Наполненная до краёв так любимым Ясакой слегка горьковатым зелёным чаем тонкая фарфоровая пиала с почти неслышным для обычных ушей треском покрылась сетью мелких трещин, когда ухоженные женские пальцы с длинными ногтями всего на долю мига сжались на той с несколько большей силой, чем обычно. Не молодая, но и не старая девятихвостая кицунэ, ей было всего-то восемь сотен лет, тут же с раздражением уставилась на собственноручно испорченное блюдце. Ну вот, она не только испортила часть чайного набора, подаренный ей одним из богов Такамагахары, когда она вступила в роль жрицы Аматэрасу-о-миками, но также послевкусие её любимого чая больше не приносило ей того удовольствия, что обычно. В этот момент горечь на кончике её языка казалась особо резкой и… горькой, как бы это не звучало. Её настроение и так не блиставшее сегодня высотами, испортилось ещё больше.
И тому была причина. Одна очень конкретная и очень раздражающая причина.
Золотистые глаза Ясаки уставились в спину молодого дьявола, который в этот момент играл с её маленькой дочерью во внутреннем дворе их дома, не подозревая о мыслях, витающих у неё в уме. Девятихвостая кицунэ очень желала, чтобы её взгляд мог испепелять. Ах да. Точно. Так же и было. Она могла превратить кого-либо в кучку теплого пепла. Она владела лисьим огнём на достаточном уровне, чтобы провернуть что-то подобное.
И она бы так и сделала, избавившись от этого недоразумения рядом со своей дочерью, и, наверное, вместе с этим сделала бы огромное одолжение всему миру… но она не могла. И на то тоже была вполне конкретная причина, а именно — Куно. Ясака не могла превратить в кучку красивого праха единственного не просто мальчика-друга, а единственного друга, её любимой дочери. Куно очень расстроится из-за этого и будет плакать. А это одна из тех немногих вещей в жизни Ясаки, которые она не могла допустить.
Так что да, она не могла взять и испепелить наглого мальчишку-дьявола, укравшего у неё внимание и часть любви её дочери, которые всецело должны были принадлежать ей и только ей, как её матери! Даже если очень хотелось.
Ясака всем сердцем любила свою дочь и была бы рада уделять той всё время в мире, вот только несмотря на существование такого желания у Ясаки не было много возможностей уделять своей дочери, Куно, столько внимания и времени, сколько она считала необходимым.
Увы, но в мире существовало такое ядовитое понятие как “долг”. О, как же она его ненавидела, а ещё ненавидела свою ответственность, которая не позволяла ей просто плюнуть на всё и уйти.
Она была не только жрицей верховной богини Японии, но и лидером самой большой фракции ёкаев. В возложенные на неё обязанности входило не только поддерживать все лей-линии японских островов, проводить обряды и быть глазами и ушами Аматэрасу на земле, но и следить за тем, чтобы её народ жил и процветал, как их лидер. Уже одна из этих обязанностей была внушительным бременем, но все они возложенные на единственные плечи? В лучшем случае это можно было описать как изнуряюще.
Выходные, больничные, отпуск, личное время? Что это такое, это можно потрогать, а ещё лучше сжечь, как она очень сильно желала сжечь очередную неожиданно обнаруженную не пересмотренную стопку отчётов на своём рабочем столе. Уже эти две позиции власти, которые она занимала, впитывали в себя любой намёк на свободное время, как сухие пески Сахары воду. А ведь она ко всему стала матерью.
И она бы с радостью отдала одну из этих позиций кому-то, вот только достойных кандидатов для этого не было. И не находилось всю последнюю сотню лет. А ведь Ясака искала, особенно усердно искала с момента, как поняла, что будет носить под сердцем свою драгоценную дочь. Не говоря уже о том, что просто так ту же позицию жрицы Аматэрасу не передать
Так что да, подавляющее большинство дней Ясаки были расписаны едва ли не посекундно, и выкроить время для собственной дочери в такие дни, не для очередного урока с ней, или какой-либо обязательной и уже заранее деятельности, а для их личного времени дочки-матери, абсолютно спонтанного времени вместе, было сродни подвигу того греческого варвара. Все её свободные дни планировались заранее за недели до, иногда за месяцы, а некоторая часть и за год наперёд, как например с каждым днём рождения Куно, график которых был распланирован на десять лет в будущее.
И вот сегодня был один из таких запанированных свободных дней для Ясаки. Никаких обрядов в храме, никаких встреч с назойливыми просителями, никаких дипломатических контактов, никаких внезапных форсмажоров. Ничего. Только она и её дочь на весь день.
Или так должно было быть. Если бы не явился один наглый вор, укравший у неё её время с Куно!
О, как же она негодовала внутри, как же кипела, и каких трудов ей стоило не окатить этого мелкого наглеца волной рыжего лисьего огня.
Но глядя на счастливую улыбку дочери, когда та играла в догонялки со своим другом, Ясака… она не была простить и забыть, но была готова мириться с этой кражей, но только пока её дочь так искреннее радовалась. Только ради её улыбки. Иначе какая из неё мать?
— Мама! Мама! — От мыслей девятихвостую кицунэ отвлёк звонкий голос подскочившей к ней и начавшей дергать её за руку дочери. — Пошли сыграешь с нами, — её дочь будучи упорной лисичкой изо всех тянула за руку свою мать на себя.
— Дорогая, твоя мама слишком старая, чтобы играть в столь активные игры, — мягко улыбнулась Ясака дочери, стреляя краем взгляда на стоявшего поодаль молодого дьявола.
На самом деле она бы с радостью пустилась в догонялки с Куно в любой другой ситуации, но не в этот конкретный момент, не сейчас, не перед этим дьявольским отродьем. Она не позволит ему наслаждаться зрелищем того, как жрица Аматэрасу и лидер Западных ёкаев носиться во дворе за своей дочерью. И уж тем более она не позволит ему такой радости, как втянуть её в битву за внимание её дочери. Чего он только и хотел, судя по его редким самодовольным ухмылкам в её сторону пока Куно не смотрела.
Хмпф! Он думал, что победил?! Куно сегодня уделяла ему больше за неё времени только потому, что Ясака всегда рядом, а он впервые навестил её за последние почти два года. Только и всего. И ни по какой иной причине.
И нет, Ясака не ревновала. К кому ей ревновать, к этому маленькому, гнусному, наглому дьявольскому отродью, которое хотело украсть у неё её дочь?
— Мы больше не играем в догонялки, — отрицательно мотнула головой её дочь, — мы решили сыграть в новую игру! — Восьмилетнюю Куно переполнял энтузиазм.
— Неужели ты устала бегать? — По-доброму улыбнулась кицунэ, прекрасно зная любовь своей дочери к подобным активностям, которую только подпитывал бьющийся из неё фонтан детской энергичности. Чтобы её Куно устала? Нет, такого не могло случиться.
— Нет, я ни капельки не устала, — тут же подтвердила мысли женщины девочка, в голосе молодой куцунэ звучала гордость за это небольшое достижение. — Лулу устал, — и девочка ткнула пальцев в сторону, где среди зелёной травы, на земле, на спине развалился подросток-дьявол. На его лице, на лбу виднелись капли пота, а его грудь часто и жадно вздымалась.
— Я прошу пощады, о великая Куно! — Заметив, что на него смотрят, он вытянул одну из рук вверх и замах над собой иллюзией белого флага. — Сжальтесь над этим несчастным, его дух желает продолжать, но его плоть слаба.
— Хи-хи, — дочь Ясаки прыснула в кулачок.
И сердце Ясаки сжалось от того, что кто-то иной кроме неё может вызвать у её дочери такой искренний смех. Пока Куно с весельем смотрела на своего друга, притворяющегося смертельно уставшим, взрослая девятихвостая кицунэ прожигала в нём дыру своим взглядом.
Он был её врагом номер один. Ни другие ёкаи, ни китайские или корейские пантеоны, ни кто-то ещё, а один единственный подросток-дьявол, которому не исполнилось и полтора десятка лет.
— Так во что вы решили сыграть в этот раз? — Ясака решила вмешаться в образовавшуюся тёплую атмосферу между Куно и дьявольским отродьем, от которой ей становилось почти физически дурно.
— Лулу придумал новую игру, в которую можем сыграть все мы! — Куно восхваляла своего друга за его находчивость.
— Кхм, не я придумал эту игру, Куно, — поправил молодую лисичку парень со своего места на земле. — Я всего лишь принёс её с собой.
Хм? Ясака мысленно выгнула бровь.
— Что это за игра?
На лице мальчишки появилась широкая улыбка, которая тут же потревожила тревожный звоночек в уме женщины. Ей не понравилось новое выражение лица мальчика, улыбка на его лице вобрала в себя все стереотипы, о которых говорили, когда речь заходила о том как именно должен улыбаться дьявол.
— Монополия, — односложно ответил он с широкой ухмылкой на лице.
Его ответ был словно ударом в живот для девятихвостой жрицы Аматэрасу. Она знала это название, она знала весь смысл, заложенный в этом одиноком слове, она знала эту чудовищную игру, придумать которую мог только самый злобный и извращённый ум. Сколько судеб, сколько жизней и чистых невинный мечтаний разрушила эта “игра”. Никто не оставался прежним после Монополии.
И он хотел, чтобы её драгоценная Куно прикоснулась к чему-то столь темному и отвратительному?! Никогда!
Вот только у молодого дьявола были другие мысли на этот счёт. Его глаза вспыхнули ликованием словно он уже выиграл, словно победа уже его, уголки его рта изогнулись в намёке на темное садистское удовольствие.
Сперва Ясака не поняла почему, но в следующий миг она заметила, что стоявшей рядом с ней Куно нигде нет, её дочь исчезла. Со скрытой паникой она заметалась взглядом по сторонам в поисках пропавшей дочери только для того, чтобы замереть соляной статуей, её сердце сковало льдом от осознания открывшейся ей картины.
В десятке метров от Ясаки, на крыльце их дома стояла её дочь, прижимая в руках большую коробку с надписью крупными буквами посередине.
Монополия. В руках её дочери была коробка с монополией.
— Давай сыграем вместе, мама! — Куно горела энтузиазмом. — Будет весело, обещаю.
И глядя в чистые золотистые глаза дочери, женщина осознала, что она просто физически не сможет сказать нет той. Губы женщины растянулись в натянутой и чуть дрожащей улыбке.
— Д-да, конечно, я не против.
— Видишь, Куно, я же говорил, что твоя матушка согласиться сыграть с нами в эту игру, — из-за спины женщины прозвучал голос молодого дьявола. И тон его голоса тут же дал понять взрослой кицунэ, что это всё был его гнусный план. Она тут же развернулась к нему и наткнулась на ухмылку, от которой у видавшей многое за восемь лет жизни женщины по спине прошёл холодок. В этой ухмылке не было ничего доброго, ничего святого. — Нам будет о-о-очень весело, обещаю, ти-хи.
Этот… этот… этот дьявол! У неё никогда не было шанса, не так ли?
Ясаке срочно нужен был взрослый.
Где-то на другом конце самого крупного острова Японии чихнул Нурарихён.
— Дедушка, ты заболел? — Отвлекшись на миг от своего занятия, девочка с ниспадавшими к пояснице густыми черными волосами, подняла свои алые глаза и устремила обеспокоенный взгляд на сидевшего в кресле недалеко от неё старика.
В ответ тот на миг прислушался к себе. Его огромный морщинистый лоб слегка сморщился, а брови нахмурились.
— Нет наверное? — Даже сам старик не знал ответ на вопрос молодой девушки.
Подобный неопределенный ответ точно не мог удовлетворить молодую особу, которая всегда отличалась беспокойством о здоровье своего дедушки. Именно потому она была любимой внучкой Нурарихёна, владыки восточных ёкаев.
— Нет или наверное? — Она потребовала чёткого ответа, тем же тоном, который использовала одна из её тётушек, которой всегда отвечали, когда она задавала свои вопросы таким образом.
— Ну я точно не ощущаю в себе никаких признаков болезни, внучка. Наверное, меня просто кто-то решил проклясть, например твоя тётушка Сара.
Теперь в ответ на слова старика нахмурилась девочка.
— Дедушка! — Возмутилась его внучка ему в ответ.
— Что? Она так регулярно делает!
— Тётя Сара не такая, — настаивала она.
Нет, тётя Сара как раз такая, ты просто её плохо знаешь. Мысленно закатил глаза старый ёкай.
— Да-да, как скажешь. Как бы то ни было, нет, я точно не заболел. Иногда такие старики, как я, чихают на ровном месте потому, что мы, ну, старые, хе-хе, — весело ответил мужчина. — Не будь такой серьёзной, Хасуми, это всего лишь один несчастный чих. Мне позволено разок чихнуть.
— Ты не старый, — тут же отрицала девочка, уперев руки в боки.
— Ну да, мне всего-то три тысячи лет, я в самом рассвете сил, хе-хе, — иронично фыркнул он. Девочка была само воплощение серьёзности, что на её детском лице смотрелось весьма забавно со стороны.
Нурарихён едва сдерживал рвущуюся на лицо улыбку.
— Я должна быть серьёзной, я самая старшая сестра, ты сам так говорил.
— А ты говорила, что я не старый, а раз так, то мне тем более ничего не будет, хе-хе, — настойчивость на лице девушки превратилась в небольшую свирепость, она не оценила несерьёзность своего дедушки. — Всё-всё, не смотри на меня так, я точно не заболел! — Взгляд девочки тут же смягчился.
— Я сделаю тебе чай, — сказала она.
Нурарихён лишь покачала головой в уме. Эта девчонка не знала, когда стоит остановиться и отступить.
— Не утруждайся, малышка, я сам сделаю себе чай.
— Но…
— Разве ты не хотела закончить то, что ты делаешь пока не придёт твой драгоценный Лулу? — Старик применил крайне грязный приём, от которого у его внучки не было защиты, он упомянул мальчика, который той нравился.
Лицо девочки тут же вспыхнуло румянцем, и она повернулась к кухонному столу и к плите, на которой одновременно кипело несколько небольших кастрюль. Последние полтора года она обучалась кулинарии у своих старших членов семьи и сегодня к ней обещал прийти нравившийся ей мальчик, и она очень хотела показать ему результат того, чему она научилась за это время. Она нервничала по этому поводу и надеялась, что приготовленные её руками блюда придутся по душе Лулу.
-…Думаешь ему понравится? — Неуверенно и на тон тише обычного спросила девочка своего дедушку, который не успел ещё отойти делать себе чай.
— Хм? С чего бы это ему вдруг не понравиться? — Нурарихён не разделял неуверенности внучки. — Он будет счастлив съесть всё, что ты приготовишь специально для него.
— Но у меня многое не выходит, я неуклюжая и делаю много ошибок, и многое порчу в итоге, — Хасуми посмотрела вниз на свои руки, в которых держала нож для овощей, несколько пальцев её рук были в пластырях от частых порезов.
— Пф, глупость! — Уверенно заявил старый ёкай. — Поверь, внучка, сегодня будет его самый счастливый день в жизни, он станет таковым сразу после того, как он сделает первую пробу твой готовки. Уж я-то знаю, особенно после всех тех дегустаций твоих трудов, хе-хе.
В ответ девочка подняла голову и не смело улыбнулась. Она не прекратила нервничать и быть неуверенной в себе от всего лишь одних слов дедушки, для этого ей нужно было что-то более весомое. Но уровень её волнений всё же заметно упал. Дедушка никогда ещё не врал ей, а потому она всецело доверяла его словам и раз он говорил, что Лулу будет рад и ему понравиться, то Лулу будет рад и ему понравиться. Всё что ей нужно было сделать это нигде не ошибиться в готовке еды. Например, не пересолить, что она, к сожалению, делала довольно часто.
— Эм, дедушка? — Она набралась смелости и решила задать ещё один вопрос.
— Да? — Приподнял бровь в проявлении интереса и внимания Нурарихён.
— Ч-что… что ещё я могу сделать, чтобы понравиться Люциусу? — Лицо девочки пылало от смущения, она сгорала от стыда, но тем не мнее задала свой вопрос. Дедушка никогда не врал ей, и она ощущала себя довольно смелой, чтобы спрашивать у него даже что-то такое. Вернее, она ощущала себя достаточно смелой, чтобы спрашивать что-то подобное только у него.
Старый ёкай на миг замер, после посмотрел на свою внучку, и ей за плечо на кухню, вновь на внучку и на плиту с кипящими кастрюлями. И вновь на внучку.
— Ты же слышала, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок?
— Угу, — кивнула головой девочка.
— И это чистая правда. Так что продолжай дальше учиться кулинарии и у тебя будет всё хорошо в этом плане, — он погладил внучку по макушке. Он излучал абсолютную уверенность в своих словах. — Ну и ещё будь собой, что тоже не должно быть сложно.
— Значит мне нужно уметь готовить и быть собой?
— Ага, готовить и быть собой. Всего два шага, выполняя которые ты точно понравишься своему Лулу, — усмехнулся большелобый старик. — Довольно просто, да?
— Просто, — на её лице расцвела небольшая благодарная за совет улыбка. — Спасибо, дедушка.
Она обняла старика.
— Ха-ха, не за что, малышка, не за что. Это моя работа, как твоего дедушки, давать тебе советы, когда меня о них просят, — он ответил на объятия. Но уже через секунду нахмурился. — Хм, тебе не кажется, но как будто что-то подгорает?
В ответ его внучка принюхалась к запаху в воздухе.
— Омлет! — Глаза девушка тут же широко открылись, и она бросилась обратно к плите, на которой действительно начал слегка подгорать омлет.
В этот момент Нурарихён облегчённо выдохнул. Последний вопрос Хасуми застал его со спущенными штанами, впрочем, это не значило, что он ей соврал или дал ложный совет. Просто он… не дал ей всё правды. Была ещё одна важная вещь, как понравиться молодому парню. А именно большие сиськи и задница, но он, конечно же, не мог озвучить вслух что-то подобное перед его молодой внучкой.
С другой стороны…
Хасуми этого не заметила, но, когда Нурарихён смотрел на неё, его взгляд на миг опустился с её лица немного ниже. Всего на миг. И это произошло не просто так. Его внучке было всего тринадцать, но она уже могла дать фору большинству взрослых женщин. И она ещё даже не вошла на пик своей фазы роста, у неё всё ещё было впереди. В будущем её точно ждали очень выдающиеся формы, которыми могли похвастаться единицы женщин во всём мире. Так что да, в целом, он дал абсолютно правдивые советы. Уметь готовить и быть собой.
Один мелкий паршивец даже не представляет, как ему несказанно повезло. Хотя, если припомнить имя его рода, Гасион, то он вполне мог прекрасно знать.
Удачливый засранец. Пускай только посмеет расстроить его внучку. Впрочем, Нурарихён готов был поспорить, что подобного не произойдёт, он успел оценить этого мелкого дьявола и он пускай имел свои недостатки, но был не плох.
Хотя это не значит, что он позволит ему вот так просто подкатить к его внучке, хмпф, ни за что. Даже если та сама очень не против. Нет-нет. Сперва тот должен доказать, что он достоин Хасуми.
Ух, он уже звучал почти как одна облезлая девятихвостая лиса. Пф, по крайней мере он не был столь глуп, как она. Та сама себе рыла яму. Нарурихён был в разы умнее, он знал, что нельзя вечно удерживать других возле себя, даже если очень сильно хотелось.
— Апчхи, — ни с того, ни с сего чихнула пышногрудая женщина, сидевшая напротив двух детей.
— Мама?
— Ничего, Куно, ничего, — отмахнулась она. — Продолжим играть.
— Тогда ты должна уплатить мне налог… Лулу, сколько мне должна мама? — Молодая копия старшей женщины повернулась к сидящему рядом мальчику, не сумев самостоятельно с ходу сосчитать правильную сумму.
— С учётом всех предыдущих обстоятельств твоя матушка задолжала тебе двадцать пять тысяч, — тут же ответил мальчик, на его лице сияла счастливая улыбка. Слишком широкая и слишком счастливая улыбка.
— Ты слышала, мама, — девочка вытянула к матери руку с пустой ладонью.
В ответ женщина осмотрела свои карты.
— У меня… нет таких денег, — неохотно признала женщина.
— О, это очень плохо, мама. Так ведь, Лулу?
— О да, очень-очень плохо, Куно, — улыбка мальчика стала ещё счастливее. — Но я могу помочь твоей матери. Как владелец банка, я могу одобрить ей кредит и тогда она сможет расплатиться с тобой. Если она, конечно, не хочет объявить себя банкротом и закончить играть
В ответ женщина скривилась словно наелась лимоном. Она не хотела заканчивать. И она не хотела проигрывать первой третий раз подряд.
— Какая процентная ставка? — У неё не было выбора кроме как просить о временном кредите.
— Сто процентов, — широко ухмыльнулся мальчик, подтверждая свою природу дьявола, если до этого этот факт ещё не был понятен всем и каждому.
— Это грабёж! — Возмутилась жрица Аматэрасу.
— Это — Монополия! — Ответил мальчик с тёмным ликованием в глазах. — Бери или уходи.
Спустя пару секунд прозвучал тихий недовольный голос.
— Беру.
И один очень довольный голос.
— С вами приятно иметь дело, госпожа Ясака. — Следующие несколько секунд были слышны только звуки шуршания фальшивых денег. — Госпожа Куно, вот ваша доля.
— Спасибо, Лулу, — захихикала молодая девочка от того, что её друг назвал её “госпожой Куно”. Это было очень смешно.
А вот кому не было смешно так это буквально нагло обворованной женщине напротив них.