Я смотрел на невероятного «богатея» передо мной и улыбался. Первый раз мне говорят, что главное — деньги, а не сила. Как будто я тупой качок, а он невероятно богатый чувак, который решает в тюрьме всё. Но я очень сильно сомневался, что он вообще хоть что-то из себя представляет. Иначе он не ютился бы в этой дерьмовой четырехместной камере.
— И что, ты правда настолько богат? — спросил я у своего собеседника, который смотрел на меня как на пустое место.
— Да, я не хочу хвастаться, но у меня машин только штук пять. И все в этой тюрьме прислушиваются к моему мнению, даже охранники буквально едят с моих рук, — похвастался чернокожий парень, который так и не потрудился встать со своей кровати, ну или нар, не очень в этом разбираюсь, пусть будет кровать.
Я собирался было сказать ему, куда он может засунуть свои жалкие гроши, когда дверь в камеру внезапно открылась, и в нее вошли двое охранников. При этом их взгляды сразу же остановились на качке лежащем на полу без сознания.
— Вот ты, парень, и попал. Офицеры, этот заключенный напал на моего друга. Он опасен. Я боюсь за свою жизнь, — начал активно стучать на меня этот «хозяин жизни».
Но надзиратели, к его большому удивлению, не обратили на его слова никакого внимания, лишь один из них быстро проверил лежащего без сознания качка, чтобы убедиться, что он жив и дышит.
— Мистер Озборн, ваша камера уже готова, простите за задержку, — уважительно сообщил мне один из надзирателей.
— Да? Жаль. Я уже тут со всеми подружился. А что с этим? — спросил я, указав на лежавшего без сознания чернокожего парня.
— А что с ним? — спросил в ответ охранник тюрьмы. — Они ведь подрались друг с другом, что-то не поделив, и когда вы зашли, драка уже произошла, ведь так?
— Так, — подтвердил я, даже закивав при этом.
— Эй, парни, вы чего, всё было не так. Это этот тип напал на моего кореша, — завозмущался до этого очень уверенный в себе чернокожий парень, все же вскочив со своей кровати.
— Майк, я сколько раз тебе говорил, что не стоит таким заниматься в камере, — сказал охранник, кивнув в сторону забившегося в угол белого парня. — Радуйся, что на две недели отправишься в карцер вместе со своим дружком-придурком, а не получишь дополнительный срок за изнасилование.
— Да чего ты гонишь… — продолжил возмущаться Майк, но, увидев, как охранник потянулся к дубинке, резко изменил тон. — Офицер, никакого изнасилования не было, а если что и было, то только по обоюдному согласию, и Фред это подтвердит, ведь так, Фред?
На это паренек, сидящий в углу, вновь заревел, но при этом закивал, словно подтверждая слова Майка.
Я молча прокашлялся, намекая, что мне не сильно интересно всё это слушать.
— Давай, Майк, вставай на колени и руки за спину, процедуру ты знаешь, — произнес один из тюремных надзирателей.
— Это беспредел, какой карцер, это ваш Озборн во всём виноват, — сказал Майк, но все же сделал то, что от него требовали, альтернативу он представлял как никто другой, дубинки у охранников были точно не для красоты.
Вскоре моих новых «друзей» увели в место, которое пусть и было им хорошо знакомо, но вовсе не являлось для них желанным.
— Знаешь, парень, если ты будешь все время ныть и покрывать их, в тюрьме ты недолго протянешь. Да, этих придурков убрали, но ненадолго, да и таких в этом месте каждый второй. Не будь тряпкой, — сказал я парню, который все так же продолжал сидеть в углу.
— Но они же сильней, и они могли попортить мое лицо, поэтому лучше так, я потерплю, мне не впервой, — ответило это чудо.
Я ничего на это не ответил, лишь немного брезгливо посмотрел в его сторону. Какой смысл его в чем-то убеждать, он уже все для себя решил.
Минут через десять снова вернулись охранники.
— Еще раз простите за задержку. Мы готовы сопроводить вас в вашу новую камеру, — сказал мне надзиратель, после чего меня вывели из камеры, и нет, мне не нужно было вставать на колени и заводить руки за спину, видимо, это для особо упоротых.
Самое забавное, что вскоре я шел по коридору, который был мне уже знаком. Как раз где-то неподалеку находилась камера, в которой я, так сказать, «навестил» Фиска. Я уже было подумал, что меня ведут именно в нее, но нет, меня завели в отдельную и очень комфортабельную одиночную камеру, в которой был даже телевизор и холодильник, про свежее постельное белье, которое сильно отличалось от того, что было в прошлой камере, и говорить не стоит.
Так что расположился я с комфортом и практически сразу же попытался уснуть, да это было трудно, потому что мои мысли возвращались к Гарри, но нужно было пользоваться моментом и отдыхать, пока была такая возможность.
Проспал я до самого утра, точнее до подъёма, который был в шесть часов. По идее, после этого я должен был отправиться на завтрак, но мне не пришлось никуда идти, зачем, если завтрак принесли прямо мне в камеру. Чашечка крепкого кофе и несколько тостов с жареным беконом, что может быть лучше? Вот и я думаю, что ничего.
До обеда я просто лежал и смотрел телевизор, я все ждал, когда покажут репортаж о том, что я загремел за решетку, но нет, ничего такого не было, что было даже несколько обидно.
Поэтому после обеда я решил, что отправиться во двор на небольшую прогулку — это хорошая идея. Да, возможно, это было не очень безопасно, но моя повышенная сила, и регенерация никуда не делись. Если что-то пойдет не так, я смогу действиями доказать слова одного героя: «Не меня заперли с вами — это вас заперли со мной».
Так что я без особых опасений прогуливался по тюремному дворику, смотря на людей и на то, как они разбились на группы, в основном по расам. Были белые, латиносы, итальянцы, черные. Но даже внутри этих групп были группы поменьше. У тех же белых отдельно тусовались «нацики», а у черных было разделение по бандам. Такой своеобразный паноптикум, за которым интересно наблюдать со стороны, но не участвовать во всем этом.
Мое изучение местных сообществ закончилось, когда какой-то парень с облезшей кожей преградил мне путь.
— Ну что, Норман, не ждал, что я буду здесь? — спросил меня этот незнакомый парень.
— Я понятия не имею, кто ты такой, — ответил я ему, немного отодвинувшись назад, вдруг он заразный.
— Я Джейсон Макендейл, — гордо заявил он, как будто это все должно было мне объяснить.
— Рад за тебя. Но я все еще не имею даже малейшего понятия о том, кто ты такой, — сказал я, узнав этого чудака на букву М, но не собираясь этого показывать.
— Как вообще ты мог не узнать меня? Я тот парень, который украл у твоей компании глайдер. Я Хобгоблин, — пафосно заявил он.
— А, вспомнил, тот идиот, который летал на фонящем радиацией глайдере и чуть себя не убивший этим, — изобразил узнавание я.
— Нет… То есть да… Неважно… Ты поплатишься как за свои слова, так и за то, что со мной сделал, — сказал он и начал с угрожающим видом двигаться в мою сторону.
Я уже собирался хорошенько ему вломить, когда у меня из-за спины раздались голоса: «Эй, облезлый придурок, отстань от него, или мы сейчас тебе все кости переломаем» и «Как ты вообще посмел открыть рот и угрожать одному из наших».
Джейсон, не будь дураком, резко передумал со мной драться и, повернувшись, очень быстро пошел на другую сторону тюремного дворика, вот же сыкливый придурок.
Развернувшись, чтобы поблагодарить пришедших мне на помощь парней, я замер и открыл рот. Позади меня стояли двое заключённых характерной внешности, с явными нацистскими татуировками по всему телу.
— Э-э-э, что? — только и смог спросить я.
— Да ладно, не тушуйся, парень, мы знаем, что ты свой, — сказал один из них, благожелательно мне улыбнувшись, что с его рожей смотрелось просто невероятно неестественно. Складывалось ощущение, что последний раз он улыбался лет пять назад и давно забыл, как это делать.
В голове у меня вертелась целая куча вопросов. Почему вообще эти парни вступились за меня? И какого черта нацики вообще посчитали меня своим? Это бесило просто невероятно. Где они, а где я? Что вообще у нас может быть общего…
Я уже собирался все прояснить, возможно, даже используя силу, когда внезапно раздался звук сирены.
— Что это? — недоуменно спросил я.
— Сирена, — ответил мне один из нациков, посмотрев на меня как на дебила.
— Да понял я, что это сирена, но что она означает? — задал я вопрос, немного разозлившись.
Но отвечать на вопрос моего собеседнику не потребовалось, потому что из громкоговорителей, наверняка установленных по всей тюрьме, раздался голос: «Внимание, всем заключенным срочно вернуться в свои камеры, вводится карантин, повторяю… Внимание…»
Похоже, сегодня этим парням крупно повезло, но, скорей всего, я проведу в тюрьме не один день, так что я определенно выясню почему они посчитали меня своим…
Вернувшись в свою камеру, я сильно задумался о том, что как-то подозрительно, что карантин начался именно тогда, когда меня посадили в тюрьму, и я бы развил эту мысль, когда в мою камеру вошли двое людей в медицинских халатах в сопровождении двух незнакомых мне охранников, отчего я сразу же напрягся, и, похоже, не зря.
— В тюрьме зафиксирована вспышка MRSA, и всем заключенным нужно сдать анализы, — сказал один из медицинских работников, осмотрев мою очень комфортную камеру.
— Золотистый стафилококк, но откуда? Я ни с кем не контактировал, — возразил я. — Очень маловероятно, что я заразился.
— Ваш бывший сокамерник, Майк Питерсон, в списке заболевших, поэтому даже если бы очень хотелось, мы не можем вас пропустить, — извиняющимся тоном сказал медик.
— Хм… — хмыкнул я.
— Да что вы с ним цацкаетесь, берите быстрей у него кровь, да пойдем дальше. Тут еще целая куча камер, которые нужно обойти, — проявил нетерпение один из охранников. — Чертов карантин, все планы коту под хвост.
Я начал просчитывать варианты… Мне очень не хотелось отдавать кому-либо свою кровь. Существовала немаленькая такая вероятность, что моя кровь попадет не в те руки, но, посмотрев на очень хмурых охранников, я тяжко вздохнул и закатал рукав, давая медикам взять у меня кровь.
Что я мог сделать? Раскидать охранников? Просто не давать взять у меня кровь? Они просто вызовут подмогу и сделают то, что хотят, ну или я разозлюсь и случайно кого-нибудь из них покалечу или, возможно, даже убью. Да и моя кровь в чужих руках — это не так страшно, как кажется. Восстановить первоначальную версию сыворотки они точно не смогут.
Но все равно кровь есть кровь, и по ней можно понять очень многое. Поэтому после того, как медики ушли, я долго был не в духе. Чему способствовало то, что на время карантина поставки нормальной еды с воли прекратились. Хорошо, что еще утром холодильник наполнили едой, и тюремную пищу мне есть не требовалось.
Очень не хватало телефона, мне очень хотелось узнать про состояние Гарри, но тут во многом виноват я сам. После смерти Фиска в тюрьме очень сильно закрутили гайки, и телефон достать было просто адски трудно, конечно, хорошие деньги могли решить эту проблему, но тут внезапно объявили этот карантин.
Лишь на следующий день хоть что-то изменилось. Оказывается, сидеть в тюрьме очень скучно, особенно в одиночной камере, даже если есть телевизор, кто бы мог подумать. Когда мозг привыкает постоянно обрабатывать просто гигантские объёмы информации, ее отсутствие действует очень угнетающе.
Утром ко мне пришел охранник и сообщил, что меня ждет адвокат, чему я несказанно обрадовался, наконец-то хоть какие-то новости. Меня сопроводили в переговорную, в которой исключался непосредственный контакт с посетителем, и разговор велся через телефонные трубки. Разумеется, существовали специальные переговорные, в которыъ адвокат мог наедине поговорить со своим клиентом, но на время карантина был доступен только такой вариант.
Мне пришлось немного подождать, пока приведут Эриха, и когда он наконец появился, по неизвестной причине он выглядел так, словно он в своей тарелке
— Что с Гарри? — задал я самый важный для меня вопрос, даже немного привстав со своего стула.
— С ним все хорошо, то есть я хотел сказать, ничего не поменялось, его состояние стабильно и никак не изменилось за то время, что вы в тюрьме, мистер Озборн, — ответил мне Эрих.
— Понятно, — сказал я, плюхнувшись обратно на стул, испытывая довольно противоречивые чувства. С одной стороны, у меня была надежда, что врачи все же помогут ему за то время, что я в тюрьме, но и в том, что его состояние стабильно, тоже есть свои плюсы
— Эрих, я не мог не заметить, что словно выбит из коллеи? — спросил я, интересуясь, почему мой адвокат так себя ведет. — Что-то не так с моим делом?
— Это еще мягко сказано. Я практикующий адвокат уже много лет и никогда не видел такого. Судья по настойчивой просьбе прокурора внезапно отказал в залоге и отправил вас до суда в тюрьму, это ладно, такое бывает. И то, что сегодня охранники Фиска внезапно поменяли свои показания, тоже укладывается в рамки, но то, что прокурор практически сразу же снял свои обвинения, а судья молча с этим согласился, это что-то невероятное. Никаких вопросов, почему охранники поменяли свои показания, ничего. Как будто прокурору было совершенно неинтересно, что с вами и вообще с делом будет дальше.
Разумеется, я знал, почему охранники вдруг передумали, но вот реакция на это прокурора и вправду настораживала… Я не понимал его мотивов, и мне это не нравилось. Конечно, возможно, это все для того, чтобы взять у меня кровь, но я даже не представлял, кто может действовать так грязно. Фьюри? Возможно, это вполне в его духе, но все же мне казалось, что это не он, а значит, нужно было об этом хорошенько подумать.
— Значит, я скоро буду на свободе? — все же вычленил я главное в словах Эриха.
— Да, документы уже готовятся, и в течение часа или двух вы будете освобождены, — ответил мне мой адвокат.
И это были очень долгие два часа, которые растянулись на все четыре. И когда я вышел из тюрьмы, я сразу же набрал номер одного из врачей, занимающихся Гарри, который подтвердил слова Эриха.
Следующий мой звонок был Ванде, и, к моему удивлению, ее телефон был выключен, что было очень странно, учитывая, что она практически всегда была на связи.
Ну, может, сел, — подумал я, даже не подозревая о том, что телефон Ванды уже некоторое время находился на дне реки.
* * *
Брайан Коннерти сидел в своем кабинете и смотрел на небольшую табличку, которую его собеседник только что поставил прямо ему на стол. На табличке было написано «Прокурор по южному округу Нью-Йорка Брайан Коннерти». Всё, теперь он не исполняющий обязанности, теперь эта должность официально его. Он прекрасно понимал, что без посторонней помощи этого ни за что бы не произошло, особенно учитывая, что Чак наверняка задействовал все свои связи, чтобы этого не допустить, просто бы назначили кого-нибудь сверху, а он вновь стал бы одним из многих прокуроров. Но вот что для этого пришлось сделать…
— Я до сих пор не понимаю, какой в этом смысл. Да, Норман сейчас в тюрьме, но как только начнется суд, его тут же оправдают, даже его адвокатам не придется особо стараться. Охранники первыми открыли огонь, и любая нормальная экспертиза это докажет.
— Не беспокойся, Брайан, мы добились того, чего хотели, и ты сделал всё как нужно. Так что не беспокойся, свою награду ты получил заслуженно, — сказал сенатор Стерн, а это был именно он, Брайану.
— Это всё равно как-то неправильно. Озборн пусть и не ангел, но его точно не стоило сажать в тюрьму, — высказал Коннерти то, что у него в последнее время не выходило из головы.
— Брайан, это было сделано в интересах нашей нации, в интересах США и в интересах нашей организации, — сказал в ответ сенатор, положив руку на плечо Брайана.
— Кстати об этом. Хоть вы и предоставили бумаги, подтверждающие ваши полномочия, я так и не понял, о какой организации вы говорите, — немного настороженно сказал Брайан, он не мог понять почему, но ему казалось, что в том, что сейчас происходит что-то не так.
— О, не беспокойся, нужно сначала понять, что ты за человек, тебя постепенно начнут привлекать к настоящим делам, и, если ты покажешь, что достоин доверия, ты все узнаешь, — сказал сенатор Стерн.
— Буду ждать, — сказал Брайан, который был патриотом и очень хотел помочь своей стране. И сенатор Стерн определенно представлял людей, которые могли помочь ему в этом.
Когда сенатор уже уходил, он остановился и произнес: «И забудь об Озборне, он не твоя проблема, им уже занимаются другие люди».
* * *
Сенатор Стерн передал металлический кейс, который имел функции холодильника, Александру Пирсу, не последнему человеку в правительстве США.
— Проблем не было? — спросил Пирс, открывая кейс и смотря на несколько пробирок с кровью.
— Нет, хотя я думал, что он всё-таки взбрыкнет, — ответил Стерн.
— Нас бы устроил любой вариант развития событий, — с улыбкой произнес Пирс.
— Как и всегда, всё идет на пользу нашему делу, — сказал Стерн.
— Хайль Гидра!
— Хайль Гидра!