Ужаснись Нашего Гнева. Главы 87-88.epub
Ужаснись Нашего Гнева. Главы 87-88.fb2
Ужаснись Нашего Гнева. Главы 87-88.mobi
Я не люблю пытки. Не нахожу удовольствия в расчленении людей или в том, чтобы сломить их дух ради получения сведений. Не терплю рядом с собой людей, которым это по душе. Не раз приходилось отстранять своих же бойцов от допросов — они слишком уж рьяно стремились выбить информацию из упрямых дорнийцев. Хотя, возможно, дело было именно в том, что пленные — дорнийцы, а не в самих пытках. Должно быть, это смесь врождённого сострадания и отголосков той, земной жизни, когда подобные вещи не принимались столь… обыденно.
Откровенно говоря, я не испытываю к дорнийцам большей ненависти, чем к одичалым, дотракийцам или даже к работорговцам Эссоса. Ненавижу каннибализм, жажду крови и разрушения в духе гуннов, ненавижу институт рабства — но не людей, живущих в этих системах. Моё сознание, сформированное в куда более развитой цивилизации, отвергает подобное варварство и тех лидеров, что его поощряют. Но не сам народ.
Ненавидеть всех дорнийцев было бы верхом лицемерия. Презираю ли я их за то, что они сотворили с Дейроном в каноничной истории, как и за прочие злодеяния до и после того печально известного события? Безусловно. Но виню ли я в этом каждого мужчину, женщину и ребёнка Дорна? Едва ли. Ведь именно их знать, довольно узкий круг, совершала эти преступления, тогда как большинство, вероятно, считало происходящее ужасным, но помалкивало. Я ещё не проникся той неистовой ненавистью к дорнийцам, что пропитала всех жителей Штормовых земель до мозга костей. Покажет время, останусь ли я столь же беспристрастным с годами. Если только мне не удалось изменить ход истории сильнее, чем я могу представить, время восхождения Дейрона на престол неумолимо приближается, как и его несомненное стремление «объединить континент» под знаменем Таргариенов. Уверен, после Дорна он замахнулся бы и на весь Север, полагая, что покорить племена одичалых будет проще простого. А может, и на Ступени? Что ни говори, а амбиций мальчишке не занимать — вот только он видел лишь славу, но не суровую действительность. Захватить истинный Север оказалось бы не легче, чем Дорн, пусть и по иным причинам — там, где песок и жара сменяются снегом и стужей. Не говоря уже о том, что притаилось на Крайнем Севере полтора века спустя, куда не отваживался заходить никто…
Я окинул взглядом троих мужчин перед собой. Двое смирились со своей участью, третий нервно дёргался, стоило мне посмотреть в его сторону. Я взвешивал возможности и достоверность собранных сведений. За две недели плена я методично сломил большинство из них в условиях, что показались бы варварскими на Земле, но здесь, в Вестеросе, считались весьма щадящими. В конце концов, я не отрубал им пальцы.
Можно долго рассуждать о дорнийской склонности к разбою — ремеслу, не приносящему особой выгоды в остальном Вестеросе, разве что в военное время. Но нельзя отрицать их умение хранить важные сведения лишь среди главарей банд. Половина вопросов, заданных тем, кому я верил, осталась без ответа — они попросту не знали. Впрочем, мне удалось выудить немало ценной информации из Дорана, Левина и Эдгара.
В частности, личность их предводителя — некоего Альфрида Сэнда. Его происхождение осталось тайной, да меня оно и не интересовало. Важнее то, что именно он возглавлял эти набеги. Причины тоже остались туманны — возможность пограбить, снискать славу, может, какой-то дорнийский обряд единения — всё это не имело большого значения. Куда важнее, что он, скорее всего, выжил и вернётся. Это создавало проблему, которую придётся решать со всей возможной жестокостью, но при должной осторожности могло обернуться и возможностью.
— Наши разведчики не нашли следов вашего главаря, только нескольких беглецов у границы, — произнёс я. Иные лорды, возможно, побеспокоились бы о том, что пленники не прикованы к стульям, но за их спинами замерли копейщики, по бокам от меня застыли мечники с обнажёнными клинками, а сами пленные щеголяли в одних набедренных повязках. — Уцелевших доставили в Чёрную Гавань на допрос. Большинство найденных были мертвы или при смерти. Что до этого Альфрида Сэнда… Доран, Левин, вы знали его лучше других. Он вернётся?
— Скорее всего, да. Он не из тех, кто отступает из-за подобной неудачи, что бы там ни было его целью, — вздохнул Доран. — Некоторые думают, что он попытается нас освободить, хотя остальные не представляют, как это возможно.
Удивительно, как легко оказалось стравить пленных между собой. Голод вкупе со страхом и паранойей порой давал куда лучшие результаты, чем ножи или угрозы утопления. По большей части, конечно — всегда найдётся пара крепких орешков, требующих особого подхода. Я познакомил Эдгара с имитацией утопления и собственной версией легендарной китайской пытки водой. Кажется, я видел её на «Разрушителях мифов», но уже не помню, работает ли она по-настоящему. Что ж, на Эдгаре сработало — не прошло и часа, как он кричал сквозь кляп.
Впрочем, едва придя в себя, он достаточно оправился, чтобы ничего не выдать в первый день. Вместо того чтобы ограничиться ледяной водой, я чередовал её с имитацией утопления через день. Две недели таких процедур сломили его настолько, что я почти поддался искушению прекратить, когда слышал истошные мольбы. Но тут же вспоминал, что этот человек и все его собратья месяцами грабили, насиловали и убивали простых, невиновных людей — моих соотечественников-вестеросцев, и оставлял сочувствие за пологом шатра всякий раз, когда шёл на допрос.
— Если жив, — добавил Левин. — Ему пришлось бы пройти через Костяной Путь, чтобы добраться до земель Дорна.
Насколько я понял, рельеф этого маршрута был столь же предательским, как и сам регион для здоровья путника. Жара убивала сама по себе, не говоря уже о нехватке питьевой воды. Что-то внутри меня отказывалось верить, будто дорнийцы не спрятали больше колодцев и припасов, чем Драконы смогли найти в прошлом веке. В конце концов, песком сыт не будешь.
— Понятно. Поскольку нам неизвестны его планы, ни прошлые, ни будущие, давайте вернёмся к вам. Доран, группа выбрала тебя говорить со мной, добровольно предоставить информацию. Почему?
— Мы тянули жребий, и я проиграл, — ответил мужчина.
— Левин?
— Я больше не мог смотреть, как мои товарищи умирают от голода. Если мои слова могут спасти их, я охотно поделюсь ими.
Я кивнул.
— Да. Да, ваши слова. Слова — это ветер, как говорится. У меня нет причин верить чему-либо из сказанного вами, кроме того, что я смог подтвердить собственными находками среди других пленных и сведениями от разведчиков Селми и Дондаррионов, а также их лордов. Теперь, Доран, поскольку о происхождении Альфрида мы пока не знаем, что насчёт твоего? Меня интересует разнообразие внешности твоих товарищей. Не хочу делать обобщений без контекста, но не все вы из одного региона Дорна, верно?
— Не представляю, как вы можете использовать это против меня, так что нет смысла лгать. Мой отец был стражником дома Айронвудов, а мать — шлюхой в местном борделе. Его отец тоже был стражником, как и дед.
— Значит, каменный дорниец. Светлые волосы немного сбили меня с толку, признаюсь. А ты, Левин?
— Мои родители из деревни близ Солнечного Копья. Работали в садах, следили за оросительными канавами для оливковых лоз.
— Значит, соляной дорниец, с самым сильным ройнарским наследием после Сирот Зеленокровной. Эдгар?
Мужчина вздрогнул, когда я повернулся к нему.
— Т-т-тоже из С-с-солнечного Копья. Семья т-т-торговала на б-б-базаре.
— Понятно. Теперь ясно, почему вы такая разношёрстная компания. Что ж, учитывая ваши преступления, от вас мало толку, но дело не в этом. Куда Альфрид Сэнд, скорее всего, нанесёт ответный удар?
— Через Костяной путь. Хотя если он жив, понятия не имею когда, — ответил Доран.
Из рассказов других я узнал, что он и Левин никого не насиловали. Они всё ещё совершали убийства, разбой и множество других преступлений, но хотя бы в этом остались чисты. Возможно, я позволю этим двоим жить, не калеча их. А вот Эдгар…
— Скажите, насколько часто, по вашему опыту, разбойники становятся именно дорнийцами? Если бы вам пришлось дать примерную оценку?
Левин помолчал несколько мгновений.
— Порой появляются бродяги из Простора и Штормовых земель, обычно разбойники, бежавшие в Дорн, но нечасто. Они держатся ближе к границе, в своих норах. Некоторые оседают в маленьких городках, женятся на местных, и вскоре уже не отличишь их от других.
Похоже, дорнийцы весьма гибки в культурном плане, быстро адаптируя новоприбывших. Судя по тому, как хорошо интегрировались ройнары, за исключением Сирот Зеленокровной, как и андальские искатели приключений в разных уголках Дорна, я бы сказал, это одна из их сильных сторон. Нимерии пришлось бы куда труднее, если бы никто из лордов не позволил ей осесть со своим народом в Дорне — насколько я помню, она пыталась и терпела неудачу во многих других местах.
Любопытно, как бы они справились с обратным процессом — с дорнийцами, уходящими селиться в других землях, при необходимости силой. В конце концов, простолюдин не сможет помогать мятежным лордам, если насильно выселить всех из региона Дорна на несколько лет. Даже просто переселение женщин и детей серьёзно подорвало бы волю сражающихся мужчин, полагаю. Жажда мести за убитую семью могла поддерживать человека вечно, но осознание того, что пока ты сражаешься, никогда их не увидишь, и что достаточно лишь сдаться, чтобы жить в мире… это может сломить боевой дух. Забавно, как порой угроза смерти близких пугает сильнее самой смерти.
— Итак, насколько вы видели, ваши разбойники и налётчики в основном дорнийцы, хотя и со всего Дорна, верно?
— Да, — сказал Доран. — Для некоторых граница служит нашей версией Стены, где можно заслужить славу, рискнув жизнью. Альфрид постоянно говорил об этом в те редкие моменты, когда разговаривал дольше пары минут. Добыча, слава, право бастарда на имя…
Тело Левина осталось неподвижным, расслабленным насколько может быть расслаблен пленник, но я заметил его быстрый взгляд на Дорана при этих словах. Ага, значит либо он знал, что кто-то в их отряде стремился к такой награде, либо сам был таким. Вопрос в том, кто из них бастарды какого-то благородного дома, а кто просто простолюдины? Альфрид Сэнд желал заслужить имя, но явно был не единственным. Доран мог быть Сэндом простолюдинского происхождения, и хотя я ещё не узнал всех в клетках, поскольку не заслужил их доверия, у меня появилось отчётливое ощущение, что Левин не тот, кем кажется.
Пора выяснить.
— Поскольку мы не знаем ни когда, ни случится ли вообще что-то, если Альфрид мёртв, я должен сообщить своему лорду о наших дальнейших действиях. Стражники, отведите их в камеры.
Когда троица медленно поднялась со своих мест, — их оковы наверняка немилосердно натирали, — я махнул Левину.
— Ты остаёшься.
Пленник бросил на товарищей умоляющий взгляд, но чем они могли помочь? Ни единого предмета поблизости, острого или тупого, чтобы попытаться сбежать, а копья стражников неотрывно следили за каждым движением. Даже если бы каким-то чудом удалось прорваться, его встретили бы закованные в броню воины, опытные бойцы, окружившие шатёр изнутри и снаружи. Связанные, безоружные, без доспехов, в меньшинстве и слабее — пленники всецело зависели от его милости, и прекрасно это понимали.
Когда двоих увели, он вернулся на своё место.
— Всё сказанное останется в шатре, ясно? Если возникнет соблазн поболтать, спроси у Эдгара, чем обернулась его попытка.
Пленник кивнул.
— Ты не простолюдин, Левин, и не пытайся отрицать. Оливки растут не на лозах, а на деревьях. Как человек, чьи родители поднялись из простолюдинов в знать, могу сказать — тебя воспитали не в тех условиях, что их. Ты рождён в достатке и высшем обществе, это выдаёт твоя осанка и манера речи, как бы ты ни пытался их скрыть. Горд даже в нынешнем положении, но правду говорить не хочешь. Я уважаю желание сохранить тайну ради семьи, но должен спросить… они благородного происхождения?
— Да, и готовы заключить сделку ради моего безопасного возвращения, — произнёс Левин после оглушительной паузы.
Возможно, слова подействовали сильнее, чем ожидалось?
— Они влиятельны?
— Влиятельнее тебя.
Он с трудом сдержал смешок. Какая дерзость.
— Что ж, это и хорошо, и плохо. Хорошо — теперь я знаю, что они не какой-то мелкий дорнийский род, а из высшей знати. Плохо — у них явно хватит средств уничтожить меня, причини я тебе серьёзный вред, как твоему другу Эдгару.
— Он мне не друг.
Раздор уже пустил корни между пленниками. Совместная борьба и заключение часто порождали товарищество, особенно среди таких сплочённых людей, как дорнийцы, но каждый по-своему переживал схожие обстоятельства. Может, кто-то злился на добровольство Левина, или на то, что отправили говорить со мной Дорана, а затем Эдгара? Люди, которых я приставил «работать» возле загона, доносили об обрывках споров — по их словам, невнятных, то между отдельными пленниками, то между группками. Их единство трескалось, медленно, но верно, и вскоре должно было расколоться окончательно.
Это можно использовать.
— Как бы то ни было, ты поставил меня в сложное положение, Левин. Видишь ли, я не могу просто отпустить тебя из-за преступлений, в которых ты замешан, но и убить не могу — вдруг ты говоришь правду? Не хотелось бы тратить состояние на дегустаторов яда для себя и семьи до конца наших дней. Твой род действительно могущественнее моего… пока что.
— Пока что? — В его голосе промелькнуло замешательство.
Ага, значит из самых верхов знати. Я позволил себе усмехнуться:
— Левин, открою секрет, пока что строго между нами. Твоя семья, кем бы они ни были, и впрямь могущественнее моего дома. Но это временно. Способами, о которых нет смысла рассказывать, Штормовые земли, и особенно мои владения, станут восходящей силой в ближайшие годы. Этот процесс уже запущен, и даже моя смерть его не остановит. Если на меня или мою семью нападут, едва ли что-то помешает доброй половине Штормовых земель потребовать возмездия.
— И что?
— У всех этих домов глубокие карманы и ещё более глубокие обиды. Они несомненно придут мне на помощь, если, скажем, твоя семья или родичи любого из сидящих в клетках попытаются меня убить. Я дорожу своей жизнью и благополучием дома и земель, поэтому мы известим тех, кого вы называете роднёй. Солжёте — что ж, не будем о грустном. Если твои слова о благородном происхождении окажутся правдой, клянусь честью вернуть тебя живым семье, когда всё закончится.