126 Глава сто двадцать шестая. Возвращение домой.fb2
Дангай.
Армия Готей 13 возвращается домой с победой. Но без победного настроения.
Пришлось быстро разобраться с припасами, перевязать раненных наспех, взять что успели и бежать из разрушающегося мира.
Звучит хруст тонких косточек под сандалиями идущих шинигами, тихие разговоры с односложными ответами перебегают шепотками от одного к другому.
Шинигами идут в два длинных строя, с двух сторон охраняя раненных на носилках. С собой их взяли немного, все заняты. Кто ранен легче, но может идти, опираются на плечи товарищей.
Множество Адских Бабочек летят над идущими людьми, светятся фиолетовым цветом, изредка опадая пыльцой, что на самом деле выдает недостаток заклинания во время создания наспех.
Свет бабочек придает движущимся людям атмосферу мистической, похоронной процессии. Потому что на половине носилок тела закрыты белой тканью с алыми пятнами пропитки кровью. На последних носилках лежат вместе только одинокие клинки, сломанные или окровавленные, никто из их хозяев не сдался без жестокого боя.
Я иду на своих двоих, но от ран на торсе живого места нет. Пока наспех залечен и обмотан бинтами от пояса до горла, как мумия.
На плечах лежит истрепанное, посеченное шикахушо, гордый свидетель тяжелой битвы. Красную подкладку я бросил там, возможно она спасла мне жизнь, но остатки годны разве что на тряпки.
Еще никогда в жизни я не получал столько ранений, как в битве с Сугимото. И хотя виду не даю, от потери крови у меня не прекращает кружиться голова.
Честно говоря, я боюсь споткнуться и вляпаться в Потоки Корю, когда мы идем в узких участках дороги, это была бы тупая смерть после всего пережитого.
Но наши люди и так едва держат спокойствие духа, я обязан быть тем несгибаемым столпом, что не пал тогда, не согнется и сейчас.
Укитаке и Айзен слишком в плохом состоянии, чтобы внушать чувство безопасности. На носилках. Беловолосому Капитану, пришедшему в сознание, рассказывает все в деталях Касуми, под уточнения Роза.
Сильная, ровная аура исходит от меня уверенным потоком. Я иду с гордой осанкой воина и аристократа, словно не чувствую ран, даже слегка пружинистой походкой, а на лице спокойствие, будто меня невозможно взволновать и даже предательство собственного Капитана — это просто еще один вторник.
И это работает.
Чувствую взгляды, чувствую, как нервозные ауры немного расслабляются, как мои люди черпают собственную уверенность в моей, а отчаянию произошедших сцен не дают роста в своих мыслях.
Но на самом деле мне больно, просто нестерпимо! Чешется, стегает как плетью, зудит, ноет, каждая рана словно умеет играть на отдельной ноте боли. А я ненавижу получать раны и терпеть боль.
Мое нытье, шипение и жалобы слушал только один Цукигами во Внутреннем Мире, что никогда бы не выдал своего хозяина. Внешне — кремень.
Спустя какое-то время…
Обычно узкая дорога в Дангае медленно расширилась, став большим перекрестком из трех дорог, похожим на поляну посреди царства смерти и уныния.
Укитаке Джуширо, лежащий на носилках, поднес руку ко рту. Переборов надсадный кашель, к счастью, уже без крови, он тихо сказал нарочито бодрым тоном:
— Всем стоп, — а когда все остановились: — Это хорошая, стабильная точка пространства. И Котоцу здесь не ходит. Раненным нужен отдых, да и остальным тоже. Останемся здесь на несколько часов.
Никто возражать не стал, приняв приказ с облегчением и быстро разбив небольшой лагерь. Сделали пару костров с похлебкой наспех.
Большинство припасов пришлось бросить, но самое простое, вроде воды, немного круп или вяленого мяса рядовые все же захватили с собой.
Хотя у нас есть походные артефакты, стальные пластины, что подогреваются по тому же типу, что повсеместные чайники, на настоящем огне оно вкуснее… Поэтому и небольшой запас настоящих дров имелся. Самым запасливым рядовым я даже пообещал премию за это.
Хотя мы уходили не в панике, а более спокойно, это все равно надо подумать, чтобы просто дрова не бросить. Я честно удивлен настолько хомячливой бережливостью.
Огонь всегда утешал людские сердца, придавая безопасность, так сработало и на этот раз. Невооруженным взглядом видно, как все расслабились. Заняты работой только знающие Кидо Возвращения, продолжая лечение в более спокойной обстановке.
Как-то само собой вышло, что несколько носилок с Укитаке, Айзеном и еще парой Офицеров оказались вокруг одного костра.
Я, осторожно держа осанку из-за ран, присел за костер к лежащему другу.
— Ты как, Соскэ?
На вид он все равно что живущий вопреки всему полутруп. Что я бледный как немочь, так он еще хуже. И этот чудик упрямо не снимает разбитые очки.
— После шипов зампакто Сугимото? — саркастично выдает Айзен. — Лучше всех. Обычные раны это просто мелкие неприятности.
Сбоку в разговор всунула свои пять кан Касуми, что хлопочет над Укитаке с зелеными от Кидо руками:
— От таких ран обычные люди давно в гробу лежат, знаешь ли. Так рыбу потрошат.
— Тогда хорошо, что мы не обычные люди, а шинигами, не так ли? — спокойно ответил Айзен, скосив взгляд в ее сторону.
На это ответить ей было нечего. За нашим костром никто не болтает, а еду решился готовить только Роз. Помешивая к котелке нарезанный соленый бекон с варившимся рисом, он поинтересовался:
— Кто-то еще будет?
— Я возьму порцию, — отозвалась Касуми.
— Кусок в горло не лезет, — с извиняющейся, скромной улыбкой сказал Соскэ.
Я молча помотал головой. Простая еда на нашем уровне так плохо насыщает, что есть ее можно разве что для удовольствия, а не для пополнения сил. Я в минуту голодный больше восстановлю, чем десять таких котелков, съеденных за раз. А вкусного в такой походной баланде мало. Так что смысл?
За дальним костром громко рассмеялся какой-то рядовой, на мгновение привлекая внимание. Я улучил этот момент, полез в поясную сумку и быстро достал две небольшие синие таблетки Сайго (насыщения). Одну дал Айзену в ладонь, что тут же сомкнулась, вторую сам незаметно сунул в рот, сделав вид что кашлянул.
Соске потянулся поправить очки, так же незаметно закинув таблетку в рот.
Эта улучшенная версия не требует проглатывания, сразу рассасываясь во рту. Повезло, что они у меня валяются, словно конфеты на случай безделья.
На нашем уровне это мало чего стоит, но просто как средство подпитать убитый организм здесь и сейчас — благословение.
Легкая энергия нейтральной реацу, превращаясь в копию моей, течет ручайками к ранам. Прохладной волн реацу внутри так приятна, что я чуть ли не щурюсь от удовольствия.
Мое тело принимает это с благодарностью песков пустыни, впитывающих воду.
Голова перестала кружиться, а в ушах исчез шум, словно от помех старого телевизора.
Фух, лучше. Больше не надо так концентрироваться на ранах, чтобы не кровоточить. Жизнь становится терпимой.
Едва заметный кивок Соскэ сошел за спасибо с его стороны. Его бледная кожа на пол тона вернула цвет.
Уверен, что он сейчас как и я очень жалеет что мы забросили идею создания мгновенного регенератора. Это я от будущего Куроцучи Маюри идею почерпнул. Один укол препарата возвращал ему потерянные конечности, что уж тут о простых ранах.
Сила науки, которую хотелось бы иметь в кармане на крайний случай.
Такое дерьмо Высокоскоростной Регенерации в натуральном виде проворачивали только сильнейшие Пустые, вроде Улькиоры Шиффера. А в искусственном — только этот чокнутый, модифицировав свое тело по самое запретное нельзя.
Жаль, что даже гений Айзена пока не может создать что-то подобное как препарат. Даже в сто раз слабее слишком сложно.
Вздохнул про себя. Жизнь — не игра, подумал, постоял за чертежным столом и «Эврика!», задумка получилась.
Пока что теоретически возможная идея — запечатать какую-то энергию Кидо Возвращения. В форму такой же таблетки, как Сайго. Но этот маленький, не избирательный поток целебной силы сможет разве что кровотечение остановить…
А это можем делать на голом контроле что я, что Айзен.
Но после такого, может чего-нибудь в его гениальной голове щелкнет? Трудности — стимулятор прогресса, все таки. Надеюсь на это.
Оторибаши и Касуми едят сидя рядом, прямо на земле, скрестив ноги. Можно много сказать по человеку просто по тому, как он кушает. Удивительно, как по разному могут есть два человека.
Касуми берет рисовую кашу с беконом большими ложками, засовывая сразу в рот полностью, не обращает внимания на температуру, на то как топорщатся щеки, когда жует.
Роз словно в пику ей элегантен, берет каши всегда ровно на треть ложки, осторожно дует и ест, четко пережевывая с плотно закрытыми губами.
Сидя рядом они создают такой странный контраст, что хочется просто наблюдать.
Укитаке Джуширо за этим не смотрел. Взгляд беловолосого Капитана строг, пристален, а направлен он прямо на… Тень Айзена?
— Я мог бы не заметить, если бы тени так не трепыхались из-за огня, — медленно начал говорить Укитаке, почему-то улыбаясь: — Но я слишком хорошо тебя знаю. Так и будешь там прятаться?
Тень Соскэ, что повторяла его лежащую фигуру, вдруг стала чернее самой темной ткани, вспучилась, как растущий фонтан. И выплюнула на свет костра целиком живого человека! И что еще страннее, совсем беззвучно, словно не человек из тени вылез, а призрак.
Под охреневшими взглядами всех присутствующих, Кьёраку Шюнсуй, собственной персоной, озорным тоном сказал, придержав соломенную шляпу за край парой пальцев:
— Ну и ну, хотел вздремнуть, пока меня несут домой… А тут ты как всегда обломал мне всю сладость безделья, Укитаке.
Хотя Кьёраку говорил медленно, вальяжно, стоял в развязной позе, ничто не может скрыть ни его силу, ни внутреннюю уверенность. Словно с самого начала и до конца он здесь был и остается хозяином положения, как бы игриво не звучала речь самого небрежного на вид Капитана Готей 13.
Впервые я задумался над тем, почему он носит это нелепое розовое кимоно поверх хаори, скрывает глаза тенью шляпы, а в волосах женские заколки. Все это едва-едва может скрыть его образ действительно могущественного и сурового мужчины…
Нет. Убийцы.
Я, наконец, почуял этот флёр, атмосферу, которая есть только у Омницукидо, что убивают людей в ночах и тенях.
Мой инстинкт выживания или битвы заставляет тело напрягаться с того момента, как показался кончик шляпы из тени Айзена. Сам став сильнее, я наконец, четко воспринимаю настоящую сущность и опасность Кьёраку Шюнсуя.
Итак, это просто маскировка, чтобы не пугать окружающих настоящей сутью этого шинигами. Почему-то теперь, когда я все понял, то наоборот расслабился.
Потому что только человек с остатками человечности и тепла в сердце вообще будет задумываться о комфорте окружающих и такой нелепой маскировке.
Укитаке, судя по голосу, виду друга не совсем рад. Беловолосый шинигами прищурил веки.
— Как давно ты там?
Айзен, что без движения уставился в собственную тень, казалось, предавшую его, очнулся и резко вкинул фразу:
— Меня этот вопрос тоже очень интересует.
Неловкая пауза без ответа, Кьёраку чуть глубже натягивает шляпу, пряча глаза.
— Шюнсуй…
— Не дави так на меня, старый друг, — тепло посмеялся Кьёраку. — Я начинаю чувствовать себя ребенком перед воспитателем.
— Шюнсуй, — еще больше давит тоном Укитаке.
Капитан Восьмого Отряда вздохнул, поднял голову и прямо посмотрел всем в глаза.
— С самого начала. Как нашел нашего юного друга, бредущего по Дангаю слепо, но весьма целенаправленно.
— И почему же ты не помог в битве против Сугимото? — прямо, как в столб лбом сходу, спросил Укитаке.
Он смотрит на своего друга, соученика, почти брата по жизни, без разочарования или чего-то такого. Просто ждет ответ. Как будто уже знает его сам, но добивается правды для остальных.
— Извините, все.
Капитан Готей 13, ученик Ямамото, один из самых старых шинигами в мире… Снял соломенную шляпу, а потом поклонился, почти до пояса, искренне выражая свою вину. Это так всех шокировало, что народ отмер после фееричного появления.
Но Кьёраку еще не закончил. Выпрямившись, он смотрит прямо на меня.
— Окикиба, я не помог тебе, потому что искусство убийства не так легко. Я ждал идеального момента, мгновения расслабления концентрации Сугимото. Того момента, когда он должен был убить тебя. И тогда, поверь, я бы сам убил его одним ударом.
— Не нужно извинений, Капитан Кьёраку, — спокойно отвечаю я.
— О? — поднялись брови шинигами, что вернул шляпу на голову одним ловким движением. — Ты правда не обижен?
— Я могу разделять свои победы, но в поражении и смерти всегда буду виноват только я сам. Я не ожидал помощи, а потому и винить не в чем.
— Лаконично, честно и до удивления высокомерно, — Кьёраку сказал это неопределенным тоном, то ли похвалил, то ли поругал.
Кто был так недоволен, что аж кипел от злости, так это Касуми Ода. Блондинка взорвалась, без пиетета наставив палец на Капитана чужого Отряда.
— Почему ты ждал?! Я не понимаю! Разве ты сам не Капитан? Ты струсил?!
— Потому что я ценю чужие жизни, красавица, — улыбнулся Кьёраку блондинке мягко, даже по отечески. — Если бы мы на полную разошлись в Банкаях, а мне бы пришлось, потому что Сугимото я одним Шикаем быстро бы не взял, кто бы выжил из вас, простых рядовых и Офицеров?
— Это ценой Судзина? — фыркнула Касуми, яростно бросив из рук полупустую тарелку с кашей, разбив ту вдребезги о землю. — Это нелепо!
— Ты явно считаешь, что жизнь Окикибы Судзина важнее большинства ваших, — проницательно заметил Кьёраку. — Но я так не считаю.
Все еще мягко, отечески, он говорит всем нам:
— Когда так долго живешь, как я, то относишься к жизни по разному. Сначала все жизни важны. Потом ты становишься черствым, прагматичным, думаешь что талантливые или влиятельные люди важнее тысячи простых… А потом ты возвращаешь былое мнение и понимаешь, каким дураком был.
Кьёраку слегка опустил голову, его глаза в тенях шляпы и свете костра таинственно мерцают, когда он твердо, с убежденностью говорит:
— Когда долго живешь, то замечаешь, что в великих планах и судьбах часто главную роль могут сыграть самые обычные, слабые или незаметные люди. Это не зависит от таланта, гениальности, денег или власти, но просто… От судьбы, возможно? Слабая женщина, но она вдохновляет на защиту деревни одного мужчину, что преодолеет страх и станет героем. Старушка, отдающая свою еду и увядающая, но растящая в будущем великого ученого. Слабак, но изобретший случайно способы, из-за которых сильные становятся еще сильнее. Это самые заметные случаи, которые невозможно предугадать, но они происходят каждый день.
Кьёраку вздохнул, закончив вдохновляюще:
— В глазах Короля Душ все жизни равноценны, так почему я должен считать иначе? Ты думаешь, что слаб и бесполезен, но кто знает, может быть кто-то один из вас сегодня — завтрашний Герой?
В молчании от речи, действительно пробирающей, я ответил что-то первым:
— Одна жизнь за многие. Как шинигами, я могу только одобрить это, Капитан Кьёраку. Тише, Касуми, я знаю… И спасибо. Но он прав, точка на этом.
Явно недовольная, Касуми придержала язык, но отказ смотреть на небритого Капитана показывает ее настоящее отношение. Я же про себя улыбнулся, ощущая тепло на сердце. Приятно, когда кто-то ценит и говорит за тебя. Особенно так бескорыстно, верно и пылко.
Кьёраку улыбнулся, широко, ясно, показав крепкие белые зубы.
— Это облегчение, что ты не обижаешься и так ясно все видишь, Окикиба. Твой дед по праву гордится тобой.
— Лестно слышать. Теперь, когда вы здесь единственный дееспособный Капитан, прошу, командуйте.
— О? Укитаке, ты не против?
— Всем подчиняться Капитану Кьёраку, — ёмко выразил отношение Укитаке.
— А ты… — повернул голову ко мне Капитан в шляпе.
— А я, если честно, с удовольствием бы прилег на одни из наших носилок.
Теперь, когда не надо строить из себя крутого лидера, я осознал, как смертельно устал.
Очень жаль, что когда мы перешли через сияющие Врата в Общество Душ, никто не посчитал, что убийце Капитана Седьмого Отряда положен доброкачественный отдых.
Буквально через двадцать минут свободы и свежести любимого мира, как новости распространились…
На моих вытянутых запястьях, как и на руках Айзена, вынужденного стоять, замкнулись широкие стальные наручники. С лязгом механизма внутри замок закрылся, сдерживающее Кидо насильно жмет ауру реацу внутрь души, лишая большинства сил.
Большой отряд Омницукидо, стражники Совета, Капитан Хирако Шинджи, Капитан Кучики Гинрей, Капитан Шихоуин Йоруичи, вестник Совета вишенкой на торте… Какой роскошный состав вокруг нас собрался.
— Окикиба Судзин и Айзен Соскэ, вы будете задержаны в казематах Совета Сорока Шести до выяснения всех обстоятельств. Вам есть что сказать перед заключением?
Под выжидающими, веселыми, напряженными и другими взглядами, я расслабленным тоном отвечаю, глядя в глаза вестнику Совета:
— Я бы хотел получить там чашечку чая и мягкую подушку, пожалуйста.