Глава за вторник 19-го.
* * *
— Запрашиваю причину активации ваших боевых орудий! — кричал в вокс капитан "Безмятежной Девы".
Но ответа от ударного крейсера Тёмных Ангелов на последовало и прежде чем стали очевидны планы астартес. И носовое орудие "Последнего Покаяния" уже было приведено в готовность, являя мощь недоступных имперскому флоту технологий. В одно мгновение луч ударил прямо в борт "Безмятежной Девы", что требовала ответов, которые легион не собирался давать. Убийство инквизитора… целого судна… более сотни тысяч людей, что были на самом корабле и судах сопровождения…
Тёмные Ангелы были готовы пойти и на куда большие жертвы, ведь на кону стояла судьба легиона. Я же в этот момент стоял на мостике, без брони и покрытый пластинами, что были почти что сварены с Чёрным Панцирем для улучшения регенерации и помощи вышедшем из строя органам. Но даже такие раны не могли задержать Закеиля в медицинском отсеке надолго.
И пока от "Последнего Покаяния" вылетали боевые истребители для зачистки отделившихся эвакуационных шаттлов, Закеиль лично докладывал Безазиелю, являющемуся рыцарем Крыла Смерти. Выше него стояли лишь магистры, а сам он был даже более опасным воином. Но что самое главное, что ценилось в легионе куда сильнее чем регалии или мастерство убийства… Безазиель провёл очень много времени непосредственно рядом со Львом.
Он был с ним куда дольше, чем Закеиль и потому если я мог гордиться частично освоенными техниками примарха, на том уровне который позволяло тело астартес, то Безазиель… глядя на него можно было увидеть тень самого Льва, что жил в рыцарях. Спокойная сила, что скрыта под хладнокровными повадками хищника, неосязаемое благородство, он носил терминаторскую броню, но двигался в ней легче меня, стоящего сейчас без силового доспеха.
И командовать выполнением задачи его поставил сам магистр Крыла Смерти.
— Зачем ты предал нас? — среди песнопений святых, на фоне моего уверенного голоса, раздавался тихий вопрос, что звучал бессчётное число раз.
— Я был слаб… — следовал ответ, что повторялся раз за разом в попытках перебора всевозможных ответов.
После чего капитанский мостик наполнился мучительным стоном терзаемого пытками сознания. То был капитан-предатель, чью роту мы преследовали со дня падения Калибана. Из него уже вытащили всё, что только можно, как и сама операция подходила к концу. Прямо сейчас ещё несколько таких ударных крейсеров загоняли бегущие недобитки. У них не было лидера, они были лишены самых опытных командиров… и потому они просто бежали, не видя ловушки в конце их пути.
И хоть нас было мало, как и потери мы несли колоссальные, сражаясь на пути со всеми угрозами Галактики, но даже оставшись из всего взвода вдвоём… Закеиль и Охотник даже не сомневались, что завершат начатое. Эта самоуверенность была колоссальной, подобна греху гордыни, но таким был и Лев, и его сыновья. Гордыми и упёртыми хищниками, рыцарями для которых Человечество, к не счастью, было далеко не на первом месте.
— Они бегут, Закеиль, чувствую свою смерть. Свыше шести крейсеров, на борту которых не менее трёх сотен астартес предателей… — тихо говорил Безазиель, что не сидел на троне, как многие другие капитаны, а стоял в полный рост своего терминаторского доспеха перед кафедрой, на которой возлегала книга, хранящая весь его опыт и всю его память о примархе. — Но они боятся нас, объединяются и готовятся дать бой. Скажи мне, Закеиль, как ты будешь сражаться с ними?
— Так же как сражался всегда, вместе со своим прайдом, полагаясь на мудрость сильнейшего.
— Как ты будешь убивать врагов, что опорочили наш легион?
— С остервенением и жестокость, которую заслуживают грешники, павшие ниже всех других.
— Что ты будешь делать, когда поймёшь, что слаб и не можешь справиться?
Вопрос этот ввёл Закеиля в ступор, из-за чего его душа оказалась в смятении. Я также не нашёл чего ответить, более того, я старался вести себя как можно тише, ведь даже с моим возросшим мастерством меня могли заметить. Любое подозрение и начнётся проверка, после чего Закеиль окажется на месте вон того капитана-предателя. Единственное на что я мог уповать — на то, что в прошлом этого не случилось, а если случилось…
Что же… таким образом Нургл мог попытаться сломать меня таким же образом, как вероятно сломал Закеиля. Наверное на то и был расчёт, хотя я уже давно не брался предугадывать планы Богов, будучи слишком глупым и слабым на их фоне. А вот Закеиль… Закеиль себя слабым не считал и потому вопрос для него был и чем-то вроде неожиданного оскорбления, которое проняло его очень сильно.
Всё же Безазиель был для него авторитетом и примером для подражания. Закеиль стремился к тому же уровню, а тут ему в лицо говорят, что он слаб и что серьёзно рассматривается вариант, при котором Закеиль подведёт легион. Слышать подобное было больно, но благодаря моей ауре все эмоции сдерживались, не давая им устроить хаос в душе.
— Я… я не знаю… — ответил Закеиль, опустив голову и сжав кулаки, не желая думать о том, что подобное может случиться.
— Не знаешь… — повторил Безазиель, после чего перевёл взгляд со страниц книги на Закеиля. — В твоём рапорте говорится о том, что к тебе явился Император?
— То было видение… словно из прошлых эпох… я на мгновение почувствовал силу, о которой ранее лишь читал.
— Что по этому поводу сказал капеллан? — продолжал спрашивать Безазиель, который также получил рапорт и о капеллане, однако мнительность Тёмных Ангелов после Калибана достигла своего апофеоза, вынуждая видеть потенциальных врагов даже среди тех, с кем они сражались бок о бок со времён Великого Крестового Похода.
— Капеллан увидел в этом благословление. Я ещё не исполнил волю Императора. И какой бы путь Он мне не избрал, я должен буду пройти его, не посрамив чести легиона.
— Можешь идти, Закеиль. Восстановись к следующей твоей битве.
И Закеиль ушёл, оставшись в куда большем смятении, чем был до этого. После же уничтожения всех следов своего пребывания, а также уничтожения атмосферы планеты с помощью одной маленькой, но крайне смертоносной бомбы, корабль отправился в пучины варпа. Маршрут был крайне опасен, но как Лев не знал сомнений, так и экипаж Последнего Покаяния готов был ринуться хоть в само Око Ужаса.
Впрочем, у такого решения была рациональная сторона. Всё же варп-переходы не были чем-то вроде… океана. Это были скорее ущелья среди смертоносных гор. От одной системе к другой вели пути, которые изучались и запоминались, чтобы после очередной варп-бури быть стёртыми. И в некоторые места попасть было невозможно, а когда тебя гонят прочь и загоняют…
Предатели всё чаще прибегали к крайне опасным путям. В какой-то момент они окажутся в тупике и если Тёмные Боги опять не вмешаются лично, то второй раз они не сбегут. Хотя даже если придётся биться с Тёмными Богами, то у легиона остались ещё козыри, которые они пустят в ход, чтобы если и не победить самим, то как минимум не дать победить ещё и врагу, утянув того с собой на дно.
Сам же Закеиль отправился в личные покои, что напоминали келью. Никаких личных вещей, голые стены, койка и алтарь. Он не был особо религиозным, решительно осуждал воцарившееся мракобесие, с которым не могли справиться нерешительные и недостаточно гибкие примархи. Совет Лордов Терры… Экклезиархия… все эти структуры Империума, куда всеми силами старались недопустить астартес…
Впрочем, Закеиль также не считал правильным устраивать гражданскую войну. Просто надо было действовать чуть жёстче, исправить ошибки, что были созданы Малкадаром, а не создавать кодексы, чтобы ослабить тех, кто был действительно верен.
— Верен? — шёпотом совести пронёсся мой голос.
Я не воздействовал на Закеиля прямо, а скорее элегантно обволакивал его душу и разум. Из-за этого мои вопросы воспринимались как часть его личности, этакий внутренний голос. Да, это было сложно делать, но опыта у меня хватало и излишне я не рисковал, пользуясь в том числе той слабостью Закеиля, которая и запустила цепь неизменных событий.
И вопрос мой был неприятен, но уместен. Закеиль и сам видел ситуацию изнутри. Тёмные Ангелы не были столь же непорочны, как Имперские Кулаки. Возможно Робаут и прав? Возможно его ультрамарины и он не так уж и глупы, какими кажутся со стороны? Ведь если так подумать, то несмотря на все ошибки Робаут Жиллиман всегда стремился их исправить, он лучше других обучался и извлекал даже из поражений бесценный опыт, в то время как даже Лев из-за своей гордыни… вредил и себе, и легиону, и Империуму.
Эти мысли могли считаться ересью, но вспомнив вопрос Безазиеля, Закиель вдруг посмотрел на ситуацию под иным углом. Что надо будет делать в момент своей слабости? Этот день наступит, когда случится нечто, что сломит любого. Ведь именно это и случилось с их отцом, который пропал. Потому что Лев Эль'Джонсон никогда не знал и не стремился узнать это, веря в то, что всегда будет побеждать, пусть даже ценой жизни.
Узреть проблему в корне, подготовиться к худшим исходам, жить с пониманием собственной слабости и неидеальности это куда тяжелее, чем самоуверенно переть напролом, рискуя всем и не думая о том, что станет с операцией или миром, когда ты проиграешь. Или же наоборот эти мысли ошибочны? Быть может если постоянно оглядываться и сомневаться, то всё станет ещё хуже? Где та идеальная позиция, которая позволит раскрыть скрытый потенциал?
Вопросов было очень много и сложно было найти ответ. Ещё сложнее Закеилю было думать о том, что его отец не был столь идеален. Однако объективная реальность указывала на то, что раз он пал и не спас Калибан, то… то где-то он ошибся. Ведь он был лидером прайда, он был вожаком, который должен был вести других. И даже если всё случилось из-за слабости Лютера, то именно тот факт, что Лев оставил такого ненадёжного человека во главе Калибана и является ошибкой Льва, не других.
Незаметно для себя Закеиль оказался в подобие транса, что напоминал сон, хоть и сильно отличался от сна простых людей. Но это также была форма отдыха, некая медитация, что разгружала разум. И каждый раз в процессе этого сознание показывало Калибан. Те раны, что получил легион в тех сражениях до сих пор ныли и болели.
Яростная атака флота, защита была сломлена и дождём десантные капсулы устремились к тридцати тысячам предателей. Горели небеса и раскалывалась земля от залпов орудий. Родной дом… Закеиль был юнцом, когда Лев начал возвышаться, но даже будучи фактически ребёнком уже сражался рядом с рыцарями. И хоть Калибан был жесток, коварен и беспощаден, но это был дом. Дом, который Хаос забрал самым жестоким образом…
И вновь распахнулись глаза Закеиля, что налились кровью из-за ненависти, которая возникала каждый раз при воспоминании тех дней. Предатели… сколько ещё умрёт ради того, чтобы уничтожить последствия этого кошмара? Как долго продлиться охота? Тысячу лет? Пять? Десять? Удастся ли найти каждого и скрыть постыдную правду о том, что Тёмные Ангелы оказались столь слабы духом?
В агонии находился весь легион, в ужасной и саморазрушающей агонии. С одной стороны была братская ненависть, что затмевала своей силой ненависть демонов… с другой же был стыд, что наносил горделивым сынам раны даже большие, чем падение Калибана. Между молотом и наковальней… слишком слабые чтобы признать правду, достаточно трусливые, чтобы пытаться скрыть её пусть даже ценой союзников.
Эта гремучая смесь приносила вреда даже больше, чем пользы. Но чего-то изменить Закеиль не мог даже в себе и упиваясь яркими эмоциями, он просто направлял их на путь саморазрушения. Словно бешенный пёс, но не благородный лев, он рвался за предателями и не думал о том, что в корне поменяется после того как последний из них будет убит. А в глубине собственной души оставалось тайное желание умереть…
Умереть раньше, чем весь Империум узнает правду или будет убит последний предатель. Ведь случись что-то из этого, то… придётся остановиться и посмотреть назад, на весь пройденный путь и на каждый совершенный грех. И не столь Закеиль боялся держать ответ перед тем же Робаутом, Вулканом или Дорном, да пусть хоть все сразу явятся на суд… куда более страшным будет ответ самому себе.
Ответ, от которого спасти может только смерть.