Призрак Сокола(Часть 94)

Дорнийские марки. 301 г. от З.Э.

Рейнис Таргариен.

В последнее время Рейнис стала очень много пить. Не то чтобы она раньше себя сильно ограничивала — не с таким примером для подражания, как её дядя Оберин, — но раньше употребляемого было значительно меньше. Когда осада Ночной песни зашла в тупик, у неё и вариативности забав особо не было, осада — невероятно скучное занятие. Тренировки с копьём, распитие любимого дорнийского и сношения с Герольдом — вот весь спектр развлечений. Но Рейнис не отчаивалась, она большую часть жизни ждала возможности вернуть своё законное место. Что ей какая-то пара месяцев осады по сравнению с годами терпеливого ожидания? Ничего.

Первым звоночком стало предательство — а по-другому это и не назвать — близкого сподвижника и хорошего любовника — Герольда Дейна. Этот самовлюблённый идиот поставил свои личные желания выше всего, ради чего Рейнис годами работала — возвращение Железного трона. Она ему доверяла во многом, в том числе в вопросе нежелательной беременности, а он втихую заменил ей лунный чай, из-за чего она забеременела. Как же она была на него зла, не передать словами! Одно время хотелось подсыпать чего-нибудь смертельного, но, при всей своей ублюдочности, Герольд был её сторонником, человеком, который привёл под её знамёна несколько тысяч копий, отстаивал её интересы на политической карте и проливал кровь за неё. Эти «достоинства» уберегли Дейна от встречи с Неведомым, но напрочь убили все положительные чувства, испытываемые к нему.

Вторым — судьбоносное решение, которое она проклинала и по сей день. Если в Дорне к бастардам относились очень терпимо, то в остальном Вестеросе дети вне брака жестоко порицались. И, несмотря на «дорнийское» воспитание, Рейнис сомневалась, что Аксель Аррен просто проглотит наличие у неё бастарда. Даже больше, этот факт будет казаться сильным оскорблением гордому Соколиному Глазу. Она верила в силу своей родины, но одной дорнийской армией Вестерос не завоевать, и терять поддержку, нетронутую войной, Долины было глупо.

Как будущая королева Семи королевств, она должна была уничтожить плод, но как женщина — не смогла. Это был её ребёнок, её плоть и кровь. Он ни в чём не виноват. Боги заставили её принимать жестокое решение: оставить ребёнка и свой лучший шанс на трон или убить малыша и получить давно желаемое. Почти месяц Рейнис не могла принять решение, покуда не прознала о своих «вернувшихся» родственниках. Сейчас или никогда. Со слезами на глазах выбор был сделан. Как оказалось — не в лучшую для себя сторону.

— Какой же дурой я была, — самоуничижительно пробормотала Рейнис.

Дела шли по накатанной: игры дяди Дорана на две стороны, явный разлад с родственниками матери, неудачи при штурме Ночной песни, отказ от всех результатов с поспешным отступлением, игнорирование со стороны Аррена, вынужденный союз с дотракийцами её тети и неудачное вторжение в Простор. Как будто боги задались целью не допустить реализации её амбиций.

И сейчас, после смерти кхала Дрого, дочь Последнего Дракона чётко понимала — амбиции обратились в прах, а мечты так и останутся только мечтами. Падение кхала ознаменовало конец шаткого союза дорнийцев и дикарей. Обычаи дотракийцев обернулись против Дейенерис Таргариен. Вся власть её тети была построена на силе её мужа, но теперь Дрого мёртв. Из кхалиси Великого Травяного Моря Дейенерис превратилась в дош кхалин, простую безвластную женщину.

От вливания в себя новой порции вина её отвлёк стремительно влетевший в палатку дядя Оберин. Война и время не пощадили его. Если раньше шевелюра Красного Змея была густой, чёрной, с едва заметной проседью, то теперь седины заметно прибавилось, как и морщин. Старость потихоньку брала своё.

— Хватит пить, — дядя попытался забрать бокал, но безуспешно.

— Не тебе меня поучать, как обращаться с вином, — Рейнис не настолько была пьяна, чтобы не увернуться от такой медленной «атаки», — Зачем пришёл?

— Нет, мне! — неожиданно резко возразил дядя. — Я тебя не узнаю, где гордая дочь Мартеллов, которая повела тысячи мужчин на завоевание Вестероса, где та принцесса, что наравне со всеми воевала против просторсских неженок?! Всё, что я вижу — пьянь, которая надеется утопиться в вине.

— А что ещё мне остаётся делать, дядя?! — вспылила Рейнис. — Я устала! Устала постоянно идти на компромиссы, постоянно терпеть удары судьбы и идти на сделку с совестью. Хочешь знать, почему я пью? Ммм? Потому что мне опять придётся идти против своих принципов, и я оттягиваю момент неизбежности!

— Что случилось? — стал более серьёзным в моменте дядя.

— Когда Дрого умер, вместе с ним на тот свет отправились его кровные всадники и сильнейшие дотракийцы. Даже этот Хагго, который командовал другой армией, услышав о судьбе своего кхала, повёл своих всадников на самоубийство. Итог: все, кто мог безболезненно перехватить управление кхаласаром, померли, оставив кучу амбициозных дикарей.

— Не вижу проблемы, это скорее хорошая новость. Мы знали, что дотракийцы — обоюдоострый меч, и если мы не можем ими пользоваться, то лучше избавиться от них. Они режут друг друга? Хорошо, нам меньше мороки.

— Если бы… Нашёлся урод, который смог за короткое время захватить власть в распадающемся кхаласаре. Кхал Мафу, под его началом примерно четыре тысячи всадников. И он требует выдать Дейенерис и Рейго, — Рейнис не нужно было озвучивать, что произойдёт с ними.

Когда к власти приходит новый кхал, то он, стремясь упрочнить своё положение, первым делом истребляет кровь предыдущего правителя. Мафу поставил ультиматум: «выдать вдову Дрого и её ребёнка, либо он сам возьмёт их». Ей нравилась Дейенерис. Она была доброй, милой девушкой, в ней не было «дорнийской подлости», но самое главное, она искренне считала Рейнис своей семьёй. В условиях, когда половина твоей родни плетёт интриги против тебя, это качество было очень ценно. Малыш Рейго же стал для неё отдушиной. Печаль по нерождённому ребёнку была сильна и ещё больше усиливалась от осознания тщетности её отчаянного решения. И теперь от неё требовали сделать ещё один страшный выбор.

— Я не испытываю к девочке Таргариен ничего положительного. Для меня она наивная, считающая себя важной персоной и не понимающая реальное положение дел. Так что вопрос «тысячи наших или жизнь её малыша» для меня не стоит. Я понимаю, что ты чувствуешь. Правда понимаю, но позволь мне быть с тобой откровенным, — дождавшись заторможенного кивка, Оберин продолжил, — Мы проиграли эту войну. Солдаты истощены, наши ресурсы на грани, и погода больше не располагает к войне. Ты видела, уже здесь начались заморозки. В Вестеросе начнётся самая суровая зима за последнее столетие, и мы не сможем воевать. Не сейчас.

— И что, нам сдаться?!

— Нет, кем бы ты ни считала Дорана, но он обладает завидной мудростью и терпением. Он уже подготовил план действий, даже на самый худший результат, — видимо, глаза Рейнис не выдавали желаемого дяде результата, коль он начал буквально разжёвывать то, о чём она сама должна догадываться, — По глазам вижу, что не понимаешь. Давай разберём итоги на сегодняшний день: весь Вестерос буквально в руинах; людские, финансовые, ресурсные потери исчисляются миллионами золотых, и наши враги ничего не смогут сделать, чтобы быстро их восполнить. Наступит зима, она ещё больше подкосит и так полумёртвых врагов. В противовес им, на территории Дорна не было войн. Наши поля, предприятия, торговля остались нетронутыми, да и зима на нас почти не влияет.

— Значит, Дорн сможет оправиться от моего поражения, — не передать словами, как хорошо осознавать, что Рейнис не станет причиной падения своего дома.

— Отложи вино, ты с него тупеешь, — на этот раз бокал был поставлен в сторону. — Переведу для пьяни: после зимы мы сможем вновь попытаться завоевать Вестерос, и наши шансы значительно увеличатся.

— Прольются реки крови, — Рейнис беспокоила не война, а десятки тысяч жертв с никаким результатом.

— Моря. Но чтобы она не была напрасной, нам не остаётся ничего, кроме как пролить ещё больше, — подумав немного, Оберин дополнил, — Однако сейчас наша задача — сохранить как можно больше дорнийских жизней, чтобы в будущем они могли вновь взяться за копья и завоевать тебе корону.

После этого разговора дочь Последнего Дракона вновь набралась мрачной решимости и сделала то, что от неё требовалось.

* * *

Штормовой предел. 301 г. от З.Э.

Джон Коннингтон.

Джон всё больше убеждался в безумии или же гениальности своего короля. Каждое его действие будто пыталось переплюнуть здравый смысл предыдущего. В последний раз это было сближение с пиратами. Скрепя сердцем, Джон мог понять необходимость в союзниках, пусть и таких ненадежных. Но нет, его король связался с самым отвязным психом во всех известных водах — Эуроном Грейджоем. И не просто связался, а принял его вассальную клятву. Короля играет свита, а у Эйгона и так шаткое положение из-за нахождения среди Золотых Мечей. Пусть ни Джон, ни его король, ни даже сам Вороний Глаз не верят в эти клятвы, мир смотрел на это совершенно иначе. Так что, когда — не «если», а именно «когда» — психованный пират натворит дел, это тяжким грузом упадёт на репутацию короля.

Благо, пока информация о присоединении Вороньего Глаза к их стану оставалась ограниченной, и сам король быстро нашёл пирату дело — захват Драконьего Камня. Первое время Джон считал это безумием, чистой воды авантюрой, но, поразмыслив некоторое время, признал возможность успешной реализации плана. Лорд Монфорд Веларион находился у них, силы Дрифтмарка, как безголовые курицы, потеряли единое командование. Варис вообще слал донесения, что морские коньки, стремясь найти своего лорда, почти полностью игнорируют обязательства перед Визерисом. Цитадель Таргариенов никогда не была так беззащитна, как сейчас. Если Эурону удастся незаметно перевести несколько отрядов солдат, то замок быстро поменяет владельца.

— И всё же я не доверяю Вороньему Глазу, — Джон всё понимал, но это не мешало ему периодически ворчать.

— Как и я, но это не мешает использовать его для реализации своих задумок, — подобный обмен репликами был не в первый раз, поэтому Эйгон понимал несерьёзность слов своего наставника. — Как думаешь, Баратеон примет предложение?

— Честно говоря, я вообще в шоке, что вы в принципе предложили подобное. В конце концов, восстание началось с Баратеонов.

— Оно началось, когда на трон сел Безумный король, — парировал Эйгон. — Конечно, Великие дома тоже внесли свою лепту, но сейчас? Все зачинщики гниют в земле, а я последний человек, который имеет право судить детей за грехи отцов, — такая позиция позволит Его Величеству получить любовь народа, но она же будет его слабостью.

— Надеюсь, вы правы, — их небольшой диалог прервал отряд в цветах Баратеонов во главе с Ренли.

Война на всех оставляет свои шрамы, и короли — не исключение. Выглядел Ренли не лучшим образом. И нет, выбритое лицо, аккуратные связанные волосы, чистое лицо и опрятная одежда — всё было при нём, но взгляд Баратеона не давал обмануться деснице. Отрешённый, несфокусированный, потухший — характерный для рыцарей, побывавших на войне. Это был не мальчик-повеса, о котором рассказывал Варис, а человек, который несколько лет воевал.

По ранней договорённости солдаты обеих сторон, оставаясь на достаточном расстоянии, образовали периметр для переговоров. В самой дискуссии должны были участвовать двое от каждой стороны. С их стороны были Эйгон и сам Джон, а вот Баратеон удивил. Вместо прославленного Рована или, на худой конец, Хайтауэра, Ренли взял на переговоры своего королевского гвардейца — Лораса Тирелла. Красавец, от которого половина девок страны сходили с ума, и было за что. Каштановые кудри, карие глаза, правильные черты лица — рыцарь цветов был не похож на своего отца. Как боец Лорас был превосходен, но сам Конингтон сомневался, что молодой рыцарь сможет помочь своему королю дельным советом.

После положенной процедуры озвучивания титулов началась небольшая перепалка, где молодые короли обменивались колкостями. Поскольку Эйгон успешно справлялся с острым языком Баратеона, Джон не вмешивался в забавы молодых, считая их даже полезными. Перепалка была на грани приличия, но каким-то образом им удавалось не переходить невидимую линию. Но даже у самой ядовитой змеи когда-нибудь закончится яд, не то что у простых людей. Итогом стала победа дворцового словоблудия над наёмническим жаргоном. У Ренли было просто больше опыта в подобных делах.

— Довольно пустых разговоров. Вы принимаете моё предложение или нет?! — чуть вышел из себя Эйгон.

— Почётная сдача и изгнание на Стену взамен на жизнь бастарда моего брата, — задумчиво-насмешливо проговорил Ренли. — Вы излишне далеки от реальности, Эйгон, или как вас там взаправду зовут, — это был первый раз, когда Баратеон напрямую оскорбил короля.

— Следи за своим языком, — надо осаждать таких, пока они распоясались. — Мы пришли сюда на переговоры, а не на базар.

— Боюсь, первое не отличается от второго. Одни что-то предлагают, другие покупают, и каждый стремится сбить цену. Пока ваше предложение… не очень.

В чём-то Баратеон прав, но не до конца. Порядок — вот чем два понятия отличаются друг от друга. Переговоры ведутся между заинтересованными сторонами с целью согласования деталей договора, который устроит все стороны. Инициатива в них попеременная, но наибольшую выгоду получает тот, кто владеет большими преимуществами. Базар же — простое беспорядочное пустословие, которое ни к чему не приведёт. Пока в разговорах соблюдаются правила — это переговоры, как только их нарушат — они становятся пустой болтовнёй.

— О чём тут думать? Еды в Штормовом Пределе почти не осталось, солдаты истощены, казна пуста, даже ваши союзники покинули вас, — Варис очень сильно помог их делу, снабжая важной информацией прямо из твердыни их врага.

— Хайгарден будет стоять до конца за его величество, — влез в разговор Тирелл и только потом понял, какую глупость сказал.

— Это, которым правит Тарли? — в глазах юноши нарастал гнев, но он упрямо молчал. — Вы проиграли, и шансов что-то переиграть у вас нет. Пройдёт месяц, максимум полтора, и начнётся голод…

— Ха-ах-ха, но у вас же ситуация не лучше, — пытался найти что-то хорошее Ренли.

— Может быть, но на пять месяцев наскребём, — враньё, на три, но никто не осудит за преувеличение.

Повисло молчание. Ренли что-то обдумывал, пока рука Рыцаря Цветов «незаметно» перешла к клинку. Джон поступил аналогично. Неизвестно, что взбредёт в голову взбалмошному юнцу.

— Штормовому Пределу не впервой сидеть с голодом, — уже не так весело ответил узурпатор.

— Ты не Станнис, — простой комментарий от Джона заставил последнего Баратеона незаметно вздрогнуть.

Поначалу Джон был сильно пристрастен и даже не рассматривал мирного решения с Баратеоном. Всё же с Оленьего Дома началось восстание, смерть его друзей, падение принца, позорное изгнание и годы скитаний. Конингтон хотел истребить мятежный дом и не скрывал этого. В свою очередь Эйгон смотрел на проблему более незамутнённым взглядом. До момента, пока зима не набрала полную силу, Золотые Мечи должны контролировать Штормовые земли, а для этого нужно подчинить Штормовой Предел — сердце региона.

— …Я не Станнис… — печальная улыбка украсила лицо Ренли. — Давайте договариваться.

В тот момент Джон понял, что план его короля удался.

* * *

Штормовой Предел пал. Все, кто шёл за Ренли Баратеоном, добровольно сложили оружие и позволили пленить себя Золотым Мечам. Но, вопреки всем пессимистичным прогнозам, с пленными обращались достойно и лишь согнали за пределы замка для того, чтобы их лидер, последний Баратеон, сделал заявление.

— Я, Ренли Баратеон, лорд Штормового Предела, предстал перед вами, чтобы преклонить колени перед истинным правителем Семи Королевств. Пусть присутствующие и Семеро будут мне свидетелями. Эйгон Таргариен является единственным законным наследником Железного Трона, лордом Семи Королевств и Хранителем государства, — толпа была в смятении.

Кто-то был в ярости, кто-то напуган, но большинство были разочарованы. Они годами воевали, проливали кровь и умирали за своего короля, и теперь их лидер объявляет, что всё было бессмысленно.

— Все мы ошибаемся. Огонь амбиций развращал и более волевых людей, — громко проговорил Эйгон Таргариен. — Веками наши семьи сохраняли мир и процветание в Семи Королевствах. С Таргариенами на троне и Баратеонами в Штормовых землях. Оглянитесь, как только династия сменилась, разразилась самая ожесточённая война за всю историю Вестероса. Террор, убийства, насилие стали неотъемлемой частью нашей жизни. Но это неправильно! Я хочу положить конец страданиям простого народа…

Смотря, как в глазах пленных разгорается надежда, Джон пребывал в отличном расположении духа. Его воспитанник смог завоевать Штормовой Предел, не пролив ни капли крови, а теперь Эйгон завоёвывал любовь бывших врагов. Преданность не получить несколькими словами, но её фундамент начинается с простых обещаний и хорошего обращения.

В стороне Ренли Баратеон задумчиво посматривал на своего племянника, Эдрика Шторма. Отчасти Джон понимал его. Дело Баратеона было проиграно, он мог бессмысленно сопротивляться неизбежному, но ему дали шанс сохранить своё наследие, и он за него ухватился. Итогом переговоров стало то, что Ренли сдался, присягнул на верность и вступил в Ночной Дозор. В свою очередь, Баратеоны не будут истреблены, и за ними останется Штормовой Предел. О потере грандлордства, солидного куска земли, казны и выплате репараций никто не заикался — это было и так понятно. Вопрос стоял лишь в объёмах, но они будут снижены соразмерно вкладу в дело Дракона.

Пройдёт немного времени, и многие осудят Ренли Баратеона за его решение. Назовут трусом, предателем, слабаком, но именно это его решение уберегло дом Баратеон от бесславного конца.

(Ренли Баратеон)

P.s. Каким-то образом выходит, что за всю войну территории Дорна вообще не пострадали. Хотя и Север, и Долина чуть-чуть, но хлебнули.

P.P.s. Не все решается войной, ведь можно просто договорится. Ренли нифига не волевой человек и он держался только от безысходности( типа, если он не будет воевать. то все пойдет прахом). Но ему дали более-менее устраивающий его выход и он им воспользовался.

P.P.P.s. Я думаю, на Стене Ренли не будет скучно, ибо гомосек.