Чиби-Печенька. Нейросеть, конечно, напутала с анатомией, но в целом образ похож на то, как Куроме воспринимает свою питомицу.
— Ну и как тебе, Печенька? — сидя у костра с почти прогоревшими углями, спросила я у сытой гидры, довольно греющейся на солнышке. — Неплохо поохотились, а?
— Сша! — довольно выдохнула прожора, повернув ко мне одну из голов. Остальные две продолжали лениво лежать среди обломанных стволов и веток. Надо полагать, «сша» — это сокращение от «сшасст».
Счастье, в общем.
Ну да, понимаю её. Я и сама изрядно налопалась, умудрившись как-то незаметно для себя нарезать и поджарить, а потом съесть — и немаленькую печёнку, и несколько придирчиво отобранных кусков мяса. После такого гастрономического подвига куда-то идти и что-то там делать было откровенно лень. И даже тортик перестал быть настолько манящей целью. Ну, по крайней мере, на ближайшие минут двадцать, пока в животе всё не уляжется.
— Ты не передумала наведываться в свои бывшие угодья? — с робкой надеждой на отказ, интересуюсь у питомицы.
Так-то я главная и обладаю над Печенькой, в общем-то, абсолютной властью. Но оной властью стараюсь не злоупотреблять, к тому же симпатизирую чешуйчатой милашке, поэтому не желаю её расстраивать и портить отношения. Да и слово своё ценю. Но сейчас тащиться на болото как-то лениво. Вот и надеюсь на отказ налопавшейся мяса гидры.
— Ншет-с! — под возбуждённое подёргивание хвоста, прошипела повёрнутая ко мне голова.
Ну да, следовало ожидать. Не очень-то я и надеялась. Впрочем, духовная сила, направленная в систему пищеварения и усилившая врождённую способность быстро, без вреда для себя и с весьма высокой степенью усвоения переваривать большое количество не всегда полезной пищи, постепенно начала прогонять приятную тяжесть в животе, а вместе с ней и ленивую негу.
Однако то, что я приготовилась отправиться в путь, не означало отсутствия желания немного подшутить над питомицей.
— Что ты говоришь, Печенька? — делаю вид, будто не расслышала и не отследила мелькнувший вместе со словами мысленный образ. — Нет, не хочешь? Ну ладно, не пойдём. Мне тоже лень тащиться.
— Хс-с! — от земли оторвалась вторая голова, что посмотрела на меня с укором. — Х-хочс-с-су!!
Вместе со словами в сознание постучались и мыслеобразы для «глупой-большой-маленькой-главной».
— Хочешь отдохнуть в пространственном кармане? — «удивилась» я, проигнорировав ментальное послание и сопроводив слова уже своими мыслеобразами. — Хорошо-хорошо, сейчас отдохну, отправлю тебя спать и полечу к себе.
— Кш-ши-и-и!!! С-с-с!! Схрр-р-с-с!! — хвост с грохотом хлестнул по земле, а сама гидра под треск переломанных деревьев и грохот смятой тверди встала на ноги и глазами всех своих голов возмущённо уставилась на меня.
Кого-то иного подобная картина могла бы напугать. Трёхглавая чешуйчатая туша размером с семиэтажку старого мира и сама по себе подавляла — как видом, так и давлением своей силы. А уж когда она взбурлила недовольством, выраженным через полный оной силы рык-шипение, что заставлял вибрировать внутренности и подкашиваться ноги… Тут не каждый опытный воитель сумеет сохранить хотя бы видимое самообладание.
Что касается одной доброй волшебницы, то…
— Ты такая миленькая, когда злишься! — рассмеялась я, умильно глядя на питомицу, встопорщившуюся, словно недовольный котёнок, у которого из-под носа утянули блюдце с едой.
Шипение Печеньки стало обиженным.
Как так?! Мало того, что над ней издеваются, прикидываясь, будто не понимают (а она, между прочим, очень старалась, изучая язык маленьких двуногих!), так ещё и всерьёз не воспринимают! На неё — большую, страшную и могучую! — смотрят, как на тот маленький ушастый клочок бесполезного меха, который любит кататься у хозяйки на плече.
…И она ничего не может с этим поделать. Потому что маленькая злая хозяйка всё равно больше, страшнее и сильнее.
— Сши-и-и… — напружиненные было шеи возмущённой гидры, будто бы приготовившейся к битве, моментально обмякли, а головы опустились и начали отворачиваться.
— Да шучу я! Шучу! — спешу успокоить по-детски доверчивую и эмоциональную питомицу. — Я ещё с первого раза поняла, что тебе интересно навестить свои бывшие владения, просто решила тебя разыграть.
— Сфр!! — скосив на меня взгляд, фыркнула одна голова. — Ф-фредс-снс зс-сла-ас-с хлавфна-ас-с — помогая друг другу со сложными звуками, произнесли две другие.
— Ага, конечно, — хмыкаю. — Когда я пошутила — то сразу стала вредной-злой-главной, а когда одна хвостатая прожора насмешничает над моими экспериментами — то это нормально. Так что сама виновата! Не зло я принесла, но возмездие, — произношу с толикой театрального пафоса. — Так и знай, большая, толстая и ехидная прожора! — с улыбкой и тихим смешком ткнула я пальцем в сторону надувшейся Печеньки.
Впрочем, почти сразу руку пришлось убрать, потому как совсем близко клацнули челюсти резко приблизившейся головы гидры.
Не то чтобы отдёргивать руку действительно необходимо, ведь захлопнулась пасть немного раньше, чем приблизилась на расстояние касание: Печенька так играла.
Но зато это позволило удобно размахнуться и шлёпнуть питомицу по носу. Тоже игриво — но так, чтобы обладательница шкуры, позволяющей без дополнительного укрепления стоять под пулемётным огнём, словно под дождичком, почувствовала шлепок.
С лёгким выплеском духовной силы, чью технику я некогда подсмотрела у Прапора, ладонь ударила по чешуе, породив раскатистый грохот, и голова с коротким шипением отдёрнулась. Зато вместо неё вперёд метнулся длинный хвост. С весёлым смехом запрыгиваю на бревнообразный кончик и бегом поднимаюсь по нему питомице на спину. Та с весёлым шипением попыталась меня сбросить, но не преуспела. Так что я успешно взбежала на спину гидры, начав уклоняться от дружно «напавших» на меня голов.
Поскольку происходящее не являлось тренировочным поединком, то и ускорение мы с Печенькой практически не использовали. Так… пассивное влияние духовной силы, что позволяло двигаться в два-три раза быстрее, плюс укрепление и усиление с моей стороны, чтобы высоко прыгать и не отбивать руки о прочнейшую чешую моего миленького игривого Бедствия, но не более того.
В один прекрасный момент, когда две головы оказались расположены так, что не видели меня, я хлопнула метнувшуюся ко мне третью под глазом. И когда она, зажмурившись, отдёрнулась, мягко запрыгнув сверху, взлетела в воздух вместе с ней. Потеряв свою партнёршу по игре, Печенька издала недоумённое шипение, оглядываясь и не замечая, что партнёрша по игре — вот она, сидит на одной из её же голов.
— Хи-хи-хи, на твоей голове, растеряха! — весело засмеялась я, спрыгивая вниз и отталкиваясь от метнувшихся на перехват голов.
— Сши! Сши! — вторила мне Печенька, пытаясь прихватить вёрткую цель пастями.
Неплохо поиграли, в общем!
— Смотрю, ты не растеряла энергичности, — сказала я питомице, когда мы с ней набегались. — Как насчёт того, чтобы, раз ты не желаешь отправляться в пространственный карман, добраться до твоего родного болота бегом? Хочешь?
— Сша! Хаш-ш-шу!!
— Ну, тогда и меня повезёшь, — коварно улыбнулась я, что завела этот разговор во многом из желания с ветерком пронестись по джунглям, словно танк по молодому ельнику. — Только присутствие скрой или хотя бы не дави им. А то провоцировать миграцию всех окружающих монстров куда подальше от твоего великолепия будет несколько чересчур.
— Сфр! — фыркнула Печенька, состроив на своих мордах легко читаемое выражение «я что, дура?». Да, у рептилий с мимикой не очень, но метаморфизм решает.
А вообще логично: распугивать свою же кормовую базу эта прожора не станет. Да и то, что бегущие от альфа-хищника монстры доставляют неприятности человеческим поселениям, она тоже запомнила. Как и то, что я такое на территории Империи устраивать запретила… по крайней мере, до того момента, как не прикажу иное.
В общем, к точке назначения мы прибыли с ветерком, под топот более чем стотонной туши (Печенька постепенно продолжает расти, откуда, видимо, и её неутихающий аппетит), грохот ломаемых деревьев и мой радостный смех. Всё-таки несколько сотен километров в час, которые для Печеньки являлись подобием лёгкой трусцы под довольно слабым ускорением, если не разгонять восприятие и учесть сильно пересечённую местность, создавали хорошее такое ощущение скорости. Скорости и послушной мощи, да. Существуй в природе гоночные карьерные самосвалы, разгоняющиеся до скоростей Формулы-1, их пилоты меня бы поняли.
Однако, как оказалось, путь к цели вышел куда увлекательнее и интересней самой цели.
Вернее я чего-то такого и ожидала. Почему и не стала торопиться уходить, оставляя питомицу на пару дней, чтобы она смогла вволю порезвиться и побегать по памятным местам.
И оказалась права.
Не успела я доесть предусмотрительно сохранённые в пространственном кармане шашлыки, как в веере брызг появилась перепачканная в грязи Печенька. Морды её были уныло приопущены, а хвост еле двигался, немного помогая перемещаться по болоту, но не более того.
Прямо живая иллюстрация разочарования, непонимания и печали!
— Ши-и-и… — как-то потерянно протянула Печенька и понуро двинулась ко мне за успокоительными почесушками.
— Ну, нет, грязевая диверсантка! — погрозила я кулаком. — Даже не думай ко мне подходить, пока вся в болоте!
— Сши-и… — гидра жалобно на меня посмотрела.
— Нет-нет, можешь не надеяться, что твой жалобный вид сработает, большая грязнуля. Сначала стряхни с себя грязь, а потом напрашивайся на утешительные ласки, — скрепя сердце сказала я, не без труда устояв под ментальной атакой «грустных глазок». — И подальше от меня это делай!
Благо что бывшей владычице здешних болот, для того, чтобы согнать с себя грязь, достаточно просто ускориться и немного пробежать, не заставляя воздух обтекать своё тело: уже на скорости с тысячу километров в час воздух сдерёт всё лишнее, будто тёркой.
Вскоре грустная Печенька большим чешуйчатым холмом легла рядом со мной. И под сбивчивое шипение, что лишь с сильной натяжкой можно принять за попытку имитировать речь, начала забрасывать меня ментальными жалобами.
…Любимый холмик посреди болота, где всегда было так приятно греться на солнышке, заняла стая наглых крокодилов. Вернувшаяся хозяйка, конечно, их частью растерзала и съела, а частью просто прогнала. Но памятная отмель вдруг показалась маленькой и неудобной. Да и поток духовной силы, который раньше пусть и не выделялся особой мощью, но всё равно позволял с комфортом нежиться на излюбленном месте целыми днями, теперь выглядел смехотворным.
…Двинувшись к центру своей аномалии, Печенька вновь увидела, как её владения занял очередной крокодил, видимо вожак тех наглых захватчиков. Расправиться с ним оказалось не сложнее, чем с его младшими: толстая шкура, укреплённая духовной силой, а также пасть, зубы которой могли создавать странный эффект, при прикосновении разрывающий плоть и дробящий кости — являлись серьёзными аргументами лишь для тех, кто более-менее равен в силе. Чешую молодого Бедствия клыки мелкого пятнадцатиметрового ящера не сумели даже поцарапать.
Разочаровывающая слабость.
…Вкус плоти тоже стал разочарованием. Даже обычные монстры, на которых она теперь охотится в разных аномалиях, порой обладали мясом, заметно более вкусным и насыщенным силой, чем эта наглая ящерица.
…И вот погрузившись в заветный омут, та, кому дали имя Печенька, наконец ощутила… нет, не то, что она вновь дома, как подспудно надеялась гидра. Лишь очередное разочарование.
Вполне ощутимый ранее ручеёк энергии, который позволял молодой гидре начального A-ранга потихоньку становиться сильнее, монстру полноценного ранга S казался таким же ничтожным, как и захвативший его крокодил. Хотя, может быть, если бы не связь с хозяйкой и её волшебным жалом, то даже такой источник энергии показался бы пусть недостаточным, но глотком свежего воздуха среди затхлости Скудоземья. Или нет.
…Ни охоты, ни комфорта — и даже старые памятные места, которые в трёх головах играли яркими и светлыми красками, теперь словно бы поблекли до скучной бесцветной серости.
— Ну а чего ты хотела? Что так грустно на меня смотришь и вздыхаешь? — спросила я питомицу, которая буквально окружила хозяйку своими головами. Когти трансформированной руки в это время ласково почёсывали её нежную чешую рядом с ушным отверстием. — Сразу ведь было понятно, что ты переросла свои бывшие владения.
Две головы, которые пока не получили ласки, начали отрицательно покачиваться под тихое несогласное шипение, а мне в сознание полились образы напополам с мыслеречью, смысл которой сводился к тому, что не может всё быть сначала хорошо и пасторально, а потом резко стать плохо, притом не поменявшись.
— Бывает такое, бывает, — не согласилась я с этой грустной милашкой. — Просто меняется не наблюдаемый объект, а наблюдатель. Сколько раз ты до встречи со мной дралась с теми, кто равен тебе или даже превосходит? Сколько раз бывала на территории мощных аномалий или даже у их сердца? Сколько раз видела нечто по-настоящему новое и удивительное?
Печенька нехотя признала, что до того как «маленькая-злая» бесцеремонно вторглась в её владения и через смерть с болью заставила присоединиться к своей стае, дни гидры текли тихо и спокойно. Нынешняя она даже сказала бы, что скучно.
— Вижу, ты начинаешь понимать, — удовлетворённо киваю. — Ты уже тогда почти переросла своё болото. После достижения полноценного A-ранга тебе всё равно пришлось бы отправляться на поиски места получше. Просто ощущение недостатка силы и чрезмерной слабости окружающих монстров приходило бы постепенно, за десятки лет. А со мной ты разом перепрыгнула несколько ступеней, отчего различия того, что было с тем, что стало — выглядят столь разительными.
— Сши-и… — печально прошипела-просвистела молодая, по сути, гидра.
— Такова жизнь, философски произнесла я, подкрепляя речь мыслеобразами. — Всё течёт и меняется. Мы либо принимаем и используем эти перемены к своей выгоде, либо они насильно тащат нас за собой, ударяя об ухабы и вываливая в грязи.
— Х-ха тс-сы? — спросила Печенька, убрав одну голову и подставив под почёсывания нос другой.
— А что я? Думаешь, я сама бы стала погружаться во всю эту беготню, если бы не внешние обстоятельства?..
В общем, по результатам нашего с питомицей общения она окончательно приняла своё нынешнее положение. Как и то, что оно намного лучше, чем могла бы мечтать гидра слабого A-ранга, властвующая над столь скудным участком Дикоземья, как её бывшее болотце.
Переход на следующий ранг так-то и среди более удачливых монстров мало кто переживает. Да и те способности, которые Печенька получила после своего становления, изрядно выделяются широтой спектра применения даже среди разумных Бедствий.
А ещё хитрая питомица с удовольствием «согласилась» заменить дни «болотного отпуска» на вольную охоту в более благодатных местах. В конце концов, если не пытаться сковырнуть очередную засевшую на своём источнике S-ку и хорошенько маскировать духовное давление (что монстры и так делают всегда, на чистых инстинктах — ну, кроме случаев, когда сталкиваются с равными противниками: там уже не до маскировки, выжить бы!), то и особой паники среди окружающих монстров тоже не возникнет. А уж временно отбить себе хороший участок в ближнем радиусе от центра аномалии для нынешней Печеньки — задача несложная. Ещё и бывшим хозяином жилплощади перекусит. Двойная польза, да-с.
Ничего, пусть развеется. Может, забудет о своих получивших новое дыхание странных идеях о том, чтобы стать как «маленькая-большая-главная». Её попытка отрастить на груди нечто похожее на человеческий торс выглядела отталкивающе даже для меня. Особенно учитывая, что в качестве образца, которому она подражала (пыталась… не особо успешно), я и выступила.
Впрочем, не мне, убийце, некромантке, вивисектору и демонологу, говорить об отталкивающих вещах. В разрезе того, чем мне предстояло заняться, неуклюжие попытки питомицы создать подобие человеческого тела выглядели даже по-своему умилительно.
* * *
— Стой, сука! — истерично прокричали из укреплённого «обычного дома» «обычного старосты» «обычной деревни». — Вы не знаете, с кем связались! Только посмейте убить кого-то из наших уважаемых гостей — и всю вашу банду порежут на куски и скормят собакам!
Высунуть ствол винтовки и выстрелить в якобы подставившуюся противницу никто уже не пытался. После десятой неудачной попытки, сопровождавшейся каждый раз новыми (неизменно ехидными) комментариями, хозяева поняли всю бесполезность данной затеи.
— Страшно-страшно, — насмешливо фыркнула Доя, которая стоя на виду у крикуна, провокационно неспешно меняла патроны в своих револьверах с почти обычных на бронебойные спецбоеприпасы. — Выйди и расскажи нам подробнее, что там у вас за гости, дружок-пирожок. Вдруг испугаемся? Ваш тайный ход всё равно уже обвалили.
В ответ в адрес девушки полились грязные ругательства вперемешку с предложениями самой заглянуть к ним в укреплённый дом, который, по сути, являлся смесью из крепости и подземного бункера, и отведать того, что засевшие там мужчины готовы ей напихать.
— Госпожа, нам следует торопиться, — подошёл к ней один из воителей Эскобара. — Деревня этих hijos de puta* стоит на чужой земле. Их тут покрывают, а охранный пост слишком близко, чтобы не увидеть дымов.
/* — сукиных детей (исп.)/
— Будто бы мы не сможем справиться с кучкой имперской солдатни, — пренебрежительно тряхнула гривой светлых волос девушка-ганфайтер. — Бросим в кучу, как и этих, — кивнула она на стащенные на центральную площадь останки «мирных жителей».
— Чтобы, когда наложившие в штаны выжившие солдаты прибегут жаловаться своим старшим, привлечь внимание армии и повелительницы мёртвых? — хмыкнул собеседник. — Нас слишком мало, чтобы взять всех, кто придёт. Дон Эскобар предпочтёт упустить эту нить.
— Могу его понять, — вспомнив знакомство со своей новой нанимательницей, внутренне передёрнулась бывшая северная убийца. Куроме приказывала ей по возможности не шуметь и не связываться с официалами, когда нет возможности подчистить следы. Проверять, что будет, если наплевать на эти пожелания, как-то не хотелось. Доя уже знала, что чувствуешь, когда твоё лицо сжигает подобие духовной кислоты, и повторять ощущения на бис не хотела до дрожи в поджилках. А с новой госпожи сталось бы и что поинтереснее придумать… — Ладно, сейчас всё будет. Только дай-ка мне свой тесак.
Воткнув отобранный у дружественного бандита плохонький духовный клинок в землю рядом с собой и доснарядив барабаны, девушка поправила висящие на поясе гранаты и ещё раз прислушалась к внутреннему чутью, после чего мысленно кивнула самой себе.
Конечно, ей пока ещё далеко до той, кто сумела залить понимание новых умений прямо в голову новой подчинённой, но для кучки обнаглевших бандитских воителей-слабосилков хватит и того, что есть.
— Хорошо, мальчики, если вы так настойчиво зовёте, то я иду к вам, — усмехнулась убийца, после чего мгновенно вошла в ускорение, вскинула револьверы и открыла огонь.
Первые две перенасыщенные духовной силой пули пробили толстые армированные стены, точно поразив прячущегося рядом с дверью говоруна и его засевшего с другой стороны молчаливого коллегу, который готовился неожиданно атаковать любого поддавшегося на их провокации. Всё-таки они не оставили идеи грохнуть шуструю противницу, надеясь подманить её поближе. И подманили. На свою беду.
Ещё две пули одновременно ударили в приоткрытое для «светского разговора» плотно зарешеченное окошко бронедвери, вырывая из него небольшой кусок… слишком небольшой, хорошая всё же дверь. Так что пришлось потратить ещё два патрона. После этого в образовавшийся в решётке проём одна за другой отправились гранаты с контактным взрывателем — приветственный подарок для бойцов, засевших чуть дальше.
Дождавшись, когда грохнет сдвоенный взрыв, убийца, которая в пренебрежении противником даже не стала доснаряжать барабаны, подхватила духовный клинок и направилась к ожидаемо устоявшей двери. Несколько ударов — и преграда со срезанными петлями и замками оказалась отброшена в сторону вместе со ставшим ещё более уродливым, пришедшим в негодность тесаком. А наслаждающаяся возросшей силой «посланница Синдиката» вошла внутрь. Ей предстояло довести до конца почти проваленное бестолковыми союзничками задание.
Девушка улыбалась.
* * *
— Я ничего вам не скажу! Я офицер армии и имперский дворянин! Меня знает сам лорд Роббер! Если с моей головы упадёт хоть волос, вы все горько пожалеете! — извиваясь на земле, плевался ядом освобождённый от кляпа пленник.
— Хоть сам Император, — легкомысленно отмахнулась Доя. — Какая разница кто тебя знает, если он ни о чём не узнает …раньше времени? — под короткий смешок одного из союзных бандитов добавила она. — Давай, не осложняй день нам и себе. Расскажешь, кто из ваших повязан с контрабандистами южан и кто пропустил в нашу провинцию группу диверсантов, из-за которых честных воров прессуют власти — и тогда я тебя просто пристрелю. Быстро и почти не больно. Бах и ты уже на небесах. Или во что верят в вашей дыре?
— Нахуй пошла, подстилка бандитская! — выплюнул имперец.
— Может, и схожу, — крутнув выхваченный револьвер на пальце, усмехнулась зеленоглазая блондинка, бросив взгляд на молчаливые фигуры бойцов Эскобара; никого особенно привлекательного и интересного, но если не слишком привередничать, то… вон тот темнокожий здоровяк, пожалуй, сможет разнообразить список её любовных приключений. — Нужно ведь девушке расслабиться после работы? — поймав взгляд южанина, подмигнула она.
И добавила, вернувшись уже к жертве полевого допроса:
— Но если ты намекал на себя, то обломись: вялые слизняки не в моём вкусе. Кстати: правое или левое?
— Что правое или левое? — растерялся пленник.
— Правое или левое яичко тебе отстрелить за твой грязный язык? — любезно пояснила Доя.
— Да ты на всю голову ебанутая! — прижав колени к животу и дополнительно защитившись связанными руками, воскликнул коррумпированный военный.
— Я ебанутая на всю голову? Ха-ха-ха, это ты настоящих ебанутых не видел, пирожочек! — искренне рассмеялась немёртвая, вспоминая одну, как могло показаться несведущему человеку, совсем не страшную и не сумасшедшую темноволосую и темноглазую девочку, от которой даже в смерть хер убежишь. — На своё, сука, очень большое счастье не видел. Но если не хочешь выбирать, то добрая тётушка Доя справится с выбором и сама.
— Я… — начал было говорить офицер — коего, в числе прочих важных гостей, выковыряли из укреплённого дома главы деревни контрабандистов и который до последнего верил, что его лишь пугают и, как максимум, просто побьют — но его слова прервал выстрел.
Бах! — грохнул револьвер. И почти сразу за звуком выстрела раздался истошный вой боли.
— В яблочко! — довольно воскликнула ганфайтерша, которая умудрилась поймать момент и выстрелить так, чтобы, несмотря на закрытую позу, отстрелить наглому офицерику кусок левой тестикулы, притом практически не задев ни кисти рук, ни ляжки, ни живот. — Точнее, в яичко. И даже член уцелел. Вот что значит мастерство! — улыбнулась она, оглядев других рассаженных на полянке пленников. Им специально позволили наблюдать допрос самого неуступчивого, чтобы не ерепенились, когда придёт их черёд.
Правда, кроме пленников, удачный выстрел оценил и мускулистый южанин. Вон как скривил лицо и сжал ноги. Впечатлительный какой. Кажется, покувыркаться с ним всё-таки не получится.
Ну и плевать! Не очень то и хотелось. Тогда она развеется иначе: пристрелит очередного монстра или особо наглого ублюдка. Или не пристрелит, а потренируется в клинковом бое, развивая и закрепляя навыки, полученные от своей по-настоящему ебанутой (но, стоит признать, столь же крутой) госпожи. Или попробует напиться. Мастер Генсэй, помимо прочего, научил её специальной технике, благодаря которой такие, как они, могут почувствовать удовольствие от лёгких наркотиков и не слишком больших доз спиртного.
В конце концов, тут нет надоедливых старейшин и поставленных ими командиров групп. Она сама здесь на роли прибывшего в южную дыру столичного эмиссара. Можно и расслабиться.
Конечно, не сейчас, а когда здесь всё закончится, и не во вред работе, но можно. Всё-таки, как бы ни пугала и ни бесила её Куроме, но состоять в числе прямых подчинённых одного из главных зол этого мира — лучше, чем оставаться клановой убийцей на побегушках у кучки старых пердунов и их мелкописечных потомков.
И… может, не такая она страшная и ебанутая, эта маскирующаяся под девочку стрёмная хтонь?
Если судить по делам, хозяйка Яцуфусы скорее даже добрая. Ну в самом деле! Техниками делится. Над душой не стоит. Свободы даёт — куда там против тех же клановых старейшин. И даже запреты у неё связаны в основном с невинными и непричастными! Целым Внерангом стала, но ещё помнит, что обычные люди, не воители — тоже вообще-то живые люди, не сорняки полевые…
Значит, всё-таки добрая? Выходит, что да. Доя покивала собственным мыслям и почти беззвучно уточнила:
— Для своих.