётах и их печальных последствиях, но о будущих сражениях, путях и решениях, способных перевернуть исход войны. А для этого необходимо сохранить то, что уже имеешь. Железной рукой превратить позорное бегство, в стратегическое отступление — не разгром и крах всех планов, но лишь ещё один этап на долгом пути к цели. Болезненный, пропахший кровью и гнилью, но необходимый.
Факт невозможности собственной победы мной был воспринят легко. Можно сказать, что я самого начала не слишком-то рассчитывал на подобный исход. По-своему он был мне даже более выгоден, нежели незамедлительное вознесение в глазах общественности, как убийцы одного из Йонко. Сильнейшего, если верить молве. По крайней мере, пока что.
Белоус — гарант стабильности и спокойствия в Новом Мире. Его территории обширны, и в отличии от прочих Императоров, люди, живущие под его началом в целом не слишком сильно отличаются от тех же рядовых граждан Мирового Правительства. В конце-концов, какое им дело, кому платить налоги и под чьим флагом головорезы будут патрулировать окрестные акватории? Именно по этой причине я и сказал, что он должен был быть последним. Среди всех четырёх, Эдвард Ньюгейт был наименее разрушителен и куда более благоразумен. Пусть не во всём и далеко не всегда.
Однако вмешался случай, Судьба, Боги или же просто банальное стечение обстоятельств. Не суть важно. Главное, что мне пришлось самому выйти из тени, обострить конфликт и создать прецендент, не ответить на который человек, подмявший под себя восьмую часть всего обитаемого мира, просто не мог. Так что во многом происходящее — только моя вина.
Мог ли я поступить иначе? И вновь ответ очевиден. Вариантов было много и большая часть из них виднелась куда как менее разрушительной для всех моих планов. Достаточно было пожертвовать всего одной жизнью, просто вычеркнуть ещё одно имя из памяти и как ни в чём не бывало продолжить идти вперёд. Я делал так не раз и не два. Ещё одна жертва на чашу весов ничего бы не изменила. По крайней если верить сухим строчкам прогнозов. Вот только, хорошо это или же нет, живой плоти во мне пока что больше, чем холодного металла, а сердце в груди до сих пор ещё бьётся, разгоняя горячую кровь по венам. Пусть это не логично, пусть излишне рискованно, но до тех пор, пока я мог помочь ей, не ставя под угрозу всё — я сделаю это. Хотя бы ради силы собственного слова, что некогда было облачено в обещание.
Самообман, но эта причина не хуже и не лучше других. И уж точно не так опасна, сумасбродна и губительна, как все остальные.
Механическая армада продолжала наступать. Суши, на километры вокруг, попросту не осталось. Всё было сожжено, раздроблено и стёрто в мелкодисперсную пыль. Даже море — извечный враг всех вкусивших Дьявольский Плод, и то предпочло отступить, не в страхе, но справедливом опасении, обнажая скалистое, влажное, песчаное дно, что стало для нас двоих новым полем битвы.
Я ждал, что к этому моменту он начнёт выдыхаться, покажет хоть малейший признак усталости, но всё напрасно. Белоус, всё той же непоколебимой громадой, шёл на пролом, сметая всё и вся со своём пути. Каждый взмах, бугрящейся стальными канатами мышц, руки порождал новый сокрушительный удар, от которого дрожала и выла сама земля.
Я отвечал соразмерно — бесконечным валом стальных машин, с каждый циклом рождения становящихся ещё чуть смертоноснее и сильнее, и нескончаемым дождём из железа, огня, молний, света и дыма.
Конфликт вышел на плато. За пеленой яростного пламени, жара, пыли и взрывов, даже улучшенные сенсоры моих творений едва ли могли различить хоть что-нибудь. Шквальные порывы ветра давно уже превратились в одну огромную бурю, в центре "глаза" которой мы продолжали сражаться. Я чувствовал, что более выжать из этого противостояния просто не смогу. Сила всё ещё текла в меня полноводной рекой, но более не тянула вверх. Рост могущества замедлялся стремительно и неумолимо, и выход из ситуации был только один — дать действию новый виток, разжечь устоявшееся пламя битвы, превратив то в яростный пожар. Я мог сделать это. Принцип был ясен, а итог — предсказуем. Достаточно просто отпустить ту струну, что яростно натянулась в моей душе, послать зов, повеление, подобное которому я уже неосознанно применял в битве с Демоном Они. Даже стараться не придётся.
Я чувствовал их, эти огоньки вдалеке, пульсирующие напряжением, злобой и отягощённые долгим ожиданием. Достаточно будет даже не посыла, толчка, лёгкого указания, и там вспыхнет новая бойня, что даст мне столь необходимые сейчас силы. И тогда, уверен, мне хватит могущества для того чтобы свести схватку в свою пользу. Это казалось единственно верным решением, простым, но изящным.
То самое чувство внутри меня, что все эти годы тихо дремало, не давая о себе знать, сейчас вдруг пробудилось и твердило лишь об одном. Война — самое естественное состояние мира. Сила — ключ ко всем стремлениям. Так почему бы не отбросить все нормы морали, что и так редко отягощали меня прежде? Чего мне стоит просто отпустить эту волну кровавого безумия? Позволить ей захлестнуть сначала всех кто рядом, а после пройтись алым приливом по всему Гранд Лайн, обнажая истинную природу рода человеческого? Они ведь сами этого хотят. Они всегда жаждут большего: алчут власти, богатств, положения, и ради этого готовы лить реки, океаны крови. Я дам им это, преподнесу как дар то, о чём они всегда в тайне просили, но не смели сказать вслух. И в мире настанет Новый Порядок — мой порядок. Царство вечной войны и кровавого угара. Нескончаемая бездна силы — что станет мне домом и единственной достойной наградой.
Умом я понимал, что это просто безумие, но чем дольше вслушивался в тихий шёпот на задворках сознания, тем отчётливее ощущал, что мысли эти на самом деле принадлежат мне самому. Чуждые, но родные — они появились на свет через призму нового восприятия. Искажённые цели, порождённые раскрытием сущности, что уже давно стала неотъемлемой частью меня самого.
Не помогал и В.С.Б.П. Бездушный алгоритм не видел причин отказываться от реализации предложенного плана, даже более того, находил его одним из наиболее предпочтительных. Огромная сила, бесконечный потенциал — программа делала всё для моего выживания и роста, так что с готовностью предлагала самые эффективные и зачастую абсолютно бесчеловечные способы воплощения всего этого в жизнь.
Битва всё продолжалась, но я давно перестал обращать на неё внимание, полностью поглощённый куда более тяжкой борьбой с самим собой.
Каких трудов мне стоило убедить себя, что лёгкий и быстрый путь к цели не стоит сопутствующих жертв. Всё что я мог противопоставить железной логике машины и концептуальному пониманию сути природы вечной Войны, было лишь смутное осознание абсолютной ущербности конечного результата. Я стремился построить новый, лучший Мир. А те видения, что представали перед моим внутренним взором, больше походили на Ад, пусть даже я в нём восседал на троне самого Дьявола.
Каждый ноксианец знает, что цель оправдывает средства. Но есть разница между жертвой и закланием. Пожертвовать сотней, ради спасения тысяч — тяжело, но необходимо. Жертвовать миллионами, ради власти и амбиций одного — бессмысленно и бесполезно. Некоторые битвы не выиграть, но всё ещё можно минимизировать сопутствующий ущерб. Свести потери к минимум. Нужно только поставить всё на кон. … Хмх~, впрочем, как хорошо известно, просчитанный риск — не риск.
* * *
То что несущаяся на него стальная стена начала редеть, Эдвард заметил сразу. Этот юнец-дозорный оказался горазд на различного рода фокусы. За всю свою жизнь он встречал лишь пару разумных, что смогли развить присущие им способности до подобных феноменальных высот. При этом себя самого прославленный пират в их число не вносил, справедливо полагая, что кто-то побашковитее, да посмекалистее придумал бы что-нибудь поинтереснее его простых атак. Впрочем, ему и такого арсенала всегда хватало с лихвой, так что было бы о чём печалиться.
В любом случае, дерзкий сопляк явно был крепче, чем казался на первый взгляд. Давно он уже так не веселился, чтобы прям от души, без злобы и раздражения, с которыми он обычно вбивал в землю бывших "товарищей" или разного рода залётную шваль, что с какого-то перепугу решала, что может безнаказанно грабить и убивать тех, кого Эдвард взял под защиту.
А с этим парнем всё было по другому. Словно он вновь скрестил мечи с Гарпом или Сэнгоку. Этот огонь, уверенное стремление и неиссякаемая воля к победе, вместе с совершенном безумным, но от того лишь ещё более впечатляющим взглядом на мир! Давно он такого не видел. Хотя этот юнец, конечно, поспокойней будет, собранее, чем эти старые пни в его время. Всё же правду говорят, можно вытряхнуть Дозорного из мундира, но вот мундир из Дозорного — никогда. Но так оказалось даже интереснее.
Вдребезги разбив пространство перед собой, Белоус ухмыльнулся немудрёной шутке и продолжил размышлять. Под такую хорошую драку ему вообще хорошо думалось. Даже старые раны привычно не ныли и треклятая спина в кой-то веки не болела — чудеса!
Что тут говорить, он столь увлёкся, что даже ненадолго позабыл о том втором парнишке, чья наглая скуластая рожа в какой-то момент показалась ему до боли знакомой. А ведь хотел быстро закончить и приглядеться нормально, проверить, потому как если вдруг окажется, что он прав — мир вновь ждут перемены, что многим придутся не по душе. А тут, гляди ты, разошёлся, прям как в молодости, раззадорился. Самому с себя смешно! Но весело. И хорошо. Почти как в былые годы.
Но всё же ему не показалось. Этих стальных болванок и правду становилось с каждой секундой всё меньше меньше, а те что были, просто замерли, как истуканы, да и грохот канонад впервые за да дня стих, перестав заслонять грязно-чёрную хмарь беспокойного неба. Странное дело, похоже что-то намечается.
Уперев пятку своего бисэнто в толстую корку оплавленного шлака, в который уже давно превратился весь окрестный морской песок, Сильнейший в Мире с любопытством поглядывал вдаль, ожидая продолжения, а может и развязки. Всё же парень изрядно потратился. Выдохся? Может просто упал без сил? Или опять задумал какую-то каверзу?
Ньюгейт новь почувствовал, как губы непроизвольно растягиваются в широкой улыбке. Давно уже он не встречал кого-то новенького, чьи поступки и решения не мог предугадать. Уже и забыл насколько это приятно — просто ждать в радостном предвкушении.
Парнишка, стоит отдать ему должное, не подвёл. Появился почти незримо — просто вырос прямо на одной из своих кукол, неспешным шагом двинувшись к нему. Нарочито медленно, без оружия, но при этом держа осанку и даже не думая отводить взгляд. Ну каков наглец-то, а!
От благодушного настроения Йонко сотни тысяч тонн воды, удерживаемые его силой в границах импровизированной арены, задрожали, словно бы вторя его немому смеху, но этот странный дозорный даже бровью не повёл, продолжая чеканить шаг. За одно это стоило дать ему хотя бы высказаться, прежде чем вновь отправлять в долгий полёт.
— Это необходимо прекратить. — голос был под стать виду, спокойный, собранный, без скрытой нервозности и хрипоты. Обведя взором почти втрое меньшую его по росту фигуру, Эдвард, как ни старался, не мог поймать того на фальши. Дозорный явно не находился на последнем издыхании, но почему-то всё равно решил сдаться? — Дальнейшее продолжение конфликта будет в равной степени губительно для обоих сторон. Предлагаю разойтись мирно, на прежних условиях.
— И какие же условия ты мне в прошлый раз выставил, напомни-ка, сопляк? — подобная дерзость в равной степени забавляла и раздражала.
— Вам отходит Огненный Кулак, его корабль и вся его команда, кроме одного конкретного члена. Никакого преследования после вестись не будет. Мы отплывём сразу же, как нужный человек попадёт на борт моего флагмана. — дозорный вновь показательно проигнорировал выпад в свою сторону. — Это выгодная сделка для каждой из сторон.
— Вот оно что. — пират сделал вид что задумался. — У меня к тебе встречное предложение, пацан — забирай свои лоханки и убирайся с моей земли, пока цел. Так и быть, за такой красивый бой, подгонять вас не стану. Хотя, по-хорошему, надо бы вбить в тебя немного уважения к старшим.
— Уважать пиратов я не могу по долгу службы. В остальном же мой ответ — нет. Я не могу пойти на подобные условия, да и вы тоже, просто пока этого не осознаёте.
— Неужели? — в его руке опасно звякнул бисэнто. — И откуда ты можешь знать, на что я готов пойти, а на что нет?
— Всё довольно просто. Несмотря на множество различий, у нас с вами есть одна общая черта.
В этот раз Ньюгейт удивился по-настоящему:
— Какая?
Два сияющих багровым светом провала вперились в него, словно крючья для мяса, на что Эдвард лишь шире улыбнулся, заставив море в очередной раз опасливо вздрогнуть:
— Мы оба готовы пойти на многое, ради своих детей. В том числе на то, что многие сочли бы безумством.
Несколько секунд ушло на то, чтобы понять смысл сказанного. Ещё полминуты он со всё нарастающим шоком прикидывал одно к другому, пока картинка с отчётливым хрустом наконец не сложилась воедино, после чего грянул гром:
— Гу-ра-ра-ра-ра! Гу-ра-ра-ра-ра!! ГУ-РА-РА-РА-РА!!! ГУ-РА-РА-РА-РА!!! — Сильнейший в Мире разразился по-настоящему громоподобным смехом, от которого, казалось, дрожали не только земля и море, но даже звёзды едва удержались на небосводе. — Так значит этот паршивец переманил твоего сына к себе в команду?!
— Дочь. — подчёркнуто сухой ответ породил новый взрыв хохота.
— Ну пострел! ГУ-РА-РА-РА-РА!!! Весь в папашку!!! ГУ-РА-РА-РА-РА-РА-РА-РА!!! — кое-как переведя дух и смахнув с глаз выступившие слёзы, Белоус вдруг улыбнулся, не так как прежде, искреннее, а в тёмных глазах-бусинках гиганта промелькнуло то, что даже можно было бы принять за уважение. — Как твоём имя, дозорный?
— Джерико Свейн.
— Я запомню. — одним плавным взмахом перекинув чудовищную нагинату себе на плечо, даже не поморщившись, когда полированное древко вскользь задело многочисленные химические ожоги, подпалины и длинные рваные раны, вперемешку с всё ещё кровоточащими пулевыми отверстиями. — Сегодня разойдёмся бортами, но после мы ещё обязательно встретимся с тобой. Подобные дела неправильно бросать на полпути. Битва обязательно должна завершиться. Ты понимаешь?
— Предельно. Но вынужден предупредить — так просто уже не будет.
— Гу-ра-ра-ра-ра-ра-ра! Так на то и расчёт! — лукаво прогрохотал пират и не прощаясь, одним мощным прыжком запустил себя под небеса.
Вместе с тем сотни о сотни тысяч тонн морской воды, более ни чем не сдерживаемые, словно свара цепных псов, спущенных хозяином с поводка, ринулись отвоёвывать назад своё царство, быстро и неостановимо погребая под собой океанское дно.
Когда буйство стихии исчерпало себя, а очередной рванный шрам на теле Гранд Лайн был надёжно похоронен, над всё ещё беспокойным морем, в ареоле ураганного ветра, парила лишь одинокая крылатая фигура, что, впрочем, быстро растворилась в едких клубах дыма и пыли, кометой устремившись на запад.
* * *
Вторая половина Гранд Лайн. Супер-линкор "Неумолимый". Капитанская каюта. Два часа спустя.
* * *
Попытавшись поймать на прощание взгляд Руби, Ноджико, увы, не преуспела. Давняя подруга отвернулась быстрее, чем она успела заметить, моментально скрывшись за тяжёлой дверью, что подобно петле палача, отгородила её от длинного коридора, оставив один на один с… Кем? Человеком во многом заменившим ей отца — звучит слишком мелочно, не передаёт и сотой доли того, сколь многим она обязана хозяину этих апартаментов. Просто папе? Когда-то она ещё пыталась называть его так, хотя бы в мыслях, но всякий раз выходило наигранно и неискренне. Не потому что Ноджико не видела в этом вечно серьёзном мужчине родительскую фигуру, напротив, именно себя она считала недостойной его. Особенно заметно это было на фоне старшей сестры. Нами… Как она там?
С силой сжав руки, Ноджико попыталась проглотить вставший в горле ком, по привычке обводя долгим взглядом небольшое помещение, но… Дядя Джерико как всегда оставался верен себе. Абсолютно спартанские условия: максимально аскетично и скупо, минимум личных вещей, а те что есть, лежат строго на своих местах. Порядок в доме — значит порядок в голове, так он любил повторять, когда заставлял их убираться в своих комнатах.
— Рад, что ты это запомнила. — сухой, властный голос, наполненный обертонами резанул, словно мечом.
Очнувшись от наваждения, она вдруг поняла, что так и мнётся возле самой двери, не решаясь сделать хотя бы шаг по направлению к массивному рабочему столу, единственной выделяющейся деталью интерьера, за которым уверенно восседал Вице-Адмирал Морского Дозора Джерико Свейн. Именно так, и никак иначе.
Ей было страшно поднять голову, ещё страшнее было встретиться взглядом с двумя багровыми провалами, что всегда видели её словно насквозь. Потому, наверное, она и сфокусировала взгляд на его руках, неожиданно подмечая, что те дрожат.
Проследив за линей её глаз, дядя и сам обратил внимание на свои кисти, быстро сжав те в кулак, после и вовсе спрятав под стол, подальше от её глаз.
Не дрожь, догадка пришла мгновенно, тремор. Быстро подняв голову Ноджико со всё нарастающим ужасом всматривалась в родные черты, быстро подмечая и бледный вид, и мешки под глазами, и лёгкий наклон в обычно безупречной осанке. Он просто не может сидеть прямо, тут же поняла, специально опирается на спинку кресла, чтобы не показывать слабость, не беспокоить её…
— Дядя… я…
— Не стоит. — он говорил как обычно тихо, с полной уверенностью, что его слова в любом случае будут услышаны, но в этот раз его голос звучал чересчур надтреснуто, словно бы он делал это через силу. — Я не хочу слышать твоих оправдания.
— Но…
— Не хочу, потому что это уже неважно. Ты цела, здорова — это единственное, что имеет значение.
— П… Дядя Джерико я… — слезы катились по щекам, искусанные в кровь губы предательски дрожали. — Я не…
— Неважно. — знакомая сталь в голосе подействовала на неё, как ушат ледяной воды. — Я позвал тебя не за этим. Сейчас корабль держит путь на Сабаоди. Оттуда ты, почтовым рейсом, вернёшься обратно на Кономи.
— …
— Перебивать старшего, как по званию, так и по возрасту, непозволительно и крайне невежливо. — вновь она потупилась, уперев взгляд в пол. Совсем как в детстве, пойманная на очередной шалости. Вот только последствия в этот раз оказались куда как печальнее и страшнее. — Ты вернёшься на Кономи и напишешь сестре. Она сильно переживает из-за вашей ссоры, как и о твоём самочувствии. После чего… — Ноджико сжалась, предчувствуя близость наказания. — После чего, ты вольна делать, что хочешь.
— А?
— Ты уже совсем взрослая. В праве сама выбирать свою судьбу. Я не могу и не хочу держать тебя на архипелаге, как на цепи. Это в равной степени бессмысленно и жестоко. Но мне важно, чтобы ты внимательно выслушала то, что я сейчас тебе скажу. — каких усилий ей стоило вновь поднять голову и встретиться с ним взглядом, не знает никто. Многое она была готова там увидеть: гнев, отвращение, разочарование, брезгливость, ненависть… равнодушие, но никак не ожидала наткнуться на бездну усталости, напополам с какой-то обречённой нежностью. Колени предательски подкосились, а глаза застелила влага. — Ты — моя дочь, моя воспитанница, и я буду на твоей стороне так долго, как это только будет возможно. Но у всего есть предел. Я не могу вечно отводить взгляд в сторону. И если ты продолжишь идти выбранной дорогой, обязательно настанет момент, когда я буду не в силах быть рядом с тобой. Мой долг, долг перед десятками тысяч людей, что доверились мне, он важнее долга перед семьёй. Я не имею права ставить твою жизнь, превыше прочих. В какой-то момент придётся сделать выбор. — внезапно сильные руки заключили её в крепкие объятия, а тихий голос зашептал на ухо. — И когда этот день настанет, пообещай мне, что будешь сильной. Настолько сильной, чтобы самой преодолеть все невзгоды и препятствия, не полагаясь на меня. Слышишь, — она тихо всхлипнула, плотнее прижавшись к подолу его мундира. — Только так, ты сможешь быть собой вопреки всему. — шершавая, чуть дорожащая рука нежно стёрла слёзы с её щеки. — Обещаешь?
— Д-да… я… я обещаю… папа.
После чего она всё же расплакалась, громко, навзрыд, выплёскивая наружу весь ужас и страх прошедших дней. Пока самый близкий и родной человек на всей земле, совсем как в детстве, во время грозы, нежно укрывал её в своих объятьях, ограждая от всех невзгод этого жестокого мира. Возможно в последний раз.
* * *