Ранние лучи нового дня падали на четырнадцать монументальных, циклопических тронов Кольца Судеб, среди которых сейчас не было не занятых мест. Спускавшийся прямо со стоявшей позади скалы свет Лаурэлин, пронзая поднимавшиеся от земли последние клочки утреннего тумана, казалось, не оставлял находившимся на травяной площади существам ни одной возможности укрыться в тени. Однако ясная погода лишь еще более подчеркивала нависшую над высоким собранием тишину, что так и тянуло назвать «могильной». Не было слышно ни шороха перешептываний, ни тепла бесед, когда-то сопровождавших собрания Айнур. Лишь осознание грядущей битвы, которая лишь благодаря компромиссам не грозила перерасти из словесной в настоящую. Воплощение огня с мрачной готовностью бороться до конца взирало на Ветер, что внешне излучал абсолютную уверенность — точно действительно взирал на грядущее действие с вершины мира. Создательница Звезд с явным сожалением бросила взгляд на почти что безмятежный Океан. Доблестный и сидевшая рядом с ним Танцовщица с толикой неодобрения взирали на сидевшего напротив Охотника, что осматривал грядущее поле битвы с интересом настоящего полководца. А над всей плеядой неразрешенных конфликтов, своим местом словно разделяя и не давая сцепиться двум противоборствующим лагерям, реял Смерть, сменивший свою усталость, раздражение и явное недовольство собратьями на спокойствие и бесстрастность Судьи, призванного разрешить спор.
Многочисленная свита и те, кто должен был выступать на суде в качестве свидетелей, скапливались у подножия возвышавшихся над равниной тронов и становясь за их разнящимися по своему убранству и украшениям спинками. Едва слышные шепотки, тревожные взгляды, немые вопросы заполонили Маханаксар. Однако виновника всего торжества пока-что заметно не было.
И вот парчовое покрывало тишины бритвенно острым клинком рассекло надвое. Звук тяжелых, подкованных металлом сапог, своими подошвами немилосердно тиранящих белый камень ведущей к кругу дороги. Звон ударявшихся друг о друга тяжелых звеньев цепи из божественного тилкала — каждый раз, когда носивший их делал очередной шаг. И еще. И еще. Расправленные плечи и гордо поднятая голова того, кому не в чем было каяться.
Подсудимый молча прошествовал к внутреннему краю Круга Судеб сквозь расступившиеся волны толпы, не реагируя на пронизанный болью, потухший взгляд Короля Финвэ. На высокое собрание с совершенно не подходящем ситуации безразличием, без страха взглянули знакомые многим золотые глаза.
Князь Куруфинвэ Феанаро явился держать ответ за свои действия и добиваться справедливости, победив — или погибнув. Король-Чародей Наггарота Малекит пришел побеждать.
— Братья. Сестры. Наши верные служители из числа Майар и Эльдар, добрые жители Валинора, — со своего места, тяжелым голосом придушая было начавший подниматься шелест голосов, поднялась облаченная в черную мантию фигура Владыки Судеб. Сиявшие бледным призрачным светом глаза обвели взглядом Маханаксар, задержавшись на мгновение на подсудимом. — Все здесь присутствующие прекрасно знают, что несколько дней назад на земли Амана пала беда, что принесли так называемые «Искатели Совершенства». Предатели, продавшие свою верность и фэа Жаждущей, отродью тьмы, что сродни другим падшим Майар, — Малекит мысленно хмыкнул про себя на этот счет. — Раны, нанесенные той ночью, остались у каждого из населявших наш край народов. Ваниар, Нолдор, Тэлэри, даже Майар, — глаза судьи бесстрастно взглянули в сторону Властителя Западных Ветров. — Пролили свою кровь и понесли потери, предотвращая распространение вырвавшегося благодаря культистам кошмара. Сегодня мы собрались здесь для решения вопросов, касающихся исцеления ран Валинора — и судеб тех, кто пострадал, защищая его.
Хозяев Чертогов Мандоса вновь посмотрел прямо на стоявшего посреди Маханаксара скованного нолдо. — И прежде всего мы обсудим, взвесим и дадим оценку действиям, совершенным во время этой бойни князем Куруфинвэ Феанаро, — завершил Намо, возвращаясь на свое место. — Его деяния во время произошедшей трагедии были неоднозначны и требуют нашего суждения — на основании которого Валар решат его дальнейшую судьбу.
Цепи на руках слегка звякнули в такт легкому движению.
Хорошая речь. Раскладывающая все по полочкам. Жаль, друкай не присутствовал при ее составлении — можно было бы своими глазами увидеть сверхточные весы, что Намо грузик за грузиком выравнивал, готовя грядущее выступление так, чтобы не задеть нежные места ни одной из готовых сцепиться сторон. Впрочем, в способностях главы местного загробного мира убеждать всех вокруг, не обещая при этом ничего, Чародей изначально не сомневался. Будь иначе — не смог бы Намо столько времени в нейтралитете просидеть.
— Обвинители, вам слово.
Тяжело ударили о воздух уже знакомые крылья, приземляя могучую фигуру Эонвэ. Вестник Таникветиля встал по левую руку от Малекита. Бесстрастный взгляд скользнул по лицу эльфа, после чего повернулся к хозяину Чертогов Ожидания. Золотые глаза с интересом сощурились. Похоже, говорить от своего имени Манвэ предоставил своему глашатаю. Что же. Отдавая должное, это было не самым плохим ходом со стороны Властителя Западных Ветров. В отличие от своего господина, порой поддающегося эмоциям, спокойствие и непроницаемость крылатого могли сыграть его стороне на руку. Не говоря уже о том, что начни Сулимо сам дискутировать с несносной блохой — это смотрелось бы и вовсе, словно цирк.
— Владыка Намо. Я прошу тебя дозволить выступить в качестве свидетеля с нашей стороны Ингвэ, Верховного Короля Ваниар и правителя всех Эльдар.
Лицо Намо превратилось в мало что выражающую маску, через которую невозможно было понять, злится он от подобной просьбы, или нет. Однако мгновение спустя Судья величаво кивнул, вскинув руку вверх и простерев ее над зеленой травой подле своего трона. Сизый туман, светящийся в глубине, сгустившийся у основания пальцев Валы, плавно стек с простертой руки на землю, постепенно разрастаясь — до тех пор, пока не принял форму высоких, стрельчатых врат. Символы на них, неясные, постоянно стремящиеся изменить форму и сдвинуться с места, вспыхнули на мгновение синим пламенем. Створки неслышно распахнулись.
— Ингвэ Перворожденный. Выйди вон, ибо я желаю говорить с тобой, — разнесся над Маханаксаром гулкий голос.
Фэа любимца Манвэ осторожно, словно боясь споткнуться, переступила порог, взглянув на собравшихся призрачным светом своих глаз. Лишний туман спал с полупрозрачной фигуры резко обретшей четкость, являя всем присутствующим бестелесный облик Верховного Короля. Выглядел он откровенно неважно. На шее красовался след от удара, отправившего ваниа на отдых. На лбу залегли невиданные прежде морщины скорби. Щеки впали, как будто повелитель Ваниар голодал, по меньшей мере, год.
Король-Чародей невольно постарался присмотреться лучше. Был ли столь плачевный вид следствием пребывания Ингвэ в чертогах самой Смерти? Или же, как и рана, он был связан с непосредственными событиями скорби перед смертью? Увы, все больше раздражающие кандалы не давали узнать ответ.
— Ингвэ. Друг мой, — голос Эонвэ, до того способный посоперничать в твердости с каменным основанием Пелори, на мгновение смягчился. — Прошу тебя, расскажи о разговоре, что произошел между тобой, Олорином и князем Феанаро в последний раз, на площади у Гимнасия.
На мгновение пронзив Феанаро недобрым взглядом, Ингвэ заговорил, расправив плечи и подняв голову. Удивительно, но несмотря на то, что, по сути, эльда сейчас являлся призраком, слегка шелестящий, холодный голос, тем не менее, был наполнен самой настоящей эмоцией. Боль, дичайшая усталость, негодование, враждебность по отношению к стоявшему перед ним нолдо — сейчас здесь смешалось все.
— Феанаро прибыл в тот час, когда мы приняли бой с одурманенными культистами сородичами, — начал он свой рассказ. — С небес посыпались лучи света, испепеляя и обращая в пепел. Однако вместо того, чтобы ударить по колдунам, державшим в подчинении обманутых их проклятием, Куруфинвэ разил всех без разбору. А затем вниз обрушилось драконье пламя…
Скованные руки переплелись меж собой, скрестившись на груди. Абсолютно безэмоциональный, граничащий с безмятежностью, взгляд золотых глаз сосредоточился на лице бывшего противника, которого Вестник расспрашивал обстоятельно, периодически задавая уточняющие вопросы и особенно подробно расспрашивая об угрозах, что выдвинул князь, чем, собственно, и вынудил правителя Валимара согласиться на его кровавый план.
В целом — ожидаемо. Настолько, насколько в принципе можно было прогнозировать ситуацию. Итак питавший огромные сомнения, касающиеся согласия с планом Короля Чародея, подстегиваемый невероятным для долгое время не знавшего страданий Амана чувством боли и вины за произошедшее, после своей гибели от рук прятавшейся среди Черных Стражей оборотницы Ингвэрон пылал праведным призрачным гневом, справедливо, из его виденья ситуации, считая, что допустил ошибку, доверившись предателю. Не разыграть подобную карту Манвэ бы не мог — даже, если бы супруга как следует приложила бы Владыку Ветра сотканной из звездного света сковородкой.
— Я виноват в том, что прислушался к его словам, Владыка Манвэ. — голова воплощенной души склонилась. Призрачное лицо исказила гримаса боли. — Я сам, собственной рукой сделал то, за что сам себя не прощу никогда. И я понимаю, что даже, если выйду когда-нибудь из Чертогов Ожидания, уже не имею ни права, ни какого-либо доверия вести Ваниар и Эльдар за собой. Однако худшее случилось позже…
— Я не виню тебя, мой верный, самый преданный из Эльдар служитель, — впервые раскрыл рот сам Сулимо, похоже, постаравшись вложить в ответ всю мягкость, на которую был способен. Похоже, подействовало. На мгновение морщины боли на лице Ингвэ разглидились. — Мне прекрасно известно, что ты пытался действовать во благо, пусть и был обманут.
— Однако о худшем я прошу тебя рассказать позднее, старый друг, — вновь вступил в представление Эонвэ, поворачиваясь в сторону стоявших особняком Нолдор Короля. — Сейчас я прошу выйти вперед Финвэ Нолдорана, Верховного Короля и правителя всех Нолдор.
Черная бровь князя слегка приподнялась, однако рот остался на замке. Стоило признать, шпилька была неплохой. И оба выхода не были хороши. Промолчишь — сохранишь лицо, однако, пусть и формально, согласишься с тем, что Финвэ все еще правит всем Тирионом. Мелочь, а неприятно для авторитета. Начнешь возражать — еще хуже. Можно сказать, публично распишешься в том, что даже в столь скорбный и серьезный час ты думаешь лишь о собственном титуле и власти. Так, разумеется, все попытаются представить.
Пришлось выбирать меньшее зло… и не в первый раз закралась в темную голову мысль о том, что, быть может, стоило уже уступить власть над Нолдор Финвэ полностью, дав собственному народу совсем другое имя. Тем более, что «Нолдор Короля» звучало откровенно громоздко и неудобно, в самом то деле.
Нолдоран вышел так, словно собирался маршировать на битву. Украшенные гравировкой доспехи до сих пор так и не были сменены на привычную синюю с серебром мантию. Рука лежала на эфесе меча, слегка приподнимавшего полу плаща. Сумрачный взгляд скользнул по лицу первенца, на мгновение встретившись с ним глазами и заставив Малекита мысленно прищуриться — точно хищника, взявшего след.
Сомнение, вот, что он прочитал в дымчато-серых глазах «отца». Несмотря на то, что Финвэ явно попытались затащить, как свидетеля со стороны обвинения, в отличие от Ингвэрона, правитель Тириона отнюдь не был уверен в вине сына. Впрочем, верно было и обратное.
Учитывая увиденное им — неудивительно. С одной стороны — Нолдоран собственными глазами видел «Пятно», оставшееся после разрыва и на своей коже чувствовал, миазмы той мерзости, дверь к которой отворилась в его городе. На другой же чаше весов лежал сам факт массовых чисток, разрушенный Валимар… и смерть его давнего друга. Отца его жены, в конце концов. А следовательно — и нещадно пилящая разум Индис.
Хорошо. Очень хорошо. Будь на месте Короля Арафинвэ с его «пламенной любовью», было бы куда сложнее.
— Верховный Король. Расскажи о произошедшем в ночь Валинорской Резни в Тирионе. И главное — о том, в чем пытался убедить тебя посланник князя, — в руках Эонвэ, словно по велению мысли, появился до боли знакомый свиток. Тот самый, что был посланием к лидеру Нолдор Короля. — В особенности о том, к чему он призывал тебя…
Допрос шел споро. Финвэ, подтвердившего, что Лаурэфиндэ призывал ровно к тому же, что Малекит реализовал в Валимаре, сменяли другие Эльдар. В начале — в подробностях рассказывавшие о зачистках, резне, и прочих методах Черных Стражей.
А вот затем началось то, от чего уголок губ бывшего владыки Наггарота очень и очень сильно возжелал непроизвольно дернуться — единственная реакция, которая сейчас была ему доступна.
Потому что вперед вышла весьма знакомая семья, состоящая из черноволосого Нолдо и двух Ваниар, одна из которых была знакома не меньше, чем ее супруг. В конце концов, когда-то она была одним из преподавателей тогда еще недавно созданного Гимнасия.
— Мастер Фонтанов. Вильварин, и Нуменсурэ, дети Валимара, — сияющие глаза Майа чуть сузились. — Я скорблю о вашей потере вместе с вами, как и Создательница Звезд. Ваша сестра была настоящим украшением Ваниар, и мне жаль, что ее путь прервался столь рано. Но сейчас я прошу рассказать о событиях более далеких. Тех самых, что, вероятнее всего, послужили причиной для трагедии, случившейся с вашим родичем.
— Если позволите, начну я, — глухо произнес молодой ваниа, пронзив фигуру Короля Чародея полным чистой, выдержанной долгих пятнадцать лет ненависти взглядом. Голос его, вначале звучавший тихо, постепенно все больше усиливался, будто эльда отпускал слишком давно сдерживаемые вожжи. — Я прекрасно помню, о каких событиях ты говоришь, Вестник. И поверь мне, многие из тех Ваниар, что здесь собрались, например, Ингвион, смогут подтвердить каждое из моих слов! Тот день, когда каждый из Ваниар получил пощечину от верного пса этого…
— Нуменсурэ, — голос Эонвэ вновь зазвучал голосом изваяния, без какого-то ни было сочувствия. — Твоя боль мне понятна, однако она пока что не дала тебе право превращать Суд Валар в свару детей.
— Прошу меня простить, — все же взял себя в руки брат Эстель. — Боль моя слишком сильна. Я всего лишь хотел сказать, что для многих из нашего народа тот день, когда каждому из Ваниар — и нашей вере! — нанесли оскорбление, является черным днем нашей памяти. Я не удивлюсь, если именно это подтолкнуло многих из тех, кто стал Искателями, к их падению…
Губы темного эльфа все же на краткое сложились в крайне ядовитую усмешку.
До сих пор избранный обвинителями вектор атаки не вызывал никаких вопросов. Он был ожидаем, да. Но верен. Устроенная резня действительно не могла не вызывать вопросов. Ни у восседавших на престолах Валар, ни тем более у Рожденных жителей Амана. Служи Малекит Манвэ, и составляй он обвинение против гипотетического отражения себя — бил бы в том же направлении, пусть и более изящно.
Но вот последний акт трагедии, разом превратившейся в комедию, был просто смехотворен. Не иначе, лично Сулимо сочинял.
Идею, опять-таки, Отец Драконов понимал и одобрял. Сделать небольшую подводку на дальнейшее обсуждение, к тому, что в появлении Искателей Малекит тоже частично виновен. В канве обвинения в службе Мелькору, которое в будущем наверняка обязательно прозвучит, оно смотрелось бы неплохо. Но то, как это сейчас подавалось…
«Нет, проклятие. Они всерьез будут обсуждать, как мой подчиненный не сошелся с жителями Ваниара в религиозных обрядах, не возлег с возжелавшей его девицей, да еще и посмел защитить свою честь, ответив на вызов — а многие из Ваниар во главе с этой самой девицей решили с горя прыгнуть в чан с дерьмом? Вы шутите?»
Что же. Не Королю-Чародею было жаловаться на ошибки собственных противников.
— Благодарю. У меня больше нет вопросов, — Эонвэ повелительно повел рукой, отпуская последнего из говоривших Ваниар — уже не на счет событий праздника, но о вражде между народами, которую всеми силами якобы продвигал предводитель Верных. Крылатая фигура сделала несколько ровных, мощных шагов вперед, так, чтобы находиться слева — и одновременно между Куруфинвэ и Намо. Руки Майа непринужденно легли за спину. — Владыка Феантури, я полагаю, сказанное здесь будет звучать красноречивее любого из обвинений, что я или мой господин могли бы представить сами. В конце концов, — холодный спокойный взгляд скрестился со взглядом князя. — То, что осталось от Валимара, говорит много лучше любых слов.
Обвинитель чуть наклонил голову.
— Опаленные драконьим огнем руины на месте Благословенного Града. Тысячи погибших — каждый десятый ваниа, живший в Городе Богов, отдал свою жизнь. И лишь меньшая часть погибла от рук культистов. Остальные — лишились родичей, друзей, возлюбленных. Все они лишились крова. И то же самое грозило произойти в Тирионе — если бы красноречие Лаурэфиндэ оказалось столь же действенным, как угрозы того, кому он поклялся в верности.
На мгновение словно прислушавшись ко всевозрастающему осуждающему гулу, идущему от собравшихся, Эонвэ продолжи. Уверенная речь разом заставила все посторонние звуки замолчать.
— Князь Феанаро утверждает, что сделал подобное для защиты Валимара и Тириона. Что истреблял болезнь Искателей Совершенства. Но, повторюсь, лишь меньшая часть убитых во время Валинорской Резни пала от клинков поклонявшихся Жаждущей. Большинство погибло от рук Черных Стражей — и тех, кто поневоле им помогал. Сравните Валимар, где очищение проводил сам князь, и Тирион, где его другу не дали всей воли. Полагаю, разницу сможет заметить любой. Лекарство, созданное Феанаро, оказалось не лучше, чем болезнь, с которой ей пришлось бороться.
Эонвэ вскинул руку, вновь требуя тишины.
— Принимая же во внимание прошлые поступки Куруфинвэ и примкнувших к нему Нолдор, полагаю, не трудно догадаться о причинах столь грубого просчета. Более нескольких десятков лет первенец Финвэ сеял вражду между Нолдор и Ваниар — так, что половина из народа, что всегда была жителям Валимара братьями, отвернулась от них. Стала относиться к народу Ингвэ, словно к врагам. И случай на празднике иллюстрирует это лучше всех остальных. Неприязнь и ненависть — вот, что прослеживается в каждом подобном поступке. И несколько дней назад эта ненависть, наконец, сумела найти выход под благовидным предлогом. Я предлагаю, — ровно и отчетливо произнес он, положив ладонь на рукоять меча. — Признать князя виновным в резне, учиненной над Ваниар, их друзьями и родичами — Нолдор Короля. И учиненной из ненависти к ним — ведь действия, совершенные им, были чрезмерны в борьбе против Искателей. И, помня о том, что не только лишь одна судьба сегодня поставлена на весы, — взгляд белых глах вновь обернулся к Судье. — Прошу выпустить из Чертогов Ожидания всех преждевременно ушедших во время Валинорской Резни — если они сами пожелают вернуться в мир.
На последних словах Эонвэ друкай мысленно кивнул самому себе.
Последнее наверняка было тем, что Манвэ собирался отстаивать на собрании не меньше, чем наказание для Феанаро. Не могло не быть — разом лишившись почти что десятой доли своих последователей, Верховный Король Арды точно не смог бы мириться с подобным положением дел. Особенно — на фоне разгоревшегося в полную силу конфликта между Валар.
И это было просто восхитительно — ведь давало бывшему Темному Владыке не только возможность прийти с Владыкой Западных Ветров и Хозяином Мандоса к некоему компромиссу в будущем, но и уйти с этого судилища в выигрыше.
А пока что…
— Князь Феанаро, — промолчав положенное время, Намо кивнул подсудимому. — Тебе дозволено говорить в свою защиту — и приглашать это делать других.
— Если таковые найдутся, разумеется, — небрежно хмыкнул Тулкас, смотря на происходящее… не со злорадством даже. С насмешливым интересом. Точно действительно смотрел цирковое представление. — А то ведь…
— Помолчи, брат Астальдо, — бесцеремонно прервал его Судья. — Итак?
— Благодарю, Владыка Намо, — сухо кивнул Малекит, делая шаг вперед и прямо смотря Смерти в лицо. Буквально и фигурально.
Началось.
— Сказано здесь было много, — глаза цвета расплавленного золота с насмешливым спокойствием обвели взглядом края импровизированной сцены и главных ее зрителей. — Кое-что по делу. Кое-что нет. Однако более других мне понравилось обвинение в том, что причиной моих действий была ненависть к Ваниар.
Пожалуй, это было действительно наиболее забавной частью всей речи, не в обиду Эонвэ — кроме разве что попытки вновь поднять тему того праздника. Увы, жителям Амана пока что было невдомек, что ненависть выглядела не так.
— Я не питаю к Ваниар большой любви, — самому себе кивнул Король Чародей, словно задумавшись. — В этом есть доля истины. Однако если мы на мгновение представим, что сказанное Эонвэ — правда, что я действительно питаю искреннюю и глубокую ненависть к жителям Валимара — то более других во всем Амане мне следует ненавидеть тех, кого я в ту ночь спасал? Вам не кажется это странным?
Призрачные брови Ингвэ сошлись на переносице.
— Я был убит той ночью. И тебе известно, как именно.
— Известно, Верховный Король, — эльда согласно склонил голову. — Но более другого мне известно, кто из тех, к кому я должен, если следовать рассказу Эонвэ, питать наиболее сильную неприязнь, провел ту ночь в наиболее безопасном месте во всем Тирионе — в моем собственном доме.
Голос Малекита зазвучал громче и увереннее.
— В качестве моих свидетелей я прошу выйти вперед Нолофинвэ Аракано и его мать, Королеву Индис!
Стоявшие у тронов Эльдар и Майар взорвались изумленным ропотом. Мало кто ожидал, что в качестве одного из своих защитников первенец Финвэ вызовет ту, кто сейчас, быть может, с превеликой радостью пронзила бы ему сердце собственной рукой.
Малекит тихо хмыкнул про себя, качая головой.
То, что он сейчас делал, было весьма рискованно — хотя бы по той причине, что в порыве чувств Индис вполне могла бы и глупостей наделать. Но. Два весьма важных «но». Во-первых, соври наложница Финвэ сейчас — и навсегда потеряет с таким трудом сохраненное в огне политических дрязг расположение своего старшего сына. А во-вторых, даже дочь Ингвэ, что, быть может, сейчас пылает от ненависти к убийце, не рискнет в открытую лгать перед тронами собственных богов.
Ноло вышел уверенным шагом, аккуратно поддерживая бледную, словно смерть, мать. Едва их с Куруфинвэ взглядом пересеклись, нолдо словно обожгло — чувства, что дочь Верховного Короля сейчас питала к своему пасынку, в своей страсти превосходили, пожалуй, даже пылкость Нуменсурэ и Эктелиона по отношению к Лаурэфиндэ. От только-только начавшего налаживаться нейтралитета и воспоминания не осталось. Впрочем, невелика потеря.
— Что ты хочешь услышать? — глухо спросила она, стараясь не смотреть более в сторону Феанаро.
— Я прошу вас обоих подробно рассказать о том, как ты, Индис, оказалась в целости, сохранности и безопасности — в ту ночь, когда Валимар и Тирион запылали огнем, — вежливо наклонил голову бывший властитель Наггарота.
Идеальное лицо наложницы перекосила гримаса боли — так, словно к ней было применено одно из заклятий разнообразного пыточного арсенала друкаев.
Чувствуя, насколько серьезное усилие приходится делать над собой его матери, первым слово взял Нолофинвэ. Позже включилась и сама королева, подтвердив, что да — за несколько дней до случившегося кошмара Феанаро пригласил свою мачеху быть гостьей в его доме. Якобы для того, чтобы присмотреть за ее внуком. Да, с ней обращались, как с гостьей, не нанеся обиду ни словом, ни делом. И да, когда все началось, Нолофинвэ было поручено следить за безопасностью всех домочадцев. В том числе — и своей матушке.
— Вы все прекрасно знаете, что лежит между мной и дочерью Ингвэ, — Феанаро гордо вскинул голову. — Вы знаете. что я не одобрял ни вторую женитьбу отца, ни посягательство Ваниар на Нолдор…
— Прошу, князь. Не будем переходить к голословным обвинениям. По существу, — слегка поправил его Намо, явно не желавший переходить к разборкам непосредственно между Валар.
— Разумеется, Владыка, — кивнул Чародей. — Однако, несмотря на всю ту ненависть, что, по утверждению Эонвэ, я должен питать к Индис — я сделал всё, чтобы супруга моего отца и мать моего брата, — он бросил одобрительный взгляд на Нолофинвэ. — Была в безопасности. Остается вопрос. Такую ли ненависть я питаю к Ваниар?
Друкай позволил себе усмешку, смотря на застывшую монументом крылатую фигуру.
— Теперь же я бы хотел позвать других свидетелей. Отец, Финвэ Нолдоран, Ингвэ Ингвэрон, Верховный Владыка Эльдар. Прошу вас, уважьте мою просьбу!
Второе кольцо оборонительных укреплений было уже абсолютно безопасным, и не несло за собой больших сюрпризов. Как подозревал Малекит — ни для одной из сторон. Неудивительно, впрочем — в конце концов, Ингвэ (а значит и те, кому он служил), изначально знал о идущем втайне расследовании. Оба короля подтвердили, что да — расследование велось с их благословения. Да, именно князь Феанаро предложил его — и он же назвал имя той, кто стояла за появлением порчи на земле Амана. И да, именно Арафинвэ и Эктелион должны были взять ее под стражу — но. в силу своей молодости и неопытности, не справились.
— Желай я действительно что-то сделать из неприязни к народу Валимара, желай я ему гибели — мне незачем было говорить что-то о Куиллэ, — друкай, скрестив руки на груди, покачал головой. — Или не стал помогать бы, когда мои соседи не справились с тем, что удалось мне! Это противоречит любому здравому смыслу. Но, возвращаясь к событиям той ночи…
Лицо князя потемнело. На лбу залегла глубокая складка. Золотые глаза потускнели, словно из них выпили всю жизнь. Уголок губ пополз вниз, точно каждое дальнейшее слово причиняло говорившему боль. Глубоко вздохнув и надеясь, что актерское искусство его на этот раз не подвело, Малекит сделал еще несколько шагов вперед.
— Вы говорите о том, что мое лекарство оказалось хуже болезни, — он бросил усталый взгляд на крылатого, после чего взглянул снизу вверх, на фигуру Намо. — Владыка. Ты знаешь всех, кто проходит через врата твоего царства. Я прошу тебя ответить на несколько вопросов, что прольют свет на мотивы моих действий. Выступишь ли ты, как свидетель?
Повисло изумленное молчание, прерываемое лишь шорохом ветра о сочную траву.
— Я отвечу на твои вопросы — на те, что будут касаться этого дела, — милостиво кивнул Судья. — Мы собрались здесь для того, чтобы установить истину и справедливость. Я внесу свой вклад, если это нужно.
— Благодарю тебя, — эльф склонил голову. Не смеяться на счет «нахождения истины» сейчас было почти невозможно. К счастью, именно что «почти». — Тогда ответь. Все ли, погибшие в Валимаре, нашли дорогу в твою вотчину?
— Не все, — последовал ответ через некоторое время. — Большинство культистов, кроме тех, что были в Искателях совсем недавно, и не успели запятнать себя, избежали объятий моего царства, вероятнее всего, отправившись прямо к своей Госпоже. Но в большинстве своем погибшие в Валимаре оказались у моих врат. Даже одурманенные. Гибель смыла печать врага с их разумов.
— А что ты скажешь о тех, кто пал в Тирионе? — в голосе друкая прорезалась сталь — о тех, кто погиб рядом с разрывом?
— Ни один из них не пришел к моим дверям, — последовал холодный ответ.
— Именно, — цепи зазвенели, словно соглашаясь со словами обоих. — Потому что те, чей разум, душу и тело прибрали к рукам окончательно, после смерти не возвращаются в Мандос. Как и в случае с настоящими культистами, их забирает Паучиха. И мне это известно давно. Я прошу выйти вперед Курумо, служителя Владыки Земной Тверди! Он был среди тех, кто закрыл первый разрыв, развершийся в шахтах. Он может подтвердить мои слова!
Малекит сохранял мрачное и злое выражение лица, все время, что говорил новый свидетель.
— У кого-нибудь есть еще хоть одно желание обвинить меня в том, что я предпочел дать фэа Ваниар, которых якобы ненавижу, и своих сородичей Нолдор, пусть я с ними и не согласен во многом, шанс на перерождение? — золотые глаза воинственно сверкнули. — Да, я жег и лишал их тел. Я делал это. И не жалею. Вы можете обвинить меня в том, что я угрозами бездействия заставил Ингвэ помочь мне. И это тоже будет правдой. У меня был выбор — зная о том, что будет, если я выберу неверно. Пытаться спасти всех вместе с их телами, смотря на то, как мои воины безуспешно захлебываются в волне марионеток в тот момент, когда Искатели бы добились своего, и такой же разрыв, что потряс Тирион, раскрылся бы посреди Валимара. Я мог бездействовать, выведя своих — и тогда бы это произошло еще раньше, — Малекит чуть возвысил голос. — Я мог бы попытаться сделать все сам, против воли Верховного Короля — и вместо того, чтобы заниматься культистами, сражаться со стаей Торондора. Или сделать то, что сделал на самом деле. К счастью, Владыка Ингвэ внял моим словам. К счастью! — потому что души его подданных в безопасности. Тем, кто навеки остался пеплом в пределах образовавшегося на теле Тириона пятна, повезло гораздо, гораздо меньше.
Друкай выдохнул, удрученно покачав головой и чувствуя, как сотни пар глаз сейчас ловят каждое его слово. Как перешептываются Эльдар, со все больше возрастающим ужасом представляя себе перспективы описываемого Королем Чародеем сценария. Как переглядываются меж собой, как до их разумов постепенно доходит тот факт, что на месте навсегда сгинувшей Эстель могло находиться куда больше их сородичей.
Разумеется, не все. Сомневаться, что найдутся те, кого это не переубедит, не приходилось. И тем не менее, пора было завершать раунд.
— Если вы желаете наказать меня, считая, что фэа наших собратьев стоят куда меньше их хроа — я приму это наказание. Я приму его с осознанием, что несмотря ни на что, те, кто погиб в огне Сафирона и от моих чар, когда-нибудь вновь смогут увидеть свет Древ — благодаря тому. что я взял на свои руки эту кровь. Принес эту жертву. Вам решать.
Молчание было ему ответом. А молчание, как известно с древности, означает либо то, что ответить нечего, либо молчаливое согласие. В данном случае оба варианта вполне подходили.
Первый удар остался за Малекитом. Однако не стоило забывать, что пока что его недруги не положили на стол ни одной из своих по-настоящему сильных карт. Самое тяжелое было впереди.