Открыв глаза, первым делом Алгалон обратил внимание на Погибель, воткнутую в пол. Прекрасный красный ковер, полосой прошивавший весь тронный зал, оказался испорчен. А вместе с ним замены требовала и лежащая внизу каменная плита.
«Выходит, все же я не переношусь в некое пространство. Меняется восприятие окружающей действительности»
Сделав для себя немаловажную заметку, он повернул голову вправо. Там, на черепе, как и на всех остальных, золотом горела выжженная на кости печать. Точно такая, что возникала над его собственной головой в драконьем облике. Метка власти и господства.
Голоса драконов окончательно стихли, перестав наполнять тронный зал едва уловимым призрачным шепотом. Вместе с тем, владыка Цитадели лишь четче начал ощущать присутствие своих пленников. Они стали для него более осязаемыми, более… материальными.
Довольно легко настроившись на нужный лад снова, Страж добился желаемого: видимая им картина мира дрогнула и изменилась, но не столь полно, как произошло совсем недавно. Стали отчетливо видны мощные потоки магии, пронизывающие всю Цитадель, каждый камень. Материальность отступила назад, уступая место энергиям.
В ином зрении Погибель предстала совсем в другой форме. Она стала ослепительным солнечным копьем, невероятным скоплением благодатного света и испепеляющего пламени. А в самом центре рукояти была точка притяжения сотен и тысяч золотых нитей. Они не переплетались в клубок, а словно уходили куда-то вглубь орудия. И тянулись связи по всей территории земель Цитадели, уходили вниз под землю, часть и вовсе пронзала пространство меж мирами. А некоторые, особенно толстые, принадлежали черепам.
Присматриваясь к той или иной нити, драконоборец начинал видеть карты, видения о происходящем с тем или иным братом. Подобное происходило ранее, неконтролируемо, в случае гибели членов ордена. Ведь их души Принадлежали Погибели, и она требовала отмщения, показывая и указывая на нужное место. После смерти каждый брат ордена находил пристанище в копье, делая его сильнее. Из него же они возвращались, воскрешаясь.
Протянув руку, Алгалон поймал одну из связей. От прикосновения пальцев, тоже ставших выглядеть совершенно иначе, она налилась еще большим золотом. Остальные будто померкли, отступили на третий план. А владыка Цитадели более полно ощутил, куда она тянется. Кому принадлежит. Какие чаянья испытывает хозяин души и что с ним происходит.
«Кажется, при желании я мог бы передать ему частичку своей силы. Но как показала практика, даже мастера клинка и огнебороды переносят такое крайне болезненно. Простой воин крови мгновенно обратится прахом. Но то касается огня, а если попробовать поделиться светом? Учитывая грядущие столкновения с Древними Богами и демонами, обласкавшими Азерот своим вниманием, подобный ход будет не лишним. Да одна загвоздка, мой орден не привык иметь дело с такими материями. Свет требует специфического подхода, с ним нужно общаться. Его нужно просить. Это не магия, заклинанием не воспользуешься. Максимум — примитивные глифы, способные задать грубый вектор воздействия, да четкий мысленный посыл. Следует все обдумать»
Отпустив нить воина крови, пальцы Стража нашли следующую цель, ухватив одного из драконов.
«Я и раньше мог использовать их силу в ограниченном масштабе, но теперь все должно измениться. Игровые правила позволяли применять по одной способности на пленника, но сейчас то вокруг реальность. И у меня в руках полноценные души крайне могущественных ящеров. Печать окончательно подчинила их мне, пусть подобный шаг не придает благородства»
Свойства Погибели, как немезиды всякого зла и в особенности драконов, делали ее отличным инструментом для наложения подобной печати. Пусть драконоборец вполне мог привязать все души к себе, однако решил не рисковать. Библиотека не хранила записей ни о чем подобном. Он откровенно побаивался рисковать, опасался взаимного влияния пленников. Все же было слишком много для него одного. Они обладали, пусть и не все, полноценными, злобными разумами, искаженными порчей и тьмой прошлого.
«Теперь я смогу использовать их мощь за пределами Нового Мира. Еще предстоит проверить, как изменения скажутся на Погибели, откроется ли в ней еще что-то новое или нет» — пустив по нити капельку своей энергии, Алгалон незамедлительно получил отклик. Перед его взором предстал огромный, сотрясающийся в молчаливых муках, дракон, окутанные десятками пламенных цепей. — «Нужно поискать способ передать часть власти над ними младшим стражам. Это даст им неплохой козырь против наару и прочих. Учитывая, какова природа способностей большинства черепов, для созданий из света они будут особенно губительны»
Моргнув, Страж вернул себе нормальное зрение и перехватил копье. Оно в очередной раз принесло ему приятный сюрприз. Новые границы только предстояло прощупать, выявить возможности. Но то требовало времени и использования правильной литературы.
Вспышка телепортации отнесла владыку Цитадели в место уединенного сна. Место, куда не могла проникнуть никакая мразь или нечисть, не вырезав предварительно всю Цитадель и Огненную Пропасть.
Тиамат по-прежнему лежала в постели, в той же позе. Совершенно недвижимая и прекрасная. На ее лице отражались невинность и безмятежность, чистое спокойствие и нежность. Полные противоположности всего того, что каждую секунду пожирало изнутри Стража. Его собственное лицо то и дело искажалась в гримасе, надежно скрытое шлемом. Да он и не старался его удерживать. Все его волевые усилия поглощал контроль над голосом и поведением. С каждым днем становилось все труднее удерживать всплески все возрастающей мощи. Иной раз ему казалось, что любое лишнее движение руки способно породить огненную бурю.
— Только твой сон удерживает меня от возмездия, любимая. — как и множество раз до этого момента, драконоборец осторожно коснулся щеки матери стаи. — Скорее сбрось оковы сна, дабы я мог освободиться от огня. Чтобы дотла выжег мерзость, посмевшую покуситься на тебя. Они забрали наших детей, а я заберу у них все. Их существование оборвется в огне моей ненависти…
Продолжая медленно гладить щеку прекрасной эльфийки, он не находил так желанного успокоения. Не мог найти, пока не пробудится.
Алгалон одновременно ждал и опасался мига, когда Тиамат откроет чарующие глаза. Ведь он, как никто иной, знал об ее отношении к детям. Понимал всю ту глубину боли, которую она испытает, узнав правду.
Проведя около получаса в тишине, нарушаемой тихим дыханием, Страж наконец нашел в себе силы отстраниться и столь же тихо телепортироваться. Самая мрачная секция огромной библиотеки встретила его мягким светом и приятной обстановкой. Не смотря на хранимые тома и фолианты, обстановка мало отличалась от прочих частей средоточия знаний.
Направившись к своему столу, Страж занял стул и обвел взглядом творческий беспорядок. По всей поверхности были разбросаны книги, раскрытые на той или иной странице. Литература, к прочтению и изучению которой орден относился крайне неодобрительно. А за применение изложенных на сих страницах формул, надлежало уничтожение.
Ранее собираемые исключительно для антуража и самой цели сбора как можно большего числа неповторяющихся книг, они обрели неожиданное значение после переноса в реальный мир. Многочисленные трактаты, посвященные таинствам темных и откровенно черных искусств. Тут имелось все, начиная от азов некромантии, заканчивая самыми разными ритуалами жертвоприношений и способами обращения к потусторонним силам из глубин космоса.
Именно в этих текстах, за неимением лучшего источника, владыка Цитадели искал ответы и способы воплощения своих задумок. Впрочем, напрямую подчерпнутое он никогда не использовал. Не позволяла природа собственной магической сила, да и желания такого не возникало. Запретные книги лишь давали ему верное направление и редкие подсказки. Обо всем остальном приходилось думать самому.
В частности, в связи с поглощением целого наару и преображения под воздействием Искры Первого Пламени, твори магию стало проще и сложнее одновременно. В этом смысле драконоборец приблизился скорее к полноценным духам или элементалям. Он все еще мог и рефлекторно творил заклинания старым путем, хотя тем самым скорее ограничивал себя.
Возможность творить магию усилием воли и четким мысленным посылом, а иногда и представив абстракцию, значительно расширяла возможности, позволяла выйти за пределы прежних рамок. Оттого приходилось тщательно следить за помыслами и движением энергий, дабы случайно не воплотить настоящее Пекло. И ко всему прочему пропало понимание границ. Ведь не все получалось сотворить мановением руки и желанием.
Например, Алгалон пытался как-то совладать с черепами, умерить их пыл, обуздать. Да только ничего не выходило, пока не погрузился в чтение и не получил откровение Света. Лишь после всего означенного, вышло наложить печать.
Посему выходило, что знание все еще продолжало лежать превыше остального. Необходимо более четкое понимание конечной цели, чем обычное, почти что капризное, желание.
Разложив закладки, Страж закрыл и убрал в сторону часть книг, сложив их стопкой. Они принадлежали к теме, временно исчерпавшей себя. Сейчас ему требовалось нечто иное. О взаимодействии с духами, душами и путям изъятия из них силы.
Черепов в тронном зале скопилось предостаточно, более, чем требовалось самому владыке Цитадели. Откровенно говоря, он десятилетиями не прибегал к их мощи. Они попросту покрывались пылью, без какого-либо толка. С другой стороны, ничего не мешало найти альтернативный способ их использовать. Тем более сейчас, когда власть над ними еще больше укрепилась.
…
Несколько часов спустя
Двое вошли в тронный зал, тем же путем, что и Сартарон в свое время. Подобно старшему брату, они сразу же замерли, приготовившись выдержать не самое приятное внушение. Однако, к общему удивлению, секунды тянулись, но ничего не происходило.
Взрослые, по людским меркам, мужчины переглянулись и едва ли ни синхронно пожали плечами. Лица, скрытые за глухими шлемами, выражали удивление.
— Видишь знак, на лбу горит? — один из них указал подбородком в нужную сторону.
— Да, помнится раньше ничего такого не было. Никому бы и в голову не пришло трогать их. Нет среди наших таких дураков.
— То-то же. Значит, отец постарался. Больно уж свечение характерное.
Два брата, Галарион и Таларион, отличались друг от друга столь же сильно, как и походили. Среди всей семьи, они единственные, кто отправились странствовать вместе и никогда не разделялись. Скорее лучшие друзья, нежели братья, они с самого детства всегда держались друг друга. И, если случалась драка, то всегда один прикрывал другого.
Галарион вылупился из яйца раньше любимого брата всего на пару минут, что никогда не мешало ему твердить о старшинстве. Был он и более рослым, хотя не мог похвастаться особо крепким телосложением. Скорее он отличался удивительной стройностью и ловкостью, от части пойдя в отца. Еще перед уходом из дома, он уверенно владел двуручным мечом и никогда не прекращал пытаться стать лучше, часто обмениваясь уроками и приемами со всеми встречными мечниками. Доспех его отличался несвойственной Цитадели легкостью. Даже воины крови носили на себе больше металла, чем отпрыск Первого Стража, предпочитающий тонкие кольчуги. Единственное исключение он делал в пользу шлема. Тот всегда отличался куда большей крепостью и большей защитой. А вот с постижением магии, опять же, в отличии от большинства родственников, у него все было хорошо. Благодаря брату, он слыл неплохим знатоком чар.
Таларион, младший из неразлучно пары, всегда отличался от более веселого брата спокойствием, толикой угрюмости и рассудительностью. Как ни странно, ростом он выдался самым мелким среди всех, в том числе младшего поколения. И пусть разница та почти не замечалась, Таларион о ней знал и от того не ведал покоя. Ближнему бою он предпочел искусство магии. Впрочем, от доспехов никогда не отказывался, в отличии от остальных учеников придворного мага. Наоборот, его броня отличалась надежностью и весом. В том он походил скорее на пепельных гвардейцев. Немалую долю сходства придавал посох, оснащенный функциональным лезвием на вершине, что роднило его с копьем. Неслабый маг огня и ветра, не хуже и не лучше многих из Храма Огня.
— Ты на трон взгляни. — посоветовал Таларион, сглатывая тягучую слюну. Одного взгляда на отца ему хватило, чтобы неслабо струхнуть. Слишком уж он давил присутствием, слишком огромной ощущалась его магическая мощь.
— Да, определенно его рук дело. — Галарион согласно кивнул и опустил взгляд ниже, на самую первую ступень тронного пьедестала. — Старший тоже тут. Значит, не нас одних позвали. Определенно что-то назревает. — из горла мечника вырвался тяжкий вздох, и он начал медленно брести в нужную сторону.
— Может отец хочет посмотреть, чего мы добились? — маг не счел лишним внести еще одно предположение. — Все же с нашего ухода минуло порядочно времени.
— Понятия не имею. — протянул старший из пары. — Но знаешь? Я рад вернуться обратно. Честно говоря, мне надоело скитаться от грязного городишки до другой, не менее грязной дыры, попутно вырезая мелкую нечисть. Мирок мы выбрали не лучший. Да и заскучал по дому в последнее время. — он развел руки в стороны, будто стремясь объять все окружающее. — Тут и стены лучше, и воздух лучше. Не говоря о настоящем просторе для роста. Только тут нам смогут показать что-то новое и бросить вызов. Мне хочется нормального сражения, которое потребует напряжения сил и выносливости, приложения мастерства, понимаешь?
— Да, понимаю. — Таларион кивнул. — И разделяю твои чувства. За пределами Храма Огня, конечно, нашлись новые знания, но их качество… оставляет желать лучшего. Все же, нет ничего лучше нашей библиотеки и ее бесчисленных сокровищ.
— Значит, остаемся и не пытаемся улизнуть при первой же возможности? — Галарион хмыкнул и снял шлем, обнажив острые уши и легкую ухмылку.
— Да.
— Вот и отлично. Хочу поесть нормальной еды, как следует отмокнуть у дварфов в бане, да и поспать на лучшей кровати во всех мирах, не помешает.
— Ты забыл упомянуть выпивку. — дополнил список Таларион.
— Она прилагается к бане, без всяких лишних слов. Или ты забыл, что слово “дварф” означает на самом деле?
— Как же. Где, по-твоему, стоит Храм? У нас каждый маг знает толк в выпивке, пусть и нашей, особой.
— А, ваша херня. — мечник пренебрежительно махнул рукой и закатил глаза. — Сок какой-то гоняете с умным видом. В моем присутствии не смей равнять ее с нормальным пойлом.
— Наши вкусы утончены, а вы действительно хлещете пойло.
— Что ты, эльф, понимаешь в качественном пиве? — не совладав с собственной шуткой, Галарион громко рассмеялся.
Так они и шли к подножью трона, общением и “переругиванием”, справляясь с присутствием отца. Без давящего внушения от черепов, находиться в тронном зале становилось во много раз проще.
Им было невдомёк, что отец немалым напряжением воли блокировал их кровную связь, не позволяя просачиваться к детям его ярости и гневу, злобе. Он же не позволял своей главенствующей над ними сути излишне давить.
Сартарону пришлось кратно хуже.
— Рад видеть вас в хорошем расположении духа. — первым заговорил Алгалон, когда отпрыски остановились на должном расстоянии. — Нам предстоит о многом поговорить. Но сначала о главном. Ваша мать пострадала от происков наших врагов. Сейчас она спит, восстанавливается.
— Кто? — в голосе старшего из пары братьев прорезались рычащие нотки.
— Чудовище, с которым никому из вас не совладать в ближайшее столетие или более. Выбросьте мысли о мщении из головы, тем займусь я. Вас я позвал, как своих сынов, как тех, кому вручу заботу о Цитадели в свое отсутствие. — Страж встал с трона. — Сейчас пойдете в Пиршественный Зал, отведать “нормальной” еды. Там и поговорим об остальном.