Глава 48. Dare a il Drago quel che è di il Drago
Вилла Медичеа ди Кафаджиоло, Флоренция, Италия
Весь цвет итальянском магической аристократии собрался на приеме, который давал Чезаре Сфорца на вилле Медичеа ди Кафаджиоло, которая располагалась примерно в 25 км к северу от Флоренции в долине реки Сито между живописными холмами. Прибыли даже те, кто обычно игнорировал такие сборища, так как всем было интересно побывать на самой любимой вилле семейства Медичи, где эта семья проводила богатейшие приемы, но после того, как Пьетро Медичи, сын Козимо I убил тут свою жену, более празднеств тут не устраивали.
Идеальный газон перед виллой, которая походила на небольшой замок, которым и являлась изначально, до его реконструкции под «охотничий домик», превратился в гостиную, столовую и бальную залы. Были расставлены кресла и столы для гостей. Официанты разносили напитки и закуски. По периметру горели светильники, и на каждом столе стояла вечная свеча в стеклянном бокале. Блики света играли в драгоценных камнях украшений и отделки вечерних платьев синьор, и на атласных лацканах смокингов высокородных синьоров. Звучала негромкая музыка и ровный гул разговоров.
Лукреция Пио, по мужу Бентивольо, супруга Ипполито из Болоньи, беседовала с Вирджинией делла Ровере, по мужу Борромео, супругой Федерико Борромео из Мантуи. Они живо обсуждали нововведение, которое вот только что произошло на сентябрьской Неделе Моды в Милане, впервые наряду с женскими коллекциями были представлены и мужские. Подошедшая к ним Катерина Невер, по мужу Гонзага, жена Карло Гонзага, тоже из Мантуи, рассказала, что они с мужем были недавно в Нью-Йорке, и она побывала на приеме в Метрополитен-музее, в честь того, что лоферы Horsebit с пряжкой в виде двух колец, придуманные Альдо Гуччи, стали его экспонатом.
Лукреция Пио, заметила невдалеке Марцелу Барберини, дочь Бенедетто Барберини, которые были родом из Флоренции, и махнула ей рукой, чтобы та присоединилась к их компании, и когда она это сделала, то синьора Бентивольо задала ей вопрос:
— Скажи-ка, милая, это правда, что на этой вилле живет призрак убитой здесь женщины?
— Я лично с ним не встречалась, но слухи утверждают, что это так, — слегка улыбнулась Марцела.
— А историю этого призрака вы знаете? — спросила Катерина Гонзага. — Можете нам рассказать?
— Это не самая приятная и совсем не веселая история, вы действительно хотите ее услышать? — недоверчиво посмотрела на любопытных синьор сеньорита Барберини.
— Мы очень хотим! Расскажите, пожалуйста, нам! — попросила Вирджиния Борромео.
— Речь идет о Леоноре Альварес де Толедо, супруге Пьетро Медичи, сына Козимо I Медичи, которую он здесь собственноручно задушил здесь собачьим поводком.
— Какой ужас! — воскликнула Катерина Гонзага. — Но за что?
— За то, за что тысячи лет мужья убивают жен — она ему изменила, в этой измене виноват был и муж, не зная всей истории, нельзя осуждать эту женщину, — проговорила сеньорита Барберини. — Отец Леоноры Альварес де Толедо, Гарсия Альварес, был вице-королём Каталонии и Сицилии и был фантастически богат. Мать Леоноры скончалась сразу после родов, и Гарсия Альварес передал дочь своей сестре на воспитание, а сестра его была женой Козимо I Медичи. Так судьба вывела Леонору на прямой путь в семью Медичи, где её жизнь в возрасте двадцати четырех лет оборвет роковой собачий поводок. Увидев малышку, Козимо I сразу сообразил, что ее брак с его сыном принесет Медичи голубую кровь (Леонора была грандессой Испании, и разрешение на брак должен был ей давать сам испанский король). Когда Леоноре исполнилось 18, она стала женой Пьетро и принесла ему приданое в 40000 золотых дукатов, огромную по тем временам сумму. Но брак оказался крайне неудачным.
— Они не смогли полюбить друг друга? — спросила Лукреция Бентивольо.
— Пьетро Медичи был игроком и повесой, имел множество любовниц и был против этого брака. Он целый год отказывался его консумировать, пока отец не затащил его в спальню насильно. У них родился всего один ребенок, сын Козимо. Более супруг не уделял внимания своей жене, а Леонора занялась благотворительностью и меценатством, а также завела любовника. Её свёкр, Козимо I, на такое поведение закрывал глаза, пока оно было благоразумным, а брак приносил политические плоды. После смерти Козимо I титул великого герцога унаследовал его старший сын Франческо I, который имел иные взгляды, и оказался менее терпимым, нежели Козимо. Аманта Леоноры Антинори сослали на Эльбу, за убийство аристократа Франческо Джинори. С Эльбы Антинори опрометчиво слал Леоноре любовные письма, которые попали в руки Франческо I. Чтобы сохранить честь семьи тот отдал приказ задушить Антинори. Супруг Леоноры, Пьетро и ранее догадывался, что он рогоносец, но письма Антинори подтвердили его подозрения и, вызвал жену в замок, он задушил ее собачьим поводком. По официальной версии Леонора умерла от сердечного приступа.
— Какой ужас! — вздохнула Катерина Гонзага. — Но это еще не все, — сказала Марцела.
— Пьетро не был осужден, хотя этого требовали знатные испанские родственники Леоноры. В убийстве Антинори и Леоноры удалось усмотреть политический аспект, вроде бы как Антинори был вовлечен в вендетту против Медичи, которую возглавлял Орацио Пуччи. Всему делу был придан характер политической измены. Через месяц после убийства Леоноры был найден мёртвым сын. Говорили, что его отравили по приказу Пьетро, который сомневался в своём отцовстве. И с тех пор призрак Леоноры обитает в том месте, где ее убили, не имея возможности уйти без отмщения и справедливости.
В это время Сиджизмондо Каэтани, Антонио Орсини, Филиппо Висконти и Валерио Колонна окружили Чезаре Сфорца.
— Что это значит, Чезаре! — синьор Орсини ткнул в лицо хозяина приема приглашение, на котором была репродукция того самого портрета Джулиано Медичи, работы Боттичелли, о который любила его дочь Франческа и надпись «Прием Медичи».
Такие же портрет и надпись были напечатаны в виде больших постеров, которые располагались один у въездных ворот на территорию виллы, а второй — у входа в неё.
— То и значит, что написано — мы сейчас на вилле Медичи или ты этого не заметил, а, Антонио? — улыбнулся Сфорца.
— Не думаю, что речь идет о вилле, — прошипел Валерио Колонна. — Эта рожа здесь не случайно, мы так думаем. Ты хочешь всех убедить, что Медичи живы?
— Я не буду никого убеждать, вы сами прекрасно это сделаете и без меня, — загадочно сообщил Чезаре.
— Хорошо, допустим, именно допустим, мы верим, что есть живой наследник Медичи. Чей он потомок? — спросил Сиджизмондо Каэтани.
— Он потомок основной линии, принца из дома Медичи Массимилиано Медичи, сына Фердинандо II, которого вывез за границу его дядя Маттиас Медичи, когда здесь для него стало слишком опасно.
— Этого никак не может быть. Ты же помнишь, чьими потомками были Медичи, ты хочешь сказать, что Драконы вернулись?
— Да, именно так, — спокойно проговорил Сфорца. — И вы, Каэтани и Орсини, скоро будете ему объяснять, почему вы бросили все свои магические обязанности, и создали магловские мафиозные группы, с чего живете и богатеете.
— Смешно, — скривился Антонио Орсини. — И кто же меня призовет к ответу?
— Вот он, — сказал Сфорца и указал на небо, откуда внезапно подул ветер, и где была уже видна летящая в сторону виллы крылатая фигура, которая постепенно увеличивалась.
— Что это за х@рня? — выпучил глаза Каэтани.
— Полагаю, это Дракон. Тот самый, которого нет.
Вальдемар, который все предыдущее время фланировал между группами гостей, прислушиваясь, о чем ведутся беседы, вышел в центр, усилил голос сонорусом и сказал:
— Прошу всех сойти с дороги, которая ведет от ворот к дому. Милорду нужно пространство для манёвра.
Те, кто уже заметил, подлетающего дракона, быстро разошлись в стороны, а те, что еще его не видел, с изумлением посмотрев на небо, тоже решили ретироваться. Садящийся рядом с вами дракон — зрелище не для слабонервных. На дороге почти у входа в дом остался стоять лишь Чезаре Сфорца, который проклял тот день, когда пошел на поводу у кардинала Манчини и был готов сейчас принять любое наказание. Дракон стремительно снизился, и сел на лапы прямо на дорогу, еще пробежав несколько шагов по инерции и сохраняя форму дракона, а на последнем, перед тем как остановиться, обернувшись Северусом Принцем, на котором был надет такой же костюм, как тот, что надевал на официальные мероприятия Монтермар, лишь подбой на плаще и отделка были синими. Он молча посмотрел на плакат с изображением его предка, на которого он действительно был очень похож, затем на Чезаре Сфорца, склонившегося в почтительном поклоне.
— Я вижу, что ты постарался, Чезаре. Может быть, еще не все так плохо с тобой, как я думал, — проговорил он и повернулся спиной к дому и лицом к гостям. — Это хорошо, что вы все нашли сегодня время прибыть, так как практически ко всем у меня есть много вопросов.
Подошедший Вальдемар трансфигурировал из нескольких стульев что-то вроде небольшого помоста, на которое Сфорца поспешил установить кресло с высокой спинкой. Северус шагнул наверх и сел, возвышаясь над стоящими перед ним итальянскими магами.
— Вы кто? Какой домен представляете? — спросил он у мага, который стоял к нему ближе всего. — Ансельмо Алерамичи, милорд. Домен Монферрат.
— Исполняете ли вы все положенные для поддержания домена обряды?
— Только основные, — опустив голову, проговорил синьор Алерамичи.
— Вы? — кивнул он магу, стоящему рядом с Ансельмо. — Антонио да Монтефельтро, Римини. Меньше половины обрядов.
— Одоардо Фарнезе, Парма. Основные.
— Убальдо Делла Ровере, Савона. Основные.
Джустиниани, Морозини, Оттобони, Контарини, Мочениго и Дандола, Адорно, Бентивольо, Торелли и Урбино, а также все остальные семьи, все эти аристократы Магической Италии весьма халатно относились к своим обязанностям. Полностью держали домены лишь семья Герардески из Пизы и Орделаффи из Тревизо.
— Что с вами всеми случилось? Вы не хотите больше быть магами? Отказываясь выполнять ее требования и исполнять необходимое, вы, таким образом, отказываетесь от собственной сути.
— Я много раз говорил об этом, — сказал почтенного возраста синьор Джироламо Герардески, имеющий магловский титул князя Герардески и графа Вольтерра. — Никто не хочет слушать меня. Даже мой собственный сын Константино кивает мне на Орсини и Колона, утверждая, что в новом времени для успешности важны другие вещи.
— Я слышу все ваши мысли. Нет, вам не удастся меня убить. И заговорить мне зубы тоже не получится. И я не единственный Дракон, если со мной что-то случится, вам лучше сразу приготовиться в мучительной смерти в пламени моего названого отца. Нет, я пока не думал об имуществе Медичи, но обязательно подумаю. Те, кто получил его обманом — лучше сразу верните. С теми, кто честно приобрел что-то, принадлежащее моему роду, мы будем говорить отдельно. Нет, я пока не женат и детей у меня нет, но есть невеста. Да она иностранка. А теперь умерьте свои мысленные посылы.
Северус встал и, мысленно обратившись к Магии, попросил поддержать его решение, она откликнулась и одобрила его. После чего Принц простер руки над стоящими перед ним итальянскими волшебниками и сказал.
— С сего момента и на тридцать дней ваша магия уменьшится до минимума, ровно до того уровня, чтобы вы не стали сквибами. Я даю вам месяц жизни, чтобы оценили свои перспективы и, либо вернулись к старым устоям, готовые выполнять волю Великой, либо по истечении этого срока, вы лишитесь и того остатка, что вам сейчас останется. По воле Магии да будет так!
Из рук Молодого Дракона во все стороны пробежала сияющая волна, и там где прошла, итальянские аристократы вдруг ощутили себя слабыми, уставшими и какими-то одинокими. Кто-то, в панике, попробовал наколдовать люмос — это у него вышло с трудом. Палочки почти не слушались волшебников, стало понятно, что сил на аппарацию не осталось ни у кого, за исключением Герардески и Орделаффи, которые стояли за спиной у Северуса, и их не коснулась магическая волна.
— И не думайте, что те, кого тут сегодня нет, не попадут под это ограничение. Оно коснется всех магов в Италии, кроме тех, кто живет, соблюдая заветы Магии — Великая все ведает про каждого из вас.
Чезаре Сфорца лихорадочно соображал, как ему отправить такую толпу почти сквибов по домам, так как абсолютно все сюда аппарировали, а такого транспорта, как английский Ночной рыцарь у них не было.
— Чезаре, — ответил на мысли хозяина приема Принц, — все очень просто. Вызывайте из Флоренции такси, а в городе есть железнодорожный вокзал, аэропорт и автобусная станция. Привыкайте жить без магии.
Сам Сфорца привыкать не собирался. Первое, что он сделает завтра утром — это возьмет в руки кодекс рода и прочтет обо всех своих обязанностях, как главы рода и примется за их исполнение. У него не было каких-то серьезных коммерческих связей с маглами, он не планировал жить в том мире. А попал в эту компанию просто потому, что не придавал значения всем этим обрядам и ритуалам, не понимая их важности. Таких было точно больше половины. Для Магической Италии не все еще было потеряно.
Schloss Wolfssen, Шварцвальд, Баден-Вюртемберг, Германия
Сразу после штурма Монтермар велел всем отправиться отдыхать, а о дальнейших действиях обещал уведомить либо к вечеру, либо завтра. Самому же ему отдыхать было некогда. Дракон вместе с Вервольфами переместился в их родовое гнездо, чтобы решить судьбу следующего из учредителей фонда.
В утренней Таймс уже вышла краткая статья о трагической гибели на охоте двоюродного брата королевы. Видимо, Елизавета каким-то образом смогла повлиять на прессу, так, что больших статей не было, и никто не строил никаких предположений помимо официальной версии: упал со скалы на охоте. Впрочем, характер повреждений полностью ей соответствовал. Дракон потребовал, чтобы Корона внесла значительную сумму на счета «Ордена Дракона», для выплаты компенсации жертвам деятельности члена их семьи. Тоже он собирался проделать с каждым из тех учредителей, кого они будут казнить.
Сейчас была очередь Чарльза Кадогана, виконта Челси, графа Кадогана, одного из богатейших людей Англии и Заместитель Великого Мастера ОВЛА, который после смерти Принца Эдварда технически мог претендовать занять его место. Английского аристократа привели на допрос, как и всех, босым и в холщовой рубахе. В таком виде он провел в Голодной башне остаток ночи и больше половины дня. И если сразу после его пленения он был полон возмущения, то сейчас он собирался торговаться, предполагая, что за крупную сумму он сможет получить свободу. Об этом он и поведал, сидя напротив Монтермара и Герберта Вольфссегена, который сопровождал милорда.
— Должен вас разочаровать, — сказал Дракон. — Нам не нужны ваши деньги. Магическое сообщество Британии возмущено содеянным вами и нас устроит только ваша смерть. Причем умирать вы будете мучительно, чтобы вы успели оценить, каково это испытывать сильную боль и не иметь возможности что-то с этим поделать.
— Да кто вы такой, что вы говорите от всех волшебников? Пусть меня судят и назначат адекватное наказание! — потребовал сэр Кадоган.
— Я уже вас осудил и вынес вам наказание. А теперь слушайте внимательно. Вы сейчас переоденетесь в ту одежду, что ждет вас в соседней комнате. Затем вас доставят в Банк ***, где вы совершите перевод пятидесяти миллионов фунтов вот на этот счет. Оттуда на такси вы поедете домой, и пройдёте на кухню. Скажите тем, кто там будет, что очень хотите пить. Сами достанете из холодильника бутылку с бесцветной жидкостью, которая стоит на двери, нальете полный стакан и залпом выпьете его. Выполнять!
Чарльз Кадоган кивнул Монтермару и поспешил переодеваться.
— Что в той бутылке? — поинтересовался Вольфссеген.
— Концентрированная уксусная кислота. Как сказал один мой знакомый зельевар, который хорошо разбирается и в магловской химии, наличие такого вещества в холодильнике не вызовет ни у кого вопросов. А боль он испытает сразу с первого глотка. Он получит сильный, глубокий ожог глотки и пищевода. Если сразу не умрет от болевого шока, то будет умирать медленно от поражения крови, печени, почек. Наш человек, который будет его сопровождать везде под дезиллюминационными чарами, не даст ему умереть быстро, а физическое поражение от кислоты усилит магическим проклятием, которое будет нейтрализовать любые магловские препараты, которые будут ему вводить. В том числе обезболивающие и снотворные. Они не должны умереть просто, вы же видите, нет даже намека на раскаянье!
Чарльз Кадоган проживёт в самой дорогой частной клинике Лондона целых две недели после того, как поступит туда после несчастного случая. Никто в его доме не смог дать никаких внятных объяснений, зачем Кадоган решил сам налить себе воды на кухне, где он за всю свою жизнь появлялся от силы раз десять и то, только, чтобы что-то сказать. Две недели он будет орать от боли и писать записки с просьбой его усыпить, и требованием поймать волшебников, которые это с ним сделали. Врачи констатируют, что болевой шок повлиял на его разум, и будут пытаться спасти его до тех пор, пока у него не остановится сердце. От реанимации отца дети сэра Кадогана отказались из гуманных соображений.
Примечания:
Dare a il Drago quel che è di il Drago — Переводится примерно так: Дракону — драконье. По аналогии с итальянской пословицей Dare a Cesare quel che è di Cesare, dare a Dio quel che è di Dio (Цезарю цезарево, Богу божье) Для тех, кто давно читал начало, ссылка на портрет https://disk.yandex.ru/i/3Y1CH7vgYmKHCQ НазадВперёд