Каркан подъехал ко мне на своём вороном жеребце, который нервно бил копытом о сухую, потрескавшуюся землю, словно предчувствуя беду. Ветер гнал по степи облака пыли, а в воздухе витал запах грядущей опасности.
— Деймон, у нас проблемы, — произнёс Каркан, и в его голосе, обычно твёрдом, как сталь, сквозила тревога, которую он тщетно пытался скрыть.
Я насторожился, внимательно взглянув на своего старого друга. Каркан не из тех, кто поднимает панику без веской причины. Его встревоженный тон был подобен набату, возвещающему о надвигающейся угрозе.
— Говори, что случилось? — спросил я, не отводя взгляда от горизонта, где в дымке угадывались смутные силуэты.
Каркан нервно поправил ремень на груди, бросив быстрый взгляд по сторонам, словно опасаясь, что его слова могут быть подслушаны.
— Наши разведчики заметили разъезды дотракийцев, — выдохнул он. — Эти степные дьяволы уже кружат вокруг нас, как стервятники над добычей. Они держатся на расстоянии, но не спускают с нас глаз. Похоже, мы не смогли проскользнуть незамеченными.
Я тихо выругался, сжав поводья так, что кожа на ладонях натянулась до боли. Дотракийцы — последнее, с чем мне хотелось бы столкнуться сейчас. Я рассчитывал провести караван через их земли тихо, без лишнего шума, чтобы мои планы в Юнкае не сорвались. Но, похоже, судьба решила иначе.
— Сколько их? — спросил я, стараясь сохранить хладнокровие, хотя внутри уже закипала смесь злости и тревоги.
— Пока видели лишь несколько десятков всадников, — ответил Каркан, понизив голос. — Но ты знаешь этих кочевников. Если мы видим десяток, за холмами могут скрываться сотни. Это, скорее всего, передовые дозоры, а основная орда где-то неподалёку.
Я кивнул, осознавая, что ситуация становится всё более угрожающей. Караван двигался слишком медленно, отягощённый повозками с товарами и запасами. Сражение с дотракийской ордой сейчас было бы нежелательно. Нам нужно было добраться до Юнкая без кровопролития, чтобы мои переговоры остались в тайне.
— Что прикажешь, Деймон? — спросил Каркан, глядя на меня с привычной уверенностью, но в его глазах читалось ожидание.
Я на мгновение задумался, взвешивая варианты. Нападение дотракийцев могло уничтожить всё, ради чего я работал долгие годы. Но отступать было некуда. Решение пришло быстро.
— Усиль дозоры, — твёрдо сказал я. — Выстави дополнительные отряды по периметру каравана. Пусть лучники займут позиции на повозках, а пехотинцы выстроятся в каре с копьями наперевес. Нам нужно показать этим степным псам, что мы готовы к бою. Дотракийцы уважают силу. Если они увидят, что мы не лёгкая добыча, возможно, ограничатся наблюдением. Хотя, зная их, вряд ли.
Каркан понимающе кивнул, но всё же уточнил:
— А если они всё-таки нападут?
Я холодно улыбнулся, чувствуя, как в груди разгорается знакомый огонь — жажда битвы, которую я так долго сдерживал.
— Тогда, друг мой, мы напомним им, почему Штормовые клинки внушают страх даже самым отчаянным воинам. Покажем этим песчаным бродягам, что бывает с теми, кто осмелится встать у нас на пути.
Каркан широко ухмыльнулся, и в его глазах вспыхнул тот же воинственный блеск, что я видел в нём перед десятками сражений. Он резко развернул коня и поскакал к каравану, чтобы передать мои приказы.
Оставшись в одиночестве, я мрачно оглядел бескрайнюю степь. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в огненные тона — от алого до пурпурного. Трава колыхалась под порывами ветра, словно золотое море, но эта красота была обманчивой. Где-то там, за холмами, скрывались враги, готовые в любой момент обрушиться на нас. Встреча с дотракийцами могла сорвать мои планы, но я не собирался сдаваться. Слишком многое было поставлено на карту.
До самого вечера дотракийцы не нападали. Их всадники продолжали кружить вокруг каравана, держась на расстоянии, но не исчезая из виду. Их тёмные силуэты на фоне закатного неба казались зловещими призраками, а приглушённые звуки ржания лошадей и редкие выкрики только усиливали напряжение. Ветер приносил запах пыли и конского пота, а в воздухе витало предчувствие неминуемой схватки.
Они явно играли с нами, как хищники, загоняющие добычу. Я слишком хорошо знал повадки этих степных разбойников, чтобы питать иллюзии. Дотракийцы, выбрав цель, никогда не отступали без боя. И всё же я цеплялся за слабую надежду, что нам удастся избежать кровопролития.
— Проклятье, — пробормотал я, горько усмехнувшись. Как бы мне хотелось добраться до Юнкая без единой капли крови. Но судьба, как всегда, имела свои планы, и они редко совпадали с моими.
Подозвав одного из командиров, я отдал приказ готовиться к ночлегу и обороне. Воины Штормовых клинков тут же принялись за работу: повозки выстроили в круг, образуя импровизированный частокол, лучники заняли позиции на крышах, а пехотинцы выстроились в боевые порядки, проверяя оружие и доспехи. В лагере запахло тревогой и сталью, а каждый шорох в темноте заставлял людей вздрагивать.
Торговец Лауронс, до того и без того нервный, окончательно потерял самообладание. Он подошёл ко мне, теребя рукава своих роскошных одежд, и заговорил дрожащим голосом:
— Господин Деймон, неужели нет другого выхода? Может, мы всё-таки попробуем договориться? Дотракийцы любят дары — золото, шелка, лошадей… У нас есть товары, которыми можно пожертвовать!
Я терпеливо выслушал его, хотя он повторял одно и то же уже в десятый раз за день.
— Лауронс, — начал я, стараясь говорить мягко, но твёрдо, — дотракийцы не торгуют, как купцы в Юнкае. Они берут то, что хотят, силой. Иногда они принимают дары, но только если те достаточно щедры, и даже тогда нет гарантии, что они уйдут. Вы наняли нас, чтобы мы защищали вас. Позвольте нам делать свою работу. Идите в свой шатёр и постарайтесь отдохнуть. Ночью они не нападут — эти степняки предпочитают открытые битвы при свете дня.
— Если вы так уверены, господин Деймон… — пробормотал Лауронс, всё ещё сомневаясь, но послушно направился к своему шатру, бросая тревожные взгляды по сторонам.
Ночь, однако, оказалась далёкой от спокойствия. Дотракийцы не прекращали кружить вокруг лагеря, их кони мелькали в темноте, словно тени. Время от времени раздавались пронзительные крики и свист стрел, пролетавших над нашими головами, — они испытывали нашу выдержку, не давая расслабиться. Мои люди стояли на постах, сжимая оружие, а в лагере царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь треском костров.
Я лежал на походном ложе, укрытый лошадиной попоной, и смотрел на звёздное небо, слушая далёкие крики кочевников. Сон не шёл, а мысли невольно возвращались к дотракийцам. Я знал их лучше, чем хотел бы.
Дотракийцы — прирождённые воины, живущие в седле и умирающие с оружием в руках. Степь для них — мать, которой они поклоняются с фанатичной преданностью. Они презирают стены и крепости, земледелие и оседлую жизнь, считая их уделом слабаков. Их жизнь — это набеги и войны, а их добыча — рабы и лошади. В бою они неистовы и безжалостны. Их кони, быстрые и выносливые, позволяют наносить молниеносные удары и так же стремительно отступать. Их изогнутые клинки, аракхи, идеальны для рубящих ударов на полном скаку, а луки, которыми они владеют с непревзойдённой ловкостью, поражают врагов на расстоянии.
Они не носят тяжёлых доспехов, полагаясь на скорость и манёвренность. Их защита — внезапность и страх, который они внушают своими дикими криками и устрашающим видом. Пленных мужчин они почти не берут, считая милосердие слабостью. Их орды, кхаласары, управляются железной рукой вождя — кхала, чья воля непререкаема. Сейчас вокруг нашего каравана кружили разведчики одного из таких кхаласаров, и я не сомневался, что с рассветом они начнут атаку.
«Пусть приходят», — мрачно подумал я, поправляя рукоять кинжала у пояса. Если бой неизбежен, мы встретим его достойно. Штормовые клинки не раз сражались с превосходящими силами и побеждали. Дотракийцы не станут исключением.
Я вздохнул, ещё раз проверил оружие и попытался закрыть глаза, понимая, что отдых необходим перед завтрашней битвой. Но сон не приходил. Где-то в глубине души просыпался яростный зверь, которого я так долго сдерживал. Он ждал своего часа, готовый вырваться наружу и уничтожить всех, кто посмеет встать на моём пути.
* * *
— Просыпайся, Деймон! Они здесь! — резкий голос Каркана, словно удар кнута, вырвал меня из зыбкого, поверхностного сна. Сердце мгновенно заколотилось, а рука, повинуясь старым инстинктам, потянулась к топору, лежащему рядом на сухой земле. Я рывком поднялся, чувствуя, как мышцы напрягаются, готовые к бою. Тело, будто вспомнив годы сражений, само приняло боевую стойку. Утренний воздух был холодным, а в ноздри бил запах пыли и тревоги.
Каркан стоял передо мной, его лицо, обычно спокойное, теперь было искажено тревогой. Глаза, широко раскрытые, горели смесью страха и решимости. Он указывал на горизонт, и я, проследив за его взглядом, невольно стиснул зубы.
Там, где степь сливалась с небом, поднимались густые облака пыли, подсвеченные первыми лучами солнца. Орда дотракийцев двигалась стремительно, подобно стае хищников, почуявших добычу. Сотни всадников на быстрых, жилистых конях кружили в хаотичном, но обманчиво слаженном танце. Их кожаные доспехи тускло блестели, длинные волосы развевались на ветру, а изогнутые аракхи, висящие у поясов, ловили солнечные блики, словно предвещая кровопролитие. Их крики, резкие и дикие, уже доносились до нас, сея смятение среди наших людей.
— Сколько их? — спросил я, стараясь сохранить голос ровным, хотя внутри всё кипело от предчувствия битвы.
— Сотни, может, больше, — ответил Каркан, бросая быстрый взгляд на горизонт. — Они двигаются так, чтобы сбить нас с толку. Точное число не определить, но это не просто разъезд. Это кхаласар, Деймон.
Я кивнул, осознавая, что лёгкой прогулки не будет. Степь, ещё вчера казавшаяся бескрайней и пустынной, теперь превратилась в арену, где нам предстояло сражаться за жизнь.
— Прикажи воинам выстроиться в оборону! — скомандовал я, повернувшись к Каркану. — Караван в центр, купцов и обозных — за спины пехоты. Лучники на возвышения, копейщики в первый ряд. И отправь разъезды к тылу — я не хочу, чтобы эти псы окружили нас.
Каркан коротко кивнул и, развернув коня, поскакал к лагерю, выкрикивая приказы. Его голос, твёрдый и уверенный, разносился над суетой, возвращая людям решимость. Я же остался на месте, продолжая наблюдать за врагом. Дотракийцы, словно играя с нами, то приближались, то отступали, их кони вздымали всё новые облака пыли. Вскоре от основной орды отделился небольшой отряд — десяток всадников, направлявшихся прямо к нам.
Я невольно усмехнулся, чувствуя, как в груди разгорается знакомый огонь. «Хотят говорить? Что ж, посмотрим, что у них на уме».
— Похоже, конеебы желают переговоров, — произнёс я вслух, скорее для себя, чем для кого-то ещё.
Каркан, вернувшись, подъехал ближе, его лицо всё ещё выражало тревогу.
— Ты серьёзно собираешься с ними говорить? — спросил он, понизив голос. — Эти дикари не понимают слов, только силу. Может, лучше сразу готовиться к бою?
— Слова — тоже оружие, друг мой, — ответил я, не отводя взгляда от приближающихся всадников. — Если мы узнаем их намерения, это даст нам преимущество. А если они хотят крови… что ж, мы и к этому готовы.
Каркан вздохнул, но спорить не стал. Мы с ним и несколькими воинами Штормовых клинков выехали навстречу дотракийцам. Те, заметив наше движение, остановились в полусотне шагов, их кони нетерпеливо били копытами. Я медленно приблизился, внимательно разглядывая их предводителя.
Это был высокий, жилистый воин, чьи длинные чёрные волосы, заплетённые в косу, были украшены металлическими кольцами и бусинами, позвякивающими при каждом движении. Его кожа, обожжённая солнцем, была покрыта шрамами, а тёмные глаза смотрели с высокомерной насмешкой. На поясе висел аракх, чьё лезвие, судя по царапинам, знало немало битв. Его поза, гордая и вызывающая, ясно говорила: он привык, что перед ним склоняются.
— Ты предводитель этих жалких чужаков? — спросил он на дотракийском, его голос был резким, как удар хлыста, а взгляд скользил по мне с явным презрением.
Я выпрямился в седле, встретив его взгляд с холодной уверенностью.
— Я Деймон Штормрейдж, капитан Штормовых клинков, — ответил я на их языке, чётко и без тени сомнения. Мои слова заставили его брови слегка приподняться — он явно не ожидал, что чужак владеет их диалектом. — А ты кто такой, чтобы называть нас жалкими?
Его губы искривились в презрительной усмешке, но в глазах мелькнула искра интереса.
— Я Кхал Джарго, повелитель пяти тысяч всадников, чей аракх пил кровь сотен врагов, — произнёс он, ударив себя в грудь. — Мои воины — буря, что сметает всё на своём пути. А ты и твои отбросы — лишь пыль под копытами наших коней. Но я милостив. Отдай нам дары — золото, лошадей, женщин — и, возможно, я позволю вам уйти.
Его спутники разразились хриплым смехом, их голоса напоминали ржание диких жеребцов. Они явно наслаждались моментом, предвкушая нашу капитуляцию.
Я же смотрел прямо в глаза Джарго, не позволяя себе даже тени улыбки.
— Забавно, — медленно начал я, намеренно растягивая слова. — Великий кхал, чей клинок «пил кровь сотен», просит подачек, как базарный попрошайка. Может, твои воины и буря, но ты, похоже, всего лишь ветер, что воет, но не смеет ударить.
Смех дотракийцев оборвался, словно отрезанный. Лицо Джарго побагровело, его рука сжала рукоять аракха так, что костяшки побелели. Его воины напряглись, готовые к любому приказу.
— Ты смеешь оскорблять Кхала Джарго, чужак? — прорычал он, его голос дрожал от ярости. — Я вырежу твоих людей, а тебя посажу на цепь и продам в Миэрин, чтобы ты до конца своих жалких дней вспоминал мою милость!
— Миэрин? — переспросил я, холодно усмехнувшись. — Я уже бывал там, кхал. И знаешь, что? Я не люблю, когда меня пытаются заковать. Я вырезал всех, кто стоял на моём пути, и сбежал. Сомневаюсь, что ты смог бы повторить мой подвиг.
— Ты сам призываешь смерть, раб! — взревел Джарго, теряя остатки самообладания. — Я отрежу твою голову и привяжу её к седлу моего коня!
— Тогда почему бы тебе не попробовать прямо сейчас? — резко оборвал я его, наклоняясь вперёд и глядя ему в глаза с вызовом. — Или твоя хвалёная доблесть исчезает, когда дело доходит до честного боя один на один?
Тишина повисла, между нами, тяжёлая, как перед грозой. Глаза Джарго пылали ненавистью, но в них мелькнуло сомнение. Его воины замерли, ожидая решения. Отказ от вызова означал бы позор — не только для него, но и для всего кхаласара.
— Я принимаю твой вызов, — наконец прошипел он, его голос был полон яда. — Твоя смерть будет медленной, чужак, клянусь Великим Жеребцом!
— Хорошо, — спокойно ответил я, позволяя себе лёгкую улыбку. — Увидимся на поле боя, Кхал Джарго.
Мы развернули коней и двинулись обратно к лагерю. Каркан, ехавший рядом, не скрывал тревоги.
— Деймон, зачем ты это сделал? — спросил он, понизив голос. — Ты же понимаешь, что даже если ты убьёшь его, они не отступят. Дотракийцы будут мстить, и их ярость только усилится.
— Именно этого я и добиваюсь, — ответил я, глядя прямо перед собой. — Смерть кхала посеет хаос. Они начнут спорить, кто займёт его место, и потеряют слаженность. Каждый воин будет рваться ко мне, чтобы доказать свою силу. Это даст нам шанс разбить их по частям.
— Ты играешь с огнём, — вздохнул Каркан, качая головой. — Их слишком много, Деймон. Даже для нас.
— Число — не главное, — отрезал я, чувствуя, как во мне разгорается знакомая жажда битвы. — Они сильны, но их сила — в единстве. Без кхала они станут толпой, жаждущей славы, а не армией. Мы используем это.
Я повернулся к нему, мои глаза горели решимостью.
— Не волнуйся, друг мой. Всё будет хорошо. Штормовые клинки готовы. Пусть эти степные звери приходят — мы встретим их достойно.
Рассвет едва коснулся горизонта, заливая бескрайнюю степь золотистым светом, но воздух уже дрожал от предчувствия битвы. Трава, ещё влажная от утренней росы, колыхалась под лёгким ветром, а в ноздрях стоял запах земли и надвигающейся опасности. Наблюдатели — воины Штормовых клинков и дотракийцы — выстроились полукругами, оставив между собой вытоптанную поляну, словно арену для неизбежного кровопролития. По приказу Каркана наши тяжёлые щиты образовали подкову вокруг каравана, защищая повозки и купцов, но все взгляды были прикованы к центру поля, где должны были сойтись два воина.
Я шагнул вперёд первым, сбрасывая кирасу и наплечники на сухую землю. Лёгкая кожаная рубаха облегала тело, оставляя руки обнажёнными до предплечий — пусть видят, что я не прячусь за сталью. Стянув перчатки, я взял свой топор: широкий, с кованой пикой на тыльной стороне, его тяжесть была мне так же привычна, как собственное дыхание. Подкинув оружие в ладони, я ощутил, как оно идеально ложится в руку, готовое к бою. Мои воины смотрели на меня с молчаливым уважением, а в их глазах читалась смесь уверенности и тревоги. Я знал: этот поединок решит не только мою судьбу, но и их жизни.
С противоположной стороны выехал Кхал Джарго. Его иссиня-чёрный жеребец, мощный и неукротимый, рвал копытами землю, словно разделяя ярость своего хозяина. Длинные волосы кхала, стянутые в боевую косу, были увешаны медными кольцами, которые позвякивали при каждом движении — каждое кольцо, как я знал, означало чью-то смерть. Джарго поднял аракх над головой, и его хриплый боевой клич разорвал утреннюю тишину. Дотракийцы на холмах ответили дикими воплями, ударяя себя в грудь и стреляя стрелами в небо, словно призывая своего Великого Жеребца благословить их вождя.
— Чужак без доспехов? — Джарго оскалился, его голос был полон презрения, а взгляд скользил по мне, как по добыче. — Ты так торопишься умереть, раб?
Я встретил его взгляд, не позволяя себе даже тени улыбки, и ответил на дотракийском, громко, чтобы каждый воин на поле услышал:
— Я тороплюсь лишь показать твоему коню, что его хозяин уже мёртв, — мои слова эхом разнеслись над поляной. — Отпусти поводья, кхал. Может, твой скакун ещё уцелеет в этой бойне.
На миг в глазах Джарго вспыхнула ярость, его лицо исказилось, а рука сжала рукоять аракха так, что побелели костяшки. Он пришпорил коня, и жеребец рванулся вперёд, поднимая вихрь пыли. Копыта загрохотали по земле, а аракх взлетел в высоком рубящем замахе, нацеленном снести мне голову. Я стоял неподвижно, словно приглашая смерть, но в последний момент шагнул в сторону, мягко, как в танце. Лезвие просвистело в ладони от моего лица, а я, развернувшись, вонзил пику топора в заднее бедро коня.
Жеребец издал рваный, почти человеческий крик и взвился на дыбы. Джарго, потеряв равновесие, с трудом удержался в седле, его лицо исказилось от гнева.
— Первый урок, кхал! — крикнул я, отскакивая назад. — Тот, кто не бережёт своего коня, недостоин называться всадником!
Дотракийцы на холмах взревели, но в их криках уже слышалась неуверенность. Джарго, стиснув зубы, направил раненого коня в галоп по широкому кругу, стараясь держать дистанцию. Дважды он проносился мимо, нанося короткие, резаные удары аракхом, надеясь зацепить меня. Я уклонялся, двигаясь в полшага, нарочно выставляя левое плечо, а топор держал почти лениво, словно бой был мне в тягость. Его воины, ещё недавно рычавшие от восторга, начали затихать, понимая, что их кхал не может достать меня.
— Слезь и дерись, жеребёнок! — позвал я, подзывая его ладонью. — Или твой конь и правда сражается лучше тебя?
Джарго, оскалившись, спрыгнул с седла, одновременно метнув в меня короткое копьё. Я отбил древко боком топора, и оно с глухим стуком воткнулось в землю. Земля задрожала от криков орды, а золотые кольца в косе кхала звенели, когда он бросился ко мне с низким, хищным рыком. Его аракх мелькал, рубя снизу, сверху, каждый удар был полон безумной силы. Я скользил, уклонялся, парировал обухом, чувствуя, как отдача дробит запястья, но ни разу не позволил клинку коснуться плоти. Мои ответные удары были точны: шип топора вонзился в его локоть, обух ударил в висок, а затем лезвие оставило кровавую полосу на рёбрах. Кожа Джарго быстро покрылась алыми полосами, а его дыхание стало тяжёлым.
Со стороны казалось, что я играю с ним — без доспехов, почти без усилий, выводя его из себя. Его ярость делала его предсказуемым, и я ждал, когда он откроется.
— Где твоя сила, степной король? — выкрикнул я, когда его очередной замах рассёк лишь воздух. — Или ты думал, что станешь легендой, грабя купцов?
Джарго зарычал, прыгнул вперёд, целя аракхом в моё горло. Я отбил клинок в сторону, вложил всё тело в разворот, и мой топор, словно метеор, вонзился в его плечо у основания шеи. Сталь расколола кость, разорвала мышцы, и кровь хлынула потоком. Джарго взревел, пытаясь отступить, но я не дал ему шанса. Выкрутив топор, я выдернул его с хлёстким брызгом алого.
Кхал рухнул на одно колено, аракх выпал из его ослабевших пальцев. Он поднял глаза, в которых ещё горела ненависть, но силы уже покидали его.
— Скажи своей орде, — наклонился я, но мой голос донёсся и до холмов, — что теперь им нужен новый кхал. Твои кольца больше не звенят.
Я рванул его за косу, пригвоздив к земле, и, размахнувшись, отсёк голову одним чистым ударом. Кровь фонтаном обдала мои руки и грудь. Подняв трофей за длинные волосы, я повернулся к востоку и западу, демонстрируя его дотракийцам. Их вопли — смесь ярости и ужаса — разорвали тишину, а некоторые воины уже мчались к орде, неся весть о падении своего вождя.
Я бросил голову на землю, вытер лезвие о меховой плащ Джарго и повернулся к своим людям. В лагере царила напряжённая тишина: купцы, спрятавшиеся за повозками, смотрели с тревогой, а воины сжимали оружие, готовые к бою. Я поднял топор над головой, и мой голос прорезал пыльный воздух:
— По коням! Готовьтесь: через минуту вся орда будет здесь! Щиты вперёд, лучники на фланги! Пусть рвутся ко мне — это и будет их гибель!
Каркан, стоявший неподалёку, усмехнулся, качая головой:
— Ты всегда так, Деймон. Разозлил их до безумия. Теперь каждый захочет твою голову.
— Тем легче будет собрать их в кучу, — ответил я, вскидывая топор. — Сегодня шторм обрушится на них, и мы оставим после себя лишь пыль да мёртвых коней.
На далёком гребне поднималось чёрное облако — пыль тысяч копыт. Орда неслась к нам, истошно ревя, но их рёв звучал для меня как музыка далёких барабанов. Кровь на топоре ещё была тёплой. Мои люди выстраивались, щиты поднимались в стену, а тетивы лучников натягивались, готовые к бою.