• Boosty Shared
• Виталий Петров

• T

• крестьянин
• безработный
• прочее
• отрывок

В следующую главу такое не вставишь, но текст готов, поэтому в таком формате буду оставлять некоторые из "осколков".

5к символов

* * *

Я сидел, скорчившись в углу тесной камеры, прижавшись спиной к склизкой, покрытой плесенью стене. Кандалы на запястьях и лодыжках впивались в кожу, холодные и тяжёлые, будто вросли в кости. Каждый раз, когда я шевелился, цепи дребезжали, как похоронный звон.

Темница воняла, как сточная канава: сырость, моча, гниль и ещё какая-то тошнотворная дрянь, от которой хотелось зажать нос, но руки в кандалах особо не разгуляешься. Вокруг творился сущий ад. Из соседних клеток доносились звуки, от которых кровь стыла: кто-то хрипло матерился, кто-то скулил, как пёс, которому переехали лапу, а где-то дальше по коридору надрывно рыдал мужик, будто его резали заживо.

Но всё это заглушал кошмар, разворачивавшийся в клетке прямо напротив.

Я туда не смотрел. Ни за что. Хватало звуков.

Визги зверолюдки, резкие, рваные, сменялись сдавленным хрипом, будто ей горло сжимали. Гоблины — их было трое или четверо, не считал — рычали, хохотали, как гиены, и что-то бормотали на своём уродливом наречии. Хлюпающие звуки, шлепки плоти о плоть, треск рвущейся ткани. Они не просто насиловали её — они рвали её на куски, как стая диких псов.

Я слышал, как она пыталась сопротивляться в начале: рычала, шипела, билась, но потом всё стихло до глухих стонов. Гоблинов накачали какой-то дрянью — их глаза, наверное, горели, как угли, а движения были дёрганые, нечеловеческие. Я знал, как это выглядит. Видел уже. Картинка в голове рисовалась сама: когтистые лапы, впивающиеся в бёдра, потные зелёные морды с кривыми клыками, пена у рта, пока они вгрызались в неё, толкаясь и хрипя от похоти. Один, похоже, пытался влезть ей в глотку, другой — куда-то ещё, а третий просто ржал, держа её за волосы.

Желудок скрутило, но блевать было нечем — последний раз мне кинули кусок чёрствого хлеба дня три назад. Да и за грязь в камере могли так наказать, что лучше сдохнуть. Я зажмурился, но звуки лезли в уши, как черви.

И тут шаги. Тяжёлые, ленивые. Надзиратель.

Здоровенный, как бочка, с сальной бородой, в которой застряли ошмётки еды, и мутными глазами. В одной руке он держал бутылку какого-то мутного пойла, пахнущего кислятиной, а вторая шарилась в кармане его драных штанов. По движениям было ясно — не мелочь он там пересчитывал. Ебанное животное. Он облокотился плечом о решётку моей камеры, уставившись на клетку напротив, где гоблины всё ещё творили своё. Его губы растянулись в мерзкой ухмылке, будто он смотрел на чёртов цирк, а не на эту мясорубку.

Я заметил, как его пальцы в кармане зашевелились быстрее, и чуть не сплюнул от омерзения. Он явно заводился, глядя на это. Опасный тип. Я знал, что для таких, как он, статус раба стирал всё — пол, возраст, ценность. Меня пока не трогали, говорили, я «особый товар», но пьяные или обдолбанные надзиратели плевали на приказы. А этот был уже в хлам — глаза стеклянные, рожа красная, язык заплетается.

Он вдруг повернулся ко мне, и сердце ушло в пятки.

Улыбка у него была, как у крысы, нашедшей кусок мяса.

— Эй, раб! — гаркнул он, дыхнув перегаром. — Ну как тебе шоу? Знатно девку рвут, а? Смотри, как она орёт!

Я сглотнул. Ответишь — плохо, промолчишь — ещё хуже. Надо выкручиваться.

— У раба нет своего мнения, — пробубнил я мантру, которой нас тут пичкали. — Раб — это товар для покупателя, не больше.

Он заржал, сплюнув на пол, и отхлебнул из бутылки. Пойло стекало по его бороде.

— Тьфу, скучный ты, как дохлый крыс! — он качнулся ближе к решётке, и я почуял, как воняет от него потом и дешёвым пойлом. — Слышь, а давай-ка повеселимся, раз такое дело? Старшого нет, пост пустой… — он подмигнул, и его рука в кармане задвигалась активнее.

Бля. Холодный пот пробил спину. Я знал, что он имеет в виду. Видел, как такие «веселятся» с другими. Кандалы вдруг стали будто в тонну весом. Надо было что-то делать, и быстро. Я вспомнил, как их главный выблядок всегда изгаляется, и решил сыграть в его стиле.

— Чё, серьёзно? — я выдавил ухмылку, хотя внутри всё тряслось. — Пока эти гоблинские уроды там рвут сочную зверолюдку с огромными сиськами и жопой, ты только и можешь, что в сторонке дрочить да к костлявому парню в кандалах лезть? — я склонил голову, пялясь на него. — Неужто даже рабыни тебе не дают, а? Или ты только на мальчиков западаешь?

Он замер, потом загоготал, чуть не уронив бутылку.

Сплюнул ещё раз, прямо мне под ноги.

— Ха, ну ты и сука! — он хлопнул себя по ляжке, ухмыляясь. — Ладно, мелкий, ты прав. Хватит тут с тобой трындец гонять. Слышал, эльфийку новую привезли? Вот это редкое мясо! Пойду-ка я её проверю…

Он отвалил от решётки, шатаясь, и потопал по коридору, бормоча что-то про «сочную задницу».

Я смотрел, как его жирная туша скрывается в темноте, и выдохнул. Жалко ли мне ту эльфийку? Честно? Похер. Здесь каждый сам за себя. Пожалеешь кого-то — и сам окажешься под гоблинами. Или под этим уродом.