Глава 117
Пронзительная мелодия разносится над кладбищем. Мой папа когда-то служил, и он рассказывал мне, что на похоронах морских пехотинцев звучит обычный сигнал к отбою. Его еще называют «День закончился» и «Колыбельная Адмирала». А иногда просто — taps.
Такой же обычный сигнал, какой играют в десятках тренировочных лагерях и на военных базах. Которые всегда сопровождает морского пехотинца, который говорит ему «день закончился, ты можешь отдохнуть». И на похоронах у морских пехотинцев всегда играет сигнал отбоя. Вот только сегодня для Томаса Кальверта он играет в последний раз. Звуки, выводимые горнистом в белых перчатках и парадной форме — разносятся над кладбищем, особенно хорошо слышные в прозрачном, утреннем воздухе.
— Спи спокойно, чертов ублюдок. — злобно шепчет Сплетница, сжимая мою руку: — чтоб тебе пусто на том свете было.
— Ты не сказала своего слова. — мягко упрекаю ее я, понижая свой голос и поворачивая к ней голову. Она сегодня в черном, траурном костюме, пиджак, юбка-карандаш, черная шляпка, черные перчатки, черные туфли и чулки, черные очки. Единственное светлое пятно — значок на лацкане пиджака. Золотой паучок на черном фоне, золотой паучок в короне. Знак Королевы-Администратора.
— Если бы я сказала свое слово у директора Пиггот удар произошел бы. — отвечает Лиза, бросив быстрый взгляд напротив. И действительно, похороны Томаса Кальверта, консультанта СКП, бывшего ветерана спецподразделения по контролю паралюдей — по совместительству оказались похоронами Выверта. О том, что он Выверт не знали даже в СКП, а это я вам скажу достижение. Вот потому на сегодняшних похоронах мы со Сплетницей, а также остальные из тех, кто работал с Вывертом — частные гости. Похороны проходят за казенный счет, потому что бывших морских пехотинцев не бывает. Потому что морская пехоты своих не бросает. Потому что СКП — тоже считает себя обязанным Томасу Кальверту. Говорят, он всегда шел первым и никогда не терял своих людей, кроме того, последнего раза в Мэдисон. После этого он и уволился из СКП. А потом он стал гражданским консультантом. Всегда аккуратен, всегда осторожен в суждениях, всегда правилен. Таким его знали в СКП.
Мы с Лизой знаем другого человека. Вернее будет — Лиза знает его совсем с другой стороны. Хорошо восхищаться героем войны, когда он воюет на твоей стороне, но если оказаться с ним по разные стороны мушки… тогда он сразу же превратится из героя в хладнокровного и жестокого убийцу. Для тебя так уж точно.
Для директора Пиггот, которая стоит напротив, по ту сторону выкопанной ямы и лежащего над ней гроба, для Александрии, для Оружейника, Мисс Ополчения, Штурма, Батареи и Эгиды, стоящих рядом — он был одним из своих. Но никто из них не знал его по-настоящему.
И я понимаю циничный расчет Сплетницы, сперва, с самого утра — провести церемонию похорон, на которых будут присутствовать как представили СКП, так и представители Администрации, это сближает. А уже потом — мы все снимем пиджаки, закатаем рукава и сядем за стол переговоров, уже объединенные смертью Томаса Кальверта и еще двухсот сорока семи других, которые погибли во время Битвы с Левиафаном. Да, смерть Выверта была отнесена на счет Губителя, не могли же мы обвинить Котел.
— Я просто использую его смерть. Использую его. Как он — использовал меня. — ворчит она, сжимая мою руку: — и мне нисколечки его не жалко. Он заслужил не такую смерть. Я хотела содрать с него кожу живьем, утопить его в кислоте, четвертовать лошадьми или выстрелить им из пушки, чтобы куски во все стороны! И ты знаешь, что я — имею на это право!
— Конечно. — киваю я, оглядываясь. Как-то так случилось, что с одной стороны гроба стояли люди из СКП во главе с директором Пиггот и Александрией, а с другой, напротив — стояли мы. Люди из Администрации. Я, Сплетница, Томоко «Бакуда» Хидеоши, Джейн «Мамасита» Родригес, командир наемников Выверта, а нынче — работников Администрации — Дмитрий. Операторы, служившие под началом Выверта — пришли в полном составе, пусть и в гражданском, но они стояли строем с каменными лицами.
Я стояла впереди, лицом к лицу с Большой А, с директором Пиггот. В глазах Александрии читалась неприкрытая ненависть, директор Пиггот выглядела усталой и спокойной. Надо отдать ей должное, она не устроила истерику по поводу «вы захватываете власть в городе!» или там «это федеральное преступление, захват здания СКП!». Директор Пиггот оказалась крепким орешком, впрочем, разве другой человек мог быть директором филиала СКП в Броктон Бей? В городе, где соотношение кейпов к обычным людям выше, чем во всей остальной стране?
Наконец мелодия, игравшая отбой — закончилась. Вперед вышла Александрия. Ну конечною… она всегда и во всем должна быть первой.
— От лица Протектората и от своего лично хочу сказать, что Томас Кальверт был достойным человеком. За время своей службы в СКП он проявил себя как отважный и самоотверженный офицер, он неоднократно был представлен к правительственным наградам. И погиб он так же, как и жил — сражаясь против Губителя. Несмотря на то, что Битва с Левиафаном в Броктон Бей была Хорошим Днем, все же жертвы, которые мы понесли — никто не восполнит. — тут она метнула неприязненный взгляд на меня, словно хотела что-то высказать в мой адрес, но справилась с собой.
— Стоя рядом с его гробом я могу пообещать ему, что его труд не пропадет зря. И человечество обязательно справится с этим вызовом, равно как справлялось со всеми другими. Спи спокойно, Томас. — она сделала шаг вперед и положила руку на коричневую, полированную поверхность гроба из ценных пород дерева.
— Она работает на Котел. — говорит себе под нос Сплетница и сжимает мою руку: — да она, наверное, ту тетку в шляпе лично знает. Может даже команду дала лично. Сучка. Слушай, если «око за око», то они нам как минимум должны Выверта вернуть. За ними должок. Они нам должны!
— Давненько я не видела, как ты кипятишься. — вполголоса отвечаю я, ничуть не беспокоясь, что нас могут услышать: — с тех самых пор, как…
— Да. С тех самых пор. — отвечает она и замолкает. Я помню то время, когда она пыталась уйти из-под «опеки» Выверта. Тогда она тоже вот так кипятилась, словно чайник, поставленный на плиту — булькает что-то там под крышкой, закипает. Выверт… сложный был человек. Нет у меня к нему однозначного отношения. Герой? Наверное. Злодей? Наверняка. А все вместе? Томас Кальверт, человек. Скотина, который пытал мою подругу, пусть и в других вероятностях. Но он верил в то, что делает и был бесстрашен. В тот день, когда он понял, что сейчас умрет — он был так же собран и спокоен, как и в любое другое время. Жаль, что он так и не закончил свое предложение… что именно он хотел мне сказать?
Александрия — отступает назад и слово берет директор Пиггот, она говорит что-то о чувстве долга и о том, какой Томас Кальверт был в личном общении, о том, что она служила под его началом и что именно он в свое время и спас ее, но я слушаю вполуха. Вся эта церемония вдруг кажется мне фальшивой и лицемерной. Никто не знал Томаса Кальверта, Выверта, так, как его знала Лиза. Кстати, она не подчинилась ему просто так, она всегда искала способы сопротивляться. И если бы не его способность — она бы давно вырвалась на свободу. Но даже так, она тоже его убивала. Во многих реальностях. Топила в ванной с кислотой, подстраивала несчастные случаи, убивала током, обрушивала здание, сжигала в автомобиле… Умник высокой категории — опасный противник. Только он мог держать ее в узде. И только ему она могла подчиняться под страхом насилия. Потому что любого другого она бы прожевала и выплюнула. Я и Лиза… мне она не подчиняется, она — мой партнер, мой друг. Выверт никогда не смог бы подружиться с ней, он выбрал путь прямого насилия и давления, он согнул ее в дугу, он она никогда не сдавалась. С момента как Лиза обрела свои способности — никто не мог на нее давить. Хотя она оставалась всего лишь подростком… и сейчас на его похоронах — я видела ее глаза. Я понимала ее. Она провожала Томаса Кальверта, Выверта — с тяжелым сердцем, чтобы она мне не говорила.
И поэтому я считала эти похороны фарсом. Потому что потом, после похорон мы с Лизой, Дмитрием и Джейн — пойдем и пропустим по стаканчику в баре на базе, поминая старого ублюдка коротким, тихим и незлым словом. Вот тогда для нас и будут настоящие проводы Томаса. Когда мы расстегнем воротники на рубашках, расслабим галстуки и кто-нибудь обязательно расскажет, как все было на самом деле. И про то, какой он бы сволочью и про то, как он спас ребят на Кюсю, в Мэдисон и десятках других местах. Про то, что у него так и не осталось ни жены, ни ребенка, а это его характеризует. Лиза вспомнит как я сожрала его насекомыми в другой реальности, а я — как она утопила его в кислоте… и мы выпьем. Вот тогда — мы и отпустим Томаса Кальверта туда, куда ему суждено. В свет или тьму, в ад или рай… наверное есть чистилище для таких как он — усталых профессионалов, которые просто делают свое дело несмотря ни на что, не жалея ни себя ни других.
А пока… пока мне было не по себе. Стоять вот тут и слушать казенные фразы от Александрии, которая на самом деле не знала про Томаса Кальверта ничего. Она просто присутствовала тут, потому что ей так же, как и нам — нужно было восстановить политическое реноме в глазах всей страны. Вот, дескать, никакой вражды между Протекторатом и Администрацией нет, стоят напротив друг друга Большая А и Королева-Администратор, и ничего, в волосы друг другу не вцепились, безобразную сцену на похоронах не устроили, значит все в порядке, не будет большой войны между Администрацией и Протекторатом.
— … Томас Кальверт был моим командиром. Он не из тех людей, которые улыбаются вам навстречу. Он был педант, сухарь и никого не подпускал к себе близко. Наверное, никто и не знал его таким, какой он был на самом деле. Но… после Мэдисон, в тот самый день, когда все наше подразделение было уничтожено за двадцать минут, а он вытащил меня из огня на руках… мне кажется я увидела какой он на самом деле. Потому что вертолеты, высланные для эвакуации, смогли добраться к нам только через час. Он сидел рядом со мной, соплячкой в звании младшего сержанта и следил за тем, чтобы я не потеряла сознание. Он всегда делал все как положено, по инструкции. Но в тот день… в тот день он нарушил все инструкции. Потому что пытался спасти всех. В результате — не смог спасти почти никого. После того случая он уволился их СКП, потому что не считал себя вправе больше служить. Но на мой взгляд нам в СКП очень не хватает таких командиров. — директор Пиггот тоже делает шаг вперед и снимает с лацкана пиджака значок с орлом, раскинувшим крылья в стороны и держащим в лапах пучок молний. Значок спецподразделения СКП. Кладет его на полированную крышку гроба и с размаху вбивает его в дерево.
— Покойся с миром, Томас. Я тебя не забуду. Мы тебя не забудем. — говорит она и опускает голову. Делает шаг назад. Сплетница молчит, но по ее плечам и наклону головы я вижу, что ей неуютно тут. Сейчас мы просто дождемся конца церемонии и поедем отсюда. С точки зрения СКП и Протектората мы и знать не должны были Томаса Кальверта, ветерана специального подразделения СКП в отставке, гражданского консультанта на аутсорсинге. Так что Лиза права, это мероприятие всего лишь фарс, на котором выступают люди, которые не знали его толком. Кроме, разве что директора Пиггот, которая оказывается с ним вместе служила. Под его командованием. И они вдвоем остались в живых после Мэдисона… эта женщина точно могла сказать, что уж она-то его знала. И «птичка», значок элитного спецподразделения, вбитый кулаком в полированное дерево — был тому доказательством.
Из наших рядов вдруг выходит девушка в строгом черном костюме и с черными очками на половину лица. Она молча снимает с лацкана своего пиджака значок. Кладет его на крышку гроба с нашей стороны и вбивает одним ударом кулака. Так же молча — делает шаг назад. Я смотрю на значок, который оставила Джейн. Это — трезубец DEVGRU. На море, на суше и в воздухе.
Я думала, что наши — просто промолчат. Просто постоят рядом, но… Джейн всегда была немного бунтаркой. И она давно уже переросла лейтенантскую должность, если честно. Сейчас она возглавляет наш Think Tank.
Высокий и широкоплечий мужчина в черном костюме, возвышающийся над всеми как гигант — делает шаг вперед. Дмитрий, командир того, что сейчас называется «Ополчением Броктон Бей», а на улицах их зовут просто «люди из Администрации». Бывшие наемники, ветераны спецподразделений, близкие по духу специалисты. Операторы не ниже пятого тира.
Он молча снимает значок и так же молча — прижимает его к крышке гроба. Просто прижимает, но дерево трещит под его натиском. Когда он убирает руку, то на потрескавшейся полированной поверхности остается значок с изображением земного шара и черной летучей мышью, распростершей свои крылья над ним. Значок спецподразделения Красной Армии, так называемого SPECNAZа.
Из наших рядов продолжали выходить люди. Они снимали значки своих подразделений и вбивали их в крышку гроба ударом кулака. Один за одним. Крышка гроба чуть вздрагивала каждый раз, когда очередной значок DEVGRU или спецотряда СКП — вгонялся в дерево ударом. Коротким, скупым ударом кулака. Тум. Тум. Тум.
Почему-то эта незамысловатая церемония прощания — тронула меня до глубины сердца. Я подумала о том, что, если бы я умерла, и сейчас лежала бы в этом гробу… я бы хотела чтобы на моих похоронах сказали слово не только те, кто знал меня формально, как Администратора или как одноклассницу, а те, кто знал меня по-настоящему. Сказать слово? С другой стороны, это наверняка раскроет что Томас Кальверт был Вывертом. Но… ведь Котел и так все знает. Пока я колебалась — шаг вперед сделала Сплетница. Хотя, сегодня она, как и я была в простом черном костюме и с черными же очками.
— Томас Кальверт был скотиной. — сказала она и в воздухе повисло напряженное молчание. Так бывает, когда кто-то скажет что-то неуместное и все начинают делать вид, что им показалось. Краем глаза я увидела, как подобрался Оружейник, который даже на похороны пришел в своих доспехах. Вообще местный Протекторат — все были в костюмах, это с нашей стороны и кейпы и все остальные были одеты подчеркнуто по-граждански. Черные костюмы и черные очки.
— Я ненавидела Томаса Кальверта. — продолжила Лиза: — и было за что. Того, что между нами было — я не пожелаю никому. Ни лучшему другу, ни худшему врагу. Слишком много между нами оказалось личного. И я… мне всегда казалось, что этот ублюдок — бессмертный. Он изворачивался из любой ситуации и всегда становился на ноги. Он был совершенно безжалостен ко всем вокруг, безжалостен и жесток. Он был циничным математиком, для которого ценность человеческой жизни была лишь цифрами на экране калькулятора. Единственное, что может хоть немного сказать что-то в его пользу — он был так же безжалостен и в отношении себя. И я никогда не прощу ему того, что он со мной сделал. — она кладет руку на крышку гроба, которая уже испещрена трещинами от вколоченных в нее значков. Некоторое время молчит.
— Томас Кальверт! — повышает она голос: — ты все еще должен мне! Слышишь, старый мошенник? Ты мне должен! — она замолкает так, словно ждет ответа из-под гробовой крышки, словно прислушивается.
— Нет. — качает она головой: — он снова смог извернуться. Ушел, так и не выплатив по долгам. Но… — она поднимает свой взгляд и смотрит прямо в лицо Александрии: — тогда я стребую его долги с тех, кто несет ответственность за его смерть! Слышите?! До последнего пенни! С процентами! Вы — будете мне должны!
Снова над кладбищем повисает тишина. Директор Пиггот смотрит на Сплетницу так, словно бы она наконец поняла что-то важное. Александрия прищуривает глаза и складывает руки на груди.
— Что же до тебя, старый плут… — Сплетница снимает значок с лацкана своего пиджака, того самого золотого паучка в короне на фоне черной паутины. Снимает и вколачивает его в крышку гроба одним ударом кулака: — спи спокойно. Я взыщу все твои долги.