Грибной эффект 94
* * *
Сегодня, как и вчера, зажёгся тусклый свет в одной из экспериментальных камер, спрятанной в лабиринтах бывшей станции нижегородского метрополитена. Эти подземные тоннели, некогда заполненные шумом поездов и толпами людей, теперь превратились в бесчисленные научные отделы, затерянные среди промышленных зон и исследовательских кластеров, Александрии Российской, новой столицы Грибного Государства. Воздух здесь пропитан спорами мицелия, а стены покрыты биолюминесцентными грибами, мерцающими, словно звёзды в подземном небе.
Это место сложно назвать комнатой — скорее, бетонный бункер с трёхметровыми стенами, экранированными от радиации и оснащёнными многоуровневыми фильтрами. Воздух гудит от работы вентиляторов, вытягивающих едкие пары припоя и химикатов. За толстым стеклом шлюза мелькают тени охранников с автоматами Калашникова — их силуэты, искажённые преломлением бронированного стекла, напоминают призраков из прошлого.
Месяцы работы. Тысячи затраченных ресурсов, горы перегоревших микросхем, бессонные ночи, проведённые за расчётами траекторий. И вот он передо мной — титановый корпус спутника, собранный из руды, добытой на глубине двух километров. Толщина обшивки — 2,1 мм. Вес — 48,7 кг. По расчётам, аппарат продержится на орбите 17 суток, после чего сгорит в атмосфере, как падающий метеор. Но даже этих данных хватит, чтобы составить приблизительную карту «мёртвых зон» — территорий, где радиационный фон зашкаливает с тех пор, как человечество, отчаявшись победить пришельцев, запустило в космос серию ядерных зарядов. Безумие, погубившее всё, кроме грибниц.
Хозяин этого тела — а точнее, один из моих хомо фунги — не сопротивляется, позволяя мне работать. Его разум дремлет, дваая мне водить руками по панелям, паять контакты и настраивать датчики. Сегодня я лично проверял каждый шов: вокруг толпились другие учёные. Пришлось переделывать схему телеметрии — «цифровики» снова напутали с калибровкой. Каждый датчик весит 0,3% от общей массы. Убрать один — нарушится баланс. Добавить лишний грамм — не хватит топлива для манёвра. Всё как в старом анекдоте про комара, пытающегося сдвинуть слона.
После запуска этого спутника я смогу развернуть целую серию. Восстановив орбитальную группировку, получится планировать экспансию: распылять споры вслепую бесполезно — они гибнут в кислотных дождях или улетают в пустоши. Нужны точные данные. Без них мы рискуем бездарно потратить ресурсы в бессмысленной войне с остатками человеческих анклавов, чтобы в конечном итоге уничтожить их.
* * *
Сегодня пришлось экстренно переписать код системы ориентации. Данные гироскопов не совпадали с показаниями звёздных датчиков. Оказалось, виной всему — преломление света в иллюминаторе. Крошечное кварцевое стекло толщиной 12 мм искажало угол обзора на 0,3 секунды. Пришлось вводить поправочный коэффициент: 1,00074. Мелочь? Попробуйте попасть в игольное ушко с расстояния в тысячу километров, когда ваша цель дрейфует со скоростью 27 000 км/ч.
Во время теста аккумуляторов случилось ЧП. Один из литий-ионных блоков воспламенился. Температура за секунды подскочила до 150°C. Если бы не автоматическая система пожаротушения (спасибо параноидальным инженерам-«атеистам», настаивавшим на тройном резервировании), от «Глаза» осталась бы лужа расплавленного титана.
* * *
Рассвет застал руины старого космодрома в гуле машин. Транспортёры с исцарапанными бортами и солнечными панелями на крышах, словно доисторические черепахи, ползли по разбитой бетонке. Их колёса, обмотанные цепями, дробили обломки, оставляя за собой колеи, похожие на шрамы. Между гигантами сновали клоны — коренастые, с серой кожей и пустыми глазами. Они напоминали муравьёв, вытаскивающих песчинки из-под валуна: безмолвные, методичные, бесконечно малые на фоне ржавых ракетных ферм.
Я наблюдал, как один из них тащил стальную балку. Его пальцы, покрытые кровавыми мозолями, впивались в ржавчину. Споткнувшись о торчащую арматуру, он упал, поднялся и продолжил путь. Ни боли, ни досады — только цикл «взять-перенести-уронить». Такими я их создал: примитивными, но безотказными. Их сознание свелось к базовым импульсам, а свободная воля была заменена спорами мицелия, пронизывающими кору головного мозга.
Рядом, у руин ангара, скрипел биомеханический кран — гибрид стали и хитина. Его «суставы» состояли из синтетических сплавов, а вместо двигателя работала пульсирующая плоть, выращенная в лабораториях. Клон с нашивкой «Омега» дёрнул рычаг — мясо в капсуле содрогнулось, и кран, завывая, поднял контейнер с топливными блоками.
— *Сектор D-7. Разгрузить,* — я послал импульс через нейросеть.
Клон вздрогнул, словно его ударили током. Его мозг, прошитый спорами, откликнулся мгновенно.
В стороне, словно тени, стояли Пепельные. Высокие, с белоснежными волосами и глазами цвета льда, они наблюдали за клонами с холодным презрением. Для изоляционистов все кто был ниже, хомо фунги, были «недостойными» — что уж говорить о безмолвных рабах. Приходится сдерживать их радикализм, так что они хотя бы других хомо фунги не пытаются принизить, и маргинализрвать в своих же глазах.
«Атеисты» и «Верующие» вели себя иначе. Первые видели в клонах инструменты, вторые — «детей грибницы», заслуживающих жалости. Но ни те, ни другие не опускались до унижений.
* * *
К полудню техника заглохла. Солнце, пробившееся сквозь пепельные тучи, перегрело солнечные батареи. Клоны замерли, будто роботы с севшими аккумуляторами. Лишь биомеханические краны продолжали работать — плоть в их капсулах выделяла охлаждающую слизь, шипящую при контакте с раскалённым металлом.
— *Переключиться на резервные генераторы,* — приказал я группе у трансформаторной будки.
Они закопошились, таща кабели толщиной в руку. Один споткнулся, упал лицом в лужу машинного масла. Поднялся. Повторил.
Пепельные тем временем взяли «дробители» — гидравлические молоты, которые клоны не могли поднять. Их мускулы напряглись, как стальные тросы, когда они обрушили первые удары на опору разрушенной вышки. Бетон крошился, обнажая переплетение арматуры.
— *Сектор B-12. Южная опора. Несущая балка под напряжением. Извлечь аккуратно,* — напомнил я.
Пепельный жестом подозвал клонов:
— *Подставьте клинья. Если балка рухнет, вы умрёте первыми.*
Те послушно притащили стальные подпорки. Они не поняли угрозы. Не поняли бы даже в момент смерти.
Так и случилось. Сорвавшаяся балка размазала два десятка клонов, превратив их в кровавую кашу. Остальные продолжили работу, оттаскивая обломки тел в сторону, словно сломанные болты.
* * *
К вечеру земля задрожала. Из-за холма выползли твари — нечто среднее между крысой и скорпионом, размером с телёнка. Их спины покрывали пластины из спрессованных костей, а вместо глаз зияли ноздри-воронки, втягивающие запах страха.
Клоны замерли. Даже примитивный разум дрогнул перед инстинктом самосохранения.
— *Отступайте!* — я послал импульс, но сигнал потерялся в волне паники.
Пепельные уже заняли позиции.
— *Клин слева. Оглушить акустическими гранатами,* — скомандовал их лидер.
Мутанты рванули вперёд. Первый, с развороченным боком от дроби, упал, захлёбываясь чёрной кровью. Второго расстреляли из автоматов, но третий успел вцепиться в клона у платформы.
— *Отсечь голову!* — рявкнул я.
Клинок Пепельного блеснул в воздухе. Отрубленная голова твари покатилась под ноги, извиваясь ещё несколько секунд.
Клоны, как ни в чём не бывало, вернулись к уборке. Они бросали в телегу части собрата, словно испорченные детали.
* * *
Караван подъехал к замку барона Ульриха на рассвете. Десять повозок под брезентом, двадцать «купцов» в поношенных плащах — и она. Женщина в чёрном капюшоне со шрамом через лицо и ожогом, скрывавшим красоту.
— Его милость ждёт груз к празднику урожая, — она протянула стражнику свиток с печатью барона. На пергаменте остались пятна крови прежних владельцев, но часовой, соблазнённый мешочком серебра, сделал вид, что не заметил.
* * *
Пир длился три дня. Леонидия стояла в тени, наблюдая, как барон Ульрих, красный от чужеземного вина, хватал со стола диковинки:
— Взгляните — свет без огня! — «купец» включил лампу, вызвав восторженные вздохи. Сделанные на заводах Александрии. Дешевый ширпотреб, но для местных дикарей и этого было достаточно Барон, захлёбываясь смехом, требовал всё больше:
— Снедь! Вино! Все это мне нужно!
Он не замечал, как грибница в заражённых фруктах пускает корни в его теле. Не слышал голос в голове, нашептывающий приказы.
* * *
Леонидия закрыла за собой дверь, и тишина пустых покоев обрушилась на неё, словно тяжёлый занавес. Комната барона напоминала музейный экспонат: позолоченные канделябры с облупившейся эмалью, гобелены, изъеденные молью, и ковёр, на котором узор из лилий сливался с пятнами плесени. Сквозь щели в ставнях пробивались лучи заката, окрашивая стены в цвет старой крови.
Она сбросила плащ на мраморный пол, издавший глухой стон, и повалилась на кровать с балдахином. Парча, когда-то алая, теперь отдавала затхлостью подземелий. Пальцы впились в покрывало — наглаженая ткань хрустнула, под ногтями. *«Сколько лет они хранили этот трупёж?»* — мелькнула мысль.
Слуги вошли без стука. Двое клонов с пустыми глазами и шрамами на шеях, где мицелий прорвался наружу, внесли медную ванну. Вода дымилась, пахнула травами и… дрожжами. Леонидия усмехнулась.
— Ждите за дверью, — бросила она, и клоны замерли, как заводные куклы с перерезанными нитями.
Грим сходил тяжело. Пудра, смешанная с синтетическим клеем, отдиралась пластами, шрам сходил на нет — тот самый, что тянулся от виска к подбородку, белея на фоне оливковой кожи. Поддельный ожог на щеке оказался сложнее: силиконовая накладка, имитирующая мертвецкую бледность, сдиралась сложнее. Пришлось смочить тряпицу в жидкости из колбы — кислота шипела, разъедая подделку.
Платье упало на пол, обнажив тело. Тепло обожгло, заставив сомкнуться веки.
— Отчёт седьмой. Ульрих заражён, — шёпотом проговорила она, глядя, как споры в воде выстраиваются в спирали, повторяя частоты сигнала. — Все идёт по плану, мы внедряемся . Жду дальнейших указаний.
Вода забурлила. Мицелий на её руках засветился синим, принимая шифр. Леонидия откинулась на спинку. Сегодня можно было закрыть глаза. Можно отдохнуть.
* * *
Ростовская резиденция короля Карла Второго тонула в полумраке. Солнце, пробивавшееся сквозь витражные окна с изображением святых мучеников, рисовало на дубовых панелях кровавые блики. Воздух пахнул воском, ладаном и холодным оружием — на стенах, меж штандартов с гербом Судрусланда, висели винтовки предков, почерневшие от времени. Король, сидевший в кресле с высоко поднятой спинкой, напоминавшем трон, вертел в пальцах пустой бокал. Его взгляд блуждал по карте, разложенной на столе: владения короля на Кавказе, изрезанная феодальными границами, словно шрамами от старых войн.
Маркграф Крымский стоял у камина, положив руку на рукоять парадного меча, висевшего у того на поясе. Пламя освещало его лицо — узкое, с острым носом и глубокими морщинами у губ, будто высеченное из серого гранита. Он ждал. Король не любил спешки даже в мыслях.
— Хасавюртбург… — наконец произнёс Карл, протягивая бокал слуге для наполнения. Рубиновая жидкость плеснула в хрусталь. — Ты говоришь, Альбрехт фон Шемяка всё ещё плетёт сети? Из могилы?
— Не Альбрехт, ваше величество. Его бастард. — Маркграф сделал паузу, давая словам осесть. — Иоанн. Выкормыш Бориса Пастернака и Лорда Миллерова.
Король пригубил вино, поморщился. На вкус оно было терпким, как память о прошлом.
— Пастернак. Тот, что десять лет назад пытался подкупить моего отца золотом из рудников Азова?
— Тот самый. Но тогда золото оказалось позолотой на свинце. — Маркграф усмехнулся. — И тогда он был капитаном наемников, а теперь же он камердинер, и самый близкий подручный барона, стал тоньше. Вместо грубой лжи — намёки. Вместо угроз — дружба.
Карл отставил бокал, провёл ладонью по карте, остановившись на точке к северу от Кавказского хребта. Хасавюртбург. Город-крепость, ворота в дикие южные пустоши.
— Чем опасен бастард? Альбрехт мёртв. Его законные сыновья давно мертвы. Войско разбито.
— Альбрехт был молотом, ваше величество. Но Пастернак и Миллеров — наковальня и щипцы. — Маркграф подошёл к столу, тень от его фигуры накрыла карту. — Они проследят чтобы Иоанн не рубил с плеча, а резал по жилам.
Король встал, откинув спинку кресла. Его мантия, расшитая золотыми львами, скользнула по полу беззвучно, словно шкура хищника.
— Примеры.
— Месяц назад в Хасавюртбурге сгорел королевский прокурор, призванный следить за сбором подати. Следствие назвало причиной — грозу. Но нужные люди видели, как к складу подъезжали телеги с бочками нефти.
— Нужные люди… — Карл усмехнулся. — Свидетели, которых уже нет в живых?
— Именно. — Маркграф кивнул. — На прошлой неделе курьер из Кёнигсвальда исчез с донесением о передвижении войск на востоке королевства. Сегодня утром его нашли в реке. Мы знаем что у него были важные сведенья по поводу Хасавюртбурга.
Король подошёл к окну. За стенами резиденции раскинулся Ростов — город шпилей и дыма, где ремесленники ковали оружие, а монахи переписывали псалтыри. Где каждый второй купец был шпионом, а каждый третий священник — еретиком.
— Иоанн… Бастард без имени. Какие у него ресурсы?
— Те же, что и у Альбрехта. Но с изворотливостью шакала. — Маркграф достал из складок плаща пергамент, развернул его. — Вот список: пять сотен домашней гвардии, отряды наёмников, союз с новоявленными торговцами с востока… и это лишь верх айсберга.
Карл взглянул на список, но не стал читать. Цифры он ненавидел — они напоминали ему отцовские уроки арифметики.
— Что предлагаешь?
— Пастернака устранить. Миллерова — дискредитировать. Иоанна — изолировать. — Маркграф произнёс это ровно, как зачитывал приговор. — Но для этого нужен предлог.
— Предлог… — Король повернулся, поймав солнечный луч на перстне с печатью. — У доброго короля всегда есть предлог.
Он подошёл к стене, снял с неё старинный меч в ножнах, украшенных бирюзой. Клинок, вынутый из ножен, зашипел, будто змея.
— Альбрехт поклонялся старым богам. Жёг церкви. Притеснял священников. Если Иоанн продолжит его путь…
— Он не продолжит. — Маркграф покачал головой. — Пастернак умнее. Они строят часовню в Хасавюртбурге. Пригласили епископа из Ростова Карл замер. Меч в его руке дрогнул, выдавая волнение.
— Значит, играют на нашем же поле.
— И выигрывают. — Маркграф сложил пергамент. — Народ устал от войн. Они хотят хлеба и молитв. Иоанн даёт и то, и другое. Пока мы воюем с пиратами, и князьками на юге, он кормит голодных и строит храмы.
Тишина повисла густо, как дым от потухших свечей. Где-то за дверью зазвучали шаги — тяжёлые, мерные. Стража меняла караул.
— Что, если… — Король вонзил меч в стол. Клинок вошёл в дуб на пол-ладони. — Устроить им испытание верой?
Маркграф приподнял бровь.
— Например?
— Пригласить Иоанна на съезд князей в Ростов. Пусть поклянётся на мощах святого Димитрия в верности короне. Если откажется — объявим еретиком. Если согласится — заставим делиться ресурсами.
— Рискованно. — Маркграф потёр переносицу. — Если он приедет, то станет мучеником в глазах народа. Если нет — врагом церкви. Но Пастернак найдёт лазейку.
— Тогда добавим огня. — Король выдернул меч из стола, провёл пальцем по лезвию. Капля крови упала на карту, расплывшись кляксой над Хасавюртбургом. — Пусть в городе «обнаружат» алтарь Перуна. Со следами свежей крови.
Маркграф медленно улыбнулся. Это было похоже на то, как трескается лёд на озере перед весной.
— Нужен человек, который подбросит идола.
— У тебя же есть такие?
— Есть. Но после выполнения задания их придётся ликвидировать.
Король вздохнул, вновь наполняя бокал. Вино плеснуло через край, окрашивая скатерть в цвет старого вина.
— Ради высшей цели, это будет маленькая цена.
Маркграф кивнул, поворачиваясь к двери. Его тень, удлинённая светом от камина, легла на стену, словно второе тело — чёрное, безликое, готовое раствориться в темноте.
— К утру всё будет готово.
Когда дверь закрылась, Карл подошёл к окну. Где-то за горизонтом, за лесами и реками, молодой бастард пил вино в замке своего покойного отца. *«Интересно, о чём он думает?»* — мелькнуло в голове.
Ветер сорвался с цепи, завывая в башнях. Где-то в городе залаяли собаки, почуяв чужих.