Аэнарион чуть цокнул языком и отклонил слегка поводья вправо, побуждая лошадь повернуть. Та упираться не стала, понятливо фыркнув и свернув направо — туда, где уже была видна широкая полоса парка, разделявшая Тирион надвое. Следом за головным верховым потянулась колонна крытых повозок. Возницы устало щурились в вечерних лучах, расслабленно переговариваясь. Сказывался и изрядно вымотавший всех день, полный беспокойств и наполненных неприязнью и ненавистью взглядов, и томительное ожидание новостей, закончившееся, тем не менее, крайне приятным итогом. Не говоря уже об общей изможденности от напряжения, в котором весь город пребывал со времени Валинорской Резни. Сопровождавшие их немногочисленные всадники, растянувшиеся редкой цепью вдоль каравана, выглядели более собранными, но и они постепенно ослабляли бдительность. До принадлежавшей Верным половины Тириона, где начинались посты «родной» стражи, было рукой подать, ожидаемых многими неприятностей на горизонте так и не возникло. Впрочем, здесь, можно сказать, повезло. Повозки покинули лагеря Ваниар задолго до того, как в ушах каждого жителя Валинора раздался голос Намо Мандоса, возвещавший об итогах суда. Что-то подсказывало Майтимо, что радость в связи с оправданием князя у некоторых златовласок может быть несколько бурной, Верные ответят со всей возможной любовью и почтением. А итоги празднования не понравятся никому — и Судье, только только разрешившему спор миром, особенно.
Лицо молодого нолдо приобрело задумчивое выражение, когда мысли поневоле обратились к последним новостям.
Нет, бескровное возвращение отца, ради которого не пришлось бы разносить Валинор по камушку, наполняло сердце радостью. Случись иначе, случись худшее — и принц костьми бы лег, чтобы вытащить его из застенков. Однако в том, что ата сумеет выбраться, проскользнув танцем между каплями дождя и оставив обвинителей с носом, Майтимо изначально почти не сомневался с самого начала. Даже, если не брать в расчет пророческий дар матери, говорившей, что вероятность оправдания велика, даже если не учитывать поддержку Владыки Земной Тверди, что само по себе было бы огромной ошибкой… первенец Малекита вырос на руках своего отца, узнав его ближе, чем любой из братьев — а быть может, и ближе, чем Ноло или Лаурэ. С детства впитал его холодную, выверенную расчетливость, умение сохранять хладнокровие там, где другие уже предадутся ярости или панике. Жесткость, порой граничащую с безжалостностью, но почти неизменно приводящую к пользе — его самого и Первого Дома. В ночь Валинорской Резни эти качества помогли Верным избежать того же кровавого месива, что случилось у остальных, а Аману — обойтись сравнительно малой кровью. Нет, если бы Отца Драконов приговорили бы к заточению или изгнанию — это случилось бы по его плану, а не согласно замыслу Сулимо. В глазах Аэнариона Малекит был чем-то незыблемым и постоянным — как белоснежные пики Пелори, Великое Море или два Древа.
Интерес и неоднозначность скрывались в деталях и мелочах.
А из мелочей и приговора, и обстоятельств самого суда невооруженным глазом (ну, с точки зрения Руссандола, прошедшего специфическую школу «коварства и дальновидности») было видно, насколько те, кто стояли за решением суда, пытались удержать обе стороны конфликта в мире, придя к хотя бы видимости компромисса, который будет учитывать интересы всех. Ни дать, ни взять, родитель, которому приходится едва ли не с длинномером вымерять размер куска пирога для каждого из детей — потому, что иначе обделенный тут же заявит, что у брата больше, и стукнет «обидчика» по носу. В итоге, поняв, что дети все равно начнут драку, родителю оставалось только плюнуть и развести их по разным комнатам, пока не остынут — иначе при дележке пирога ушлые детишки просто обещали разнести весь дом.
Здесь же, похоже, «родитель» решил отрубить накорню, выстроив сыновьям по личному дому и строго на строго наказав не появляться на пороге друг у друга. Окончательно разделить Нолдор на два народа, не просто выделив главным смутьянам и дебоширам собственное место жительства вдалеке, но и, говоря прямо, закрепив итоги Раскола решением Валар. Выше — только Эру. Потомки Индис и те, кто пойдут за ними, стали полноправными наследниками Финвэ и всех его трудов. Потомки Мириэль и их сторонники — получили изгнание, но и возможность идти дальше собственным путем, не оглядываясь на решения Таникветиля.
Как это не иронично, но сроднившиеся с Ваниар, те, кто шел прямой дорогой к «единству всхе трех родов Эльдар» в том виде, как его видел Властитель Западных Ветров, теперь с гордостью и чувством превосходства могли называть себя Нолдор. Потомками тех, кто когда-то пересек Море и осел в Благословенном крае, победившими в борьбе с Отступниками и, наконец, очистившими свои ряды от последних крох их влияния. Главный бунтарь и мятежник теперь даже не сын Нолдорана! Те же, кто изначально смотрел в будущее, кто видел народ Тириона не марионетками очередной Силы, мастерами и воителями, подлинными наследниками всей Арды, а не одного лишь Валинора, в конце концов, те, кто встал щитом перед алчно щелкавшими клешнями Паучихи… Что же. Их ждал Тол Мориост и запрет появляться за Пелори. Чертоги Ауле больше не навестить. А предводителей — еще и клеймо тех, от кого собственный пращур предпочел отречься.
Интересно, приложил ли руку к этому приговору отец во время торга? Посчитал ли он сознательно, что подобное — более, чем разумная цена за то, чтобы Манвэ уже махнул на Верных рукой и пусть не до конца, но отстал? Было ли это вынужденной, навязанной извне мерой, на которую пришлось согласиться ради снятия обвинений? А может быть — пронеслась шальная мысль — дело здесь было вовсе не в этом? Просто поставить Финвэ перед таким окончательным выбором оказался единственным способом вытащить из Чертогов Ожидания Мириэль?
Последнее обстоятельство, пожалуй, несколько вводило в замешательство. Ата всегда говорил о собственной матери с неизменным почтением, уважением и любовью. Посторонние этого не замечали. Но таких случаях голос отца точно пропитывался воспоминаниями. Будто не расстался с ней во младенчестве, но вырос на ее руках и был знаком лично. Однако порой создавалось ощущение, что говорит он не о Тэриндэ, заточенной в глубинах Мандоса. В словах о ней присутствовала скорее скорбь и негодование за несправедливость. Сейчас же… сейчас эта нолдиэ, Мириэль, бабушка . Она должна была скоро прибыть вместе с Малекитом. Стать частью семьи. частью клана .
Откровенно говоря, Майтимо не совсем пока что понимал, как ему реагировать — и с точки зрения семьи, и с точки зрения Дома. Каким образом выстраивать теперь мостки с новым родичем. С ата и марэ все было понятно изначально. Лаурэфиндэ был наставником и старшим другом, порой, тем не менее, подчиняясь Руссандолу, как принцу. Младшие были младшими, а с Нолофинвэ Аэнарион всегда чувствовал себя на равных. Здесь же, с одной стороны — старший родич. По крови. С другой — никакой эмоциональной связи, непосредственно между ней и принцем, пока что не существовало.
«Дожили. В огонь бросаться, вытаскивая из пожара Тэлэри, ты не боялся. А с одной единственной нолдиэ не знаешь, как поговорить», — Майтимо тихо хмыкнул про себя, покачав головой и осматриваясь, стряхивая с себя расслабленное оцепенение, охватившее весь отряд.
Под копытами коня застучали камни широкой мощеной дороги — одной из тех, что вели через парк. Над головами уже смыкались причудливой зеленой аркой первые деревья, когда вспорхнувшие нескольких десятках метров птицы, явно потревоженные кем-то, поневоле привлекли внимание принца. Заставили насторожиться, сощурив золотые глаза.
Что-то здесь было не так. Сердце накрыло предчувствием тревоги и скорых неприятностей. Будь то прокравшийся в город хищник, один из недобитых Искателей, ошметки которых до сих пор порой вылавливали из лесов Тени или Вознесшиеся, или чего-то похуже, около каравана ему делать было нечего.
— Ускориться, — коротко приказал принц, кладя руку на рукоять меча. — Давайте быстрее к дому. И хватит уже болтать. Не хватало еще…
Лишь на долю мгновения опередив мелькнувшее среди зелени движение, сопровожденное характерными хлопками тетив, Аэнарион повиновался вбитым в него рефлексам и урокам, сделав единственное, что успевал — резко вздернул лошадь на дыбы, разворачивая и будто ставя ее между собой и стрелявшими, чувствуя глухой удар о кожу и металл седла. Под жалобное, полное боли ржание умирающего в конвульсиях животного он успел спрыгнуть, откатившись за ближайшую повозку.
— На землю!!!
Из живота и груди несчастной лошади, своей жизнью спасшей хозяина, торчал пяток длинных белооперенных стрел. Изящных, вырезанных словно из цельного белоснежного кристалла. С губ Майтимо, вслед за проклятием, начали срываться строфы заклинательной песни. Проклятие, многое он бы сейчас отдал за один из Камней Силы, с которым можно было творить чары почти что мгновенно!
Второй залп ударил вслед за первым, колючим неприветливым дождем пройдясь по колонне. Однако Верные, предупрежденные воплем предводителя, уже были готовы. Кто-то проворно спрятался за широкими щитками тележек, доставая оружие. Многие всадники успели поднять щиты, принимая выстрелы неизвестных. Парочка умельцев и вовсе раскрутили клинки веерной защитой, на ходу отбивая посланные смертельные подарки.
Удача миловала — залпы сидевших в засаде ранили лишь одного нолдо. Того, кто вел повозку следом за принцем — одна из белоперенных стрел пронзила ему плечо, пригвоздив к торцевой стене. Однако и он, шипя и бранясь, резким движением сумел сломать древко, после чего, сняв себя с «вертела», ловко в укрытие.
Наконец, Аэнарион завершил заклинательную песню, сделав пасс рукой в сторону засады — и мерцающего вида защита, соткавшаяся из ставшего плотным воздуха, окружила отряд незримой стеной, заставив новые неприятные подарки зависнуть на половине полета десятками смертоносных украшений.
Из сопровождавших колонну Эльдар Намо не распахнул двери своих чертогов ни перед одним. Чего не скажешь о лошадях. Убийцы явно целились не только во всадников или возниц, пусть не и были главной целью. Словно не желая, чтобы добыча ускользнула, лучники смертоносной косой прошлись по скакунам. От всей колонны уцелело лишь два-три коня.
«Проклятие!»
Аэнарион скрипнул зубами, из своего укрытия пытаясь разглядеть нападавших.
Увы, но преимущество сейчас явно было не на стороне воинов Первого Дома. Начиная с того, что на дороге вся колонна была, словно на ладони. И заканчивая отсутствием арбалетов — по договору с Финвэ и Ингвионом, во время отправки помощи следовало иметь с собой как можно меньше оружия. И точно не приносить с собой ни алебард, ни арбалетов. Просто, чтобы не создавать излишней напряженности — стороны и так были на грани от того, чтобы вцепиться друг другу в глотки. На землях Верных за безопасность отвечали Верные. Но в кварталах Нолдор Короля и Ваниар сила оставалась за их стражей и Вознесшимися.
И вот он, результат! Интересно, они просто, по обыкновению, недоглядели, или Арафинвэ на радостях от оправдания Малекита решил преподнести подарок?
Воистину, ничего нельзя было доверить посторонним. Даже безопасность. Особенно безопасность.
— Смотрите, друзья! — полный смертельно мрачного злорадства голос донесся из глубины рощи. Смутно знакомый голос. Руссандол точно слышал его раньше. Однако, кем бы он ни был, неизвестный искренне радовался происходящему. — Без своих ящериц, без арбалетов, без алебард, против тех, кто может дать им ответ — они уже не те гордые, смелые Верные, без страха лишающие жизни — ради «блага Валинора», конечно же. Эй, трусы! Вылезайте! Хоть вы того и не заслуживаете, мы дадим вам отправиться в Мандос, пав смертью воинов, а не бешеных собак!
Под дружный, поддерживающий хор смеха и возгласов кусты затрещали, пропуская разом сомкнувшуюся, разом перегородившую пути к отступлению стену щитов. Волосы окружали головы горящими расплавленным золотом коронами — другие цвета, хоть и присутствовали, но были в меньшинстве. Все же большая часть собравшихся были из Благословенного Народа. Копья склонены вперед. Глаза, горевшие мрачным пламенем возмездия — так им наверняка казалось — недобро прищурены в сторону Верных. Круглые щиты большинства украшены ликами Валар — златовласки даже не пытались прикрыть свои намерения, выдавая себя за кого-то другого. Костяк же, перекрывший дорогу, ведущую к княжеским владениям, и вовсе составляли Когти Тулкаса. Перепутать их с кем-то другим было почти что невозможно. Рост и стать, из Эльдар уступающие разве что Вознесшимся, бугрящиеся под одеждой, словно высеченные из камня, мышцы. На щитах гордо вставал на задние лапы золотой лев в окружении кроваво-красного поля.
Но ни пурпурных всполохов, ни сиявших фиолетовым глаз, ни чародейского смрада, что несли за собой слуги и оружия Жаждущей.
Из-за своего укрытия Аэнарион с интересом всмотрелся во вражеский — похоже, именно что вражеский, оговорки на эту тему были излишними — строй, выискивая взглядом предводителя всего этого золотистого балагана.
Идти на прорыв сейчас было бы безумием. Лошадей эти твари Тулкасовы посекли. На своих двоих же, из окружения и в меньшинстве, играя в салочки с лучниками… Попытаться можно было бы. Но чутье подсказывало, что до своих доберется разве что сам принц, пока остальные постараются задержать нападавших. На такое Аэнарион пойти не мог. Капитан корабля свою команду не бросает. Пытаться увещевать? Нет, можно, конечно, было бы попробовать. Пока златовласки с подобных потуг катались бы со смеху, их можно было бы перебить. Если уж конкретно эти Ваниар и примкнувшие к ним Нолдор Короля решились на подобное, наплевав не только на помощь, что их народу оказывали Верные, не только на прямые приказы правителей народов, но и на вынесенный Валар приговор — увещевания и призывы к миру их сегодня не остановят.
А вот пришедшее к Майтимо подкрепление было бы уже куда более весомым аргументом.
Золотые глаза сощурились в задумчивости.
Подчиненные Ангарина, растворившиеся незримыми наблюдателями в городе среди подданных Финвэ, наверняка уже заметили неладное. Сами, быть может, они прийти помочь и не смогли бы — вооружены следившие за Тирионом Тени сейчас почти то не были. Да и не справятся разрозненные одиночки против строя. Зато передать весточку на ту сторону смогут быстрее ветра — Аэнарион сильно сомневались, что Ваниар взяли под контроль весь парк. Для начала — ближайшему патрулю, что дежурил на границе. Затем сразу же дальше по эстафете, вплоть до Ангарина, марэ и командира Черных Стражей.
Если бы только получилось потянуть время и отсидеться в обороне! Прибытие разъяренного и жаждающего убивать Лаурэ они точно вряд ли ожидают. В целом… шансы были. Стрелки сейчас были почти то бесполезны. Схватка же строй на строй позволила бы продержаться достаточно долго.
— Мне, вытаскивавшему Эльдар из огня, будет вещать о трусости тот, кто, подобно змее и крысе, бьет в спину и нападает исподтишка? — Аэнарион поднялся в полный рост, делая знак своим. Обнажив клинки и копья, подняв щиты, Верные сомкнули ряды вокруг принца, прикрывая медноволосого — на тот случай, если щит ослабнет, и снова полетят стрелы. Теплое дерево остановившихся повозок было пусть и не слишком прочной, но стеной, у которой, собравшись в колючего, ощетинившегося стальными иглами ежа, присягнувшие князю приготовились держать удар. — Мне это говорите вы? Те, кто на искреннюю помощь платят черной неблагодарностью и сталью, кусая протянутую руку?
— Тебе, змееныш, говорит это отец убитых детей. И муж убитой жены, — раздался все тот же, смутно знакомый голос. Из расступившихся рядов Когтей, поддержавших фигуру своего вожака дружным гулом, вышел рослый мужчина из числа Ваниар. Майтимо действительно случалось его видеть в одном из лагерей. Эхткалэ, кажется. Один из тех, кто скорее удавился бы на собственных кишках, чем принял помощь от Первого Дома — так, что их взяли на себя подданные Финвэ. Серые глаза, взгляд которых и раньше не предвещал ничего хорошего, сейчас и вовсе словно был отчасти скрыт кровавой поволокой.
— Моя девочка была тринадцати лет, когда смерть от драконьего огня нашла ее. В чем она провинилась? Даже будучи среди Искателей, она не решала ничего . Просто не могла еще решать. Она пришла учиться — и только. Мой сын, твой ровесник, пришел на праздник, послушать пение пение сестры — и стал, как вы их называете, одурманенным. Он пытался защитить ее в пылу схватки. Твой отец испепелил ее. Как мне сказали, лишь мимоходом, огненным плевком сверху. Просто затем отправившись дальше, жечь и убивать. Мою супругу пронзил алебардой твой, отродье Пламенного Духа, наставник, когда открылся разрыв! — Ваниа недвусмысленно указал копьем в сторону принца. Мужественное лицо исказила чистая, незамутненная ярость. — Ни один из них, в отличие от всех вас, смерти не заслуживал! Не говори мне о той помощи, что якобы оказываете. Я скорее плюнул бы вам в лицо, чем принял хоть крупицу ее. И все, здесь присутствующие, меня лишь поддержали бы — у каждого из нас ваша свора отняла родичей. Насовсем, навечно! Мы ничего не должны вам, Отрекшимся. Единственную благодарность, что сегодня вам достанется — это быстрая смерть. Для большинства.
Взгляд Эхкткалэ задержался на Аэнарионе. Тот, впрочем, твердо выдержал взгляд, подняв длинный тонкий клинок на середину груди, позволив ему чуть повиснуть на пальцах.
В какой-то мере его врага было даже жаль. В какой-то мере. Боль окончательной потери пожрала разум с потрохами. Не объяснишь уже, что даже для девушки тринадцати лет после чуткого обучения у Искателей Совершенства возврата уже, считай, не было. Особенно для девочки тринадцати лет, если подумать — ведь чем раньше окунаешься в эту дрянь, тем податливее к искажению разум и фэа. Не расскажешь, что не было тогда возможности разбираться тот разрыв, что обеспечил Пятно в Тирионе, мог бы стать далеко не единственным. Про одержимых говорить не было смысла тем более.
— Валар судили моего отца, — произнес он вместо этого, наводя оружие на противника. — В том числе и твой собственный наставник и Владыка, Тулкас Доблестный. Судили — и оправдали. Ты пойдешь против их решения? Столь вольнодумное поведение скорее свойственно подданному князя, но никак не благонравному ваниа.
— Мой наставник, отродье, всегда называл Зло — Злом. Тьму — Тьмой. А Врага — Врагом, — жесткая усмешка, точно трещина в скале, появилась на лице Когтя. — И нас учил тому же. В этом, увы, была ошибка Короля Арды. Он был излишне милосерден. И когда приговорил Мелькора лишь к трям сотням лет заточения. И когда решил проявить милосердие в отношении пригретой на груди змеи. Если ты видишь Тьму, мальчишка, ты не играешь с ней в поддавки, не улыбаешься мило, и не даешь ей второй шанс. Ты встречаешь ее грудью и щитом, копьем и кулаками. Так нас учили. И так мы и поступаем сейчас.
Коготь выдержал паузу.
— Что касается тебя, змееныш… Что же. Через тебя сегодня правосудие, что не дали нам Валар, свершится. Сегодня ты лишишься всех своих отростков. А так же глаз, ушей и даже языка. Ты явишься в Чертоги Ожидания слепым, глухим и немым. Безруким и безногим. И когда твой отец и твоя подстилка-мать увидят это, когда они почувствуют вкус гнили и пепла на своих губах также, как каждый из нас… Тогда они хоть немного поймут, что чувствовал я. Поймут. А потом еще раз. И еще. И еще. Не сразу, не в один день. Но шаг за шагом. Вплоть до тех пор, пока тварь, которую ты называешь ата , не лишится каждого из своего приплода. Каждого. А затем и жены, что ребенка под сердцем носит. Вот тогда настоящее, а не мнимое правосудие настанет.
Глаза цвета расплавленного золота зло сощурились, наливаясь опасной желтизной холодной, удерживаемой на поводке, ненависти. Аэнарион что-то говорил о жалости? Что же, стоит отдать Эхтакалэ должное. Принц брал свои слова назад. Ничего, кроме клинка в сердце эта бешеная скотина, посмевшая даже подумать о том, чтобы поднять руку на клан , не заслуживала. Майтимо больше не видел, и не собирался видеть чужую боль. Лишь потенциальную опасность, что следовало вырвать с корнем.
— Хоть себе то не ври, ладно уж окружающим, — сын Малекита опасно усмехнулся. — Не о правосудии речь ведешь. О крови . Хочешь за нее расплатиться кровью, за смерть — смертью. Только вот осознаешь ли ты и твои дружки, что за этим последует? С кем собираешься столкнуться? — Руссандол сделал шаг вперед, так, что несколько Ваниар все же поневоле отшагнули. Впрочем, Эхткалэ и Когти не шелохнулись. — Если мой отец, которого ты так хочешь наказать через меня и братьев, действительно настолько ужасен, как все вы, каждый из вас, о нем говорите. Рискнете разозлить дракона по настоящему? Хотите, чтобы всех уцелевших Ваниар испепелили огонь и чародейство? Этого вы желаете? Князь Малекит Куруфинвэ Феанаро может это устроить.
— Нашел, чем пугать, — из горла ваниа вырвался полный иронии смешок. — Именно этого я от него и ожидаю, отродье. Он попытается это сделать. Будь уверен. И тогда все — и Валар в том числе — поймут, что с таким, как твой отец, компромиссов и договоров быть не может . Вашу заразу с лица Арды уже выжгут каленым железом. Из Мандоса мертвые вернутся. В отличие от вас!
Копье свистнуло в воздухе, устремляясь вперед — настолько быстро, что Аэнарион едва успел уклониться, отшагнув в сторону.
* * *
Мерный, монотонный, заставляющий впасть в своеобразную медитацию стук пальцев, длящийся уже на протяжении нескольких часов, заставил Лаурэ вновь с беспокойством взглянуть на сидевшую во главе стола эльдиэ. Та будто не шелохнулась — с того самого времени, как с лица спала первая, искренняя радость — в то мгновение, когда оба они услышали приговор Маханаксара. Феанаро оправдали . Причем оправдали, с точки зрения самого Лаурэ, едва ли не полностью, с настолько незначительным наказанием, что для обвинителей оно наверняка звучало форменным издевательством. Не иначе, как сам Куруфинвэ Намо на ухо формулировки нашептывал. Изгнание вместе с Верными в Наггаронд? Тот самый, куда и так, со временем, собирались перебираться окончательно? Отречение Финвэ? Зная Малекита, он скорее посчитал бы это наградой, наконец-то насовсем избавившись от влияния того, кто вечно пытался сковать его жажду отправиться на Восток. Возвращение из Мандоса всех погибших в ночь Резни? Верные получали от этого больше, нежели теряли.
И это не говоря уже о возвращении матери князя.
— Нер, — Кроворукий, как его, по словам Майтимо, потихоньку начали прозывать (по мнению самого Лаурэ, лучше уж это прозвище, чем прежнее. Переметчивый его бесило по-настоящему), не выдержал — успокаивающе положил ладонь на плечо медноволосой. Та, встряхнулась, будто выходя из транса и поднимая изможденный постоянной тревогой взгляд на друга. — Успокойся уже. Я серьезно. То, как ты себя изводишь, ребенку хорошо не сделает.
— Новостей не было? — тут же последовал вопрос, предвосхищающий любые последующие попытки успокоить.
— Ничего, — Черный Страж покачал головой, неодобрительно смотря на то, как облаченные в шелк пальцы вновь пускаются в пляс. Перчатки Нерданэль надела лишь недавно и по настоянию Лаурэфиндэ — до того, беспокоясь, просто ободрав себе все пальцы ноготками. Едва ли не до мяса. — Повторюсь. Успокойся. Твоего мужа оправдали. Он скоро будет здесь.
— Он — да, — Нер, словно не замечая увещеваний, устремила взгляд в одну единственную точку. — Феанаро отправился на несправедливый суд. Как я и предвидела. И он одержал там победу. Как я и предвидела — шансы на это были высоки. Однако окончание суда равно нападению на нас, — рыжая нолдиэ глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. — Я не думаю, что оказавшись права дважды, я ошибусь в третий раз, касающийся этого дня, друг мой.
Финдэ счел за нужным промолчать, глубоко вздохнув.
Сам он не владел тем даром, что был столь развит у его княгини и подруги, несмотря на то, что сам Феанаро видел в нем потенциал — Лаурэ неоднократно замечал за собой, что способен предчувствовать события прямо во время боя. Однако обучение, за исключением вот такой «повышенной реакции», проходило медленно. Далеко за край взглянуть не получалось. Однако даже из уроков Феанаро он извлек главное. Будущее не высечено на камне. Оно состоит из множества дорог. Тысяч и тысяч, больших и малых, тысяч нитей, переплетающихся в единое полотно. Ни одно из пророчеств не обладает незыблемым действием. Это, в конце концов, и позволяет Рожденным брать собственную судьбу в свои руки.
И все же волнение Нерданэль поневоле передавалось и воину. Настолько, что когда двери кабинета распахнулись, пропуская взмыленного, тяжело дышащего Ангарина, Лаурэфиндэ воспринял это едва ли не как облегчение.
— Говори, — голос княгини же наоборот, звучал удивительно спокойно для состояния, в котором она находилась лишь несколько мгновений назад.
— Парк между нашими сторонами, — коротко отрапортовал глава Теней, глотая воздух. — На караван Майтимо напали. Ваниар. В их числе Когти Тулкаса. Там уже свалка. Передовой отряд отправился на помощь.
Смысл сказанного дошел лишь удар сердца спустя, заставив главу Черной Стражи очень опасно сузить глаза.
Что они сделали? Ваниар. Те самые, чьи златовласые головы и фэа они недавно спасали. Рискуя собственными жизнями, проливая кровь Верных, среди которых было достаточно учеников самого Лаурэфиндэ. Ломая себя же об колено, когда приходилось по-настоящему мостить дорогу трупами сородичей-эльдар — просто потому, что это было единственным выходом, единственным способом спасти их от судьбы намного хуже? Те самые, к которым Нер и Майтимо сейчас отправляют караван за караваном?
Финдэ медленно, точно каменное изваяние с постамента, поднялся из-за стола, тяжело опираясь на него руками.
— Ангарин, — налившийся металлом голос Нерданэль. Эльдиэ говорила таким тоном, что мужчина поневоле скосил глаза.
И куда, спрашивалось, делась уставшая, измученная тревогой, носившая под сердцем ребенка женщина, что еще недавно ободрала себе все пальцы? Или не было ее вовсе, и ему лишь чудилось? Перед двумя Нолдор небрежно восседала собранная, выпрямившая спину, расправившая плечи правительница, на точеном лице которой не дрожала ни одна, даже самая тонкая черта. Нер выглядела так, будто волнуясь до срыва в предверии беды, получив ее подтверждение, она разом выдохнула. Отбросила все беспокойство в сторону и начала действовать по заранее обдуманному плану, давно уже сформированному за часы перебора всевозможных, даже самых худших вариантов будущего.
— Первое. Гонца к дому Финвэ, — голос княгини звучал жестко. — Если в этой грязи замешан Арафинвэ, я желаю знать это. Письмо я напишу. Второе. Всех Теней рассредоточить сейчас вдоль всех основных путей до парка. В том случае, если к нападавшим будет идти подмога — мы должны узнать об этом первыми, и по возможности, задержать ее. Третье. Оповестить все патрули на границах. Пусть действуют, как мы и обговаривали. По худшему из вариантов. Не пропускать никого извне, кроме посланцев Ауле или дракона моего мужа. Четвертое, — серые глаза опасно сверкнули. Оповестить по нашей земле. Каждого Верного. Наши худшие опасения подтвердились. Клинки наголо! Каждый наш подданный, способный держать оружие. Должен быть готов в течение ближайшего времени сражаться, и явиться на место сбора для дальнейших распоряжений.
— Понял, — Ангарин, поневоле вытянувшийся в струнку, коротко кивнул.
— Лаурэфиндэ, — стальные сурово сузившиеся очи повернулись к Черному Стражу. — Я могу попросить тебя об одолжении?
— Мне кажется, я догадываюсь, в чем оно будет заключаться, — мрачно усмехнулся предводитель Черных Стражей.
— Эти сулимовские отродья посмели напасть на моего первенца. Напасть, после того, как он возвращался с караваном помощи. Поднимай своих Мор Тирит. Отправляйся туда. Вытащи Майтимо и его спутников. И наглядно продемонстрируй этим неблагодарным тварям всю глубину их заблуждений. Не сдерживайся — как не сдерживался в свое время в Валимаре.
— Об этом тебе не нужно было меня просить.
Подхватив стоявшую рядом алебарду, Лаурэфиндэ вихрем вылетел из кабинета — так, что немногочисленные Нолдор, встречавшиеся ему на пути, поневоле шарахались в стороны. едва стоило посмотреть в лицо ближайшего помощника Малекита. Все, что копилось все эти долгие дни со времени резни, похоже, наконец нашло выход наружу.
Похоже, родичам его отца было мало того, что произошло совсем недавно. Решили прийти за добавкой. Что же, у Кроворукого было достаточно стали, чтобы накормить каждого страждущего.