CHRONICLE "The Boys" (зарисовка)
Пролог. Не все люди равны.
Возясь со старой камерой, устанавливаю ее на треногу, пытаясь понять, как она вообще работает. Последнюю двадцатку, выданную на обеды на весь месяц, пришлось потратить на эту рухлядь. Нащупав среди потертых кнопок нужную, я, наконец, сумел включить ее.
На маленьком экране ожило изображение. В зеркале на стене отражался темноволосый парень, стоящий за камерой. Ракурс, конечно, был не лучший, но в тот момент об этом я не подумал. Увидев своё отражение на дисплее, на моем лице появилась слабая улыбка.
Как говорил в одном из интервью Хоумлендер: “ Герой должен хорошо выглядеть на камеру, просто потому, что он пример для всех остальных .” Когда я это впервые услышал, мне пришла в голову мысль, что сильнейший герой в мире должно быть был создан для подобных интервью. Думаю, не стоит говорить, что мне с детства нравился Хоумлендер, его плакат до сих пор висит у меня на стене над кроватью.
Сместив фокус камеры, я запечатлил потрепанный постер. Синее на красном, лукавая улыбка и лицо, словно у голливудской звезды. Впрочем, Хоумлендер и был звездой, не только как супергерой, но и как актёр. Он охотился на преступников, шпионов, террористов. Глядя на него, я ещё в детстве понял: не все люди равны. Что бы я ни делал, мне никогда не стать даже отдаленно похожим на него.
В шесть лет кажется, что мир крутится вокруг тебя. В шестнадцать понимаешь, что вокруг тебя крутятся разве что мухи, да и тем от тебя что-то нужно…
Я впился взглядом в плакат, отчаянно желая быть таким же, как он. Но никто не знает, почему одни рождаются с суперсилами, а другие нет. “ Суперы рождаются только в Америке ”, — твердят некоторые священники. — “ Мы народ, избранный самим Богом .” Не то, чтобы я верил в Бога. При моей жизни скорее поверишь в Дьявола. Но факт остаётся фактом: суперы появляются только у нас. Это что-то да значит.
Внезапно по лестнице раздались шаги. Улыбка мгновенно исчезла с моего лица. Отец.
Шаги приближались, словно в каком-то дешевом ужастике, где за дверью крадётся маньяк в хоккейной маске. Вот только от маньяка можно убежать. От родного отца нет. Шаги замерли перед моей дверью. Ручка дернулась, но замок был заперт.
Резкий удар, отчего дверь заскрипела, но выдержала.
— Чего тебе? — не выдержал я первым.
— Ты чего опять закрылся? — заплетающийся голос отца прозвучал за дверью.
Он снова напился, испуганно понимаю. Бросив взгляд на камеру, разворачиваю ее в сторону двери. Будь на моем месте Хоумлендер, то он бы не трясся от страха. Он бы открыл дверь и поговорил с отцом, нашел бы нужные слова, чтобы тот больше не пил, но я не Хоумлендер, а потому вынужден трястись от охватившего меня ужаса, боясь, что меня снова изобьют.
— Я собираюсь в школу, — попытался я вразумить его.
Справиться с накатывающей паникой помогло лишь одно: я снова повернул камеру к зеркалу. Увидев себя на дисплее, я представил на своем месте Хоумлендера, он улыбался, ничуть не боясь пьяного отца. Это позволило мне успокоиться, взять себя в руки и больше не трястись от страха.
— Открой дверь, — отец говорил уже настойчивее.
Если я открою дверь, то он меня точно ударит. Будь на моем месте я старый, то я бы уже бежал к двери, опасаясь, что отец взорвется и вместо пары оплеух изобьет меня, но вместо меня в зеркале стоял Хоумлендер. Самый сильный герой в мире. Он не испугается какого-то алкоголика.
— Послушай… — начал отец, но я перебил, впервые за долгие годы:
— Нет, ты пьян, — набираюсь я храбрости хоть на что-то похожее на протест.
Мои слова не понравились отцу.
— Что ты сказал?! — с возмущением раздалось по ту сторону двери. — Я СКАЗАЛ ОТКРОЙ ЭТУ ЧЕРТОВУ ДВЕРЬ! — пьяно закричал он со злобой ударив в дверь, отчего она затрещала.
Ещё немного и замок сломается, с испугом понимаю, после чего отец выбьет из меня все дерьмо. А затем скажет, что это был урок для меня. Он уже так делал. Посмотрев на камеру, я увидел Хоумлендера, он все еще улыбался, но вот мне было чертовски страшно.
— Пап… — голос дрогнул. — Полвосьмого утра, а ты уже пьян…
Но мне не дали договорить:
— Не тебе решать пьян я или нет! — с яростью прозвучало за дверью.
Хоумлендер в зеркале поощрительно кивнул.
— Разве? — с трудом заставляю себя произнести, все еще стоя на своем.
— Что ты там вообще делаешь?! — вновь закричал отец, после чего обрушил кулаки на дверь, отчего щеколда затрещала, но она все еще держалась.
В этот момент мои руки затряслись от страха. Он точно изобьет меня.
Неожиданно для меня Хоумлендер в зеркале заговорил:
— Твой отец полное ничтожество, — улыбнулся он мне. — Дай ему отпор, скажи, что снимаешь все на камеру и отправишь запись в полицию. Он сразу отстанет.
Во все глаза уставившись на заговорившее отражение, я сумел выдавить из себя:
— Я снимаю, — поборов дрожь, слова вырываются из моего рта.
— А? — даже как-то растерялся отец. — Что ты сказал?
Хоумлендер поощрительно кивнул.
— Я купил камеру и теперь буду снимать все, — более уверенно отвечаю.
Отец за дверью замолчал. Постояв под дверью пару секунд, я услышал его удаляющиеся шаги. Хоумлендер в зеркале захлопал в ладоши. Он был доволен мной. Посмотрев на камеру, я подумал, что теперь буду ее носить с собой повсюду…
* * *
Стоило мне увидеть из окна, как синий «Бьюик» остановился перед нашим домом, как я схватил камеру и портфель, после чего поспешно открыл дверь и буквально промчался по лестнице в сторону выхода. Отец, наверняка, уже спал после ночной смены, но страх гнал меня вперед. Даже одна мысль встретиться с отцом на лестнице приводила меня в ужас.
Выбежав на улицу, захлопнув за собой дверь, я ощутил капли дождя, падающие с неба. Всю ночь лил дождь. Так что, пробежавшись по скользкой дорожке и чуть не упав, я заскочил в темно-синюю машину своего двоюродного брата. Мэтт, сколько я себя помню, был отличным парнем. Он не задирал меня, относился с уважением, даже подвозил до школы, когда его родители купили ему тачку.
Забравшись в машину и захлопнув за собой дверь, я первым делом потянулся к камере. Мне больше не хотелось ощущать себя слабым, бояться каждой мелочи, а потому я поспешно включил запись.
— Что ты делаешь? — Мэтт приподнял бровь, но я не ответил, наведя на него объектив.
Он тронулся с места, какое-то время молчал, видимо, ожидая, что я объясню свои действия. Но я тоже молчал, наблюдая за ним через объектив камеры. Я старательно избегал прямого взгляда, боясь встретиться с его глазами. Больше всего я боялся, что он попросит выключить камеру. Но мне это было необходимо, чтобы не бояться. Он должен был это понять.
Спустя какое-то время:
— Ну, мне спросить о камере? — Мэтт нервно ухмыльнулся, он не привык, что его снимают.
В конце концов, хоть он и хороший парень, но далеко не Хоумлендер. У Мэтта и самого хватало проблем, чтобы разбираться ещё и с моими. Мне не к кому было обратиться за помощью, именно поэтому я притащил с собой камеру и словно полный придурок сейчас снимаю немного смущенного двоюродного брата.
Мэтт явно ждал моего ответа.
— Не знаю, я снимаю сейчас, снимаю всё, — уклончиво ответил я.
— Всё снимаешь? — он усмехнулся.
— Да, — последовал мой ответ.
— Ясно… — он понизил голос, на секунду встревоженно глянув на меня, а затем сделал вид, что всё в порядке.
Мэтт… хоть и был хорошим парнем, но слишком мягким. Я это давно заметил. Слишком правильный, чтобы послать меня к чёрту с моими проблемами. Возможно, ему было бы лучше так и поступить. Возможно, даже мне стало бы от этого легче. Хоть мне и нравится с ним общаться, но в такие моменты я всегда испытываю вину. Очевидно, он это делает не потому, что ему это нравится, просто… у него не хватает духу, чтобы послать меня, я будто бродячий пес, который прибился к его компании.
Какое-то время мы ехали молча. Мэтт рулил, а я продолжал снимать. Видимо ощутив достаточно дискомфорта, мой двоюродный брат включил музыку, став насквозь фальшиво подпевать. Он выглядел глупо, но, казалось, ему было привычнее выглядеть глупо, чем просто молчать.
И тут я увидел его. Хоумлендер парил за окном.
— Вау, — невольно вырвалось у меня, я на секунду подумал, что он может быть настоящим.
Мэтт, очевидно, воспринял это как реакцию на его пение и ухмыльнулся, стараясь выглядеть еще глупее.
— Боже, заткни его, — Хоумлендер зажал уши.
Я ничего не ответил, продолжив снимать. Мэтт же продолжил дурачиться, казалось, его забавляла моя реакция, и для него это было лучше, чем просто тишина. Когда песня закончилась, мы еще какое-то время ехали молча.
Отключив радио, краем глаза посмотрев в объектив, Мэтт решил продолжить разговор, старательно не обращая внимания на камеру:
— Читал Артура Шопенгауэра? — с любопытством посмотрев на меня.
Чертов понторез, проносится у меня в голове мысль. Обычно мы обсуждали комиксы или фильмы, а тут он решил блеснуть эрудицией. Кажется, я где-то слышал эту фамилию, но я не был уверен до конца где.
— Нет, что за Артур Шипенгаур? — все же произношу, поскольку, очевидно, в этот раз нельзя было промолчать.
— Он философ, я сейчас его читаю, — пояснил он.
Немного нахмурившись, я понял, что нам такого еще не задавали. Значит, это какой-то доклад.
— Задали? — решаю дать ему выговориться, раз уж он затронул эту тему.
— Нет, нет, — зачем-то два раза повторил он, — он пишет, что люди должны осознать себя, как существа чистой воли. Что думаешь? — пытается он втянуть меня в разговор.
— Нууу… — протянул я, после чего замолчал.
Мэтт, видимо поняв, что я сегодня не настроен на разговоры, решает продолжить:
— Он пишет, что все эмоциональные и физические желания нельзя удовлетворить, — с намеком посмотрев на меня.
— Он намекает, чтобы ты отключил чертову камеру, — хмыкнул за окном Хоумлендер. — Не позволяй ему управлять собой. Тебе разве недостаточно отца, который постоянно пытается тебя контролировать?
Стиснув руками камеру, смотря только в объектив, я нашел в себе силы, чтобы ответить:
— То есть ты говоришь, что я должен забить на свою жизнь? — сухо уточняю.
— Да, — кивнул он, после чего весело рассмеялся.
Вот только я не смеялся.
* * *
Весь остаток пути мы с Мэттом молчали. Тишина в салоне была густой, натянутой, как струна. Мэтт явно корчился от смущения после моей реакции, а я просто снимал. Не то чтобы нам было о чем говорить, мы и раньше не находили общих тем. Мы не были друзьями. Если бы не настойчивая просьба тети, Мэтт даже не стал бы со мной здороваться. Я это понимал, думаю, и он тоже. Вот только у него не хватало духу перестать притворяться благодетелем.
Его согласие с тем, что я должен смириться и плыть по течению, говорило о нем больше, чем любые слова. Я сидел в его машине по одной-единственной причине: так захотела его мать, моя тетя. Никаких других мотивов не было. И даже за это я, по идее, должен был быть благодарен, иначе пришлось бы плестись под ледяным ливнем до автобусной остановки. Может, и стоило бы сказать “спасибо”. Вот только… благодарности во мне не было. Мэтту стоило бы наконец перестать слушать свою мать и начать думать своей головой.
— Он просто тюфяк, — раздался рядом голос.
Хоумлендер развалился сиденье сзади, сложив руки за головой, и осклабился в своей фирменной, ослепительно фальшивой улыбке.
— Почему ты его еще терпишь? Он тебе не поможет. Он даже себе помочь не в состоянии. Ну правда, взгляни на него — будто брошенный кот, только и умеет жалобно смотреть своими невинными глазками. «Накормите меня… почешите за ушком…» — он театрально приложил ладонь к щеке, изображая жалобную мордочку, а потом резко скинул маску. — Нахер котов! Хватай врага за яйца и дави их всмятку! Вот так! — его кулак в алой перчатке сжался с хрустом.
Я промолчал, продолжая снимать. Хоумлендер пару секунд изучал мое лицо, потом брезгливо скривился.
— Нахер тебя, — он демонстративно плюнул в сторону. — Когда отрастишь яйца — зови, — с этими словами он исчез, оставив меня наедине с Мэттом.
А мы как раз подъехали к школе. Я глубже вжался в сиденье, ощущая, как по спине ползет холодок беспомощности. Но камера все еще была в моих руках, значит, день можно будет пережить. Школа… Мне она всегда была ненавистна. Ни друзей, ни целей, ни даже призрачной надежды на лучшее будущее. Отец уже дал понять: денег на колледж, даже самый дрянной — нет. После выпуска сразу на работу. А когда стукнет восемнадцать, он выставит меня за дверь. Озвучил он это, разумеется, в пьяном угаре, но я не сомневался: он свое обещание выполнит.
Так какой смысл в хороших оценках? Какой смысл во всей этой учебе, если в итоге меня ждет касса в супермаркете или конвейер?
— Учиться, учиться и еще раз учиться, — пробормотал Мэтт, словно подслушав мои мысли.
Мне чертовски хотелось в колледж…
— С дороги! — рявкнул он на парочку школьников, выскочивших перед капотом.
Мэтт всегда любил бейсбол больше алгебры, но зубрил учебники, чтобы не расстраивать мать. У него были все возможности: деньги, поддержка семьи… Но он слепо шел по накатанной, не решаясь свернуть. А у меня и этого шанса не было. Кто-то скажет, что это не справедливо, но я с детства знал, что люди с рождения не равны.
Машина остановилась на парковке. Мэтт привычным движением отстегнул ремень, а я уже потянулся к двери, но он не двинулся с места. Неожиданно. Обычно он мчится на уроки, как на пожар: для него важно, что подумают учителя, родители, весь этот мир, который он так старается не расстраивать.
— Ты не идешь? — не скрываю удивления.
— Я… тут еще потусуюсь, — он избегает моего взгляда, копаясь в сумке с преувеличенным усердием.
И тут до меня доходит. Он стесняется. Стесняется быть рядом со мной. Не то чтобы это было новостью. Но даже через объектив камеры я видел, как он отвернулся, как его плечи напряглись.
— Опоздаешь на первый урок, — тихо говорю.
— Да, я заберу тебя после седьмого урока, — все же посмотрев на меня, фальшиво улыбнувшись.
Ощущая себя одиноким, я покинул машину двоюродного брата, тихо захлопнув за собой дверь. Одиночество накрыло с головой, в груди образовался ком. Может, Хоумлендер в чем-то и прав. Мэтт меня не спасет, для него чужие ожидания важнее собственных мыслей. Кто бы его самого спас…
* * *
— Это моя школа, — мой голос прозвучал глухо, будто сквозь вату. Предательство Мэтта все еще сидело в груди холодным комком.
По коридорам нескончаемым потоком шли ученики, погруженные в свои дела. На камеру бросали любопытные взгляды, на меня самого нет. Появись здесь Хоумлендер, вся школа сбежалась бы в восторге, но я был никем, не интересен даже самому себе. Обычный неудачник, который даже собственному отцу-алкоголику не может дать сдачи. Ничтожество, одним словом.
На доске объявлений красовались фотографии кандидатов в президенты школы. Формально участвовать мог каждый. По факту побеждали только те, кто уже купался в лучах славы. Можно было предложить гениальный план спасения школьной столовой от вечного дерьма, вместо нормального обеда, но побеждал тот, у кого больше подписчиков в инстаграме.
Даже, если бы я рискнул выдвинуться, то за меня проголосовал бы всего один человек. Я даже не уверен, что Мэтт за меня проголосует, не после сегодняшнего, когда он струсил зайти со мной вместе. Может, я драматизирую, но мне действительно было обидно.
После ухода Хоумлендера и предательства двоюродного брата, моя уверенность куда-то испарилась. Меня спасало лишь то, что в моем мире существовал лишь обзор объектива. Вот только камера в руках вдруг стала казаться не щитом, а мишенью. Взгляды цеплялись, шепот висел в воздухе. "Чё, кино снимает? Фрик…" Но я цеплялся за камеру, как утопающий за соломинку. Через него мир казался чужим — плоским, как экран. Я не участвовал, я лишь наблюдал. Так было проще.
Школа сегодня была последним местом, куда мне хотелось идти. Но и домой возвращаться не было желания от слова совсем. Кто-то другой на моем месте давно бы сбежал, но на моем месте не было никого, кроме меня самого.
— Аааааа! — в кадре внезапно возникло перекошенное лицо одноклассника.
— Че, документалку снимаешь про лузеров? — он скорчил рожу, а его друзья загоготали. — Сходи в туалет, сними, как срёшь! Будет всяко лучше твоего кинца!
Им было весело, а вот мне совсем нет. С камерой я привлекаю слишком много внимания, с одной стороны мне нравилось то, что хоть сегодня я не пустое место, но с другой… ни к чему хорошему это внимание не приведет. Меня начнут называть фриком, возможно, вызовут отца в школу, а тот в привычной ему манере всыплет мне ремня.
Камера защищала меня, но и она же делала меня целью для шуток и насмешек.
— Выбери Стива президентом школы! — подбежала ко мне темнокожая ученица, демонстративно показав на камеру плакат с фотографией этого самого Стива. Темнокожего красавчика, а заодно и спортсмена, которому все это нужно было, чтобы подать документы в престижный университет. Деньги у него точно есть, я видел на какой он тачке приезжает в школу, но престижным учреждениям этого недостаточно, нужно еще проявлять социальную активность.
— Да, конечно… — промямлил я, поспешно сбежав.
Тяжело вздохнув, я убрал камеру в сумку. Будь на моем месте Хоумлендер, то он бы точно не отступил, но я всего лишь Эндрю Детмер, немного замкнутый, неуверенный в себе неудачник. Так что я решил поменьше светить камерой в школе, лишь в местах, где мне никто не помешает. Либо, когда мне будет нужна защита. Хоумлендер так и не вернулся, так что мне приходилось терпеть насмешки одноклассников одному. Даже Мэтт так и не появился, а я сам не стал его искать, если он меня стесняется, то ни к чему его позорить перед друзьями…