* * *
— Хранители! Я пришёл договариваться! — прозвучал громкий, оглушающий даже в таком большом помещении мой голос, заставивший неприязненно поморщиться всех, кто находился в нём. Ну а что? Для того, чтобы проводить массовые тренировки в действительно больших залах, обладать надо, поистине, лужёной глоткой.
Поморщились все. Кроме самих Хранителей. Но, они-то к людскому роду не принадлежали, так что, вполне возможно, что и строение органов слуха имели иное, такое, которому такие резкие переходы дискомфорта не доставляют. С другой стороны, и не на них этот приём рассчитан был: я стрелков расшатывал, подрывал их боевую готовность и сосредоточенность на цели.
— Говори, — повторил сидящий в центре Хранитель. — Мы тебя слушаем.
— Отлично! — расплылся я в показательно довольной улыбке. Которую, затем, постарался сделать максимально приветливой, дружелюбной и доброй. Ну, насколько это вообще с моей-то звероватой рожей возможно. — В общем и целом, всё просто: я предлагаю вам взять «на баланс» вторую Временную линию, — сделав голос тише и засунув руки в карманы, объявил я уже нормальной громкости голосом. В конце концов, я же с Хранителями, действительно, именно поговорить хотел, а не повоевать. Повоевать — дело не хитрое, это всегда успеется. А вот поговорить — это сложнее, для конструктивного разговора долго надо почву готовить, случая ждать.
Случай представился — вот и говорил. Пока говорил. Почему бы и не поболтать, пока не стреляют?
Тем более, что, чем дольше приготовившиеся к бою люди не стреляют, тем труднее им это сделать в дальнейшем. Концентрация падает. Реакция притупляется. Адреналин выгорает. Торможение начинает задействоваться в мозгу. Да и стрелять в того, кто с тобой говорит — сложнее.
— Точно так же, как вы на балансе держите «Священный Таймлайн».
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, Вариант! — заявил мне Хранитель, сидящий справа от центрального. — Это невозможно! Священный Таймлайн может быть только один!
— Почему? — приподнял и изогнул арочкой брови я, не вынимая рук из карманов. — Где один, там и два… Какая разница-то? Людей не хватает? Так всегда можно новых набрать. Из тех же Вариантов, к примеру. Вместо того, чтобы бестолку их утилизировать, можно обучать и ставить на службу… — продолжил говорить я, глядя на молчащих Хранителей. И осёкся. — Оу… вы же, итак, это делаете, да? Так вот в чём секрет кадрового успеха вашей организации…
— Тебя это не касается, Вариант! — рыкнул сидящий слева негуманоид.
— То, что ты предлагаешь, Вариант, неприемлемо, — более спокойно, чем он, произнёс центральный Хранитель. — Тебе известно, почему мы вообще этим занимаемся? Почему охраняем только одну единственную Временную линию?
— Что-то там про бесконечную битву пересекающихся ветвей миров? — уточнил я. — Слышал краем уха.
Многословие… не моё это. Тяжело это для меня. Буквально чувствую, как язык вязнет и буксует, пытается споткнуться и перейти на рык, а дипломатичная улыбка расплыться боевым оскалом. Неприятное ощущение. Однако, никуда не денешься, будешь разговорчивым, когда стоишь под прицелом сотни автоматических и полуавтоматических стволов в мире, где не действуют ни мерцание, ни стоп-кадр, ни Исцеляющий Фактор, ни даже магия, будь она неладна. Будешь разговорчивым… или дырявым. Не хочу быть дырявым. Ни в одном из смыслов этого слова.
Хотя… сотня стволов… и ни одного «тяжёлого». Калибров свыше 5,56x45 нарезного или 12-отого гладкоствольного не наблюдается, ничего «тяжелее» Эмки,… Даже «Калаша» старенького на 7,62 не сообразили притащить, хм… Вообще, если внимательно присмотреться к тому, что они держали в руках: ростовые металлические щиты, пистолеты, дробовики, вышеозначенные «Эмки»… даже парочка барабанных гранатометов затесалась (даже интересно, не слезоточивым ли газом заряженных?), то создавалось впечатление, что всё их оружие с одного единственного склада упёрто, причём, если судить по модельному ряду и обвесу — полицейского, а не армейского. Не самый лучший выбор в их ситуации, не самый… меня убивать надо, а не останавливать. Валить сразу и наглухо, иначе…
— Именно: Бесконечная битва бесконечно пересекающихся ветвей бесконечных миров! И эта битва неминуемо начнётся, как только миров станет больше одного. Их пересечение неизбежно! Раньше или позже, но пересечение произойдёт, Вариант…
— Погодите, но как может быть битва бесконечной, если миров будет всего два, и оба они будут контролироваться Управлением? — спросил я, а сам, в кармане, нажал на кнопку пульта, должную открыть «дверь» в «Священный Таймлайн». Ведь, собственно, для этого я тут всем зубы и заговаривал, улыбаясь и играя в «дипломатию». Не настолько я отмороженный, чтобы на толпу стрелков «в лоб» кидаться.
И нажал, постаравшись сделать это максимально незаметно, ведь мне же, в любом случае, понадобится ещё минимум секунда, чтобы в открывшейся двери скрыться, а эту секунду мне сможет дать только эффект неожиданности…
Вот только «дверь» не появилась. Кнопку я нажал, а «дверь» не открылась.
— Ты прав: такая битва не будет бесконечной… Но она станет фатальной! Она уничтожит оба мира! — поправил себя Хранитель, видимо, не заметивший моих манипуляций с пультом в кармане. — Два мира столкнутся в битве и последствия будут ужасными!
— Что ж, — проговорил я миролюбиво. — Предложите своё виденье мирного урегулирования нашего вопроса. Вариант со стиранием меня и моей Ветки из реальности не рассматривается.
— А другого варианта для тебя нет, Вариант! — осклабился Хранитель слева, который был каким-то уж очень противным. Весь его вид буквально кулака просил. Всё: и само лицо, его форма, цвет, фактура, и выражение этого лица, и тембр голоса… Специально провоцирует он меня, что ли? Так ведь допровоцируется. Мне, итак, с каждой секундой сложнее и сложнее становилось удерживать добрую улыбку на лице.
— Мне показалось, я сделал уже достаточно, чтобы до вас дошло, что с моими мнением и позицией стоит считаться, нет? — произнёс я.
— Достаточно, чтобы привлечь наше внимание, Вариант, — ответил мне правый Хранитель. — Не переоценивай себя.
— Ты хотел, чтобы мы тебя выслушали, и ты здесь. Мы выслушали, — произнёс центральный Хранитель.
— Привлечь внимание… — медленно повторил я, после чего всё ж губы не выдержали и растянулись-таки в хищном оскале. — Значит, мне, просто, надо сделать больше!
— Ты не уйдёшь сегодня отсюда, Вариант. Не обольщайся, — сказал правый Хранитель.
— Что ж, тогда, для начала, я покажу вам «Уличную магию» и пару фокусов старого Дзенского монастыря! — проговорил и вытащил руки из карманов. В одной была зажигалка — хорошая, «Зипповская», из тех, на которые дают «пожизненную гарантию». В другой — большая петарда с толстым бикфордовым шнуром. Архаичная такая штука, можно даже назвать её классической. С такими ещё Вайл И. Койот в старых детских, не сказать, что добрых, мультиках любил баловаться. Только, у него спички были… А так: красная, большая, толстая. Вот, кстати, именно своей архаичностью и даже каноничностью мне эта штука в душу и запала. Не смог я пройти мимо, когда обносил при помощи УВИ-шного пульта очередной оружейный магазин. Не удержался, взял с собой.
А теперь вот достал.
Рука с зажигалкой, извлечённая из кармана, двигалась не быстро. Не было резких движений, которые могли бы спровоцировать нервных людей на случайный выстрел. Не быстро, но, при этом, успела и крышечку верхнюю откинуть, вроде бы, как сама собой, и колёсико крутануть, вызывая снопик искр, и свой фитиль поджечь. И всё это плавно, равномерно, неостановимо, так, что никто и отреагировать не успел. Все, как завороженные, уже смотрели на вспыхнувший шнур петарды.
Зажигалку я защёлкнул, гася огонёк. Вот только, сделал это движение так неловко, что упустил петарду из другой руки. Она выскользнула из моих пальцев, начала падать. Я попытался её поймать, одной рукой, другой, чуть не сказал «третьей»… не получалось. Петарда плясала и прыгала, не даваясь, ускользая каждый раз в самый последний момент. Я ловил её быстрей, быстрей и быстрей…
А народ, как завороженные, смотрел за этими моими кривляньями и плясками, стволы оружия давно поопускались вниз. Тишина стояла мёртвая. И только фитиль петарды зловеще шипел в этой тишине…
Постойте, одной петарды?
Нет! Уже двух! Никто и понять не сумел, в какой момент она «раздвоилось». И вот я уже пытаюсь поймать два шипящих шнурами красных цилиндра.
Потом три… четыре…
И вот я жонглирую уже пятью, шестью. И именно жонглирую, полностью контролируя весь процесс. Нет, ну а что? В Париже начала двадцатого века очень модными были различные мимы, жонглёры, акробаты, фокусники и прочие уличные артисты. А я — очень любопытный человек, мне всё самому попробовать хочется. Тем более, что ловкость за годы занятий БИ развилась до той степени, какой самим уличным выступалам оставалось только завидовать. В том числе, и ловкость пальцев.
Ну и… стоит вспомнить, что учился я в Сорбонне на Факультете Искусств… в том числе. А уличные выступления — чем не искусство?
И вот теперь, перед сотней вооружённых огнестрелом минитменов и тремя существами непонятной природы, я жонглировал шестью горящими петардами, наслаждаясь их ужасом, недоумением и абсурдностью всей ситуации.
А фитили, тем временем, горели. Они даже и не думали гаснуть. Становились короче, короче и короче, в то время, как завороженные люди следили за сложными выписываемыми ими в воздухе итак содержащем изрядное количество дыма. Следили, словно загипнотизированные и не могли оторваться.
Внезапно я, отвлёкшись на очередной подброс, неловко шагнул, споткнулся и упал на пол. А петарды, «упущенные» мной в падении, неожиданно для окружающих полетели вперёд и в стороны, расходясь широким веером, в направлении стрелков.
ПопАдали они недалеко от меня — не было у них даже теоретической возможности преодолеть разделявшие нас со стрелками тридцать метров. Да им и не надо было. От петард требовалось только упасть и взорваться… отвлекая внимание от залёгшего за ступенькой меня, который доставал и выкидывал в разные стороны уже не игрушки, а настоящие свето-шумовые и дымовые гранаты, запас которых у меня имелся на каждой вылазке в обязательном порядке.
А дальше… ну а что дальше? Минитмены потеряли инициативу. Они упустили момент. Позволили мне завладеть их вниманием — всё. Поле боя уже было моим. Так что, дальше были вспышки, хлопки, дым, выстрелы, крики страха и боли, предсмертные хрипы умирающих.
Тридцать метров — это ведь немного совсем. В достаточно плотной дымовой завесе преодолеть их, при наличии навыков и опыта, не сложно. После чего, преимущество числа перестаёт быть преимуществом: попасть в одиночную, быстро перемещающуюся цель, в условиях очень ограниченной видимости — крайне сложно. Гораздо проще попасть в своего же товарища. Что и происходило сплошь и рядом. В дыму и со страху, они буквально сами перестреляли друг друга!
У меня же такой проблемы не имелось. Я мог совершенно спокойно стрелять на любое замеченное шевеление, не опасаясь задеть «своих», так как «своих» тут не было. Да и опыт, про который я ранее уже упоминал, у меня был: на войне не раз и не два отрабатывал именно такую тактику налётов на фашистские объекты: в одиночку и с задымлением. Правда, там было заметно спокойнее, так как Исцеляющий Фактор действовал…
Но, это же обстоятельство, сейчас добавляло особенной остроты эмоциям. Такой, какую я уже годы, если не десятилетия не испытывал. Настоящая угроза для жизни в бою — бодрит. И опьяняет одновременно. Будит спящего зверя… Точнее, в моём случае, Зверя.
Кровь, дым, страх, запах страха и крови, крики, выстрелы, азарт и адреналин… всё это создаёт неповторимый коктейль, который забирает не хуже водки. Даже Царской.
Я озверел настолько, что чуть было не забыл, зачем вообще сюда лез.
Но, опыт. Опять опыт.
Удержался. Не стал добивать эту… как её там? Лексус… Ну, эту — стерву кудрявую с тройным именем, которая «судья». Почему не стал? Ну…
— Хранители! Я пришёл договариваться! — прорезал воцарившуюся в помещении после бойни тишину мой грубый, хрипловатый голос, больше похожий на рык зверя. Весёлый рык зверя, если такое вообще можно себе представить.
— Говори, Вариант, — ответил мне центральный из Хранителей.
Да-да: они так и остались сидеть на парящих стульях над пьедесталом. В завершившемся скоротечном бое они участия не принимали. И я их не атаковал, хоть, честно говоря, весьма сильно опасался, так как они не люди, их возможности и способности мне неизвестны. И то, что всё это время они оставались над схваткой, не то что не влезая в неё, а даже особых эмоций не проявляя, напрягало.
— Начнём с начала, — хмыкнул я, выходя снова к центру комнаты, таща за собой по полу за волосы вяло трепыхающуюся Лексус. — Меня зовут Виктор Крид. Мне плевать на все ваши «битвы миров» и «Священные Таймлайны», мне нужно только одно: чтобы вы оставили в покое мой. И вы его оставите. Так или иначе: либо мы договоримся, либо УВИ перестанет существовать. Мои целеустремлённость и серьёзность намерений оценить вы уже успели, — дотащив и остановившись, я бросил Лексус между собой и Хранителями. Оставлять эту змею где либо, кроме области своей прямой видимости, было бы слишком опрометчивым решением.
— Ты слишком много на себя берёшь, Вариант, — как-то слишком спокойно для сложившейся ситуации ответил центральный Хранитель.
— Ты — наглое зазнавшееся насекомое… — начал повышать голос Хранитель, сидящий слева и недоговорил, так как его речь прервал пистолетный выстрел. Громкий, резкий и гулкий. Голова Хранителя дёрнулась. В его лбу, ровно между глаз, появилась сквозная дыра.
— Начнём сначала? Я Виктор Крид, и я пришёл договариваться, — прокомментировал произошедшее в повисшей тишине я, опуская руку с пистолетом.
— Ты — просто глупое насекомое, — последовал неожиданный ответ… от левого Хранителя. Того самого, которому я только что прострелил насквозь голову.
Я нахмурился, глядя на него и дыру в его лбу. Дыру, в которой что-то… искрило?
Больше не обращая внимания на их слова, я решительно поднялся на пьедестал и подошёл к левому Хранителю, по пути доставая из набедренных ножен «Ка-бар». Ни слова не говоря больше, я в несколько быстрых уверенных движений, отрезал эту дырявую говорящую голову. Только для того, чтобы увидеть не кровь, плоть, жилы и сосуды с костями живого тела, а какие-то трубки, провода, железки, явно искусственный наполнитель и имитацию кожи тела неживого. Никогда и не бывшего живым!
— Кукла, — констатировал я. — Ты знала об этом? — повернулся в сторону Лексус и бросил отрезанную голову ей в подставленные руки.
Выражение лица кудрявой «судьи» в этот момент ответило мне лучше любых возможных слов: дикая смесь непонимания, шока, неверия и ужаса… такое не подделаешь. Ну, если только ты не гениальная актриса.
Лексус гениальной не была. Талантливой — да, но не гениальной.
— Значит, нет… — сделал вывод я и повернулся к оставшимся целыми куклам. — Не важно. Хозяин этого «цирка» всё равно должен нас слышать. Эй ты, «Карабас-Барабас» или «Великий Гудвин», повторяю: я пришёл договариваться.
— Ты не в том положении, чтобы о чём-то «договариваться», Вариант, — изобразив на своём искусственном лице искусственную улыбку, заявил правый Хранитель.
А Лексус, за которой я не забывал посматривать краем глаза, что-то сообразила. В её голову пробилась какая-то важная мысль, и выражение лица тут же сменилось с шока и неверия на страх. Она оглянулась вокруг, посмотрела на оставшихся двух «Хранителей», на меня, на голову в своих руках. Бросила голову и со всех ног помчалась к дверям на выходе из помещения.
Мне, кстати, тоже очень хотелось поступить так же. Вот только, я уже понимал, что действие это будет бесполезным: если мышеловка подготовлена, то шансов сбежать из неё мышонку никто оставлять не будет… что и подтвердила Лексус, добежавшая до дверей и изо всех сил затрясшая ручку. Дверь была заперта. И, при этом, достаточно надёжна, чтобы оставить, как безнадёжную, мысль о том, чтобы её пытаться выбить.
— Договариваться можно в любом положении, — не согласился с «Хранителем» я. — Тебя как зовут?
— Меня? — «удивился» правый «Хранитель».
— Того, с кем я разговариваю через эти куклы.
— Это не имеет значения, Вариант. Твоя история уже закончилась. Ты тот, кто уходит.
— А ты, получается, тот, кто остаётся? — хмыкнул я.
— Не плохое имя, — ответил «Хранитель». Точнее, тот, кто сейчас разговаривал со мной через его куклу. — Оно мне нравится: «Тот, кто остаётся» — звучит!
— Пользуйся, — благосклонно разрешил ему я.
— Как-то ты слишком спокоен, для того, кто сейчас уйдёт в небытие, Вариант, — заметил «Тот, кто остаётся».
— Конец одного пути — это начало другого. Небытие, как таковое, не существует, — пожал плечами я. И это было настоящим моим отношением к вопросам жизни и смерти. Ну, не после личной встречи с персонализацией последней, бояться завершения своего земного пути? Тем более, не после того, что я видел с четой Старков. Да и ещё далеко не факт, что этому «Тому, кто…» удастся мой путь прервать. В конце концов, я — Эфирщик. И у меня десятки заначек с частями тела по всем известным мне реальностям. То есть, и в моей Ветке, и в «Священном Таймлайне», и даже здесь, в УВИ. Существует сильно отличная от нуля вероятность, что после уничтожения этого физического моего тела в этом странном месте, исключающем применение «сверхспособностей». — Может, всё-таки, договоримся? Ведь, если у тебя сейчас выйдет со мной «осечка», то потом варианты для тебя будут значительно хуже.
— Мм?.. Интересное предложение, — показательно «задумалась» центральная кукла, даже приложив к губам указательный палец. — Но… нет. Мой ответ: нет, Вариант. И ты и твоя Ветка должны быть стёрты. Слишком рискованно оставлять целую нить, тем более, настолько сильно отличающуюся от основной. Эксперимент не стоит того риска, который с собой несёт. Так что, прощай, Вариант К-918Б. Не скажу, что знакомство с тобой было приятным.
— Ответ неверный, — произнёс я, глядя на то, как сразу из всех углов помещения начинает быстро распространяться очень знакомое мне радужное, пожирающее пространство сияние. Из углов и из центра — из тела центральной куклы Хранителя. — И я не прощаю…
Хотел сказать: «не прощаюсь», но договорить не успел — меня накрыло сияние. И я исчез.
* * *