Огромные поля, полные золотистой пшеницы, плавно колыхались под дуновением ветра. Мужчина лет тридцати, с густой бородой, держал серп и неспешно срезал колосья. Пройдя несколько десятков метров, он выпрямился и положил инструмент на землю. Затем, осторожно собирая срезанные колосья, укладывал их в деревянную телегу. Завершив тяжёлую работу, он сел на неё, дёрнул поводьями и конь медленно потянул повозку вперёд.
Добравшись до мельницы, он выгрузил охапки и начал обмолот пучок за пучком он бил по ним палкой, чтобы выбить зёрна. Высохшие стебли складывал отдельно — они ещё пригодятся для корма скоту. Закончив, он взял лопату и, расстелив ткань на земле, стал бросать на неё зёрна. Ветер уносил лёгкую шелуху, а тяжёлые зёрна падали вниз, очищенные от мусора. Он разровнял их на солнце, чтобы просушить как следует.
Сев на скамью он глубоко вздохнул, вытер пот со лба. Его жена вышла из мельницы и принесла ему кувшин с водой с благодарность приняв он выпил всю воду. На его утомлённом лице была едва заметная, но тёплая улыбка он смотрел вдаль, за горизонт.
Позднее он снова поднялся и отправился в поле, чтобы собрать ещё немного урожая. Под вечер он вернулся к мельнице, взял хорошо просушенные зёрна и высыпал их в жернова. Крутя тяжёлый камень, он постепенно перемалывал зерно в порошок — получалась мука. Закончив, он собрал её и отнёс к деревянному столу.
Насыпав немного муки в глиняную миску, он налил туда воды и начал вымешивать закваску. Когда оно замешалось, он оставил его под тканью на всю ночь — чтобы забродило. Утром из этой закваски он испечёт хлеб.
После тяжёлого дня он вошел в небольшой домик, где его жена накормила сытным ужином вместе они легли в постель и крепко заснули, позволяя усталости унести себя в сладкий сон.
Рано утром, с первыми лучами солнца, он поднялся и направился к печи, чтобы разжечь огонь.
Подняв небольшой горшок, прикрытый тканью, он осторожно заглянул внутрь — закваска была готова. Он добавил муки и воды, начал вымешивать тесто. Оставив его на некоторое время, подошёл к печи камень хорошо нагрелся и можно было убирать угли. Сгребя их вниз, он поставил внутрь глиняную посуду с тестом и вышел — нужно было покормить животину.
Закончив с утренними заботами, он вернулся к печи — к тому времени хлеб был готов. Достав буханку, он вдохнул аромат свежеиспечённого хлеба — тёплый, лёгкий, с хрустящей корочкой. Он аккуратно положил его на деревянную доску.
— Хлеб получился, что надо, — пробормотал он и руками отломил корку, попробовал на вкус.
— Не думала, что твоей заветной мечтой станет сидеть у мельницы и печь хлеб, — раздался за спиной женский голос с едкой, но доброй усмешкой.
— Кто ты? — насторожился он, обернулся и, не найдя никого в комнате подхватил кочергу. За столом словно из воздуха, появилась девушка.
— Неужели не помнишь? — с лёгкой улыбкой она села за стол, взяла кусок хлеба и откусила, — И вправду прекрасный хлеб.
— Эриния… — прошептал мужчина, отложив кочергу.
— Значит, вспомнил, — произнесла она, наблюдая за ним.
— Чего ты хочешь? — хмуро спросил он.
— Здесь тебя зовут Атрей, верно? Умело придумал себе новую оболочку, чтобы скрыться от проклятия, наложенное на твою душу титаном и богиней. Просто стереть жизнь Дамокла и возродиться новым человеком, — произнесла Эриния, подняв ладони.
— У меня не было иного выхода, — ответил Атрей, — я не мог сражаться в полную силу. С каждым разом всё больше тело погибало.
— Так тебя сейчас называть новым богом? Повелителей магии и путей? — её голос был насмешлив.
— Нет. Я просто не позволил погибнуть тому, что уже существовало, — сказал он спокойно.
— И что дальше? Будешь и дальше косить пшеницу и печь хлеб? — спросила она, прищурившись.
— Тебя это не касается, — вмешалась Деметра, вошедшая внутрь помещения, в легком зеленоватом платье.
— Простите, что вторглась в ваше "любовное гнёздышко" ? — усмехнулась Эриния.
— Ты уйдешь отсюда сейчас или исчезнешь, — произнесла Деметра с холодной твердостью.
Атрей встал и взял руку Деметры успокоив ее пыл.
— Она права, — сказал он, тихо, но уверенно. — Слишком долго я жил в иллюзиях. Пора вдохнуть свежий воздух полной грудью.
— Я буду ждать тебя, — сказала Эриния и исчезла, растворившись в воздухе.
— Почему ты так долго не давала мне проснуться? — обратился Атрей, глядя на Деметру.
— А разве здесь не прекрасно? — с мягкой грустью ответила она. — Здесь мы были счастливы по-простому. Ни войн, ни богов. Только ты и я.
— Жить в иллюзии прекрасно… но это всё же иллюзия. Как бы тяжела ни была настоящая жизнь — именно она заставляет наши сердце биться чаще, — сказал Атрей, поглаживая ее по волосам.
— Прости за мой эгоизм, — прошептала Деметра, прижавшись головки к его груди, — Когда ты исчез, я не знала, что делать. Я думала, что больше никогда не увижу тебя. Но тот компас, который ты оставил вдруг показал мне путь к тебе. Эти десять лет были лучшими в моей жизни.
Она достала компас и вложила его в руку Атрея.
Стрела на компасе дрогнула, а затем уверенно указала направление — сквозь пространство, сквозь реальность. Открылся путь между мирами. Вдохнув глубже, Атрей шагнул в него и вскоре оказался в другом месте. Ступив на зеленую траву и небольшую клумбу с желтыми цветами. По середине цветов стоял камень с высеченным именем: Даомкл.
— В этом мире прошло меньше времени, чем в том, — произнёс Атрей, и, опустившись на колено, провёл рукой по могильной земле. Он раздвинул землю, обнажив тело.
Там лежал он, человек что прошел множество испытаний. Шлем, щит и копьё — всё было в идеальном состоянии, будто только что отполировано перед боем.
— Будто это было так давно… — прошептал Атрей, поднимая копьё.
Он провёл ладонью по его потемневшему древку — по каждой зарубке, каждой отметине, что хранила следы битв. Словно ожившие образы вспыхивали в памяти: сражения, удары, падения, крики всё от самого начала до самого конца.
— Сколько крови я пролил и, похоже, вновь буду проливать, — сказал он, не поднимая взгляда.
Протянув руки к шлему, он поднял его с земли. В тот момент, когда его пальцы коснулись металла, изнутри засветилось тускло-жёлтое свечение. Оно пробежало по шлему, будто душа, запертая в металле, откликнулась на прикосновение. Одев шлем его глаз покрылись желтым цветом, а мир будто исказился под его волей.
— Я был рожден человеком, и погиб им. Теперь я нечто большие, но моя душа всегда будет смертной, — произнёс Атрей. Затем копье в его руке засило красным цветом, а щит покрылся рунами. — У каждого своё предназначение. Мой удел — быть поверженным, чтобы подниматься вновь.