Именно в этот момент Таюя Узумаки, новое пополнение в семье, вошла в дверь на задний двор и заглянула туда, чтобы задать вопрос, только чтобы покраснеть всем телом, когда она увидела эту сцену.
Полностью обнаженный Наруто прислонился к дереву, потное тело блестело на свету, привлекая внимание к огромному 12-дюймовому куску мяса между ног, все еще капающего спермой.
Не говоря уже о том, что почтенная и уважаемая старейшина семьи непристойно раскинулась на траве, глаза закатились к затылку, изо рта текла слюна и густая сперма, массивные сиськи были покрыты следами укусов, живот безумно вздулся, а из обеих ее тугих дырочек, как река, текла сперма Наруто.
Она выглядела так, словно ее изнасиловал дикий зверь. От одной этой мысли Таюя покраснела еще сильнее, представив себя на месте своей хозяйки, толстые бедра сжались, чтобы ослабить возбуждение, когда она вошла во двор с едва контролируемым видом незаинтересованности.
— Только не это, говнюк! Ты должен помнить, что леди Мито — главная фигура здесь, и у нее есть имидж, который нужно поддерживать, — дрожащим тоном начала Таюя, колени которой едва выдерживали ее вес, когда запах секса ворвался в ее ноздри. — Ты не можешь просто трахать ее как свою личную шлюху и бросить ее… вот так!
Генин Узумаки была одета в длинное светло-розовое платье до колен, эротично выпуклое в области груди и черные байкерские шорты, плотно облегающие ее массивный зад и толстые бедра. Даже длинное платье не могло скрыть широту ее ягодиц.
Огонь и упрямство горели в ее глазах с такой силой, что почти скрывали похоть и голод, которые она испытывала. У рыжей была самая пышная задница из всего нового поколения, превосходящая даже Сакуру на несколько шагов.
Никто не мог сравниться с задницей Узумаки.
— Привет, Таюя. Не могу поверить, что она так быстро вырубилась, не прошло и нескольких часов, а она уже отключилась, — по-детски надулся Наруто, скрестив руки на своей мускулистой груди, когда его член дернулся от возбуждения. — Мы с мамой трахаемся по меньшей мере 5-7 часов, как на скорую руку. Я даже не успел трахнуть ее рот!
«Несколько часов!?? КАКОГО ХРЕНА!? Прошло почти 5 часов с тех пор, как они начали, а он все еще твердый!?» — мысленно закричала Таюя, челюсть упала от шока, и она застыла.
— Таюя, ты можешь мне помочь?
— Ч-что!?
— Могу я трахнуть твой рот? Я не успел сделать это с бабушкой.
— Конечно, нет! Я не твоя сучка!
— Встань на четвереньки, маленькая шлюха, и соси мой член! — обычно ленивый блондин рычал как зверь, веселые глаза светились глубоким демоническим красным, когда он пульсировал своей чакрой в разрушительной демонстрации силы.
Эта демонстрация силы сделала свое дело. Если против чего и были бессильны женщины Узумаки, так это против другого мужчины Узумаки, намного сильнее их.
Как будто на автопилоте, Таюя подошла к блондину и встала на колени между его ног, как только он сказал «сосать» и «член» в одном предложении. Глаза остекленели от похоти, а щеки горели от смущения, новый член Узумаки жадно открыла рот и развратно застонала, когда дюйм за дюймом член Узумаки, облитый соками его бабушки, проникал в ее горло, пока ее нос не коснулся лобковых волос мальчика.
Это было только начало.
«Я собираюсь… высосать каждую каплю из твоих больших яиц, говнюк! Ты будешь умолять меня остановиться!»
+++ Следующий день, комплекс Узумаки +++
Было почти пять или около того утра, и хмурый блондин парень уставился в потолок хозяйской спальни, с трудом закрывая глаза. На самом деле он не спал ни секунды после рутинного ночного сеанса растягивания тугой замужней пизды своей матери и траханья жирной попки милфы до беспамятства.
Это было час назад.
Мягкая улыбка появилась на его губах, когда он наблюдал за блаженным выражением лица своей матери, которая спала, как невинный котенок, и на ее лице не было ни капли дискомфорта или беспокойства.
Боже всемогущий, она была прекрасна… и обнажена.
Яркие, разметавшиеся малиновые волосы простирались до самого низа, покрывая правую сторону кровати в пламенном узоре чистой женской красоты, несколько прядей свисали перед ее острыми, но тонкими чертами лица. Пухлые губы подсознательно растягивались в довольной улыбке, когда она спала на его точеной груди.
Знакомое ощущение ее массивных, набухших молоком грудей, прижавшихся к каменным мышцам его торса, а также ее все еще эрегированные соски, из которых время от времени сочилось молоко, царапающие его плотную кожу, вызывали пульсацию у его нижнего приятеля.
Кстати, о его нижнем друге: как и положено между этими двумя, член уютно устроился во все еще влажной и доящейся пизде женщины, которая время от времени сжималась, чтобы выдоить то, что осталось после их вчерашнего звериного траха.
Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не вцепиться в массивные, наполненные молоком кувшины плоти, упирающиеся ему в бока, и не высосать ее досуха. Или оседлать ее толстые, детородные бедра и выпустить пару дюжин в ее титаническую задницу… снова.
Но он уже сделал это, всего час назад, и свидетельство их занятий любовью все еще было видно по огромной выпуклости на ее животе. Его мясной стержень, зажатый в ее дойных стенках, был единственным, что мешало сперме Узумаки, набитому в ее пизде, вытекать наружу толстыми струйками.
Но…
Прошло почти три с половиной года с тех пор, как они с матерью начали эти запретные и греховно вкусные отношения, и чувство вины настигало его. Не вина за то, что он, по сути, рогоносец собственного отца и регулярно трахает самую лучшую девушку, известную как Кушина Узумаки, как свою личную шлюху, глотающую сперму.
Но чувство вины за то, что он всегда относился к ней именно так… как ни странно, она никогда не жаловалась на это и принимала все как должное. Конечно, он любил ее больше, чем мог выразить словами, и жертвовал всем, лишь бы увидеть простую улыбку на ее прекрасном лице, но он просто понял, что никогда не делал для нее ничего хорошего… ну, никогда.
Они всегда ругались, спорили, оскорбляли и трахались, почти никогда не проявляя романтической любви.
Она была лучшей матерью, о которой он когда-либо мог просить, и не потому, что он был вовлечен в запретные отношения с ней. Даже до их отношений она была самой любящей, безумно заботливой и преувеличенно собственнической матерью.
Да, они и тогда спорили и оскорбляли друг друга, и Минато всегда выступал в роли нейтральной силы между ними, возвращая их вместе после неприятных ссор… не то чтобы ему это было нужно, потому что они никогда не имели в виду ничего из того, что говорили в пылу ссоры.
Даже на тренировках она всегда старалась вести себя сурово и не обращать внимания на его кровоточащую форму, но слезы в ее глазах и дрожащие губы всегда говорили о другом. Он родился с силой, которую, очевидно, понимала только его мать, и она настоятельно требовала, чтобы он контролировал ее всеми необходимыми средствами.
Этот контроль требовал тренировок, а тренировки требовали жертв. Он заплатил любую цену за этот контроль, а его мать делала вид, что не возражает против того, как сильно ей приходилось давить на него, но удушающие объятия каждую ночь и ее тихие всхлипывания у его кровати в темноте ночи, когда он притворялся спящим, отражали то, насколько травмирующим для нее было видеть его боль.
Видя ее страдания, он хотел еще больше подтолкнуть свое тело, чтобы достичь контроля, которого так хотела его мать. И он добился… в удовлетворительной степени, потому что в его силах было что-то такое, о чем не знала даже его мать.
Но факт оставался фактом: он принимал эту прекрасную, совершенно великолепную и добрую женщину как должное. Пора было что-то с этим делать.
Протянув руки вниз по ее стройной талии, Наруто схватил спящую девушку за широкие материнские бедра, нежно впился пальцем в нежную плоть ее толстой мясистой задницы, затем деликатно приподнял ее за таз и вытащил свой пульсирующий член из плотного отверстия, вызвав хныкающий стон спящей рыжеволосой.
Его грудь вздымалась от мужской гордости, когда, как только его член был извлечен из растянутой и хорошо оттраханной дырочки, из ее киски непрерывным потоком выливалась густая сперма, а размер ее живота постепенно приходил в норму, намочив простыни.
Хотя он испытывал искушение просто оставить свой член в отверстии, которое он тщательно обрабатывал последние 7 часов, и, возможно, повторить это, когда она проснется, но ему нужно было исправить ситуацию, в которой он находился, и сделать что-то действительно стоящее для своей матери.
— Должна быть веская причина, чтобы вынуть член из моей киски и потратить всю эту сперму, мистер, — тихо произнесла кажущаяся спящей милфа, даже не открывая глаз, чтобы посмотреть на своего улыбающегося сына, когда она еще сильнее прижалась к его телу. — Ну?
— Ты проснулась?
— Нет, но твоему члену лучше быть готовым, нужно заменить всю сперму, которую ты только что выпустил, — мило промурлыкала милфа и уткнулась лицом в его шею, обхватив сына своими конечностями, как анаконда. — Верни это чудовище на место… прямо сейчас!
Генин нахально улыбнулся, издал созерцательное хмыканье и несколько раз экспериментально сжал ее массивные ягодицы, держа бедра над его эрекцией.
— В мои штаны?
Ворчание усилилось, а хватка вокруг его тела затянулась, когда Кушина зарычала, как потревоженная демонесса.
— Молодой человек, если я не почувствую этот толстый член в своем чреве в ближайшие 3 секунды, я буду в бешенстве!
Наруто добродушно захихикал, осторожно опустил милфу вниз за толстые бедра и погрузил свой пульсирующий член до самого таза в ее любовное отверстие, пока не почувствовал, как головка стремится войти в ее лоно, заставляя главу клана Узумаки стонать и извиваться в плотском вожделении.
Нежным толчком блондин ввел луковицу своего члена в ее ждущее лоно, шейка матки плотно обхватила основание головки, ограничивая выход. В ответ на неожиданный поступок, девушка впилась зубами в плоть шеи сына и прижала его еще ближе к своему извивающемуся телу.
— Теперь все правильно… о, черт… там, где и должно быть.
Наруто не обратил особого внимания на этот жест, проведя руками по ее тонкой талии и обратно к гигантским шарам ее вечно сочных и дразняще толстых ягодиц, сжимая, лаская и растирая бесконечную плоть, в то время как вгонял свой член все дальше в ее уютную пизду, пока головка не коснулась задней стенки ее лона.
— Эй, мама…
— Что теперь? Разве ты не видишь, что я пытаюсь насладиться этим ощущением? — простонала толстозадая милфа, на ее лице появился небольшой хмурый взгляд, когда она сосредоточилась на пульсирующем мясе в ее пизде.
В упор. Боже, как она любила эти конвульсии!
— Я люблю тебя.
— Как вовремя, ты, извращенный ублюдок. Ублажаешь свою мать, пока яйца глубоко в ее киске? Очень хитро, я должна… — озорно ухмыляющаяся милфа прервала свое предложение, когда почувствовала, как руки Наруто покинули ее толстый живот и обхватили тонкую талию, а затем она ощутила нежный, любящий поцелуй на своем лбу.
— Я люблю тебя, мама, — с любовью пробормотал Наруто, обнимая ее так крепко, как только мог.
Искренность его тона и любящие объятия вывели грудастую соблазнительницу из ступора: она открыла глаза и растерянно посмотрела на сына. На губах юноши плясала мягкая улыбка, а в его завораживающих глазах мерцала удивительная любовь.
Милфа не могла не почувствовать, как необъяснимое тепло пробежало по ее телу и осело на щеках, они раскраснелись, а на пухлых губах заиграла непроизвольная улыбка материнской любви.
Соблазнительница перекатилась на спину и жестом подвинула Наруто, поменяв их позиции местами: теперь ее сын лежал на ее мягкой, изогнутой форме, а его член все еще был глубоко погружен в ее тугую киску. Рыжеволосая обвила руками шею сына и прижала его к своей груди, с довольной улыбкой прижимая его голову к толстым, мясистым молочным соскам.
— Я тоже люблю тебя, милый, я тоже тебя люблю.