127 Глава сто двадцать седьмая. В казематах, в темнице сырой..fb2
Территория Совета 46.
Далеко внизу, в глубине земной, куда никогда не падал солнечный свет, живут и работают сотни людей.
Кто-то из них покидает это место ежедневно, иные же… Посчитают по пальцам, сколько раз видели небо.
Узники, которых привезли сюда на суд, обычно света больше никогда не видят. Потому что в цепях сюда попадают люди, совершившие действительно что-то серьезное.
Обычно это обладатели большой власти, знатной крови или же получившие слишком большую дурную славу сволочи, достойные немедленной казни или заключения на века после суда.
Подземная тюрьма под озером.
От поверхности до глубин лежат тяжестью слои барьеров Кидо, толщи земли и воды, все это отрезает от ощущений внешнего мира так тщательно, что есть ощущение отдельного измерения под землей.
В темноте царит пронзительная, пустая тишина. Высокие стены из гладкого бетона серого цвета уходят в темноту наверху. Из-за полумрака коридор кажется бесконечным, не имеющим начала и конца.
Редкие фонари в коридоре едва освещают холодным, синим цветом, выхватывая остатками света решетки на входах в камеры.
В одной из них мы с Айзеном и оказались.
Комната четыре на четыре метра. Голые бетонные стены и потолок, нет света внутри. Нет мебели, вместо кроватей — два бетонных прямоугольника, таких же голых и пустых, как стены.
В комнате холодно, никто не задумывается о комфорте заключенных здесь, под землей, отчего бетонная поверхность вытягивает тепло из каждого теплого выдоха. Легкая сырость дает противную зябкость на коже.
Одно нахождение здесь на срок дольше пары дней уже сделает из здорового человека больного.
Это тюрьма Совета, здесь обычно ожидают приговора довольно высокие шишки в Обществе Душ, здорово им сбивает спесь и гордыню обстановка, что для этих изнеженных ребят похожа на Ад.
Для меня, реально вернувшегося из подобия Ада в виде Долины Криков — сойдет. Хотя бы дышится лучше и не надо так тщательно контролировать психическое состояние.
Но все равно приятного мало. Нет места, стены давят, темно, сыро и холодно, очень неудобно сидеть на холодном камне. Лежать еще хуже.
Конечно, нельзя забывать об охране. Рядом с нашей камерой, за толстыми прутьями стальной решетки, стоит стражник с дубинкой на поясе.
В форме шинигами, тощий парень с таким бледным лицом, не видящим солнца годами, что ему бы позавидовал Орочимару из Наруто. Или свежая побелка. Он все равно бы выиграл конкурс.
Они тут все такие, стражники. Хотя на лицо они страшные, хоть в фильм ужасов на роли призраков, они не вызывали во мне ни малейшей угрозы.
Дело даже не в силе реацу, ничтожной, но просто в ауре. Так же, как настоящий воин отличит себе подобных от простых подражателей в такой же броне, я видел в людях в шикахушо не товарищей шинигами, а подражателей с реацу.
Есть вокруг шинигами, даже рядовых, действительно какой-то меланхоличный флёр смерти, божественная нота вестника неизбежного, неуловимая атмосфера… Это чувство сложно поймать и разложить на четкие слова.
Но оно легко помогает отличать настоящих Проводников Душ от подражателей в виде стражников Совета в шикахушо и прочей плесени в Сейретей, что номинально имеет право носить форму.
Прямо с поля боя сейчас разница не могла стать для моих глаз более резкой и заметной. Даже откровенные нотки маниакального садизма в глазах некоторых стражников совсем меня не напугали, только вызвали презрение.
Муравей может быть самым жестоким среди себе подобных, но что это значит для человека? Даже человека в кандалах.
Снаружи слышны звуки шагов, кого-то волокут, вывернув локти почти до вывиха. Два стражника буквально тащат хорошо одетого, но встрепанного мужчину средних лет.
Прическа и украшения по последней дворянской моде, золото и белая керамика, никто даже не потрудился это с него снять.
Он мог бы выглядеть статным и богатым, как настоящий дворянин. Вот только откровенная паника на лице и в голосе подорвала все его высокомерие.
— Я прошу! Я умоляю! Я все скажу, не надо этой дикости!
— Скажешь, — даже как-то нежно ответили ему. — У нас все говорят.
Его товарищ неприятно засмеялся, а стражник у нашей камеры забавно хмыкнул. По ходу внутренней шутки, могу догадаться, говорят все после пыток.
Кажется, что наша камера оказалась не так далеко от пыточной. Эхо ужасных криков боли долетает до нас неприятной, раздражающей нотой, мешающей сосредоточиться.
Пытали мужика недолго, но это время тянулось как холодная патока с ложки. После пятиминутной тишины его, без сил, окровавленного и в одних штанах протащили обратно. Выглядел он хреново, еще и бормотал разбитым ртом:
— Я же говорил, я говорил…
Ничего особо не дрогнуло во мне при этом виде. Про права человека в Обществе Душ все еще не слышали, а если бы слышали, посчитали шуткой.
Законы все еще есть и работают, просто именно в этом плане… Стоит признать, есть большой такой пробел. К добру или к худу уж не мне судить, но что я привык — факт.
После Ада крики всего одного преступника при пытках, от которых он не то что выжил, калекой не стал и при своей душе остался…
Ха, ну это просто так ниже планки увиденных мной ужасов и тьмы, что просто жалко. Куда больше я сочувствую тем душам, что сгинули навсегда в Аду Люцифера и ощутили пытки демонов.
Итак, снова тишина и темнота, холод камня под задницей.
Сидим с Соскэ напротив друг друга, молчим. Я опустил взгляд на толстые наручники, неприятно тянущие запястья вниз.
С момента, как они замкнулись на руках, чувство веселого абсурда не покидает меня, волнуясь эмоциями словно пузырьки шампанского в груди. Кривая улыбка то и дело хочет появиться на лице каждый раз, как взгляд падает на руки.
Я, Окикиба Судзин, со своим высоким положением, силой, связями, оказался в сырой, холодной камере казематов Совета 46, как преступник?
Это даже звучит абсурдно.
Но такова реальная картина, как бы сама мысль не складывалась в моей голове, словно два куска стекла разных цветов пытаются уложиться в одну рамку без ощущения несовпадения.
Мы не просто сидели и молчали, а незаметно для стражника снаружи потихоньку приводили свои раны в порядок.
Между нами и входом со стражником уже висит невидимая стенка звукового барьера. От тычка пальца сломается, но приглушает звук достаточно, чтобы превратить наш шепот в звуки обычного дыхания или шорохи одежды.
Напротив меня Айзен поправил одежду, зеленый свет на ране слишком ярко мигнул. Бросив взгляд в сторону входа, где едва заметно торчит плечо стоящего к нам спиной стража, Соскэ продолжил лечить себя.
Лучше не привлекать внимания стражи к тому, что их хваленые наручники подавления реацу не особо на нас действуют. Лишний переполох ни к чему, пока ситуация не ясна.
А то ведь найдется то, что подействует. Такие монстры на цепи под Первым Отрядом сидят, не пикают, что я не осмелюсь недооценивать возможности заключения кого угодно в Обществе Душ.
Создавать Кидо Возвращения изнутри тела, едва шепча заклинания для лучшего направления и сгущения целебной силы, не используя руки, потому что зеленые светящиеся руки это слишком заметно… Это не так сложно, на самом деле. Просто требует большой концентрации, спокойствия и много времени.
Чего здесь в избытке.
Если сравнивать, то это так же сложно, как писать держа ручку ногой. Сковано, неудобно, но если успокоиться и не торопиться, то все получится.
Главные выходы реацу у шинигами в руках, но умалчивается что выходов столько же, сколько пор на теле.
Можно создавать Кидо хоть лопаткой, просто в любом месте кроме рук обычно заклинание выходит жалко слабым из-за пропускной мощности. Или не соответствует нужной скорости потока при создании, делая заклинание невозможным.
Я до сих пор не могу понять, как Айзен в каноне Тысячелетней Войны кастанул Курохицуги, девяностое Хадо, без слов, связанным, на две трети запечатанным, сидя на стуле из камня Секкисеки. Это что-то из запредельного уровня умений. От такого у всех в нынешнем Корпусе Кидо челюсти попадают.
Сейчас Соскэ от меня в этом плане не далеко ушел, вон сидит, губами шевелит, зачитывая как нормальный шинигами.
Слава Королю Душ, что создатели Пути Возвращения позаботились о такой возможности, как скрытность или раненные руки, если прям очень надо, то сработает и шепотом, и без слов, и без рук, просто сильно медленнее. Обычное лечение внешних ран не проблема…
Даже с моим отрицательным талантом в целительстве.
Я все еще горжусь тем, что являюсь шинигами без явных слабостей. Вот он, еще один момент, когда это окупилось. Не зря все было, не зря!
Я с самого начала верил, что для долгоживущих шинигами только главный талант — к росту души, имеет значение, плюс немного мозгов надо в голове иметь, а все остальное это понты и не надо опускать руки.
Я сам себе пример, ведь только в Пути Зандзюцу хорош по таланту, магия это уже личное предпочтение. Это же магия.
Не упарывайся я так в равномерное развитие, был бы отличный супер-пупер мечник, например, кровью истек где-нибудь, как дебил… Или за Пустыми только с мечом наперевес гонялся, как варвар. Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог.
Под полами изорванного черного шикахушо едва заметно светятся зеленые искры, готовые погаснуть в любой момент, когда стражник шевельнется.
Под бинтами на теле раны уменьшаются, сильно чешутся при заживлении, из-за некачественного целителя в моем лице оставляя шрам за шрамом на прежде гладкой коже. Но раны исцелялись и это сейчас главное.
Я время от времени прерывался, чтобы мягко поводить плечами и шеей, избавляясь от окаменения из-за обстановки.
Айзен напротив сидит, скрестив ноги, уголок губ подергивается из-за остаточной боли, но я вижу, что ему намного лучше. Не так скована поза, ровнее аура. Оттащенный от врат смерти, Соскэ быстро возвращает силы, уже больше походя на нормального живого человека, а не пациента одной ногой в гробу.
Часы в этом месте скрадываются и размываются, ощущение времени под землей нарушено.
Я успел один раз вздремнуть, восстановив реацу до нормального состояния. Айзен тоже бодрствует, сидит на каменной «кровати», пригнув одну ногу к себе для удобства.
Мы тут уже долго, как для моих прикидок. Я вообще ожидал что из-за отца и свидетельства стольких шинигами, включая Капитанов, нас ожидает процедура впустили-выпустили.
А нам даже медицинского лечения нормального не предоставили, засунув в холодный каменный мешок.
Это уже говорит о том, что затевается какая-то игра. Кто-то там хочет нас утопить и обладает немалой властью. Соперники отца по Совету? Союзники сумасшедшего Сугимото?
Чем больше проходит времени, тем больше начинает расти мелкий росток неуверенности, пытаясь отравить сомнениями и страхом. В умную голову всегда придет мысль «что если?». Тишина давит на нервы.
— Интересно, сколько мы здесь? — тихо сказал я, невольно глянув на потолок.
— Четыре часа, сорок две или сорок три минуты, — легко ответил чудак в разбитых очках.
Моя правая бровь поднялась.
— Или?
— Я могу немного сбиться, — не понимая моего сарказма, сказал Айзен. — Обычно по стуку сердца считаю, но тут сам понимаешь, здоровье не в порядке.
Ладно, неважно… Я уже привык на такие неожиданные открытия о своем друге списывать все на «это же Айзен» и пожимать плечами.
Если задуматься, то такое точное чувство времени объясняет его удивительное владение ритмом в бою, своего и противника. Он всегда как машина, идеально подбирающая нужный момент. Драться с Айзеном, это как сражаться с ежом, всегда в угрозе контратаки, только дай ему время изучить тебя и хоть вешайся, очень напрягает.
Я всегда немного этому удивлялся, но принимал за талант. Может ли быть это так просто?
Ну, как минимум бесполезным такой навык не будет.
— Звучит удобно. Как этому научиться?
— На самом деле довольно просто, главное закрепить привычку…
Его прервал обернувшийся стражник. Наш разговор превысил возможности почти несуществующего звукового барьера. Соскэ развеял его одним движением кисти прежде чем стражник заглянул и мог что-то ощутить.
На нас смотрит молодой и бледный стражник, худой и жилистый, он уставился на нас с видимой злобой. А потом жестко выдал молодым, не так давно сломавшимся голосом:
— Заткнулись, отбросы!
Мы с Айзеном переглянулись. Похоже, этот парень даже не знает, кто мы такие? Или знает, но слишком привык к тюремной власти над заключенными. Наручники на нас внушают в него уверенность.
— Как страшно, — протянул Соскэ так спокойно, что звучит форменным издевательством.
Парень достал из-за пояса черную дубинку, блестящую металлическим отблеском. С лязгом он провел по прутьям решетки туда-сюда.
— Я сказал — заткнулись! Сохраняй тишину, пока не спросят!
Из-за слабой реацу, юного голоса и такого же лица, как-то не очень впечатляло.
— О, — улыбнулся я, приподняв бровь. — Или что?
— Или я зайду и вышибу твои зубы этой дубинкой, отброс! — с лязгом стали ударил по решетке стражник.
Для большей угрозы он даже протянул внутрь дубинку, словно хотел бы дотянуться и треснуть хорошенько.
По хорошему мне бы сидеть и молчать в тряпочку, не вызывая проблем… Но я просто не смог. Как Айзен презирал Совет в каноне перед своим заключением, хотя не мог не понимать, что это грозит ему проблемами, так же я сейчас не в силах проглотить это.
Гордость для личности и духа шинигами значит очень многое. Полшага назад — это путь деградации. Я могу быть гибким ради тактики и победы, но просто глотать оскорбления «потому что проблемы» стало невыносимо для моего чувства достоинства.
Особенно от кого-то минимум в сто раз слабее себя.
Мне вдруг вспомнился Зараки Кемпачи и его трюк с передачей убийственного намерения через давление реацу. Он сражается как Зверь, не знающий ничего о контроле. И даже достигнув мастерства меча, он все равно не желал сдерживать себя.
Куросаки Ичиго сполна ощутил это на своей еще не задубевшей в сражениях шкурке, даже поверив на мгновение, что помер. Да уж, для рыжего первая встреча с Кемпачи из Зараки оказалась навсегда памятной. До этого никто еще так качественно не делал из него нарубленный фарш.
Вот что бывает, когда ты еще молодой, тупой, слабый и бросаешься на мастера меча, который так хочет тебя порубить, что одно желание может передать видение смерти.
Но если это контролировать, то это прекрасный трюк для запугивания всяких слабаков.
Как мастер меча я храню всю свою кровожадность, желание битвы, остроту и желание резать все вокруг в клинке. Вот только Цукигами сейчас не со мной, а потому сдерживал все это я по старинке.
В каких-то других мирах всякие там Ки, кровожадность и убийственные желания могут передаваться хрен пойми каким образом. В моем мире все подчиняется духовной силе. Без реацу даже самый страшный убийца может только страшно пырить взглядом, не передав и толики настоящего желания убивать своей жертве.
— Зайти, говоришь? Сюда?
Всего каплю этих чувств и желания убивать я направил через реацу в сторону стражника. Я четко представил, как меч пронзает сердце, прямо как наяву ощущая запястьем сопротивление плоти лезвию, разрубая придурка передо мной снова и снова.
Парень с той стороны решетки охнул, отшатнулся. Его темные зрачки так расширились, что заняли почти всю радужку. Он отпрянул от камеры так шустро, словно тут сидит демон воплоти, желающий обглодать плоть с его сладеньких костей.
— …тебя не приглашали, — мягко улыбнувшись, закончил я.
Взмокший от страха, парень с той стороны аж трясся от пережитого ужаса. На лбу проступил видимый пот, тело одеревенело.
Я уже было хотел отвернуться и закрыть глаза для отдыха… Как он совершил кое-что неожиданное.
Бросился вперед. Практически прилипнув к прутьям решетки, сверкая глазами от восхищения, стражник выпалил:
— Это было намерение убить только что?! Прямо как у настоящего Мастера Меча, верно?! Ха, я правда поверил, что помер! Потрясающе!
Я аж опешил от подобной реакции, а Айзен насмешливо подтянул уголок рта в стиле «слабоват стал, теряешь хватку?».
Обычно люди должны в штаны ссаться после такого опыта, но встряска видением смерти только заставила треснуть отличную маску поведения сурового стража. А за ней оказался взволнованный молодой человек, восторженный и любопытный.
Теперь я ясно вижу, что все злое поведение до этого было наносным, привычным, как рабочая одежда на стройке, не более того. А за ней оказался такой же любопытный к миру и его чудесам парень, каким был я во времена Академии.
Это так неожиданно и забавно, что мне захотелось перекинуться с ним парой слов. Нечасто встречаешь таких волевых людей, особенно в подобном месте.
— Да, я мастер меча.
Стражник, воровато оглянувшись по сторонам коридора, уже куда тише сказал:
— Можно я задам пару вопросов?
Повернулся ко входу полностью, скрестив ноги на каменной кровати и оперевшись головой на ладонь, я сказал:
— Почему нет? Я никуда не спешу. Представлюсь как подобает, раз уж мы ведем беседу. Я — Окикиба Судзин. Это мой добрый друг, Айзен Соскэ.
— Я Ушида Кента, — слегка подняв подбородок, представился стражник. — Из гордого Клана Ушида.
— Клан Ушида? Кажется, что-то я про вас читал.
— Мы служим Совету 46 уже двадцать второе поколение подряд! — с нескрываемой гордостью сообщил стражник.
Точно. Кучка подземных чудиков. Читал про них в заметках в кабинете отца в юные годы.
— Ах да, я вспомнил. Все это время здесь, под землей? Никогда не выходя?
— Это заблуждение, — кашлянул от неожиданности молодой Ушида. — Мы тут не заключенные. На выходных мы всегда вольны выйти в Сейретей… Просто обычно мы этого не делаем.
Айзен вкинул свои пять кан в разговор:
— Они слишком приспособились к жизни под землей.
— Да, есть такое, — легко признал юноша. — С небом над головой не очень комфортно, а солнце обжигает кожу. Но нам особо и нечего делать в городе наверху. У нас все есть тут.
Да, тут у них должно быть жилое пространство, превосходящее Гнездо Личинок. Подземный городок.
Хотя они просто обслуживающий персонал Совета, каком-то смысле они самые защищенные люди в Обществе Душ. Поэтому я могу понять подобное затворничество, есть свои плюсы в подобном положении.
— Так вот, — неумело перевел разговор на свою тему стражник. — Мастера меча правда так сильны, как в легендах? Ты можешь отрезать башню, такую как Башня Раскаяния?
— Если бы она не была из Секкисеки, то имея достаточно реацу… В теории да.
— Так все дело в реацу? — он показался действительно разочарованным.
— А ты думал одним желанием и напряжением пятой точки можно горы пополам рубить или что? — насмешливо поддел я. — Такой удар достигается навыком. Но это навык заострять свое реацу на кромке клинка и продлевать удар разрезом настолько большим, насколько хватит плотности и силы собственной реацу. Как именно этот навык достигается, чтобы аморфная реацу обрела подобные свойства, вот это уже секреты мастерства.
— Понятно, — он быстро избавился от видимого разочарования на лице.
— Хотя немного ошибочно, но не много ли ты знаешь для обычного стражника? — понял вдруг я. — Даже распознал меня как мастера. Такие вещи обычные люди не знают.
— Ха, думаешь я просто новичок? — снова поднял подбородок бледный юноша. — Я наследник Клана Ушида, двадцать второе поколение и будущий Главный Надзиратель тюрьмы Совета.
— О.
— Что за бледная реакция? — казалось, искренне обиделся парень.
— Да, я тоже так подумал. Потому что мою фамилию ты тоже не особо узнал.
Я улыбнулся, потому что точно подобрал момент. Чувствовал, как в нашу сторону идет группа шинигами, среди которых узнаваемая бледная аура, что стремится слиться с окружающим фоном.
Звуки шагов заставили Кенту быстро умолкнуть и развернуться, встав как порядочный страж. Будто и не говорил с заключенными как обычный парень, вопреки традициям и правилам.
К нашей камере подошла целая делегация из шинигами в одежде ниндзя с предметами в руках. А впереди всех, с невыразительным лицом прохожего, не прикрытым маской…
— Начальник Охраны, — вытянулся Кента.
— Отойди, — небрежно приказал Окада Юу. — Открыть дверь.
Доверенный подчиненный моего отца, шпион в охране Совета и глава разведки Семьи Окикиба, собственной персоной.
Ничем не показав наше знакомство, он небрежно кивнул в знак приветствия нам с Айзеном.
— Господин Окикиба, приносим извинения за неудобные условия.
А потом сказал подчиненным:
— Заносите.
Ребята ниндзя быстро сделали из холодной комнаты уютное гнездо. Мягкие матрасы, расшитые золотом бархатные подушки, подносы с чаем, фруктами и сладостями, небольшой пакет с лекарствами, уникальными для Семьи Окикиба… Не трудно понять, кто это все организовал.
— Господин Советник сейчас занят для личного визита, — бесстрастно выдает Окада Юу, не меняясь в лице. — Но он желает своему сыну здоровья и душевного спокойствия, пока решается этот тривиальный вопрос вашего нахождения в этом непритязательном месте.
Выдав витиеватую фразу за один выдох, он достал ключи от наручников.
— Позвольте снять это с вас…
— Не стоит утруждаться, — усмехнулся я.
Мою усмешку повторил Соскэ. Оба мы небрежно сняли собственные наручники, потирая освободившиеся запястья. Право слово, заклинания в них для нашего уровня так себе.
Айзен подал свои Окаде со словами:
— Честно говоря, сначала я даже посчитал это оскорблением нашего мастерства в Кидо, когда на нас надевали подобные низкопробные поделки.
Окада едва кивнул, принимая невысказанное «спасибо». Один из ниндзя не удержался, прошептав товарищу рядом:
— Разве это не наши обычные…
— Тихо, — прошипел на него другой, заткнув.
Окида повернулся к юному стражнику и сурово сказал:
— Ушида Кента. Это сын Советника Окикиба, Лейтенант Седьмого Отряда, Окикиба Судзин. А рядом Третий Офицер, Айзен Соскэ, герой, спасший экспедицию в Ад, включая Капитана Укитаке и множество других шинигами.
Ушида постарался незаметно сглотнуть под бесстрастным взглядом убийцы, но у него это плохо получилось.
— Если я узнаю, что ты хоть каплей проявишь неуважение к этим уважаемым персонам, то твоей голове стоит отдохнуть дома… Отдельно от тела. Понятно выражаюсь?
— Так точно!
— Не позволяй своим шуметь возле этой камеры, — напоследок приказал он. — Я лично заберу их, когда придет время суда. Господа…
Слегка поклонившись, когда никто не видел его лица, Окада подмигнул мне левым глазом. Прямо почти как тогда, когда он прикрывал мою еще неопытную молодую задницу в Академии после убийства Еримии Кенджи.
Дав нам напоследок новую форму шинигами, группа Теневой Стражи Совета ушла, оставив после себя измененную камеру, освещенную и теплую, с приятно пахнущей едой на столе между каменными кроватями, теперь с мягкими матрасами на них.
Ходя я вида не дал, словами не выразить какой груз упал с души после визита Окады. Теперь я верил, что все будет нормально. Он передал эту информацию между прочим, выразив все предельно ясно.
Спустя всего полчаса в камеру напротив закинули избитого, очень знакомого Четвертого Офицера нашего Отряда. Словно в контраст с нами, он связан, с кляпом во рту.
Его взгляд на нас весьма противоречив. В нем я вижу злость и чувство вины, немного страха и даже облегчения… Странно. Очень странно.
— Значит, это Шинке, — протянул Айзен, поправив новенькие целые очки в темной оправе. — Вот уж кого не ожидал. Осталось понять, почему и как?
— У нас как раз есть время на разгадывание загадок, — улыбнулся я, поднимая парящий чайник. — Еще чаю?