Victoria Сruenta. Глава 66
Меня опять выдернули в другой город, и ладно бы, я совсем не прочь сменить холод, сырость, снег, лёд и дождь (именно всё разом), на что-то поприличнее, но, разумеется, такой роскоши мне никто не даст, и я оказался там, где просто снег, холод и лёд 7-7. Ну и все сроки полетели к чертям, мдя.
В качестве небольшой компенсации растормошу кубышку и постараюсь завтра выложить Главу по Варфрейму (да, ждут её не многие, но больше у меня просто нет!). А прода по куску, надеюсь, будет готова уже к ночи субботы. Такие вот дела.
Так что не сильно ругайтесь, ведь как и всегда — на ваш суд!
* * *
Темп и размах противостояния нарастали по экспоненте. Созданный мною бастион, из переплетения стали, пороха и энергии, ежесекундно обрушивал на ронина, чья фигура полностью скрылась за маревом грязно-алой хмари, десятки тысяч снарядов, сотни тысяч пуль и нескончаемую вереницу металлических волн, испещрённых огромными лезвиями и шипами, что из раза в раз вырастали на пути ёкая, когда тот пытался прорваться вглубь выстроенной мной обороны.
Со стороны всё это не поддавалось логике и расчёту, абсолютный хаос, в оболочке первобытной жестокости, но на деле у всего происходящего была причина, цель. Каждая пуля, каждый выпущенный снаряд фиксировался, а нанесённый им урон заносился в каталог, что тут же выводил общую сводку, позволяя в разрезе декларировать об эффективности того или иного вида оружия.
Так довольно скоро стала очевидна высокая результативность светового, электрического и прочего энергетического вооружения. Скопированные мною не так давно наработки Джермы, до этого применяемые лишь как средство поддержки, сейчас выходили на первый план, демонстрируя явное превосходство над стандартными видами оружия.
Причина подобного крылась не столько в некоем эфемерном превосходстве лазеров и электрических разрядов над пушками, последнее до сих уверенно держали пальму лидерства на ниве чистого разрушительного потенциала, но более опиралась на их природу и всё присущее ей. Если выражаться проще — проигрывая в силе, они брали своё в скорости. Защита моего противника, построенная в первую очередь на изничтожении всего что попадало в радиус её действия, банально не успевала ослабить энергию когерентного, монохроматического, поляризованного и узконаправленного потока излучения до той же степени, что и разогнанную силой пороха стальную болванку. Свет был банально быстрее, да и его менее материальная природа значительно усложняла работу с ним, по крайней мере именно такое предположение вынес В.С.Б.П., основываясь на данных полученных в ходе схватки.
С электричеством была похожая история, как и со звуковыми волнами и банальной температурой, разогнанной до сверхвысоких значений.
Модернизация шла параллельно со сбором данных. Едва программа обрабатывала результат, донося его до меня, как новая волна изменений проносилась уже по многометровому стальному плато, преображая, модернизируя и улучшая всё, что ранее было создано. Так что вскоре после начала боя к громогласному рёву артиллерии присоединился мерный гул лазерных установок и огромных электрических катушек, беспрерывно извергающих из себя толстые разряды губительного электричества, но и этого мне было мало. На ходу я создавал новые виды вооружения: экспериментировал с мощностью, излучением, полярностью. Десяток тестовых моделей могли появиться лишь для того, чтобы осыпаться прахом всего секундой позже, но в случае успеха удачная наработка мгновенно впаивалась в общий механизм, становясь частью громогласного оркестра смерти, где мне была отведена роль дирижёра.
Единственное что вызывало вопросы — та поразительная лёгкость, с которой всё это великолепие приходило мне на ум.
Как бы не пытались убедить меня в обратном все прочие, я никогда не был гением, способным на ходу, буквально из ничего, сотворить признанный шедевр. Все мои успехи есть результаты многих лет исследований и долгих месяцев тестирований и правок, при этом мне всегда помогали. Но сейчас я был один, вдали от чистых лабораторий, оборудованных по последнему слову техники, полностью оторванный от цивилизации, окружённый лишь удушливой гарью пожаришь, стонами разрываемого на части воздуха, да грохотом крушащегося металла… и мне было легко, как никогда. Всё вокруг казалось таким знакомым, понятным, правильным… родным. Я словно впервые за многие годы оказался на своём месте — на рубеже атаки, в бесконечном круговороте страданий, смерти и крови. И мне было хорошо. Все ответы ложились на ум едва в них назревала насущная необходимость, все решения и перипетии судьбы казались прозрачными и понятными. Странное, до одури опьяняющее чувство, в котором так легко было раствориться. Как хорошо что сейчас я не мог себе этого позволить.
Насколько сильное давление я оказывал на мечущийся алый вихрь, чей ядовитый туман с одинаковой лёгкостью сминал что сталь, что залпы батарей, настолько же он отвечал мне яростным противодействием, буквально стирая с лица земли тонны железа и гигаджоули энергии, низводя те буквально в ничто.
За считанные секунды, тот кого весь мир давно списал со счетов, не видя в дряхлом теле что-то кроме былой грозной славы, равнял с землёй столь старательно возведённые мной баррикады и доты, играючи взламывал укреплённые кордоны, почти издевательски легко ломал на части огромные лезвия, что неизменно вырастали на его пути, стремясь замедлить каждый новый шаг. А ещё он смеялся. Не знаю как именно мне удалось это понять, но отчего-то я предельно точно знал — Гашадакуро сейчас заливается громким, искренним смехом, с безумной улыбкой встречая каждый выпущенный по нему снаряд, каждый новый мой выпад, грозящий оборвать его жизнь, словно бы видя в этом не угрозу, но чистосердечный подарок. Странное, неподдающееся никакой логике поведение, уже не раз виденное мною на просторах Гранд Лайн. Многие сильные мира сего находили в смертельной битве отраду, по разным и, зачастую, не зависящим друг от друга причинам, но… это был первый раз, когда я действительно старался понять.
* * *
Минуты протекали столь быстро, отмеряя удары бешено бьющихся сердец, и в то же время настолько непозволительно медленно, скованные силой разогнанного до предела восприятия, что время в принципе потеряло какую бы то ни было актуальность. Казалось, что всё за пределами этого истерзанного взрывами, огнём, напалмом, пляшущими повсюду разрядами молний, тлеющими рваными ранами, что уже тянулись едва ли не на сотни метров глубоко в недра земли, вперемешку с оскверняющим всё алым туманом, которому радостно вторили ядовитые облака химических снарядов, клочка суши перестало существовать. Мир сузился, сошёлся клином на схватке двух чудовищ, двух хтонических монстров, что, подобно пришедшему в движение леднику, спавшему тысячи и тысячи лет, медленно но верно набирала обороты.
Поверхность безымянной гряды была словно поделена пополам. С одной стороны всё, насколько только хватало взгляда, было усеяно сталью. Оскаленные зевами десятков тысяч стволов башни тянулись под небеса, пока у их оснований текли настоящие реки из пушек, энергетических установок, цепей, колючей проволоки, силовых агрегатов, двигателей, моторов и одни только Боги знаю чего ещё. Несмотря на свои истоки, было понятно с первого взгляда, что творящееся действо не имело ничего общего с человеческой природой. Сталь, порох, огонь и энергия. Сейчас они больше походили на плоть, кровь, жилы и сердечный ритм. Хаотичная, но структурированная картина, буквально рвала на части любое преставление о бытие, воплощая собой что невозможно было представить. Прямо сейчас оживало то, что никогда не было живо. Медленно, но верно из земли подымался колосс. Страшнейшее из бедствий. Воплощение самых ужасных человеческих пороков. Концентрированная ненависть, возведённая в абсолют желанием разумного править, повергать и убивать. То, чья нечестивая природа взывает лишь к продолжению новой бойни, без цели и конца!
В какой-то момент в переплетении огня и стали раздался одинокий глас, возопивший о мрачной и жуткой преданности, о примирении с ненавистью и смертью, которому тут же вторил хор миллионов новых голосов, рождавшихся, умирающих и восстающих в новом более совершенном и смертоносном обличье. Он отразился от обликов острых лезвий, от раскалённых до бела дул пушек, от работающих на пределе сил генераторов, от устремлённых в небеса фортификаций, разрастаясь и потрясая облака.
А с противоположной стороны воплощённого ада, там где алая завеса давно скрыла под собой и землю и небо, смешав их воедино в омерзительную хмарь, без формы, без облика и сил, годную лишь на то чтобы топить в себе мечты, надежды и трупы, в этом царстве первородного отчаяния и тлена ему вторил громогласный рёв, в котором звучали отзвуки предсмертных криков всех тех, кто когда-то так и не был похоронен. В этом разрывающем душу звуке отражались проклятия тысяч преданных, миллионов сгинувших в небытие за чужие идеи и амбиции.
Сегодня, сами того не зная, столкнулись две неразрывно связанные противоположности. Опровергая все законы мира, плюя на суть вещей, в бытие, тяжёлой, неостановимой поступью вошла новорождённая Война, представ перед ним в своём самом извращённом, самом жестоком демоническом обличье. А на встречу ей, оглашая пространство болезненно-яростным стоном, волоча за собой огромное, слепленной из чужих костей тело, вышло воплощённое Отчаяние, неся за собой смрад брошенных на полях брани тел, чьим душам уже никогда не суждено обрести покой.
Вызов и неизбежность. Яростное стремление и бесславный конец пути. Там, на земле, сражались люди, пока за их спинами, титаническими тенями стояли сущности, что они сковали идя по выборной ими стезе. Сражение продолжалось.
* * *
Любому тактику и стратегу с самого начала вбивают в голову правило — контроль превыше всего. Если ты не можешь направлять то к чему причастен, то ты всё равно что сторонний наблюдатель или, что хуже, ведомый. Это простая истина понятна всем, но немногие знают что делать, когда контроль над ситуацией всё же оказался безвозвратно потерян.
298,6575745244%;
…
306,56748563054%;
…
313,95648355435%;
…
321,27563926455%;
Строки сухих цифр просто не могли отобразить того, что сейчас происходило внутри меня. Существование ранее зафиксированной аномалии можно было считать доказанным, как и ранее сделанные выводы — близкими к истине. Я действительно, каким-то неведомым мне самому образом, мог черпать энергию буквально из самого факта сражения, при этом чем яростнее становилась битва, чем больший масштаб она приобретала, тем сильнее меня захлёстывало под лавиной силы, с которой я уже просто не знал что делать.
Процесс трансформации уже был повсеместным. Я стравливал излишки силы куда только можно, от чего со стороны когда-то упорядоченный конструкт ныне более походил на разворошённый муравейник. Я создавал, разрушал и созидал вновь, но этого было мало. Ирония. Имея в три раза больше силы я банально не мог ей толком распорядиться, ведь тратил меньше, чем её поступало. Тот самый эфемерный внутренний резерв, который я условно взял за мерило, обозначив сотней процентов, из раза в раз грозил переполниться и… И что тогда будет, я не знал, но простейший физический пример ясно давал понять, что, при превышении доступного объёма, накопления энергия стремиться выйти за сдерживающие её пределы. То есть в самом худшем случае я банально взорвусь, как заваренный наглухо паровой котёл, а в остальных… Догадок было много, но все они не имели под собой никаких естественных доказательств.
Перераспределив огонь с четыреста тридцать шестой по семьсот двадцать восьмую батарею с правого фланга на левый, я постарался отбросить все лишние переживания в сторону, сосредоточившись на своём противнике. Если убить его быстро, до того как приток энергии приблизиться к критическим значениям, существует большая доля вероятности того, что процесс стабилизируется самостоятельно, пойдя на спад. Вот только сам ронин не собирался упрощать мне задачу.
Рассуждения не помешали мне создать на пути огромного, выше сорока метров, скелета, чьи пожелтевшие кости словно бы состояли из миллионов прочих, более мелких человеческих костей, целый лес острых как бритвы пик, на которых, словно виноградные гроздья, свисали мины и взрывчатка всех видов и мастей. Что-то сверх этого задействовать было бесполезно, ведь…
Огромная лапа, вынырнувшая из клубов плотного алого тумана, моментально обратила в ничто большую часть заграждения, заставив оставшуюся осыпаться на металлическую землю горами ржавчины и пепла. Однако малая часть зарядов, что пережила удар, тут же детонировала, скрыв горизонт за длинной цепочкой взрывов, и всё это под яростный грохот артиллерии, что не переставая утюжила ёкая, изливая на него дождь из стали, света, белого огня и молний. Вот только всё напрасно. Едва почуяв угрозу ронин, игнорирую собственные габариты, исчез, буквально растворился в клубах созданной им же ядовитой хмари, лишь для того чтобы появиться на новом участке противостояния, предприняв очередную попытку прорваться вглубь созданных мной укреплений.
Такацукаса быстро понял, что в битве на истощение ему со мной не сладить. Едва ли он догадывался об охвативших меня проблемах, но не мог не понимать, что у такой силы должны быть своя цена. Он сам сейчас действовал далеко за пределами собственных возможностей, буквально сжигая последние оставшиеся ему месяцы жизни в обмен на ещё одну минуту в этой титанической форме.
У нас сложился паритет. Я, действуя от обороны, даже имея, казалось бы, безграничный запас сил, просто не мог пробиться к нему через концентрированные миазмы силы Фрукта, что, игнорируя все физические законы, изничтожали всё что только оказывалось близ них, невзирая на состав и прочность.
Он же не мог добраться до меня через слои кордонов не ослабив скрывающей его защиты, что, учитывая плотность огня и тот факт, что я уже отвоевал себе семьдесят процентов острова, точнее того что от него осталось, ибо новые пристройки пришлось возводить прямо на морем, означало огромный риск и, в случае провала, неминуемую смерть. А поддаваться мне Гашадакуро не собирался, вот и рыскал у границ, в надежде нащупать слабую точку в выстроенной мной обороне. Как видно — пока без особых результатов. Вот только долго так продолжаться не могло. Кому-то из нас придётся уступить, и если ронин был готов к смерти, буквально жаждал её, то я имел слишком много планов на жизнь, чтобы позволить себе оступиться сейчас. А значит пора было менять тактику.
* * *
Сминая выросший из под земли кусок железа, что едва не нанизал его на себя, Канехира Такацукаса, в миру более известный под другим именем, позволил себе ухмыльнуться, хотя этого всё равно бы никто не понял. В этой форме он всегда улыбался — лишённое кожи, мышц и плоти огромное тело просто не могло по другому. Однако сейчас он был искренен, всё же этот странный Дозорный его не подвёл. Если продержится в таком же духе ещё хотя бы минут пять, то сможет взять своё.
Тут же пришлось резко сместить влево и пропустить над собой огромный световой луч, чья толщина играючи позволила бы ему располовинить линкор. Страшное оружие, если бы не длительный сок подготовки перед выстрелом, возможно оно одно смогло поставить бы точку в этом сражении, но уловить столь явное враждебное намерение опытному пользователю Воли Наблюдения было даже слишком просто. Неприятным усложнением же выступал тот факт, что сейчас это самое намерение исходило вообще отовсюду. Всё вокруг, от горизонта до горизонта отчаянно желало ему смерти. И это отнюдь не преувеличение. В полной форме Мифического Зоана он с лёгкостью могу улавливать и внушать своим жертвам почти любые тёмные чувства, но особенно легко ему давался страх и ярость. Профильная дисциплина, что тут скажешь. По этой же причине он так легко мог улавливать их в других, и сейчас он ясно ощущал, как каждый клинок каждая пушка, каждый снаряд и выпущенный патрон желают впиться в его плоть и оборвать его жизнь. На самом деле, будь на его месте кто похлипче, выносить подобное коллективное давление, особенно от изначально бессознательных сущностей, чьей новый смысл жизни вдруг стал заключаться лишь в твоём немедленном жестоком убиении, было бы не просто. Но он варился в этом чане с дерьмом уже долгие годы. Годы крови, предательств, тихой ненависти и злобы, что изливались на него без конца десятилетия к ряду. По сравнению с этим, та чистая, непорочная ярость, что устремилась на него сейчас, была сродни песне. Прекрасной тризне по его кончине!
Очередная попытка прорваться вглубь металлических дебрей провалилась. Сконцентрированная сила плода жадно вырвала из с виду нерушимой стены, за время их битвы успевшей вырасти уже в два его полных роста, огромный кусок, углубившись на десятки метров вглубь, но вскоре увязла в россыпи новых и новых орудий убийства, что буквально выдавливали его прочь, сопротивляясь губительному воздействию порчи всем свои духом и естеством.
Поразительная сила. Нечто подобное он чувствовал, только когда посещал Чайные Вечеринки Большой Мамочки. Присутствие многих тысяч душ, связанных одной волей. Здесь всё было также, но по другому. Сила этого парнишки одновременно напоминала его собственную — яростная, беспредельно жестокая, чуждая всему человечному и одновременно созданная его пороками и ошибками. И в то же время абсолютно отличалась, воплощая собой не застой, но бесконечный прогресс, неостановимое движение. Стоит ли удивляться, что обладатель такой силы поставил себе целью перекроить существующий миропорядок?
Ещё один удар, выполненный почти на пределе. Не жест отчаяния, но проявление уважения, понятное любому воину, и силы стремительно покидают его. Сознание уже с трудом цепляется за окружающую темноту, но но всё продолжает наносить удар за ударом, вкладывая в них всё то немногое, что ещё осталось, всего себя…
Внезапно что-то изменилось. Старый самурай даже не сразу понял что именно, продолжая свой путь к недрам укреплений, тем более что он впервые сумел зайти так далеко, оставив позади сотни метров истерзанной стали. Но миг спустя пришла догадка. Хор стих. Тот нескончаемый гул сотен тысяч голосов вдруг замолчал, а ему на смену пришла… Не тишина, нет. Это не было тишиной. То чувство, что охватило его в Воле, вообще нельзя было описать словами. Будто бы сам звук, само сущее вдруг застыло, затряслось в первобытном ужасе, не в силах подать "голос".
Будто во сне, он наблюдал за тем, как тысячи тонн скалистой породы разверзлись, вздыбились и устремились ввысь, движимые изнутри неумолимой силой. Этот каменный девятый вал ринулся было его в сторону, но оставшихся сил ему хватило, чтобы отскочить с его пути, пропуская слева от себя разрубленные скалы, меж изломанных граней которых он, к собственному изумлению, увидел чью-то руку. Огромную, девятипалую конечность, словно бы состоящую из переплетения стали, клинков, пушек, мортир, колючей проволоки и редких вкраплений чёрной, пульсирующей плоти. Опустив взгляд на свои культи, он против воли рассмеялся, осознавая, что сам легко бы поместился на ладони у этого исполина, что, словно воплощение конца времён, выбирался из тёмных недр на встречу свету.
Он смеялся, когда это чуждое миру создание показалось перед ним. Смеялся, когда ощутил наконец его "голос" — монолитный и раздробленный. В нём гремели пушки, грохотали винтовки, надрывались пулемёты, яростно кричали идущие на смерть солдаты и без конца лилась кровь. Он смеялся даже тогда, когда это чудовище, этот Демон Войны направил всю свою мощь и ярость на него. Смеялся до самого конца.
* * *