Глава 9. Встреча со Сноу.
Распорядок дня Рикона Старка почти не изменился с тех пор, как в его доме поселился внучатый племянник.
Он проснулся до рассвета, убедился, что его жена еще спит, надел одежду и вышел из спальни. Северный ветер холодно покусывал кожу, но Рикон не обращал на это внимания — он родился в суровую зиму, и холод был его самым старым другом.
Он направился в столовую, где начинал трапезу в одиночестве, пока остальная часть семьи еще спала. Это были единственные моменты в течение дня, которые он мог разделить со своим единственным сыном.Эйваром Сноу.Его единственным ребенком.
Рикону было сорок два года. Севером он правил девятнадцать лет, с тех пор как умер его отец, и, насколько он помнил, у него была лишь одна неудача: у него так и не было наследника.
От этой мысли его нутро словно пронзил нож, а за ним пришло болезненное чувство вины. Он стиснул зубы, но продолжил идти.
Свою жену он знал восемь лет, и уже спустя несколько лун после свадьбы она забеременела. Но ребенок, которого она носила, родился мертвым, оставив Джиллиан в горе, а Рикона — лишь с одним сыном.
Эйвар…
Он все еще помнил его мать. Она преследовала его, насмехалась, шептала сладкие слова, а потом оскорбляла его за то, что он не смог должным образом воспитать мальчика, их мальчика.Ее звали Дейлла Дейн — самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Его единственная настоящая любовь. Жена его никогда не узнает об этом.
Рикон должен был жениться на ней. Он хотел этого. Но у них были разные боги. Ее дом никогда не стал бы его, а его — ее. К тому же она была дорнийкой, врагом южан. Женитьба на ней выглядела бы как мятеж в глазах великих домов Севера, да и собственных знаменосцев.
Когда Дейлла умирала, рожая Эйвара, она умоляла его дать сыну имя Старка. Но Рикон знал — только король мог узаконить бастарда. У него был брат и трое племянников, его наследство не находилось под угрозой. Узаконить сына означало оскорбить брата и вызвать гнев северных лордов.
И он ничего не сделал.
Он ненавидел себя за это.
Джиллиан Гловер была женщиной, которую каждый северный лорд хотел бы видеть своей леди. Но Рикон не любил ее. Никогда не любил. И знал, что не полюбит. Их брак был браком долга, но этот долг они оба не исполнили.
Эйвар и Джиллиан никогда не ладили. Тесть Рикона даже пытался устроить скандал из-за бастарда в Винтерфелле, но Рикон быстро его пресек, ударив в лицо.Это был не самый умный поступок. Его жена еще долго оставалась холодна с ним после этого, а среди лордов одни осуждали его поведение, другие же смеялись, признаваясь, что хотели бы сделать то же самое со своими тестями.
Но Рикон не заботился о том, что говорят люди.
Эйвар был его мальчиком. Единственным. Он был отцом благодаря нему.
И будь он проклят, если кто-то попытается отнять это у него.
Наконец он добрался до столовой, где его ждал сын.
Эйвар никогда не начинал есть без него. Он всегда был хорошим сыном. Рикон лишь надеялся, что со временем он станет еще и хорошим человеком.
Он крепко обнял его, взъерошил волосы и сел напротив.
— Что ты думаешь о своем кузене? — спросил он, когда слуга принес бекон и яйца.
— Разве я не его дядя? — Эйвир усмехнулся. — Насколько я помню, его мать была моей кузиной.
— Да, но, учитывая, что вы примерно одного возраста, «кузен» звучит естественнее.
Бастард кивнул, отломил кусок хлеба и сказал, чем удивил Рикона:
— Он хочет научить меня читать. И не только. Он говорит, что хочет сделать меня своей правой рукой.
Рикон этого не ожидал.
— Почему?
— Не знаю. Он сумасшедший, этот наш принц.
Лорд Винтерфелла поднял бровь.
— Сумасшедший?
— Да. То, что он делает, кажется нелогичным, но в этом есть своя логика. Он не безумен, просто мыслит иначе, чем все мы.
Хранитель Севера задумался на мгновение.
— Давно пора тебе научиться читать и писать, Эйвар. Надеюсь, ты будешь слушать уроки своего кузена.
— Да.
Рикон удивился. Он не ожидал, что сын так быстро согласится. Эйвар никогда не проявлял интереса ни к чему, кроме меча.
— Хотя бы потому, что он действительно умеет сражаться, — добавил Эйвар. — Пока я могу драться с ним каждый день, не вижу причин не научиться у него паре вещей. Он уже удивил меня однажды. Может, сделает это снова.
Искра в глазах сына не ускользнула от Рикона.
Эйвар всегда был странным мальчиком — волком в шкуре щенка. Хитрым и коварным. Лорд Винтерфелла так и не смог его укротить, но сын любил его достаточно, чтобы уважать. Их отношения напоминали отношения Альфы и молодого волка. Щенок скоро вырастет. Рикон надеялся, что влияние Джейхерона пойдет ему на пользу.
Как по заказу, принц Семи Королевств вошел в большой зал, на мгновение бросил взгляд на стол и направился к Эйвару, который лишь нахмурился.
— Доброе утро. Надеюсь, я не прервал важный разговор.
— Мы как раз о тебе говорили, — небрежно бросил бастард. — Мой отец удивлен твоим интересом ко мне.
Джон на секунду расширил глаза, а затем кивнул дяде.
— Прошу прощения, дядя. Я просто был впечатлен мастерством Эйвара в фехтовании и хотел…
— О, черт возьми… — громко вздохнул бастард. — Не говори, как чертов южанин. Ты больше не на Юге. Просто говори то, что должен сказать.
— Эйвар, — предостерег Рикон.
— Не поощряй его быть напыщенной южной стервой, изрыгающей сладкие речи. Ты же хочешь, чтобы он понял, что он северянин. Так не сажай его на цепь.
Лорд Винтерфелла встал, обошел стол и ударил сына. Эйвар лишь улыбнулся.
Джон закатил глаза и покачал головой. Он никогда бы не осмелился заговорить так с одним из своих отцов.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — спокойно сказал он. — Но если я слишком забочусь о приличиях, то ты слишком заботишься о том, чтобы быть грубо честным. Можно выражать мысли без сладких слов и без грубости.
Эйвар закатил глаза.
— Мне больше нравится мой стиль.
— То, как ты разговариваешь, неуважительно к твоему отцу и всем остальным. Я не против, если ты будешь так говорить со мной, но только наедине.
Глаза бастарда опасно сверкнули.
— Я никогда не проявлял неуважения к своему отцу.
— Проявлял, — без тени сомнения ответил Джон.
Эйвар нахмурился, посмотрел на отца. Между ними словно пролетел молчаливый разговор. В конце концов, сын опустил голову. Джон понял — ему стало стыдно.
Но уже в следующую секунду Эйвар подозрительно посмотрел на принца.
— Сначала ты хочешь научить меня читать и писать, теперь учишь, как говорить. Ты не думаешь сделать из меня настоящего южанина, надеюсь?
— Знаю, и не хочу.
— Тогда чего ты хочешь, принц?
— Друга.
После этих слов повисла тишина. Рикон наблюдал за мальчиками с интересом.
— Это было довольно жалко, — усмехнулся Эйвар. — У тебя же в Королевской Гавани целая свора друзей, ждущих своего благородного принца?
— Несколько есть, — кивнул Джон. — Но здесь, в Винтерфелле, у меня нет друзей. Как и у тебя.
Эйвар перестал смеяться и посмотрел на него долгим взглядом.
— Кто теперь жалок? — Джон позволил себе легкую улыбку.
— Я надеру твою напыщенную задницу.
— И все равно останешься без друзей.
— Хватит! — прогремел Рикон. — Если вы, дети, хотите спорить, делайте это после еды. И я запрещаю вам драться, если только это не спарринг под надзором сира Стеффона. А теперь заткнитесь, ешьте и идите наслаждаться обществом друг друга где угодно.
Джон и Эйвар опустили головы в знак извинения, но Джон снова заговорил.
— Мы займемся учебой, как только закончим поститься.
Эйвар поморщился.
— Нет, не будем.
— Да, будем, — строго ответил Джон. — Мне что, повторить то, что я говорил тебе вчера?
Эйвар проворчал что-то неразборчивое в ответ. Удовлетворенный, Джейхерон молча продолжил трапезу.
Он мог заметить, что его дядя Рикон испытывал необычайное удовлетворение от общения с мальчиками, и, как ни странно, он тоже чувствовал нечто похожее.
(-)(-)(-)
— Почему в слове „рыцарь“ есть эта чертова „ы“ и чертова „а“?!
Сидя в библиотеке замка, Таргариен и Сноу устроились за столом, чтобы продолжить обучение последнего. Эйвар был умен, этого Джон не мог отрицать, но его характер оставлял желать лучшего.
— Я не знаю, просто так оно и пишется, — ответил Джон.
Эйвар застонал и переписал слово. Он сделал бы это хоть пятьдесят раз, лишь бы запомнить. Он был перфекционистом — и это могло ему пригодиться.
— Что дальше? — спросил он.
Джон написал еще одно слово на пергаменте. Вопреки его ожиданиям, Эйвар знал большую часть алфавита, но почти не разбирался в орфографии и с трудом читал.
— Я знаю это слово. Это «волк», — сказал он с обиженным видом.
— Верно.
Джейхерон записал еще тридцать слов под удрученный взгляд Эйвара, а затем зачитал их вслух.
Сноу выругался, но снова взялся за перо и Джон улыбнулся глядя на это.
— Молодец, — похвалил его он.
— Ты кусок дерьма, — ответил Сноу, тяжело вздохнув.
— Кусок дерьма не стал бы тратить на тебя время.
— О, потому что ты так заботишься обо мне, — саркастически бросил Эйвар.
— Вообще-то да, — подумал Джон с легкой улыбкой.
— Чем лучше ты становишься, тем полезнее ты будешь.
— О, значит, я теперь инструмент?
— Нет, — Джон закатил глаза. — Но чем более полезным ты становишься, тем большим человеком ты становишься. Представь себе, что тебе постоянно приходится полагаться на других: кто-то должен читать за тебя, кто-то учить тому, что ты мог бы постичь сам. Этого ты хочешь? Быть зависимым? Или ты предпочел бы, чтобы другие зависели от тебя?
Эйвар выглядел одновременно раздраженным и подозрительным.
— Ты умеешь играть на чувствах и манипулировать людьми, заставляя их делать то, что тебе нужно.
Джон открыл рот, чтобы возразить, но вовремя осёкся. Эти слова задели его. Потому что в них была правда. Он провел детство и юность в Королевской Гавани — среди лжецов, интриганов и подхалимов. Он всегда считал себя хорошим человеком, но кем он стал в итоге?
Он вспомнил слова, которые Эйвар бросил ему за завтраком, назвав его «напыщенной южной сучкой, изрыгающей сладкие слова». Была ли это правда? Неужели он действительно таким стал? Неужели он забыл, что значит быть северянином?
Джон задумался о Вольном Народе, о том, как они называли его южанином, как он сам был неловок в их среде, слишком уверен в своей картине мира. Он вспомнил, что переродился более двухсот лет назад, и вдруг задумался: а был ли Север тогда иным? Может, те, кого он считал своими предками в прошлой жизни, были ближе к Вольному Народу, чем даже сам лорд Эддард?
Потому что Джон не мог представить, чтобы Нед Старк ударил своего оруженосца.
Теперь, когда он задумался об этом… Что сказал лорд Рикон? Он предупредил свой народ, что любой, кто осмелится навредить его племяннику, столкнётся с его гневом. Но почему? Почему он счёл нужным сказать это?
— Что думают обо мне люди Винтерфелла? — резко спросил Джон.
Эйвир удивлённо поднял брови, глядя на него так, словно его принц сказал нечто невероятно глупое.
— Я думал, это очевидно.
— Просвети меня.
— Ты, блядь, принц Таргариенов, — усмехнулся Сноу. — Ты часть семьи, которая покорила Север, обложила его налогами. Ты чужак, но ты наш принц. Если бы у тебя была сестра, ты бы её трахал.
Джон поморщился, но Эйвир продолжил:
— А твоего отца здесь презирают. Потому что Беннард, твой дед, на каждом углу утверждал, что Деймон изнасиловал его дочь, а потом вынудил её выйти за него, чтобы спасти её от позора рождения бастарда.
Он с усмешкой склонил голову набок.
— Тебе ещё что-нибудь нужно?
Джейхерон Таргариен застыл. Несколько мгновений он был словно парализован — оцепенение, шок, а потом… дракон внутри него пробудился. Ярость сжала его кулаки, заставила их дрожать.
Он мог понять подозрения северян. Он знал, что северцы не любят чужаков, не любят южан, а многие всё ещё мечтают о независимости. Джон понимал, что ему придётся доказать свою ценность… но что касается его деда…
Гнев вспыхнул в нём так ярко, что Вермитор почувствовал его через их связь и взревел в своём гнезде.
— Блядь! — Джон вскочил на ноги, пытаясь подавить всплеск эмоций и успокоить дракона.
Но это оказалось труднее, чем он ожидал. Потому что он не мог выкинуть из головы Беннарда Старка.
Старый волк уже пытался унизить его, задавая вопросы, на которые не смог бы ответить ни один Старк его возраста. Джон мог вынести это — он пережил и худшее. Но человек, который публично лгал о браке своей дочери, лишь бы опозорить собственного внука? Как назвать такого? Каким ослеплённым гордыней ублюдком нужно быть, чтобы сказать ложь подобного масштаба?
— С тобой всё в порядке, чёрт возьми? — Эйвир нахмурился, заметив, как Джон схватился за голову.
— Я… пытаюсь успокоить Вермитора, — не задумываясь, ответил он. — Я… не хотел, но… передал ему свою ярость…
Эйвир замер, а затем в его глазах вспыхнуло благоговение.
— Ты варг.
Изумление Джона мигом заставило его гнев испариться. Он оглянулся, проверяя, не слышит ли их кто-нибудь.
— Откуда ты знаешь это слово? — требовательно спросил он.
— У меня есть няня, — пожал плечами Сноу. — Она рассказывала мне истории об Эпохе Героев.
Его губы тронула улыбка.
— Но ты ведь варг, да?
Джон серьёзно посмотрел на него.
— Никому не повторяй. Иначе Верховный септон объявит меня колдуном, а самые благочестивые лорды потребуют моего изгнания как еретика.
Эйвир запрокинул голову и громко рассмеялся.
— Кого это волнует? У тебя и твоего отца есть грёбаные драконы!
— Я не хочу войны, — процедил Джон. — Особенно той, которую мог бы спровоцировать сам. Так что, ради всего святого, держи свой чёртов рот на замке!
Сноу поднял руки в притворной капитуляции.
— Ещё чуть-чуть — и мы сделаем из тебя настоящего северянина, — ухмыльнулся он. — Хотя, похоже, с твоими способностями ты уже сделал неплохой старт.
Джон закатил глаза, раздражённый его лёгким тоном.
— Ты, наверное, тоже варг, знаешь ли? — задумчиво проговорил он. — Просто у тебя пока нет связи с животным-компаньоном.
Глаза Эйвира загорелись, улыбка стала шире.
— Очень интересно… Ты действительно интересный. Я всё время узнаю от тебя что-то новое.
— Рад, что ты хотя бы это признаёшь, — Джон вздохнул. Его гнев всё ещё не угас, и Эйвир явно это видел.
— Что касается твоего деда… — начал Сноу. — Не будь идиотом и не устраивай ему разборки. Он всё равно будет отрицать всё, закатит скандал и потребует, чтобы ты убрался из Винтерфелла. Я сомневаюсь, что отец согласится, но скандал ударит по твоей репутации. Все скажут, что ты типичный южный интриган. А ещё… — он пожал плечами, — если он узнает, что я рассказал тебе всё это, меня накажут.
Вот исправленный и улучшенный вариант текста:
--— Джон проворчал, но кивнул.
— Мне нужно выпустить пар, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Возможно, уроки сира Стеффона пойдут тебе на пользу.
Эйвир закатил глаза, но всё же последовал за ним из библиотеки.
— Хуже Гаррета, я полагаю, быть не может. Но, если честно, думаю, мои уроки принесут тебе гораздо больше пользы, чем любые наставления от вас обоих.
— Я в этом сомневаюсь.
— К концу дня ты уже не сможешь стоять на ногах.
Эйвир рассмеялся — низко, жестоко.
(-)(-)(-)(-)(-)
К тому моменту, когда солнце скрылось за горизонтом, Джон уже перестал сомневаться в своём кузене.
Мастерство Эйвира в фехтовании было поразительным. Смехотворно поразительным. Никогда прежде Джон не страдал так сильно на тренировочном дворе. Семь раз их приходилось разнимать, и только в одном из боёв победа досталась принцу. Сир Стеффон дважды останавливал их поединки, пока они не зашли слишком далеко, но, если бы он этого не сделал, Джон почти не сомневался, что потерпел бы поражение — как и в четырёх других случаях.
По крайней мере, тренировки проходили в Богороще, где никто не мог их видеть. Но даже так Джон не мог избавиться от чувства унижения при мысли о том, что его мог бы победить бастард.
Эйвир был… нечеловеческим. Он был просто слишком хорош. А Джон, в отличие от него, потратил слишком много времени на изучение языков, политики и истории, пренебрегая частью своего военного обучения и слишком полагаясь на опыт своей прошлой жизни. Эйвир же держал меч в руках с тех пор, как научился ходить. И это была разница между ними — ну, это и его неестественный талант.
Сир Стеффон не скрывал своего потрясения. Когда они остались наедине, он признался принцу, что никогда прежде не видел ничего подобного. Джон поверил ему. Если Эйвир будет продолжать в том же духе, однажды он станет одним из величайших мечников в истории.
Джону он нравился так же сильно, как и пугал его.
В его речах было что-то от Вольного Народа, в его прямоте — что-то освежающее после десятилетия жизни при дворе. В своей прошлой жизни Джон был бы рад расти рядом с ним — особенно если бы это сводило с ума леди Кейтилин.
Эйвир очаровывал его. Не только своим характером и мастерством, но и самим фактом своего существования. Джон никогда не встречал упоминаний о нём ни в одной исторической книге, которую читал прежде. Но как такое возможно?
Как человек, который мог бы стать его величайшим героем, даже более великим, чем Рыцарь-Дракон или Молодой Дракон, мог исчезнуть из истории без следа?
Ответ пришёл к нему ночью, когда он лёг в постель, ощущая на теле ноющие следы от многочисленных ударов бастарда.
Эйвир умер слишком рано.
Слишком рано, чтобы совершить что-то достойное упоминания, чтобы мейстер посчитал нужным вписать его имя в историю.
Страх охватил его, когда он сжал кулаки. За исключением дяди Рикона и Эйвира, в этой семье не было ничего, что напоминало бы ему о доме. Будь он проклят, если позволит потерять бастарда Винтерфелла. Еще один Сноу не умрет.