Они уходят в дом и, пока Марта накрывает на стол, Кларк старается не смотреть в небо, на мириады звезд, раскинувшихся над ним, на серебряную ракету, спутник, а может, даже и корабль, парящий над планетой. Он, чувствуя странное волнение пытается также, как обычно, улыбаться отцу, не замечать напряженного взгляда мамы и даже вызывается помочь расставить тарелки, в которые Марта налила горячее и вкусно пахнущее овощное рагу.
— Так, — тянет Джонатан, включая телевизор, — сейчас посмотрим, что нам скажут о давлении, — он ворчит, — опять, наверное, повышенное. Мне еще и шестидесяти нет, а как дряхлый старик себя чувствую.
Марта чуть посмеивается над мужем и целует его в щеку, проходя к своему месту с последней тарелкой — своей, она усаживается рядом с сыном, берет его за руку, берет за руку мужа, и они возносят молитву. Как американцы и как католики, они не пропускают ни одной перед приемом пищи, Кларк на самом деле не понимает, почему они это делают, но также крепко и осторожно держит родителей за руки, закрывает глаза и благодарит Бога за еду, пищу, дарованную им. А потом телевизор мигает, лампочка с хлопком гаснет, и голос, страшный, искаженный помехами, металлический гремит на весь небольшой коттедж, так старательно и упорно когда-то возведенный еще отцом Джонатана:
— Yoy aRe nOt aLonE.
Телевизор шипит и словно вот-вот погаснет от напряжения, бегущего через сеть, а Кларк смотрит теперь уже точно на массивный серебряный корабль, который все быстрее и быстрее приближается к поверхности.
Семья Кентов не знает, что такое сообщение слышали по всей планете, не знает, что это вызвало ужасную панику, не знают они, и что послужило причиной инопланетного вторжения…
Часа полтора ничего не происходит, лишь замолкает наконец телевизор, да Джонатан вкручивает новую лампочку, а Кларк сидит в объятиях матери, пока она медленно гладит его холодной рукой по спине, посматривая на небо. Естественно она ничего не видит.
Ей чудится, что воздух вокруг нее стынет, ей кажется, что темнота сгущается, что серебряный массивный корабль приземляется рядом с ее домом, на ее дом, а, может, уничтожает все вокруг при посадке, и на свет из недр этого монстра выходят пришельцы. Самых причудливых форм, цветов и размеров — они воплощение всех ее ужасов. Они забирают ее сына…
Ее ребенок, может, и чуть необычен, но он ее, и он самый милый и самый добрый мальчик в мире, и она…
За полтора часа ничего не происходит. Лампочки не начинают мигать снова, крутят на NBC экстренный выпуск новостей, строя догадки, теории, но по сути не говоря ничего, и на секунду, всего на мгновение, яркое и мимолетное, ей кажется, что становится светлее, что занимается рассвет, что все это было лишь причудливой галлюцинацией. Миражом, навеянным уставшим разумом, но потом за окном гремит гром.
И над их домом зависает громадного размера покрытая серебряной броней фигура корабля.
Джонатан что-то кричит — она не слышит, сжимает вертящего головой Кларка в своих объятиях и утыкается лицом в его макушку, пока наконец муж не выхватывает сына из ее рук.
— В подвал! — рявкает он, срывая голос, пока корабль все еще нависает над крышей.
Марта судорожно кивает, бежит в подвал, сын что-то кричит, хватаясь за ее рукав, но она упорно тянет его за собой. Нужно поторопиться!
Для Кларка это шок, то, что происходит, кажется нереальным, а судно, летевшее меж звезд, спускается на землю, зависая прямо над домом. Странное тянущее чувство появляется в груди, но он только и может, что наблюдать за суматохой родителей, за их паническими взглядами, сам невольно теряясь и не зная, что делать.
Он смотрит на их перепуганные лица и подчиняется, он не знает, кто эти пришельцы, но все же… все же, наверное, сейчас лучше не спорить. Мама и папа ведь знают, как будет лучше, верно?
— Мам?.. — он встревоженно смотрит на неё, пока Марта усаживает сына в самый дальний угол, прикладывает палец к губам и шепчет:
— Тише, Кларк. Всё будет хорошо, милый…
Кажется, она сама не верит в то, что говорит, мама слишком бледная, и глаза у неё тёмные и огромные… Кларк смотрит на неё, и ему страшно. Он неуверенно кивает и оглядывается.
Он ещё ни разу не был так далеко в подвале. Отец не позволял спускаться сюда без разрешения, хотя сейчас Кларк не понимает почему. Здесь полумрак и коробки, инструменты и какие-то приборы… а ещё что-то большое, просто-таки огромное, укрытое серым пропылённым брезентом.
Мама отворачивается, со страхом вглядываясь в люк, ведущий наверх, а он, сам, не зная зачем, тянется вперёд, рука, словно зачарованная, стягивает некогда светлую ткань.
Та легко поддается, будто ничего не весит, скользит с чего-то неведомого, но словно бы знакомого. Где-то, когда-то…
— Кларк!.. — мама хватает его за руку, но слишком поздно. В облаке пыли, кружащейся в затхлом воздухе, брезент складками оседает на земляной пол.
Серебристо-серое, огромное нечто, не похожее ни на что знакомое, продолговатое и сглаженное, как капля, длинная… он озадаченно моргает и пытается посмотреть, что внутри, и не может ничего увидеть. Как будто снова смотрит на свинцовую пластинку, показанную отцом…
— Кларк, дорогой, отойди от этого! — мама хватает его за плечи, оттаскивая от странной штуки.
Он хочет спросить её, что это, хочет узнать откуда оно и почему такое же серебристое, как и огромный корабль в небе, но снаружи, где папа остался на улице, грохочет выстрел, и Кларк переводит взгляд туда. Видя все, и сбитый с толку как никогда.
— Вон с моей земли! — кричит Джонатан Кент, направляя ружье на мужчину и женщину в странной броне, через которую тоже ничего не видно. Кларк видит, как напрягаются мышцы на руках отца, как кости приходят в движение, а люди напротив стоят и что-то собираются отвечать, но вслушаться не выходит, потому что уши улавливают другой звук. Похожий на гул пламени и рой сотни пчёл. И он снова отворачивается в поисках источника этого отчего-то страшного звука.
Мама что-то говорит, что-то шепчет, обнимая за плечи, поворачивая к себе лицом, пытается привлечь внимание, но он упрямо ищет, пытаясь понять, где слышал этот звук раньше… а потом он видит и внутренне холодеет от страшного ощущения в желудке.
— Сюда летит большая ракета, — говорит он, растерянно смотря на маму. — Оттуда, — и показывает куда-то. В сторону далёких полей на северо-западе.
У Марты перехватывает сердце. Она, в отличие от сына, знает, что в ста сорока милях от них есть стратегические шахты с баллистическими ракетами, о которых ей рассказывал ещё ее отец…
— Совсем-совсем близко! — кричит напуганный Кларк.
А потом все тонет в грохоте и огне.
Пламя вздымается до неба, и кислород все горит, горит, горит и горит, что-то еще взрывается и кто-то кричит, кто-то так отчаянно надрывно кричит, а потом все смолкает. Из огня, Кларк чувствует, его достают чужие руки. Вокруг — хаос. От дома ничего не осталось, и лишь потрескивает дерево, да занимается яркое пламя, стекла и покореженное железо: то, что должно было быть отцовским пикапом; и белые, но почерневшие деревяшки от лавочки, которую так старательно красила мама…
— Мама! — надрывается он.
Незнакомый мужчина крепче прижимает его к себе, и Кларк дергается и вырывается, впервые изо всех сил, надрывно зовет снова и снова:
— Мама! Ма-ма!
Мужчина смотрит на него как-то странно, а потом нерешительно касается макушки, кладет руку на голову и притягивает к себе, закрывает ему глаза.
— Не смотри, — роняет он неловко, — её больше нет. Не смотри.
Все горит и все сгорело!.. Запах гари забивается в нос, перепаханная земля превратилась в воронку, обломки раскидало во все стороны… Он кашляет, задыхается, слезы жгут глаза, но руку с металлической перчаткой не оторвать от лица.
Его подхватывают подмышки и поднимают на руки, и Кларк вздрагивает. Огромная ладонь заставляет его отвернуться и уткнуться в бронированное плечо. И сил вырываться нет. Он цепляется за какие-то выступающие детали сжимает их пальцами, слыша, кажется, как стонет металл, но не поддается…
— Не смотри, — вновь звучит этот голос.
…его куда-то несут. Куда… зачем… почему… ему сейчас не важно.