***8***
Когда Дамблдор думал о том, что полгода заключения покажутся ему бесконечными, он был невероятно близок к истине. Но оказалось, что, кроме соседей, есть и еще кое-что, что доставило гораздо больше неудобств Дамблдору.
Внутренний распорядок Азкабана был устроен так, что «отдыхать» было некогда. В шесть часов происходила побудка — долгий и пронизывающий до самого нутра, низкий, как набат, звук колокола мог поднять со шконки и мёртвого. После подъёма заключённым запрещалось лежать до самого отбоя, можно было только присесть с краю, ну или лечь на пол, если не жаль собственного здоровья. В каждой камере стояли оповещающие чары, и если заключённый нарушал распорядок, то шконка просто поднималась на цепях к потолку, и тогда даже присесть кроме пола было некуда. В семь появлялся скудный завтрак, состоящий из липкой серой массы, гордо носящей имя овсянки, и куска плохо пропечённого хлеба. После завтрака и до обеда каждый час по коридору пролетали дементоры, после которых наступала такая тоска, что впору вешаться, а ещё холод. Азкабан, как и любое каменное строение, в принципе, был сам по себе холодным, а из-за того, что его окружало море, ещё и с повышенной влажностью. Склизкие стены, которые покрывались колючим инеем после каждого пролёта дементоров, выстуживали камеры ещё больше. И пусть за стенами было вроде бы лето, но теплее от этого не становилось. Обед давали в два — жидкая баланда с куском чего-то, смутно напоминающего тухлую солонину, опять кусок хлеба и кружка едва тёплого чая, который наверняка заваривали из прелого сена, настолько мерзким на вкус он был. На ужин снова кусок хлеба с чаем и облёт дементорами на сон грядущий. Отбой происходил снова по удару колокола, и только после него заключённые могли лечь на шконку.
Дамблдор страдал. Подобный распорядок дня ему казался жуткой дикостью, и он в первые дни делал попытки проигнорировать его, за что и был наказан — его шконка висела под потолком неделю, опускаясь только на ночь. Ух, как он возмущался, но слышали его недовольство только соседи, которые ржали над ним самым бессовестным образом. Ох уж эти соседи, они доставляли ему отдельных страданий. Казалось бы, они сидят так давно, что тем для разговоров и остаться не должно было, но нет, постоянно вспоминали молодость, какие-то попойки, походы по злачным заведениям, драки, дуэли. Дамблдор сначала думал, что они немного привыкнут к его присутствию и начнут говорить о Волдеморте, выдавать какие-то тайны, но нет, это всегда был обычный треп. Эти пожиратели даже на дементоров почти не реагировали, а Дамблдор страдал от них так, что едва дышал после их посещений, мечтая, чтобы Фоукс прилетел и спас его из этого ада.
Дамблдор всё чаще и чаще вспоминал о своем фениксе, думал о том, чтобы в его кабинет кто-то вошел и выпустил его из клетки. Теперь Дамблдор жалел, что тогда так жестоко обошелся с фениксом, и клялся сам себе, что когда вернет своего фамильяра, то больше никогда не применит к нему силу. А вспоминаемый им феникс, который сменил и спутника, и цвет оперения, и, собственно, имя, став из Фоукса Мау-сит-ситом, в этот момент летал так высоко, как никогда прежде, сверху наблюдая за яхтой, плывущей по бирюзовым волнам, иногда пикировал вниз, проносясь над самой водой и оставляя за собой шлейф из зеленых искринок. Он был абсолютно счастлив, полон магии и совершенно не вспоминал бывшего спутника, буквально стерев его из своей памяти.
* * *
В Малфой-мэноре шел скандал. Драко, услышав перебранку между родителями, унесся в сад подергать павлинов за хвосты, а Нарцисса и Люциус выясняли отношения. Причем, если Нарцисса скандалила от всей широты блэковской души — с битьем посуды, на этот раз пострадал набор хрустальных бокалов для виски и графин, угрозами страшной смерти и мелкими, но неприятными проклятиями, то Люциус, засевший за огромным диваном, выставил фамильные щиты и лишь иногда подавал голос, наслаждаясь происходящим. Если бы Нарцисса могла видеть довольное лицо мужа, то дело бы точно дошло до смертоубийства. Люциус, через очень удачно висевшее на стене зеркало, любовался женой — раскрасневшейся, с выбившимися из прически локонами. Она в этот момент была такой настоящей, такой живой, совершенно не напоминая ту холодную статую, к которой привык Люциус за долгие годы брака. Великолепная. Женщина, которую не просто было приятно видеть своей женой, а которую хотелось любить по-настоящему, со всем трепетом и страстью.
— Милая, но почему мы? — Заметив, что Нарцисса начала успокаиваться, Люциус подлил масла в затухающий огонь скандала.
— Она. Моя. Родная. Сестра, — едва не по буквам произнесла Нарцисса, сдула упрямый локон со лба и села в кресло, потребовав от домовиков лимонад.
— Но это же безумная Белла, а у нас сын дома, — Люциус выглянул из-за дивана, окинув страстным взглядом жену, и едва успел увернуться от путанки, которую бросила в него Нарцисса.
— Она не безумная, доктор сказал, что ее вылечили, — проворчала Нарцисса и кинула за диван легкое жалящее, которое неожиданно прошло щиты и попало ровнехонько по мужниному филею.
— Нарси! — он выскочил из-за своего укрытия и резво метнулся к жене, чтобы обнять и прижать, ведь не станет она бороться с ним. Усевшись в кресло и усадив вяло вырывающуюся жену на свои колени, Люциус обнял ее и спросил: — Ты уверена, что она не опасна?
— Уверена, я бы не стала рисковать нашим сыном, — кивнула Нарцисса, расслабившись в крепких руках. Муж удивлял ее в последнее время неимоверно. Перестал строить из себя высокомерную задницу, перестал относиться к ней как к предмету интерьера, даже к сыну, вернувшемуся со школы, отнесся как обычный нормальный отец — поговорил, проверил табель и пообещал путешествие на французскую Ривьеру и щенка крапа. — Целитель Тикки дал полную гарантию, что Белла неопасна, как и целитель Сметвик.
— Ну, раз уж они дают гарантию, — Люциус подул жене на длинную нежную шею, где вились тонкие локоны, от чего она взвизгнула, как девчонка.
— Щекотно, — хихикнула она, а потом поправила платье, чинно уселась на его коленях и серьезно посмотрела в серебристые глаза мужа. — Люциус, я всё понимаю, но она моя сестра, и что она почти здорова. У нее проблемы с памятью, но агрессии нет совсем. Целитель Тикки сказал, что специалиста, который помог Белле, нашел Брок, а ему я верю.
— Брок, — проворчал Люциус, но удержал свое мнение при себе. Этот Брок Сириус Блэк был очень мутным, появился неизвестно откуда, необычайно быстро занял довольно высокое положение в обществе, расположил к себе не только Нарциссу, но и Андромеду, вмешивался буквально во все, причем удачно. Люциус пытался по своим каналам узнать о нем хоть что-нибудь, и пришло подтверждение, что он из итальянских Неро, и на этом всё. Ни родителей, ни сестер-братьев. Ничего. Но копать глубже Малфой побоялся, патриарх Неро был не тем человеком, с которым можно было безболезненно вступить в конфронтацию, поэтому и бросил ненужные розыски.
— Да, Брок, — кивнула Нарцисса. — Я ужасно рада, что он появился, и уверена, что Блэки не захиреют. Я хочу его просить о том, чтобы он, когда вернется из путешествия, устроил развод Беллы и вернул ее обратно в род. А до этого времени она побудет у нас.
— Хорошо, — кивнул Люциус, вообще уже не понимая, зачем он сопротивлялся, если все равно сделал так, как хотела жена.
— Тогда я в Мунго, целитель Тикки сказал, что ее можно забрать уже сегодня. Я велела домовикам приготовить для нее флигель, а ты потрудись дать доступ в поместье для Андромеды, — сказала Нарцисса, поднимаясь с мужниных колен, взмахнула палочкой, приведя себя в порядок, призвала сумочку и зонт, поцеловала его в щеку и вышла. Люциус пораженно смотрел ей вслед, вдруг понимая, что она уже все давно решила и сделала бы все равно по-своему, а с ним… играла?..
— Чертовка Блэк, — восхищенно выдохнул он и пошел выполнять распоряжение дражайшей супруги.
* * *
Белла — чистая, причесанная, в простом светлом платье, сидела в кресле-качалке у окна в своей палате и смотрела на улицу. Там буйствовало лето, там пели птицы, там по небу бежали белые облака и светило солнце. Ей казалось, что она не видела всего этого так давно, что забыла, каково это — чувствовать тепло на коже, дышать свежим воздухом, даже просто гулять. В голове было так пусто, будто кто-то забрал почти все воспоминания, оставив так мало, что это пугало.
— Бель, — в дверь сначала стукнули, а потом она открылась, впуская в палату Андромеду, — привет.
— Меда, — улыбнулась Белла, — проходи, посиди со мной.
— Как ты? — спросила Андромеда, едва сдерживая слезы от вида Беллатрисы — худой, изможденной, с потухшим взглядом и седыми прядями в прежде роскошных кудрях. Единственное, что радовало, так это полная адекватность сестры.
— Не знаю… Странно… Мне кажется, что я проспала половину жизни, а сейчас проснулась. И… И я не знаю, что мне делать, как себя вести, и что будет дальше, — Белла смотрела на свои руки, нервно заламывая пальцы.
— Всё будет хорошо, — Андромеда накрыла её руки своими и заглянула в глаза. — Я точно знаю.
— Конечно будет, — Нарцисса вошла в палату, подошла к сестрам, расцеловалась с Андромедой, а потом склонилась к Белле. — Можно?
— Цисси, — всхлипнула Белла, обнимая сестру.
— Дамы, — целитель Тикки вошел в палату следом за леди Малфой, неся три фиала с успокоительным. — Давайте вы не будете расстраиваться сами и расстраивать мою пациентку. Всё хорошо, я подготовил бумаги, чтобы вы смогли сегодня же отправиться домой. Осталось подписать и заверить.
— Заверить магией? — переспросила Нарцисса.
— Ну конечно, — кивнул Янус. — Мисс Белла была признана невменяемой, поэтому ее перевели в Мунго. Теперь, после излечения мы можем отпустить ее домой. Но вам, леди Малфой, или вам, миссис Тонкс, придется сопровождать леди Лестрейндж раз в неделю ко мне на прием и в Аврорат.
Нарцисса кивнула, уже зная всё это. Естественно, что никто не собирался выпускать Беллу из поля зрения и по возможности контролировать ее, потому что такое внезапное выздоровление сразу после того, как ее перевезли из Азкабана и признали невменяемой, невероятно подозрительно. И то, что им пошли навстречу, позволив забрать ее, тоже было почти невероятно. Откуда же было знать сестрам Блэк, что за Беллатрису замолвил словечко перед Скримджером не только Брок, но и Локи.
* * *
«Гидра» стояла на рейде напротив Порту, а на главной палубе шел жаркий спор — заходить в этот порт или нет. Припасы пополнять нужды не было, бродить по городу, что магическому, что магловскому, желания ни у кого не было, потому что пекло стояло невыносимое, даже охлаждающие чары не справлялись.
— Я не хочу, — высказался Гарри. — Опять найдутся какие-нибудь родственники, знакомые или еще кто-нибудь, а мне так не интересно.
— Я тоже не хочу, — пожал плечами Регулус. — Мы с Гарри лучше порыбачим, тем более капитан сказал, что здесь много рыбы.
— А мы, пожалуй, наведаемся в город, — сказал Брок. Они с Локи планировали провести вечер в интересной компании местных красоток.