Никого они, разумеется, в тот день так и не нашли. Сколько ни колесили по пыльным деревенским улочкам на ревущем чоппере Полины, сколько ни расспрашивали редких встречных — всё было тщетно.
Деревня, ещё утром казавшаяся Мари и Полине такой уютной и почти дружелюбной в мягком свете просыпающегося солнца, теперь, после полудня, оказалась на удивление глуха и равнодушна к их настойчивым расспросам о пропавшем Марке. Местные жители, в основном пожилые женщины, копавшиеся на своих огородах, или угрюмые, похмельные мужики, кучковавшиеся у магазина, лишь недоумённо махали руками, скептически пожимали плечами или, что чаще всего, с какой-то небрежной, почти показной вежливостью отворачивались, бормоча себе под нос что-то вроде «не ведаем, не знаем, давно не видели вашего Марка, отстаньте, девки, не мешайте людям жить».
Один особенно колоритный персонаж — мужик неопределённого возраста, в вытянутых до колен спортивных штанах и застиранной майке-алкоголичке, с таким характерным, помятым лицом, будто оно было точной копией с какого-нибудь алкопритона из бурных девяностых, — при одном только упоминании имени «Марк Шикамаров» вдруг как-то нервно осёкся, заметно сменился в лице, раздражённо буркнул: «не знаю я никакого Марка, и знать не хочу!». И тут же, не говоря больше ни слова, поспешно ретировался за свою покосившуюся калитку, оставив их в полном недоумении.
Зато, как со свойственной ей иронией заметила бы сама Полина, во всей этой бесплодной поисковой экспедиции был один весьма ощутимый плюс — покатались они с Мари по окрестностям просто знатно, на зависть всем местным курам. А очки популярности самой Полины в этой забытой богом деревне, казалось, росли как на дрожжах с каждым новым кругом, который они нарезали по главной улице. Пару раз им навстречу махали рукой какие-то восторженные местные подростки, пожилые бабки на завалинках провожали их долгими, изучающими взглядами, а кто-то из особо смелых мужиков даже крикнул им вдогонку: «Эй, девка на мотоцикле, ты хоть местная у нас будешь? Не, ну шлем у тебя — просто огонь, зачётный!»
Сестру Марка она своей харизмой и крутым байком явно сумела «закадрить» окончательно и бесповоротно. А это значит, что у неё появился дополнительный, весьма ценный рычаг влияния на ситуацию. И это было хорошо. Очень хорошо.
Правда, настоящей, глубинной причиной, по которой Полина, собственно, и приехала в эту глухую дыру, была отнюдь не внезапно вспыхнувшая дружба с сестрой пропавшего коллеги и уж точно не желание продемонстрировать свой навороченный шлем с кошачьими ушками.
Полина вообще была далеко не такой ярой, фанатичной гиковской энтузиасткой, какой она, возможно, казалась многим со стороны. Хотя внешне — всё было обставлено просто идеально, не придерёшься: яркие, постоянно меняющиеся цвета волос, причудливо уложенные локоны, обклеенный стикерами на тему популярных фэндомов ноутбук, неизменные толстовки оверсайз с логотипами малоизвестных, но очень «андеграундных» рок-групп или культовых видеоигр, куча всякого тематического мерча на полках в её комнате и эта её фирменная, немного ироничная, всезнающая улыбка — всё, как и положено настоящей «королеве гиков». Но в глубине её души… там всё было гораздо сложнее, запутаннее и прагматичнее.
Когда-то, очень давно, лет в четырнадцать, Полина действительно была до безумия, до дрожи в коленках, увлечена японскими визуальными новеллами — теми самыми интерактивными «книгами-играми» с разветвлённым сюжетом и возможностью выбора, которые читаются, как захватывающий роман, и одновременно играются, как компьютерная игра. Она с упоением переводила их по ночам с японского и английского на русский, часами просиживала на спец. форумах, общаясь с такими же энтузиастами, как она сама, отчаянно искала в сети толковых редакторов и талантливых художников, и даже пыталась вместе с парой друзей, буквально «на коленке», создать свою собственную, уникальную визуальную новеллу. Целый год ушёл у них тогда на разработку детального сценария, ещё несколько месяцев — на мучительные поиски более-менее адекватных рисовальщиков, готовых работать за идею. Всё это безумное предприятие держалось исключительно на голом энтузиазме, вере в успех и почти детской, наивной надежде на то, что их проект «выстрелит».
А потом, как это часто бывает в жизни, всё рухнуло в один момент. Её мама внезапно потеряла работу. В доме стало очень туго с деньгами. Старший брат ушёл в армию. Талантливый рисовальщик, на которого они возлагали такие большие надежды, не выдержал и ушёл в какой-то скучный, но хорошо оплачиваемый коммерческий проект. Программист, который должен был писать код для их новеллы, просто исчез по-тихому, даже не попрощавшись и не объяснив причин. И в один далеко не прекрасный день Полина осталась совершенно одна — с тысячей страниц недописанного текста, с кучей нереализованных идей и с полным, абсолютным нулём сил и желания что-либо продолжать.
На память о той несостоявшейся мечте у неё осталась лишь одна короткая, но очень болезненная фраза от того самого рисовальщика: «Ты очень хорошая и талантливая, Полин. Но я, прости, больше не могу работать бесплатно. Мне нужно кормить себя и кошку».
С тех самых пор она для себя твёрдо решила: гики, конечно, люди весьма странные, зачастую инфантильные и не от мира сего, но при этом они до ужаса предсказуемы в своих увлечениях. Они беззаветно любят то, что они любят. И ради своего любимого фэндома, ради своей обожаемой вселенной, они готовы практически на всё: не спать ночами, не есть днями, донатить последние копейки и самоотверженно трудиться над каким-нибудь фанатским проектом, не требуя ничего взамен. Надо просто… грамотно их направить. Правильно организовать. И немного замотивировать.
Так, собственно, всё и началось. Один небольшой, пробный проект. Потом второй, уже покрупнее. Создание и администрирование популярного Дискорд-сервера для любителей текстовых ролевых игр. Разработка и поддержка онлайн-платформы для совместного перевода редкой манги и ранобэ. Техническая и информационная поддержка различных стартапов, связанных с отыгрышем по правилам DnD. Связи, знакомства, полезные контакты. Тематические блоги, новостные модули, системы донатов и краудфандинга.
Каждый, кто искренне верил в общее дело — так или иначе помогал. Каждый, кто помогал — получал свою порцию фана, признания и уважения в сообществе. А Полина… Полина получала свою, пусть и не заоблачную, но вполне стабильную прибыль. И, что было для неё не менее важно, — всеобщее уважение и репутацию человека, который «умеет делать дела». Особенно она гордилась своим первым по-настоящему крупным и успешным проектом — огромным, разветвлённым сервером по вселенной My Little Pony, с глубоко проработанным лором, десятками уникальных ивентов, собственной командой модераторов и даже профессиональной фанатской озвучкой некоторых эпизодов сериала.
Именно там, в этом её «пони-королевстве», совершенно неожиданно и появился Марк.
Он был, ну… просто был. Почти невидимым, но незаменимым элементом системы. Невероятно скромным, пугающе исполнительным, дотошным и точным до занудства. Одним из тех редких людей, которых обычно не замечаешь в общей массе, но на которых, как потом выясняется, держится как минимум половина всего проекта. Без него всё очень быстро начинало рушиться, как карточный домик. Он без устали редактировал тексты, составлял планы публикаций, писал информативные посты для социальных сетей, безжалостно вычищал спам и флуд на форумах. У него было какое-то невероятное чутьё на качественный контент, безупречный литературный вкус и поистине ангельское терпение.
Но при всём при этом, за всё время их долгого и плодотворного сотрудничества, она ни разу его не видела вживую. Ни одной фотографии, ни одного видеозвонка. Только аватарка с грустной пони и сухие, деловые сообщения в чате.
И вот теперь, неожиданно для самой себя оказавшись в его комнате, в его личном пространстве, она наконец-то смогла взглянуть на настоящего Марка — или, по крайней мере, на того, кем он был до своего таинственного исчезновения. На фотографии с выпускного вечера — какой-то пухлый, неуклюжий подросток с вечно недовольным, хмурым взглядом, в нелепо мятой белой рубашке, явно зажатый и стесняющийся. Смешной. Неловкий. Совершенно не похожий на того эффективного и надёжного администратора, которого она знала по переписке. А на его письменном столе — идеально аккуратные стопки тетрадей, кипы каких-то книг, всё тщательно пронумеровано, рассортировано, сложено по линеечке. И тот самый, уже знакомый ей, почти каллиграфический почерк — чёткий, ровный, но какой-то немного резкий, угловатый. И эти бесконечные, загадочные записи на японском языке.
«Так значит, ты у нас, оказывается, в глубокое аниме ушёл, Марк? Совсем с головой?» — почти шёпотом, с лёгкой усмешкой, произнесла она. — «И из-за этого, что ли, ты пропал так надолго, без единого слова, без предупреждения?..»
Она скептически фыркнула. Как бы это ни было банально и предсказуемо — но какая-то связь тут определённо была. Он засел в этой своей глухой деревне. И всё равно, чёрт возьми, умудрился куда-то сбежать, исчезнуть. Не просто «выгорел» от работы и усталости — а как будто испарился, растворился в воздухе.
Она прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, прислушиваясь к тишине дома. Где-то внизу, на кухне, слышались приглушённые голоса — Мария что-то рассказывала бабушке. А у неё в голове настойчиво билась только одна-единственная, но очень важная мысль: «Я должна его найти. Иначе ни мой проект, ни вся моя с таким трудом выстроенная репутация в комьюнити просто не выживут должным образом. Пусть я до сих пор не знаю, кто он такой на самом деле, но он — слишком ценный, слишком незаменимый кадр, чтобы вот так просто его потерять. И, может быть… может быть, что-то в нём и впрямь кардинально изменилось за это время.»
И это было не просто любопытно. Это было пугающе интересно.
Тем временем заканчивался четвёртый день с момента ухода Марка. Полина, в последний раз выйдя на улицу, глубоко вдохнула вечерний воздух, коротко отписалась в паблик MLP о ходе поисков и направилась в дом, по рассеянности забыв прикрыть дверцу сарая, где стоял её чопер (с ключами на рукоятке руля). А вечерний ветер, тот ещё озорник, бесцеремонно распахнул створку настежь — словно хвастаясь перед миром: «Смотрите, какой красавец ждёт нового хозяина!»
* * *
Что-то было определённо не так. С самого позднего вечера, когда Шикамару, уставший после дневных тренировок, пытался уснуть в своей палатке, у него внутри копошилось какое-то неприятное, давящее ощущение, будто что-то холодное и острое застряло между рёбер, мешая дышать. Ни явной боли, ни панического страха, ни какой-то конкретной, тревожной мысли — просто это звенящее, пустое, сосущее давление где-то под ложечкой, как будто внутри его грудной клетки завёлся маленький, невидимый моторчик, монотонно и неуклонно вырабатывающий чистую, беспричинную тревогу.
Он слишком хорошо знал это предчувствие. Знал до мельчайших нюансов, до мурашек на коже. В точности такое же состояние он испытывал в те долгие, напряжённые часы, когда он вместе со своей командой вёл скрытую слежку за двумя особо опасными членами Акацуки — Хиданом и Какузу. Тогда тоже всё вокруг, на первый взгляд, казалось совершенно нормальным, обыденным, но внутри всё неприятно скреблось, ныло, предупреждало: угроза где-то рядом, она реальна, но оценить её масштаб и направление пока невозможно. Это была даже не интуиция в чистом виде — это была глубинная, инстинктивная память его тела, воспитанная десятками критических ситуаций, в которых малейшая ошибка, секундное промедление или неверная оценка обстановки неминуемо стоили бы ему жизни. Или жизни его товарищей.
Поэтому он не стал спорить с этим навязчивым, иррациональным ощущением. Уже к вечеру четвёртого дня своего добровольного «отшельничества» в лесном лагере он резко прекратил все тренировки, быстро и аккуратно собрал своё немногочисленное снаряжение, тщательно затушил остатки кострища, замаскировал все следы своего недавнего пребывания и, не мешкая, отправился в обратный путь, к деревне. Не то чтобы он твёрдо собирался вернуться домой прямо сейчас — просто ему необходимо было осмотреть дом со стороны, издалека. Убедиться, что там всё в полном порядке. Или, наоборот, попытаться понять, что именно идёт не так, откуда исходит эта волна подсознательной тревоги.
Он добрался до самой окраины деревни уже тогда, когда солнце окончательно спряталось за тёмной полосой леса на горизонте, и на бархатно-чёрном, ночном небе начали робко загораться редкие, неуверенные, холодные звёзды. Воздух был влажным, тяжёлым, почти неподвижным — будто сама атмосфера, как и он, задерживала дыхание в ожидании чего-то неминуемого. Шикамару бесшумно, как тень, подошёл к их участку со стороны старой, теплицы, мгновенно растворяясь в густых, непроглядных кустах сирени и черёмухи. Он слишком хорошо знал, как быть тенью — и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Проекций на освещённые участки он не оставлял, ни малейшего шума не создавал, даже его дыхание было ровным, почти неслышным.
Сначала — только наблюдение. Таков был незыблемый принцип любого опытного шиноби. На интуитивном уровне чувствовалось присутствие ещё одного человека. Именно в доме. Не бабушка, не Мари, даже не родители — их нелюбовь к Марку не создавала впечатление присутствия опасного зверя. А здесь было ощущение напряжения, чего-то скрытого и настороженного, как будто под крышей поселился кто-то с колючей энергетикой, которую чувствовал только он.
И уже через пару минут напряжённого всматривания в темноту он с уверенностью отметил: что-то действительно изменилось.
Их двор, их дом, казалось, жили какой-то своей, новой, незнакомой ему жизнью. Небольшая дверь старого сарая, которая раньше всегда была надёжно закрыта на простую, но хитрую петлю, сейчас почему-то была приоткрыта и тихонько болталась на ветру, издавая жалобный скрип. Калитка, ведущая во двор — тоже была не заперта, а лишь слегка притворена. Земля в небольшом проезде между домом и забором была вся исчерчена свежими, ещё не размытыми следами — глубокими, широкими, с характерным, агрессивным рисунком протектора. Это был точно не велосипед кого-то из местных пацанов, и уж тем более не чей-то самокат. Что-то гораздо более тяжёлое.
«Мотоцикл? Очень похоже. И, судя по тому, как сильно изрыта земля, ездили по этому проезду туда-сюда уже не один раз,» — мелькнула в его голове первая догадка.
«У бабушки никогда не было никакого мотоцикла… Да и водить она его точно не умеет,» — пронеслось следом. А за этой мыслью — почти мгновенный щелчок логической цепи. Кто-то приехал к ним в гости. Кто-то совершенно чужой. Или… почти чужой, но очень неожиданный.
Он уже хотел было осторожно выйти из своего укрытия и проверить, что происходит, когда откуда-то со стороны главной деревенской улицы, из-за соседних домов, до него донёсся низкий, утробный, глухой рык мощного двигателя — характерный, немного басовитый, но при этом срывающийся на высоких оборотах в пронзительный, почти звериный визг при резкой перегазовке. По звуку — это был определённо мотоцикл. Звук стремительно приближался, нарастал, и затем так же резко замер где-то совсем рядом. Мотор на мгновение заглох. И тут же — в окне его собственной комнаты, той самой, где он провёл последние недели, внезапно вспыхнул яркий свет.
Шикамару замер, как суслик перед удавом, его сердце пропустило удар.
Из освещённого окна почти сразу же донеслось какое-то невнятное шуршание, потом лёгкий, но отчётливый грохот — явно кто-то в спешке или в панике перебирал вещи, что-то ронял. Затем — короткая, но очень экспрессивная ругань, приглушённая расстоянием, но по интонации безошибочно узнаваемо женская. Через пару секунд окно его комнаты с силой распахнулось настежь, и из него, едва не вывалившись наружу, почти выпрыгнула какая-то тёмная фигура, которая, впрочем, на удивление грациозно, но очень торопливо, соскользнула по стене вниз, на землю, и тут же опрометью понеслась в сторону сарая.
Это была девушка. И она была очень, очень сильно раздражена, если не сказать — в ярости. Громкий, сердитый стук её тяжёлых ботинок по гравийной дорожке, какие-то отрывистые, гневные выкрики, неразборчивая, но явно очень нецензурная ругань — она подбежала к сараю, резко распахнула дверь, заглянула внутрь, и тут же отчаянно ахнула, словно увидела там не пустой сарай, а широко открытые врата в самый настоящий ад, и тут же выругалась ещё громче, ещё отборнее.
Шикамару, наблюдавший за всей этой сценой из своего укрытия, всё понял в одно мгновение. Без слов. Мотоцикл угнали. Прямо этой ночью.
«Вот тебе и тихая, спокойная деревенская жизнь. Похоже, скучать мне здесь точно не придётся,» — с мрачной иронией подумал он, решая, стоит ли ему сейчас вмешиваться, или лучше ещё немного понаблюдать со стороны.
* * *
Полина была не просто в панике. Она была в настоящем ужасе, какой испытываешь, когда понимаешь, что вот-вот потеряешь что-то очень дорогое, почти родное.
— Чёрт… чёрт возьми! Вот же сраная, забытая деревня! Ну какого лешего я оставила этот чёртов сарай открытым, ну ё-моё! Дура, набитая дура! — бормотала она сквозь стиснутые зубы, почти бегом пробираясь по тёмной, размытой ночным дождём просёлочной тропе, спотыкаясь о невидимые в темноте кочки и корни. — Алкашня местная, воры проклятые… Да на кой ляд я вообще сюда приехала?! Сидела бы себе в городе, в квартирке, и горя бы не знала!
Её мотоцикл… она отчётливо его слышала — характерный, низкий, утробный рык его мощного двигателя доносился совсем рядом, где-то в пределах километра, может, даже ближе. Значит, они ещё не успели далеко уехать. Значит, ещё не всё потеряно. Значит, есть шанс его вернуть. Её малыша.
В тесном кармане её обтягивающих джинсов лежал верный, проверенный временем перцовый баллончик — его знакомая, привычная тяжесть в руке немного успокаивала, придавала уверенности. «Главное сейчас — не тормозить, не раздумывать. Если увижу их — сразу заливаю по глазам, без предупреждения, сколько бы их там ни было. А потом — как получится».
И вот, выскочив из-за очередного поворота, она их увидела. Под тусклым, мерцающим светом одинокой луны, пробивающимся сквозь рваные облака, под единственным на всю улицу, покосившимся уличным фонарём, трое каких-то подростков, как стая шакалов, крутились вокруг её любимого байка. Её мотоцикл стоял, как гордая, но пойманная в ловушку, чёрно-фиолетовая кобра на приколе, а эти малолетние ублюдки деловито возились с ним, пинали его ногами по колёсам, пытались что-то нащупать под сиденьем, о чём-то оживлённо, вполголоса переговариваясь между собой.
— Да ты дебил, Вован, я тебе говорю, там же подсоса нету, это ж не твой ИЖ!
— Так это же, блин, не какой-нибудь Минск или Восход, тут всё по-умному сделано, брат, по-современному, тут мозги нужны!
— Вы, блин, два барана, вообще поняли, как тут передачи включаются, или нет?! Сначала вниз надо, вниз, я тебе русским языком сказал, первую скорость воткни! Куда ты жмёшь?!
Полина не стала долго думать или выстраивать какую-то хитроумную тактику — она просто, как была, вышла из густой тени старого дерева, под которым пряталась.
— А ну, отвалите от него, уроды! Сейчас же! И чтобы я вас тут больше не видела!
Голоса мгновенно стихли. Все трое резко обернулись на её голос. Один — самый мелкий и шустрый на вид — испуганно дёрнулся, чуть не упав. Другой, что повыше, так и застыл с ногой, занесённой над подножкой мотоцикла. Третий — самый старший из них, судя по росту и наглому выражению лица, с дымящейся сигаретой, зажатой в уголке рта — смерил её долгим, оценивающим взглядом с головы до ног.
— А ты ещё кто такая, красавица? Что тебе тут надо в такой поздний час? — его голос был хриплым, немного прокуренным, но в нём отчётливо слышались нотки превосходства и уверенности в собственной безнаказанности.
— Я — та, кому вы сейчас, ублюдки, пытаетесь угнать её технику. Хозяйка этого мотоцикла, если до вас ещё не дошло. Так что быстро свалили отсюда. Пока у вас ещё есть глаза, чтобы видеть дорогу. Я понятно объясняю?
Она демонстративно подняла руку, в которой был зажат перцовый баллончик. Сам баллончик, возможно, и показался им маленьким, почти игрушечным, но все трое, судя по их реакции, прекрасно знали, на что способна эта безобидная на вид штуковина.
— Э-э, спокойно, леди, ты чего сразу кипятишься-то? Мы же просто так, чисто смотрели, любовались, — попытался сгладить ситуацию тот, что постарше, убирая сигарету изо рта. — Он же сам, как бы, в этом вашем сарае стоял, нараспашку, даже без замка… Ну, мы и подумали…
— Как будто нам его подарили, ага, — нагло усмехнулся второй, тот, что повыше. — Бабы, они ж такие, иногда сами не знают, чего хотят на самом деле. Может, ты его специально для нас там оставила?
— Я точно знаю, чего я сейчас хочу. Чтобы вы все трое немедленно убрались отсюда к чёртовой матери. И чтобы я вас больше никогда в своей жизни не видела.
Наступила короткая, напряжённая, почти звенящая пауза. В воздухе отчётливо повисло невысказанное: «А может, мы и не уберёмся. И что ты нам тогда сделаешь, одна, в темноте?»
— Слышь, красава, а может, ты ещё и покатаешь нас на своём этом звере, а? По очереди, разумеется, — нагло фыркнул один из них, самый мелкий, и сделал демонстративный шаг ей навстречу.
Полина мгновенно напряглась всем телом, её пальцы крепче сжали баллончик.
— Ещё один шаг — и я тебе в рожу брызну! Ослепнешь навсегда, понял, урод?!
— Да блин, Вован, заваливай её уже и всё, хули она тут вякать будет, команды раздавать! –не выдержал тот, что был с сигаретой.
— Да не надо, пацаны, погодите, — неожиданно миролюбиво сказал старший, примирительно поднимая руки. — Она же такая красивая, симпатичная, жалко будет такую мордашку портить. Ну чё ты, малыш, сразу так завелась-то, а? Мы же просто по-хорошему…
Резко. Всё произошло слишком резко. Один из них, тот, что был поменьше, неожиданно шагнул сбоку, отвлекая её внимание. А второй, самый высокий, в это же время метнулся ей за спину.
Полина среагировала — но слишком поздно. Она не ожидала такой слаженности и наглости. Кто-то из них с силой выхватил у неё из руки перцовый баллончик. Второй, тот, что оказался сзади, мёртвой хваткой схватил её за талию, прижимая к себе.
— Пустите! Отпустите меня, сволочи! Ублюдки! — что есть мочи заорала она, отчаянно рванулась, пытаясь вырваться, но силы были явно неравны. Третий, тот, что постарше, с размаху врезал ей кулаком в бок, прямо по рёбрам — резко, жёстко, безжалостно. Воздух с шумом вышел из её лёгких, перед глазами на мгновение потемнело, ноги предательски подогнулись.
— Эй, спокойно, малышка, чё ты так дёргаешься-то, как резаная… Мы же не звери какие. Просто посидим немного, пообщаемся по душам. Ты же сама к нам вышла из темноты, красавица, разве не за этим? А? — его гнилой, пьяный шёпот обжёг ей ухо.
Полина забилась в их руках ещё сильнее, извиваясь всем телом, как пойманная змея, но вдруг — где-то совсем рядом, прямо у неё над головой, раздался тихий, едва уловимый шелест, словно кто-то бесшумно спрыгнул с высоты. И спустя какое-то неуловимое мгновение — спокойный, низкий, но при этом невероятно холодный, как лезвие заточенного клинка в абсолютной тишине, голос произнёс:
— А вы, я смотрю, совсем отмороженные, да?
Все трое подростков, как по команде, резко обернулись на неожиданный звук. И увидели перед собой тёмную, высокую фигуру — силуэт молодого парня, одетого во всё чёрное, в просторной кофте с глубоко надвинутым на лицо капюшоном, руки он небрежно держал перед собой, что-то проворачивая пальцами. Густая тень почти полностью скрывала его лицо, но его глаза… глаза в этой темноте сверкнули так ярко, так холодно и так… не по-человечески, что всем троим сразу стало как-то очень не по себе. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Абсолютно ничего.