***2***
Мясо истекало ароматным соком, а Гарри, едва не мурлыча, как кот, от наслаждения, уплетал его за обе щеки. Остальные тоже не отставали, присоединившись к нему за ранним обедом. Капитану было велено снова изменить курс и идти к Гибралтару, их круиз начинался здесь и сейчас. Благо за ночь на тихом ходу они не успели зайти далеко на север, поэтому до Гибралтарского пролива они должны были добраться к вечеру, а пока был солнечный день, тихий бриз и небольшие волны, которые почти не чувствовались и уж точно не доставляли неудобств — обзавестись морской болезнью не хотелось никому.
Они расселись в шезлонгах, решив, что шокировать своими бледными телами английских аристократов, загорелых южан не стоит, поэтому дружно жарились на солнце и разговаривали, лениво перебрасываясь фразами.
Локи смотрел на Поттера, который крутился на своем шезлонге, как уж на сковородке, — то темные очки наденет, то снимет, то лимонад попьет, то за мороженым сбегает, то в туалет, то к борту посмотреть на выпрыгивающих из воды рыб, и поражался его нескончаемой энергии. Совершенно беспокойный ребенок. Локи устал только от того, что наблюдал за ним, и подумал, что нужно будет посоветовать Броку начать всерьез заниматься с ним боевкой, как магической, так и магловской — каким-нибудь единоборством. Потому что тратить столько энергии впустую было жаль. Да и сам Локи теперь хотел начать занятия с Гарри. Своим упорством и безграничной силой он невероятно удивил Локи. Весь в своего крестного, того мирозданье тоже щедро одарило.
Гарри уже в который раз улегся на шезлонг, покрутился, принимая удобную позу, и выдохнул. Локи готов был поставить свой остров на то, что надолго этого спокойствия не хватит.
— Гарри, ты обещал рассказать мне про то, как и где ты встретил цербера, — Локи заинтересованно посмотрел на Поттера, а тот весь подобрался, уселся на шезлонге по-турецки и хитро посмотрел на Локи.
— О, это было эпично, — хмыкнул со своего места Брок, а Регулус даже приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть Гарри и не пропустить ни единого слова.
— В прошлом году директор Дамблдор во время праздничного пира первого сентября сделал объявление о том, что на третьем этаже есть запретный коридор и что там можно умереть мучительной смертью…
Гарри оказался на удивление интересным рассказчиком. Он подробно рассказал обо всех своих приключениях, о том, как случайно, во что Локи совершенно не поверил, он и его друзья оказались в том самом запретном коридоре, как за дверью увидели огромного трехголового пса, как бежали от него с громкими визгами. Рассказал про зеркало, про Фламеля, про их подозрения в отношении Снейпа.
— Бедный Север, — хохотнул Брок, — неудивительно, что при такой зловещей внешности его подозревают во всех смертных грехах.
Гарри строго посмотрел на перебившего его крестного и продолжил свой рассказ…
* * *
В Хогвартсе было тихо. Северус, у которого остались на попечении только пятые и седьмые курсы, занятые подготовкой к экзаменам, а потому тихие и практически незаметные, не знал, чем себя занять. Уроки были отменены, консультации по его предмету были назначены на завтрашний день, и он был абсолютно свободен. Идти в лабораторию категорически не хотелось, душа требовала чего-нибудь этакого.
— Хоть бы случилось что-нибудь, что ли, — со вздохом произнес он и уже хотел пойти перебирать ингредиенты для предстоящих экзаменов, как услышал за своей спиной голос Скримджера:
— Мерлин услышал твою мольбу и послал тебе меня.
Скримджер стоял в дверях кабинета и всем своим видом давал понять, что пришел с какой-то конкретной целью и не уйдет, не получив желаемого.
— Проходи, — мотнул головой Снейп.
— Это ты собирайся, — Скримджер так и стоял в дверях, не сдвинувшись ни на дюйм.
— Куда?
— Твоему бывшему начальнику сегодня выносят приговор. Нет желания поприсутствовать?
Желание было, и немаленькое, но попасть на заседание он не бы не смог, как бы ни хотел. Север, пообщавшись с Броком, Руфусом, Локи и Гиппократом, многое переосмыслил. Да буквально полжизни поминутно разобрал. Со стороны все поступки Альбуса казались теперь весьма неоднозначными. И заключение в Азкабан, вот Скримджер, увидев метку на руке, только отмахнулся, а ведь Снейпа садили именно за ее наличие. И то самое подслушанное пророчество. Северус теперь всерьез задавался вопросом, почему его просто так отпустили, а не наградили Обливейтом, ведь он явно услышал то, что не предназначалось для посторонних ушей? И внезапное предложение работы, ведь на тот момент Снейп хоть и имел мастерство в зельях, но это не значило, что он сможет быть не то что деканом, но и просто профессором, да еще и после отсидки в тюрьме. И вот таких вопросов у Снейпа набралось немало. Он понимал, что ответов на них вряд ли получит, но это было неважно. Важным было то, что он переосмыслил свою жизнь и пришел к неутешительным выводам, и теперь хотел многое поменять.
— Подожди, я быстро, — решился Северус, метнулся в свои комнаты, переодел мантию, поменяв рабочую на выходную, и они с Руфусом пошли к воротам школы, чтобы перенестись в министерство.
Второе заседание по делу Дамблдора, на котором ему должны были вынести приговор, внесло нездоровый ажиотаж в ряды обывателей. Всем хотелось поприсутствовать на этом заседании, но авроры встали непреодолимым заслоном и никого постороннего не пропускали. Руфус со Снейпом в кильватере шел, разрезая толпу, как горячий нож масло, а потом он заметил стоящего в отдалении Грубера и кивнул ему, недвусмысленно предлагая присоединиться. Тот не стал отказываться и пошел вслед за Скримджером и незнакомым черноволосым магом. Долиш, который стоял в охранении у дверей, пропустил всех троих, только и позволив себе, что кинуть изумленный взгляд на спутников шефа, которые были удивительно похожи, уж это он сразу разглядел.
— Устраивайтесь, — лезть в первые ряды и мозолить глаза Руфус не стал, приведя своих спутников на балкон.
— Спасибо, что провел, — сказал Ханс, присаживаясь на лавку.
— Пожалуйста. Ханс, позволь тебе представить моего приятеля — Северус Снейп, профессор зельеварения в Хогвартсе.
— Север, это Ханс Грубер, мы познакомились на прошлом заседании.
— Очень приятно, — вежливо сказал Северус и протянул руку для пожатия — привычка Брока здороваться именно так оказалась жутко прилипчивой.
— Взаимно, — ответил Ханс, обхватил его ладонь своей рукой, впервые внимательно посмотрев на спутника Скримджера.
Бывают такие моменты, когда время словно замирает, останавливая свой бег. Грубер смотрел на Снейпа, Снейп смотрел на Грубера, и на их лицах было написано абсолютно одинаковое изумление, а Скримджер в очередной раз уверился, что ему их сходство не привиделось. Он едва удерживался от гомерического хохота, до того одинаково потешные лица были у обоих, но не хотел нарушить важность момента.
— Это шутка такая? — посмотрел на него Грубер.
— Не смешная, — поддержал его Снейп, впившись тяжелым взглядом в Руфуса.
— Может быть и шутка, но шутил не я, — сказал Руфус. — Присаживайтесь.
Ханс и Северус послушались, расцепили все еще соединенные в пожатии руки и сели, совершенно одинаково сложив руки на груди. А Скримджер решил объясниться, он встал напротив них, облокотившись на перила балкона, и сказал:
— Я, честно, понятия не имею, кем вы друг другу приходитесь, и, знакомя вас, не имел намерения как-то подшутить. Просто вы невероятно похожи. Похожи так, как не могут быть посторонние люди. Скрывать что-то и интриговать я не умею, поэтому свел вас. Если у вас нет желания разбираться в этом, ваше дело, если есть — тоже.
— Поэтому ты в прошлый раз спрашивал насчет родственников?
— Именно, — кивнул Скримджер. — А теперь я оставлю вас, чтобы вы поговорили. Мне нужно быть внизу.
Альбуса уже вывели и усадили в кресло для подсудимых, предварительно наложив на него Силенцио по требованию большинства заседателей. Никому не хотелось, чтобы он вдруг открыл рот и сказал что-нибудь лишнее, что и к делу бы не относилось, но и проигнорировать бы невозможно. А так воспользовались лазейкой в законе, которая позволяла лишать подсудимого права высказываться не по делу. Вот потом, после вынесения приговора, Альбус может рассказывать кому угодно и что хочет, но не сейчас.
Скримджер занял свое место и улыбнулся в ответ на укоризненный взгляд Дамблдора. Он, как и Брок, смирился с тем, что Дамблдор, скорее всего, не получит реальный срок, зато его грела мысль, что тот потеряет возможность вмешиваться буквально во все. Министр уже плюется при одном упоминании Дамблдора, его авроры, из тех, кто учился в Хогвартсе, тоже подрастеряли уважение к авторитету. Все шло к тому, что Дамблдору придется уйти на покой во всех смыслах этого слова, а еще правильнее, по разумению Скримджера, было бы для Дамблдора уехать из Британии.
Мадам Боунс, которая председательствовала в суде, постучала молотком, требуя тишины, взяла объемную папку и принялась зачитывать приговор. Скримджер даже не пытался вслушиваться в монотонный бубнёж, главное не пропустить сам приговор.
Снейп и Грубер сидели молча на балконе и только иногда обменивались взглядами — заинтересованными, недоуменными, узнающими и возмущёнными. Начинать разговор первым Снейп не считал нужным, а Грубер до сих пор был ошеломлён, но собрался с духом и спросил:
— Как зовут твою маму?
— Звали, — ответил Снейп. — Её звали Элин Принц.
— Эйлин! — воскликнул Ханс, но тут же сбавил тон, потому что на них начали оглядываться. Он прекрасно помнил Эйлин. Они встретились в Швеции, она гостила у родственников, а он был на переговорах с ее дядей. Дело было в самом конце апреля… Праздник, костры, пускающие искры в небо, ночные гуляния. Ночь Ведьм, колдовская ночь, когда все, и маги, и маглы, праздновали вместе, пусть и каждый свое. Именно в эту ночь, судя по всему, и был зачат Северус.
— Приятно, что ты ее помнишь, — вздернул бровь Снейп.
— Если бы я знал, что у нашей связи были последствия… Когда ты родился?
— В январе.
— Северус, — Ханс, как более старший, опытный и уже успевший перерасти буйство характера, решил, что ему проще будет просто сказать свои мысли, чем пытаться юлить. — Северус, я не собираюсь убеждать тебя, что ты плод великой любви и что я каждый день со слезам, отчаянием и тоской вспоминал твою маму. Нет. Мы встретились в Вальпургиеву ночь на гуляниях, и закончилась она… Тем, чем закончилась. Не маленький, сам понимаешь. Буквально через пару дней я уехал обратно в Аргентину, где жил после Второй мировой. О тебе не знал. Но если бы узнал, не стал бы отказываться. Виноватым себя не чувствую.
Северус впервые, пожалуй, задумался о том, что его мама, упокой Мерлин ее душу, была живым человеком, который мог совершать ошибки, влюбляться, путешествовать и прочее. Что она не всегда была его мамой, а была просто девушкой, которая хотела приключений. Теперь он понимал и ее поспешное замужество, просто ей срочно нужно было «прикрыть грех», и ненависть… Тобиаса. А потом до него наконец-то дошло, ЧТО сказал Ханс — тот после Второй мировой уехал в Аргентину. А кто бежал за океан в то время?
— Ты был на стороне Гриндевальда?
— Все совершают ошибки, — пожал плечами Ханс, — и я не исключение.
Он закатал рукав на левой руке и показал почти выцветшую метку в виде волчьей головы.
— Точно, — кивнул Северус и тоже показал предплечье с уродующей ее змеей и черепом.
Только спешно наколдованные чары тишины не позволили услышать всем, как буквально ухахатывались два так похожих друг на друга человека.