На следующий день, мучавшиеся похмельем студенты с горем пополам привели себя в порядок, собрали вещи и угрюмо последовали к выходу из школы. Кто-то пытался вспомнить, почему проснулся подвешенным к люстре, другие грустили о том, что уже никогда не смогут вернуться в беззаботную пору юности. Впрочем, некоторые, наоборот, радовались этому факту. Очевидно, что люди совершенно по-разному реагируют на одну и ту же ситуацию. Там, где первые льют слёзы из-за печали, вторые плачут от счастья. Но есть волшебники, не подпадавшие ни под одну из этих категорий. Те, кому вчерашняя ночь принесла удивительные открытия и переживания.
Кто бы мог сомневаться, что в эту немногочисленную группку затесался и Генри? Кто угодно, только не Эдвард. Юноша до самого Хогвартс экспресса шёл, едва волоча ноги. Потухший взгляд остекленевших глаз безразлично взирал в пустоту. А походка заставляла сомневаться, не превратил его кто вчера в Инфернала. Если бы волшебник после поцелуя Дементора мог продолжить существование, то по мнению Эдварда он вёл себя примерно так же, как и его друг.
Как справедливо заметил один из маглорождённых сокурсников, знакомый с трудами Говарда Лавкрафта, Генри походил на человека, узревшего неописуемый ужас спящих в глубинах неизвестных галактик древних существ, что одним своим видом сводили с ума неподготовленный к такому разум смертных, не ведающих свою незначительность в рамках огромной вселенной.
Быстро поползли слухи, что Генри, как истинный представитель факультета умников, решил в последнюю ночь в замке посетить библиотеку и в запретной секции каким-то чудом натолкнулся на фолиант, написанный безумным арабским магом по имени Аббдул Альхазред. Книга, в которой араб собрал множество древних утерянных знаний, известна как «Некрономикон», «Книга мёртвых» или «Аль-Азиф». По легенде прочитавший данный гримуар обретёт невообразимые знания о магических ритуалах, заклинаниях, способах создания нежити, сведения о демонах и загробной жизни. Увы, в обмен на знания прочитавший пожертвует рассудком, ибо хрупкий человеческий разум не в состоянии осмыслить столь ужасающие знания.
По словам поклонников Лавкрафта, именно Некрономикон — причина нынешнего состояния Генри. Чистокровные лишь посмеивались над наивностью маглорождённых, что верят в сказки магловского писателя. Эдварду же было не до смеха. Однажды, в запретной секции он нашёл упоминание об старинной книге под названием «Аль-Азиф» — книга, в которой юноша это вычитал, датируется 12 веком. По словам автора, такой фолиант действительно существовал и содержал в себе фрагменты магических знаний родом из Древнего Египта и Шумера, которые один целеустремлённый маг целенаправленно собирал по всему миру. Конечно же, сама по себе информация не сводит людей с ума, это делает наложенное на книгу проклятие. Малосведущий в сфере проклятий волшебник вполне может не обнаружить неприятное заклинание и стать его жертвой. Скорее всего, таким образом автор хотел защитить свой труд от кражи. А может и вовсе хотел, чтобы книгой могли пользоваться только его потомки, которые бы знали способ обойти данную защиту.
Увы, доподлинно неизвестно, действительно ли существовал сей гримуар. Но существуют предположения, что потомками того древнего мага являлись Певереллы. И именно благодаря знаниям, содержащимся в Некрономиконе, три брата смогли сотворить шедевры артефакторики в виде Даров Смерти.
Впрочем, всё это не имеет никакого отношения к ситуации Генри. Когда друзья остались наедине в уютном купе поезда, парень поведал, что с ним произошло. И как оказалась, истинная причина в чём-то даже более ужасающая, нежели домыслы.
— Мы веселились, всё шло просто замечательно. После моих анекдотов она смотрела на меня таким жгучим взглядом, будто собиралась наброситься на меня в порыве страсти прямо в гостиной. Представляешь, Эдвард? Ещё никогда девушка не испытывала ко мне столь ярких, необузданных чувств. Когда она повела меня в кладовку для мётел, моё сердце сжималось от предвкушения. Я не заподозрил неладное даже когда она предложила ролевые игры и связала мне руки и ноги. А потом… потом…
— Что… что произошло дальше Генри? — заинтересованно спросил Эдвард.
— Она трасфигурировала плётку и начала стегать меня ею! Била и била… и била! — словно в трансе повторял Генри, вспоминая события этой ночи. — Я просил, молил, пытался угадать стоп слово, но она не останавливалась. Только лишь смазала раны рябиновым отваром, а затем принялась вновь меня истязать.
— Да уж, жуть! — посочувствовал Эдвард пережитым страданиям друга.
— Нет! Это не самое ужасное. В конце концов она оставила меня там голого, связанного и с кляпом во рту. А рядом записку, — по щеке Генри стекла скупая мужская слеза.
— Что за записка? — не понял Эдвард. — И как ты оттуда выбрался?
— Меня нашёл… профессор Снейп. Видимо, по её наводке. А в записке было написано: “дарю любимому профессору самое ценное, что у меня есть”. И ниже подпись, якобы от моего имени. Сколько бы я не пытался переубедить Снейпа, рассказывая, как всё было на самом деле, он всё равно смотрел на меня с огромным презрением. Ещё и обмолвился, что виной всему тлетворное влияние директора с его Силой Любви.
— Как ты там говорил? Зато будет что рассказать внукам, да? Знаешь, теперь я окончательно уверился, что такие вечеринки не для меня, — вымолвил Эдвард, припоминая другу его же слова.
— Тц, Эдвард, лежачих не бьют, ты знал?
— Ага, а ещё инвалидов умственного труда. Ладно уж, закроем болезненную тему твоей бурной молодости. Лучше скажи, не передумал поступать в Аврорат? — тактично сменил тему Эдвард.
— Неа, — зевнул Генри. — Не хочу просиживать штаны в одном из бумагомарательных отделов министерства. Ловить коварных тёмных магов, защищать страну от иностранных военных интервенций, бить морду распоясавшимся оборотням, спасать прекрасных дев — разве можно променять эту романтику на что-либо другое?!
— Ну как знаешь. Мои планы тоже не изменились.
— Вот и чудненько. А сейчас я хочу покемарить пару часочков, — пробормотал Генри сонным голосом, едва удерживая глаза открытыми. — Сам знаешь, насколько бессонной вышла ночка. Эдди, будь добр, поохраняй меня, пока я сплю.
— Хорошо, я присмотрю, чтобы твоё тело не подверглась нападкам сходящих с ума от твоей неотразимости девушек, — согласился Эдвард.
***
Поездка прошла более чем благополучно. Распрощавшись с Генри на пироне и пообещав писать друг другу письма, Эдвард отправился домой. Встретившая его тётя проворчала, что закончившему обучение парню пара бы уже и честь знать. Иными словами, начать жить самостоятельно, освободив тётю от тягот попечительства.
В этом вопросе юноша был с ней солидарен и, недолго думая, отправился в родовое поместье. До этого он жил в доме тётушки и крайне редко бывал в месте, где провёл своё детство. Но теперь его ничего не сдерживало от того, чтобы поселиться там на постоянной основе.
— Тинки рад приветствовать хозяина! Он так за вами скучал! — не успел Эдвард закрыть за собой дверь, как его бросился встречать радостный домовик. По совместительству единственный живой обитатель поместья.
Выглядел эльф… экстравагантно. Синий спортивный костюм, солнцезащитные очки, на голове кепка, а в зубах тлела сигара.
Когда-то Эдварду показалось забавным попросить эльфа нарядится подобным образом. Ушло много времени, чтобы убедить Тинки, что именно так в его представлении должен выглядеть представительный домовой эльф. К сожалению, мышление этих созданий разительно отличается от людского, из-за чего парень уже не смог обратить всё в шутку. Любые доводы разбивались об непонимающий взгляд Тинки, который принял свой наряд, как эталонную одежду волшебного слуги. А на попытки его разубедить, начинал плакать и причитать, что хозяин им сильно недоволен, раз считает его недостойным носить одежду «представительного домового эльфа».
В своё оправдание Эдвард мог сказать, что ему просто претило смотреть на обветшалую наволочку, которую все по ошибке решили называть одеждой. Парню было стыдно лишь за то, что по его вине Тинки пристрастился к курению крайне крепких сигар. А от курения эльф не мог отказаться уже по причине выработавшейся зависимости.
Как правило, молодые эльфы имеют писклявый, несколько раздражающий голос. Но это не относится к Тинки. Из-за пристрастия к пагубной привычке его голос стал намного ниже, с небольшой долей хрипотцы.
— Хозяин голоден? Тинки будет рад приготовить ужин.
— Да, не откажусь.