Веди_нас,_предводитель!_Глава_12.epub
Веди_нас,_предводитель!_Глава_12.docx
Веди_нас,_предводитель!_Глава_12.fb2
Скачать все главы одним файлом можно тут
Глава 12. Фолкрит
— Преследовать и гнать? — расхохотался я. — Что в этом нового? Идём, Меграс Лурц, нужно найти место посуше, вдалеке от реки. Вон там, слева, я вижу верхушки деревьев. Разведём костёр, вспомним, что такое тепло и сытость.
Склон — пологий, укрытый камнями, практически скрытыми под мхами, лишайником и жирной, тёмной землёй, — привёл нас к древним секвойями и кедрам. В небе над головой прорезалось голубое окно, тут и там золотились столпы солнечного света. В лесу туман развеялся, осталась лишь глухая влажность да запах гниющей древесины. Пришлось отойти ещё на полсотни метров, пока не отыскали освещённый солнцем участок, где когда-то упал старый кедр. В сверкающем воздухе порхали бабочки, и со всех сторон доносилось лёгкое потрескивание сосновых точильщиков. Могучие корни кедра вырвали за собой землю, так что открылась скальная порода. Камень уже нагрелся на солнце.
Я начал отвязывать припасы, а Меграс принялся ломать на дрова ветви мёртвого кедра. Болдог отыскал освещённую солнцем мшистую площадку, свернулся и уснул. На миг я прикинул, что неплохо бы снять с него мокрую одежду, но увидев, как вокруг Болдога укладывается остальная свора, просто пожал плечами и продолжил разгружать коней.
Вскоре, развесив одежду на ветках рядом с костром, полностью голые, мы с Меграсом уселись на тёплый камень. Не знаю, как он, а я физически ощущал, как застарелый холод уходит наконец из костей и мускулов.
— На дальнем конце этой долины, — проговорил я, — река расширяется и образует лиман перед самым озером. Эта сторона является южным берегом реки. У самого устья будет скала, которая закроет нам обзор справа. Сразу за ней, на юго-западном берегу озера, стоит Фолкрит. Мы уже почти на месте, Меграс Лурц.
Могучий воин, сидящий по другую сторону очага, повёл плечами:
— Скажи, что мы нападём при свете дня, предводитель. Я обрёл глубокую ненависть к темноте. Костяной перевал ранил мне сердце.
— Нападём днём, Меграс Лурц, — ответил я, решив сделать вид, будто не услышал последнего его признания, ибо слова спутника отозвались в собственной душе так, что во рту появился кислый привкус. — Бóльшая часть нордов будет работать в полях, а значит, не успеют вовремя добежать до домов и укрыться внутри. Они увидят, как мы скачем на них, и познают ужас и отчаяние.
— Это радует меня, предводитель.
Всю ночь память мучила разум, подкидывая образы тех и иных событий. Показывала, что будущее в моих и только моих руках. Осталось взять его.
* * *
Вся долина обильно поросла секвойями и кедрами, нигде — ни следа вырубки. Под густым покровом хвои дичи было немного, а дни проходили в тягучем сумраке, который рассеивался лишь в прорехах, оставленных упавшими деревьями. Запасы пищи быстро таяли. Кони тощали, поскольку питались лишь жимолостью, мхом да горькими лозами. Псы начали грызть подгнившую древесину, глотать ягоды и жучков.
К середине четвёртого дня долина сузилась, прижимая нас всё ближе и ближе к реке. Однако мы упорно продолжали двигаться по лесу, на расстоянии от узкой тропы, которая бежала вдоль реки. Таким образом, незамеченными, приближались к Фолкриту.
На закате, когда в небе начало пробуждаться звёздное колесо, удалось добраться до устья реки. На тропе, у заваленного валунами берега, нашлись свежие следы, ведущие на северо-запад, но никто ещё не возвращался этой дорогой. Над быстрым потоком в воздухе чувствовался холод. Там, где русло расширялось у самого озера, из песка и гальки образовался островок, заваленный выброшенными из воды ветками и обломками древесины. Северный и восточный берега озера казались размытыми в дымке тумана над волнами. К этим, дальним берегам вплотную подступали горы, будто опустились на колени у подёрнутых рябью вод.
Спешившись, вместе с Меграсом принялись обустраивать лагерь, понимая, впрочем, что костёр этой ночью разводить нельзя.
— Те следы, — сказал через некоторое время Меграс, — похоже оставили норды, которых ты убил. Хотел бы я знать, что они собирались делать в узилище демоницы.
Я лишь равнодушно пожал плечами:
— Может, собирались её освободить.
— Не думаю, Драгар Геснер. Скорее уж укрепить печать. Обновить слабое зачарование на плите. А может думали добить ослабшую демоницу, покуда она не пришла в себя? А может хотели вырвать её душу, поместив в Камень Душ? Это наделило бы его великой силой.
— Демоница легко победила нас троих, в то время, как я один столь же легко одолел десяток тех нордов. Неужели ты считаешь, что у них была хотя бы тень шанса?
— Они могли воспользоваться моментом, когда демоница была слаба и не могла шевелиться. Вспомни, Драгар Геснер, ей понадобилось время, чтобы окрепнуть.
— И всё же, я не думаю, что люди были столь самонадеянны. Когда это они рисковали в последний раз? Будь там сотня солдат, другое дело. А так — лишь один смех.
— Тогда может они пришли туда за тем же, зачем мы ходим к статуе Малаката? — Меграс не отступал, вываливая на меня все мысли, которые скопились в голове за прошедшее время. — Возможно норды ходили в то место, как к оракулу, или даже полагали, что там живёт кто-то из их аэдра.
— В твоих слова яд, Меграс Лурц, — внимательно посмотрел я на своего спутника. — Та демоница — не аэдра, — что бы она там мне не говорила. — Она была пленницей камня. Малакат же — истинный бог. Нечего даже сравнивать.
Кустистые брови Меграса взлетели вверх.
— Я и не сравниваю, Драгар Геснер. Норды — создания глупые, а орсимеры — нет. Люди, по сравнению с нами, что сопливые дети, а потому склонны к самообману. Отчего бы им не поклоняться демонице? Кроме того, их чары… — он замешкался. — Маги ударили по тебе огнём, но добились лишь лёгких ожогов, которые сразу сошли на нет. Отчего так? Орки, увы, горят также легко, как и все остальные. Может колдуны готовили совершенно иные чары? Против даэдра. Но потом столкнулись с тобой, Драгар Геснер, отчего атаковали первым, что было на уме?
Я знал, что это не так. Нутро подсказывало, что Меграс ошибался и чары были настоящими. Просто моё сопротивление магии свело их на нет. Признаваться, однако, совершенно не тянуло. Поэтому изобразил, что задумался.
— Да… я тоже ощутил странность. Хотел успеть пролететь сквозь пламя и порубить их на куски. Думал, что придётся делать это, сгорая заживо, но огонь словно не сумел прилипнуть к коже. А ведь на мне нет никаких защитных чар или зачарованных амулетов. Выходит, это они напортачили.
— Значит я не ошибся. И кстати, ко мне пришла новая мысль. Норды могли поклоняться не демонице, а камню, которым её придавили — на нём ведь тоже были чары. И мы про них ничего не знаем. Что если они не восстанавливать их пришли? Что если им вообще недоступны такие сильные зачарования?
— Может быть что угодно, Меграс Лурц. Вообще не понимаю, к чему этот интерес! Я уже устал от бессмысленных слов.
— Я считаю, — настаивал он, — что всё это связано. Кости на Перевале принадлежат народу, который пленил демоницу. И это меня тревожит, Драгар Геснер, ибо кости эти очень похожи на человеческие — потолще, конечно, но всё равно не такие крупные, как орочьи. Может статься, что норды, которых ты убил, в родстве с этим древним народом.
— Что с того? — поднялся я на ноги. — Не желаю больше слушать. Сейчас нам следует отдохнуть и приготовить оружие. Завтра будем убивать. Всех, кого только встретим.
Произнеся эти слова, я направился к коням под деревьями. Рядом, среди собак, сидел Болдог, по-прежнему с трёхногой самкой на руках. Одной рукой орсимер бездумно поглаживал её по голове.
Какое-то время я наблюдал за ним, затем отвернулся и принялся готовить себе спальное место.
Звёздное колесо медленно проворачивалось на небе, единственным звуком вокруг оставался несмолкаемый плеск реки. Среди ночи ветер переменился, принёс запах дыма и скота, и один раз послышалось, будто вдали лает собака.
Без всякого сна я лежал на мягком мху и молился Малакату, чтобы только ветер вновь не переменился на рассвете. Норды всегда держали подле ферм собак — для тех же целей, для которых орсимеры разводили своих псов. Острый слух и тонкий нюх позволял вовремя узнать о приближении чужаков. Правда, эти собаки, наверное, иной породы — куда меньше орочьих. Клык со своей стаей быстро с ними разберётся. И атака будет внезапной… если только ветер не переменится.
Вскоре до моего слуха дошло, как Меграс поднялся и подошёл к тому месту, где спала свора. Покосившись на него, я заметил, что орк присел рядом с Болдогом. Псы вопросительно подняли головы и теперь смотрели, как Меграс гладил лицо своего друга.
Я не сразу понял, чему стал свидетелем. Меграс не гладил, а наносил на лицо Болдога боевую раскраску — чёрно-бело-серую, в цветах племени крогнаров. Так украшали себя лишь те воины, что осознанно ехали искать смерти в бою: знак того, что мечи их уже не вернутся в ножны. Но по традиции, обряд этот проводили стареющие воины, решив отправиться в последний набег, чтобы не умирать спиной на соломе.
Не дело. Пришлось встать.
Если Меграс и услышал мои шаги, то не подал виду. По широкому, грубому лицу орсимера текли слёзы, а Болдог лежал совершенно неподвижно и смотрел в небо, не мигая широко распахнутыми глазами.
— Он не понимает, — проворчал я, пытаясь до него достучатся, — но понимаю я. Меграс Лурц, ты бесчестишь всех воинов-крогнаров, которые носили прежде эту раскраску.
— Разве? Драгар Геснер, когда воин состарился, когда выезжает на последнюю битву — нет ничего славного в этом, ничего славного в боевой раскраске. Ты слеп, если думаешь иначе. Краска ничего не скрывает — отчаяние горит в его глазах. Ибо он пришёл к концу жизни и обнаружил, что жизнь эта была бессмысленна. Именно это понимание гонит их прочь из деревни, гонит на поиски быстрой смерти. — Меграс закончил наносить чёрную краску и перешёл к белой, размазав её тремя пальцами по широкому лбу Болдога. — Взгляни в глаза нашего друга, Драгар Геснер. Всмотрись.
О чём он?
— Ничего не вижу, — пробормотал я, тем не менее ощущая, что слова Меграса не прошли мимо меня. Они осели внутри.
— Как и Болдог, предводитель. Он вглядывается в… ничто. Но, в отличие от тебя, он не отворачивается. Смотрит со всем вниманием. Видит и ужасается.
— Ты бредишь, Меграс Лурц.
— Нет. Мы с тобой — орсимеры. Мы — воины. Мы не можем дать Болдогу утешение, и потому он пришёл за ним к этой собаке, самке с горечью в глазах. Ибо теперь он ищет утешения. И только его. Почему я дарую ему боевую раскраску? Он умрёт сегодня, Драгар Геснер, и, быть может, такого утешения хватит Болдогу Толзону. Молю Малаката, чтобы хватило.
— Поворот колеса почти завершился, — поднял я глаза к небу. — Пора готовиться.
— Я почти закончил, предводитель.
Кони задрожали, когда я начал втирать Чёрное Масло в лезвие своего деревянного меча. Псы вскочили на ноги, принялись беспокойно расхаживать туда-сюда. Меграс закончил красить лицо Болдогу и взялся за свой клинок. Трёхногая самка попыталась спрыгнуть с рук Болдога, но тот лишь крепче прижал её к груди. Только тихий рык Клыка заставил его заскулить и выпустить собаку.
Я тщательно закрепил на груди, шее и ногах Урагана броню из варёной кожи. Закончив, обернулся и увидел, что Меграс уже сидел верхом на своём скакуне. Боевой конь Болдога тоже был облачён в полный доспех, но стоял без повода. Все животные мелко дрожали.
— Предводитель, описания твоего деда до сих пор не подводили нас. Расскажи мне о расположении Фолкрита.
— Несколько бревенчатых изб размером в два крогнарских дома каждый. Второй этаж под крутой крышей. Тяжёлые ставни с бойницами, в передней и задней части — толстые двери, которые легко закрыть на засов. Ещё три больших строения: хлев для скота, кузня и землянка, в которой, видимо, жили, прежде чем построили основное помещение. У озера мельница и причал со сваями. И конюшня для лошадей.
Меграс нахмурился:
— Предводитель, сколько времени прошло со времён набега Ямарза?
Хороший вопрос, который беспокоил и меня. Ответ на него был неведом. Память не давала о подобном никакой информации, видимо считая слишком мелкой и незначительной деталью. Но оно и не важно. Мой путь начнётся с Фолкрита, хочу я того или нет. А я хотел.
Не глядя на товарища, запрыгнул на спину Урагана. В ответ на вопрос лишь пожал плечами.
— Много. Ты готов, Меграс Лурц?
— Веди меня, предводитель.
Я направил Урагана к тропе у реки. По левую руку показалось устье. Справа высилась, накренившись к берегу озера большая скала, на вершине которой росли деревья. Между ней и водами озера раскинулся широкий пляж, усыпанный округлой галькой.
Ветер не переменился. В воздухе чувствовался запах дыма и навоза. Нордские собаки молчали.
Я обнажил меч и поднёс блестящий клинок к ноздрям Урагана. Боевой конь вскинул голову. Перешёл с рыси в карьер, вылетел на каменистый берег, так что озеро осталось слева, а справа пронеслась скала. Позади мне слышался топот копыт скакуна Меграса, а за ним — собак, Болдога и его коня, который сбавил ход, чтобы бежать вровень с прежним хозяином.
Нужно только объехать скалу, повернуть направо и тогда — обрушиться на ничего не подозревающих крестьян с фермы.
Из карьера — в галоп.
Каменная стена исчезла, показались плоские, распаханные поля.
Из галопа — в боевой аллюр.
Ферма — закопчённые развалины, едва заметные за высокими стеблями пшеницы — и, сразу за ней городок, раскинувшийся вдоль берега озера и до самого подножия горы.
Высокие каменные строения, каменные же причалы, сколоченные из досок доки и множество лодок у самого края озера. Бо́льшую часть зданий на суше окружала каменная стена высотой примерно в два метра. Главная дорога, ворота в обрамлении двух приземистых, плосковерхих башен. Слой дыма над шиферными крышами.
Фигурки на башнях.
Город. За десятки прошедших лет Фолкрит превратился в полноценный город.
* * *
Толпы людей — просто не счесть! — побежали прочь, как только начал звенеть колокол, отмечая начало нашего набега. Местные крестьяне помчались к воротам, со своих пшеничных полей, бросая на землю нехитрые орудия труда.
Позади что-то проревел Меграс. И это был не боевой клич. В голосе воина звенела тревога. Я, однако, не обратил на этот крик внимания, поскольку уже догонял первого фермера. У меня появилась задумка прикончить нескольких на ходу, но так, чтобы не сбавлять темп. Остальных мечущихся людей можно оставить своре. Я же хотел себе тех, что укрылись в городке, за быстро закрывавшимися воротами и жалкими стенами.
Сверкнул меч, одним взмахом срубив голову фермеру. Женщина пронзительно завопила под тяжёлыми копытами Урагана.
Громыхнули, закрывшись, ворота.
Хмыкнув, я направил коня влево от них, не сводя глаз со стены, и наклонился вперёд. Мимо просвистела арбалетная стрела, вонзилась в разрыхлённую землю в десяти шагах справа. Ещё одна промелькнула над головой.
Стены были высокими, но и лошади у нас не просты. Особая порода, орочья — быстрая, сильная и резкая. Не сравнится с местными, которых удалось увидеть на скаку. Те были банально мельче, как сравнить орка и какого-нибудь мера.
Поэтому я решил попробовать перепрыгнуть. Откуда-то изнутри поднималось ощущение, что это возможно. Что это получится!
И вот взбугрились мышцы, лошадиные ноги оторвались от земли, и огромный боевой конь, будто играючи, перелетел на другую сторону.
И врезался копытами в скат крыши какого-то сарая. Во все стороны брызнули кусочки шифера, с хрустом переломились балки. Маленькое строение развалилось под моим с конём весом. Когда Ураган споткнулся и шире расставил ноги, чтобы восстановить равновесие, прочь ринулись куры, а затем скакун вновь прыгнул — и вылетел на глинистую колею улицы.
* * *