Оправдали…
Арафинвэ с едва слышным вздохом, в большей степени усталым, чем озлобленным, потер ладонями лицо. Проклятое слово тысячью миниатюрных, остро наточенных серебряных иголочек кололо уши.
Оправдали. Оправдали. Оправдали. Слово рассыпалось издевательскими шепотками, постепенно переходившими в смешки, а затем — в раскатистый, торжествующий хохот множества золотых глаз в глубине темной пропасти. Так, что узкая дорожка в виде натянутого над ней каната предательски задрожала, а жемчужины, что до поры, до времени были убраны подальше от глаз, требовательно ударили в крышку изнутри, требуя воли.
Удержать себя в руках помогло только четкое осознание. Поддашься сейчас — и все, сорвешься полностью. Тяжесть последних дней, боль потери, последняя крайне «приятная» новость — все это, единожды вырвавшись, погребет тебя с головой. После такого только и останется, что безвольно выплескивать накопившееся, метая в стену чернильницы или изрубая в щепки манекены — до срыва голоса, до стесанных о рукоять меча пальцев.
Это не было той роскошью, которую Аро сейчас мог себе позволить.
Принц заставил себя опуститься обратно в кресло и собраться с мыслями. Вслушаться в звучавшие внутри головы голоса — сперва Владыки Намо, затем Эонвэ, Феанаро, снова Эонвэ — пытаясь вычленить из их слов детали, что сейчас, похоже, были важны, как никогда.
Острый подбородок юноши лег на переплетенные пальцы. Глаза чуть затмились поволокой — полунолдо ушел в себя, напряженно думая.
Пожалуй, главным, что следовало взять за основу, было первое объявление. Суд признал невиновность Мелькорова Отродья, непосредственно в родственных связях или службе этому самому Мелькору. И пусть сыну Индис слушать подобное, а тем более — признавать, было неприятнее, чем съесть на спор ведерко, наполненное свежим хреном, однако разум подсказывал простой логический вывод. Можно было многое говорить о том, что суд этот был в первую очередь конфликтом между Валар, но после случившегося в Амане ни Ауле Наватар, ни тем более Манвэ Сулимо не стали бы опускать из-под носа подозрение в службе Падшему. Огонь упирался бы до последнего, да. Но будь доказательства исчерпывающими, не стал бы он покрывать предателя. Не после всего, что произошло. Остальное — безусловно, попытались бы утопить в море воды Ульмо. Но, при всей симпатии Владыки Земной Тверди к своему ученику, безопасность Амана и его подданных была для Ауле и его соратников выше. Здесь Эктелион, веривший в справедливость судилища, был прав.
Это проклятое подозрение было главным обвинением, главным предлогом, а возможно и главной причиной всего суда. Его бы изрыли вдоль и поперек, вглубь до раскаленных недр Арды, пока не докопались бы до истины — просто потому, что оставлять на земле Благословенного края тайного слугу Падшего означало бы повторение истории, рано или поздно. И раз даже Манвэ Сулимо, несмотря на всю неприязнь к златоглазому нетопырю, признал его невиновность… Арафинвэ, скрипя зубами, был вынужден последовать за Королем Арды.
лугой Падшего Малекит не был. Да и к убийству деда, похоже, прямо не был причастен. Косвенно — не факт. В любом случае, дальнейшие слухи об этом со стороны принца явно были бы излишними. Он просто был наглой амбициозной тварью, не гнушавшейся никакими средствами в достижении своих целей, желавшей подгрести под себя много больше, чем просто земли Амана — и, что немаловажно, раз за разом умудрявшейся выходить сухим из волы. Опасным и умным врагом, на счету которого, прямо или косвенно, было немало вреда и Нолдор Короля, и Ваниар, и их семье лично. И, самое главное — этот враг оставался на свободе. А значит, все только начиналось.
В остальном, учитывая оправдание в главном — можно было бы ожидать. Когда главный вопрос, вопрос безопасности был решен — началась битва между Стихиями за собственные интересы. Уже почувствовав опору под ногами, Валар, поддерживавшие князя, просто не дали бы наказать его за что-то излишне сильно. Но и Властитель Западных Ветров не удовлетворился бы полным оправданием. Скорее всего, там был торг, все равно, что на ярмарке. И вот он итог. Окончательное изгнание из Валинора, вместе с теми, кто до конца останется верен своему хозяину.
С одной стороны, хорошо. Может, кто-нибудь из Отступников и задумается. Остальные же глаза мозолить не будут. Да и в целом, то, что теперь Тирион полностью вернется под контроль отца, внушало определенную уверенность. Чувство безопасности, что ли. С другой — Инголдо здесь не смог сдержать корежащей рот, полной горького понимания улыбки — Намо сделал именно то, чего, вероятнее всего, демонов братец и желал! Избавившись от постоянного присмотра и окончательно переселившись в свой Черный Город, князь начнет подготовку к полноценной экспедиции на Восток. Ровно так, как еще несколько лет назад, во время их первого серьезного разговора, они с Эктелионом и предполагали.
Как бы теперь самому Аро не пришлось бы бороться с отцом, убеждая и уговаривая, что нельзя полностью отдавать Эндорэ в руки Малекита. Так ведь не послушает! Упрется обоими рогами в желание построить безопасное гнездо здесь, в Благословенном Краю — не замечая, не желая замечать, что край этот давным давно перестал быть таким безопасным, как раньше.
С этим нужно было что-то думать. Еще одного Раскола Нолдор точно было не нужно. Не говоря уже о Ваниар, после того, что им пришлось пережить во время Резни.
И здесь третье решение суда, безусловно, сумело согреть сердце. Арафинвэ на мгновение прикрыл лицо руками, пряча искренний вздох облегчения и радости.
Погибшие от мечей и драконьего огня в эту ночь получали возможность вернуться . Все те, кто был убит собственными сородичами, или же воинами Куруфинвэ, могли получить вторую жизнь, обнять родных. Ингвэ получал возможность вновь ступить на землю Амана во плоти и крови, утешить свою дочь, вновь поговорить с внуком… Пожалуй ощущение возвращения этой, пока что незримой, но опоры, старейшего родича и учителя, было для Инголдо самым ценным во всем чтении приговора. Мелькор с ними, с погибшими Верными, также выпущенными на свободу. Дед вернулся!
А ударом сердца спустя принца вновь словно ударили по голове кузнечным молотом. Причем он даже был не в шлеме. Пальцы невольно сжались в кулаки, зубы клацнули друг о друга. Глаза в изумлении расширились. Как метко выражался в таких случаях крылатый наставник, явно почерпнув выражение у своего учителя — «челюсть подбери, висит».
«Намо это серьезно?» — мысль пронеслась отрешенно, точно Аро все еще не до конца успел поверить в решение, принятое Судьей.
И вторая мысль, сразу за первой. «Почему ата не ответил сразу. Почему молчит? Почему не оскорбился, услышав подобное предложение?»
Арафинвэ, широко раздувая ноздри, не выдержал, пересек свой кабинет из угла в угол, пытаясь успокоиться. И ждя, ждя, ждя. Молчание Финвэ сейчас звучало подобно приговору уже их собственной семье.
Мысли сейчас не вокруг каких-то политических моментов крутились, хотя они, безусловно, были важны. В конце концов, даже если бы случилось худшее, не факт, что это приняли бы многие Нолдор Короля, не говоря уже о Ваниар. И даже не вокруг риска его самого остаться, фактически, не имея ата, безотцовщиной — хоть слово новое вводи в квенья. Отвратительная перспектива, конечно. Отца он любил, всей душой, пусть и не был часто с ним согласен. Но… Аро бы это пережил. Тем более — с возвращением Ингвэ.
Но каково было сейчас его матери слушать всю эту грязь? Ей, прожившей столько лет рядом с Финвэ, всегда бывшей ему доброй, искренней, любящей женой, что приносила в его дом свет? Подарившей ему двух детей? Бывшей рядом все это время? Каково ей сейчас было стоять там, подле мужа и, вместо того, чтобы чувствовать его безусловную любовь и поддержку, ожидать собственного приговора? Пока король осмотрит двух своих жен, словно лошадей на ярмарке, пересчитает им зубы, взвесит все за и против, и только потом примет решения? Каково ей сейчас, ждать, понимая, что, быть может, решение это будет даже не в ее пользу, и Нолдоран вполне может вернуться к своей первой супруге, разом перечеркнув последние десятки лет жизни. Просто вернув Индис в дом отца, точно нашкодившую кошку, принесшую котят? Каково?
Каждая минута проклятого размышления растягивалась на целую эпоху. Арафинвэ не замечал, как ногти глубоко впились, буквально сдирая кожу с пальцев и ладоней.
Если ата примет неверное решение, молодой принц просто не знал, как будет вместе с дедом утешать мать. А если не выдержит? Если, по вине вернувшейся из Чертогов Ожидания среброволосой змеи, она сама решит сойти в Мандос от разбитого сердца? И вина будет лежать на отце — его выбор. Что тогда? Что ему самому делать?
В то мгновение, когда ата все же заговорил, когда сделал правильный выбор, подтвердив свою верность жене, Аро с удивлением заметил, что все это время он сам попросту не дышал. Выдохнул, слегка поморщившись усилием воли вернул себя на прежнее место, чувствуя, как осанвэ постепенно затихает. Серые глаза прояснились, начав смотреть ясно. Суд был завершен. Самого страшного, чего внутренне мог бояться принц, не случилось. Даже парочка приятных новостей была. Остальное же… не слишком хорошо, но это можно было пережить. С этим можно было работать. Особенно теперь, с учетом того, что один наглый златоглазый, считай, теперь и не сын Финвэ вовсе в глазах Амана. Это, конечно, менее опасным его не делало.
Но все же. Мелочь, а приятно. И что-то подсказывало Инголдо — они оба сейчас получают искреннее удовольствие от того, что больше друг другу не братья, к полному взаимному удовлетворению.
Вот только чутье и рассудок подсказывали, что отнюдь не все пострадавшие от действий Феанаро (или считая, что пострадали от его действий) отнесутся к итоговым решениям Маханаксара с таким же пониманием. Особенно те, кому терять уже нечего, особо.
Эхткалэ, к примеру, заходивший не так давно с полностью продиктованными болью предложениями. Сын его, конечно, из Мандоса вернется. Но кто вернет Когтю Тулкаса жену и дочь, пожранных Жаждущей? И, самое главное, как он и его подобные отнесутся к тому, что Феанаро, считай, и не наказали? Беседа с ним подсказывала, что не слишком хорошо. Единственное, что удержало тулкасита от решительных, но необдуманных действий еще тогда, после разговора, была демонстрируемая Инголдо уверенность в результатах суда и справедливого наказания. Но сейчас, когда князь не только не лишился свободы, но еще и сохранил свое положение и оружие, когда ни о каком дальнейшем наказании Лаурэфиндэ, Сафирона или Минратоса не могло быть и речи — как бы мужчина и те, кто разделяет его позицию, те, кто потерял больше всех, попросту не обезумели. Такие ведь уже могут не прислушаться к увещеванию — особенно после того, как молодой принц ошибся в своих словах.
Впрочем, как раз этот-то вариант был предусмотрен заранее.
Арафинвэ оперся локтем на стол, подперев голову ладонью и глубоко, размеренно дыша. Наследник Финвэ ждал. От лагеря Ваниар, где жил Эхткалэ, до дома Короля, путь не такой малый по улицам Тириона, но мальчишка на быстрой лошади его преодолеет быстро — особенно, если будет новость, требующая большой срочности. А о любых действиях Когтя Тулкаса, выходящие за рамки обычного, маленькие наблюдатели Инголдо, такие же, как те дети и подростки, что сейчас постоянно сновали туда-сюда с поручениями, должны были сообщить тотчас.
Ожидание напрасным не было. Спустя некоторое время напряженное ожидание прервалось звуком распахнувшихся дверей. На пороге стоял взмыленный, запыхавшийся, тяжело дышащий гонец. Паренек лет десяти, не больше.
— Мой принц, — он, повинуясь приглашающему жесту Аро, доверху наполнил стоявшую на столе чашу водой. Выпил залпом, отдышавшись. — Эхткалэ покинул легерь. Немногим позже после того, как Владыка Намо оповестил всех о своем решении.
— Один? — полунолдо сощурил глаза на юнца. — Говорил ли он что-то перед тем, как уйти, быть может, призывал Ваниар к чему либо? Взывал к чему-то, обличал? Как он отреагировал на решение Валар?
— Как отреагировал, я не видел, увы. Я и его исчезновение едва заметил, — покачал головой наблюдатель. — Когда все произошло, Ваниар заволновались. Одни от радости и облегчения. Другие роптали, ожесточились — но Вознесшиеся постарались сохранить порядок, увещевать всех. Один из учеников Эктелиона, Ринганаро, кажется, призвал всех успокоиться, и ждать возвращения Нолдорана и Владыки Ингвэ. Эхткалэ же, точно с самого начала не собираясь слушать, тихо покинул лагерь, сказав стражнику, что есть дела в Тирионе. Поначалу один. Но следом, по одному — двое, потянулись и другие. С кем-то он точно беседовал раньше, мы видели. С кем-то нет. Но многие из тех, кто ушли после него, явно восприняли новости плохо. Многие из них были в числе роптавших.
— Ясно, — Аро благодарно кивнул мальчику и удерживая лицо. — Спасибо тебе. Поешь как следует. Потом можешь возвращаться обратно в лагерь.
Юный вестник убежал, напоследок поприветствовав будущего короля. А сам Инголдо еще долго сидел, откинувшись на спинку кресла и отчаянно массируя виски пальцами руки. Наконец, отняв руку от лица, принц, раскрыв дверь, передал приказ дежурившему стражнику.
— Разбуди Эктелиона. Попроси его прийти сюда. Это срочно.
Выложившийся полностью в исцелении сородичей и сейчас позволивший себя два-три часа отдыха наставник был сейчас остро необходим. И он, и его Вознесшиеся.
Детали пока еще оставались в тени, но зато общая картина была ясна, точно под дневными лучами Лаурэлин. Эхкткалэ, поняв, что суд Айнур справедливости в его понимании ему не предоставит, решил добиться ее собственной рукой. Пустить кровь столь ненавистным ему Верным, по возможности, добравшись до кого-то из их верхушки. А учитывая, что Когти Тулкаса были теми, кто по природе своего покровителя всегда был готов к драке, неудивительно было, что вокруг потерявшего всех ваниа поневоле сплотились такие же недовольные. Кто-то тоже из Когтей, кто-то — из простых. И обдумал все это он явно уже давно — еще до окончания суда. Вполне возможно — даже еще до разговора с Арафинвэ. Иначе не спрашивал бы расписания патрулей.
Вот только второй раз к принцу уже Эхткалэ уже не пошел. То ли, после итогов суда, в позиции Инголдо полностью разочаровавшись, и решив действовать на свой страх и риск, то ли от того, что нашел способ избежать стражи Нолдор Короля другими способами. А то и все вместе.
В любом случае, даже встань Аро у него на пути, увещеваний этот набравший скорость вепрь, чьи глаза налились кровью, слушать явно не будет. Новую попытку кровопролития, которая сейчас была Ваниар и Нолдор Короля абсолютно не нужна, придется останавливать мощью Вознесшихся.
« Сказал бы мне кто-нибудь недели три назад, что я буду сейчас пытаться предотвратить нападение на Отрекшихся — рассмеялся бы этому шутнику в лицо», — мелькнула невеселая мысль.
Вот только червячок сомнения в глубине сознания грыз разум. Грыз неприятно, мерзко, точно проедая в голове извилистую дорожку и оставляя ощущение ноющей головной боли.
Остановить отчаявшихся сородичей с помощью Вознесшихся. И, вполне возможно, останавливать придется силой. Безусловно рыцари Эктелиона сумеют сделать это без лишней крови. Все ограничится синяками и ссадинами. Даже учитывая мастерство учеников Тулкаса, с преображенными самой Элентари воинами им не тягаться.
Но что потом то? Что будет с обоими народами Арафинвэ потом?
В лучшем случае, у существенной части Ваниар, на и Нолдор Короля тоже, потом и кровью полученный авторитет Серебряной Длани, да и самого Арафинвэ, канет в бездну. Безусловно, отнюдь не все Ваниар были сейчас в состоянии пустить кровь слугам Малекита. Но Инголдо сильно сомневался, что хоть кто-то из них Эхткалэ сейчас осудит. В их глазах он если не праведный мститель за все страдания народа Валимара, то хотя бы потерявший все эльда, чье желание воздать по заслугам вызывает сочувствие и понимание. И тот, кто силой скрутит его и примкнувших к нему, посадив в подвал, защищая при этом Верных , во мгновение ока может обрести статус предателя. И плевать им будет, что не Отступников Аро пытается сейчас защитить, а их самих. Потому что не им сейчас идти против Черных Стражей.
Но то в лучшем случае. В худшем — разногласия могут вылиться не только на них с наставником. Разногласия могут начаться между Ваниар и Нолдор Короля. В первую очередь, потому, что последние, несмотря на сочувствие к золотоволосым и неприязнь к Верным, на данный момент были настроены куда менее радикально, и подобное нападение вряд ли бы одобрили. Во вторую — в отличие от большинства Ваниар, жители Тириона носящих Восьмиконечную Звезду в деле видели куда чаще, и куда трезвее оценивали их возможности. Особенно после боев плечом к плечу.
Как итог — возможный раскол и разброд там, где сейчас как никогда нужно было единство!
Но какие альтернативы? Какие, спрашивается? У Эхткалэ и его компании не было никаких шансов против алебард Мор Тирит с Лаурэфиндэ и Аэнарионом во главе.
А нужны ли эти шансы?
Арафинвэ закрыл глаза, обхватив голову руками и чувствуя, как пухнет голова, готовая расколоться переспелой дыней.
В голове будто сама собой нарисовалась картина, по началу вызвавшая оторопь пополам с омерзением. Но чем больше принц об этом думал, тем более рациональной она становилась. Более полезной — и для Нолдор Короля, и для Ваниар. И для планов Инголдо тоже.
А что, если дать Кроворукому сделать свое дело? Пусть схлестнутся. Пусть завяжется схватка. Пусть те, кому сейчас горе затмило здравый смысл, наглядно увидят, что даже тулкаситы, несмотря на то, что превосходят силой Черных Стражей, не могут тягаться с ними в бою строй на строй. В то время, как сам сын Финвэ и Вознесшиеся явятся в самый важный момент. Явятся, чтобы разнять сражающихся, с одной стороны, пресекая нападение на Верных, так, что упрекнуть их будет не в чем, с другой — выступая защитниками для Ваниар.
И вся неприязнь, которая могла обрушиться на рыцарей Элентари, выплеснется на врагов. И Ваниар, несмотря на желание отомстить, наглядно увидят, что, если они хотят победить, им придется принять те перемены, которые раньше они воспринимали крайне не охотно. Из ополчения стать армией, способной противостоять хоть Мелькору, хоть Малекиту. И вышедший из Мандоса, где он, скорее всего, окажется, Эхткалэ, в следующий раз будет думать головой и прислушиваться к чужим словам, прежде, чем лезть на рожон.
Один дурак на алебарде мог принести куда большую пользу, чем попытка останосить его сейчас.
Вот только подобное действие по отношению к своему же сородичу… это было слишком. Хладнокровно разменять беднягу? на что?
На предотвращение раскола между теми, кому сейчас раскалываться еще раз нельзя категорически. На благо и Ваниар, и Нолдор Короля. На прозрение этого самого бедняги, что, выйдя из чертогов Намо, осознает свои ошибки. В конце концов, разве сам Финвэ не пошел против собственного сына еще тогда, во время Раскола, потому что считал это правильным для народа?
Но разве подобными манипуляциями сам златоглазый нетопырь не занимался? А отец? А дед? Где же грань? Где, будь она проклята?
— Аро? — полные мрачной безнадежности размышления прервал знакомый голос. Арафинвэ взглянул на друга исподлобья. Тот уже, едва проснувшись, успел, пусть не облачиться в доспехи, но одеться, словно на выход, и взять оружие. Сияющие очи вопросительно и с беспокойством смотрели в сторону подопечного. — Ты звал. Что-то стряслось? Рассказывай.
А ведь наставник с подобным планом точно не согласится. Ни под каким видом. Даже прикажи ему полновластный король, вроде Финвэ или Ингвэ, не факт, что исполнил бы. А уж от Арафинвэ он точно подобного не воспримет. Учитель был защитником. Не правителем. Коварство ему было чуждо. Неужели и его придется временно одурачить?
Да что он такое, проклятие, говорит?
Инголдо в изнеможении тряхнул головой. Оба варианта были правильны. И оба отвратны. Один — поступить так, как должно по сердцу, но допустить вред обоим народам. Второй — холодно и безжалостно переступить через вранье и кровь своего подданного, но принести эту жертву. Принести сознательно — ради того, чтобы, наконец, Нолдор Короля и Ваниар начали сдвигаться в правильном направлении.
И с ощущением, что поступаешь полностью правильно — таким, какое было раньше, похоже, в любом случае приходилось распрощаться.
Один глупец на алебарде.
Один сын, от которого отреклись ради блага остальных.
Одна дурочка в небесах…
Инголдо вздрогнул, чувствуя, как по спине у него пробежала холодная струйка пота. Глаза слегка расширились, пока в голову окованным металлом тараном ломилось осознание. Золотоволосый образ завертелся в причудливом танце с двумя черноволосыми. Закрутился в хороводе.
Слился воедино, не оставив более той разницы, что была между ними раньше. Или не было ее никогда, лишь казалась тогда еще мальчишке?
— Аро?
Принц набрал полную грудь воздуха, чувствуя, как пальцы слегка дрожат под тяжелой поверхностью стола. В голове разом стало прохладно и спокойно.
— Пришла весть с Эзеллохара, — глухо произнес он, будто отстраненно чувствуя, как слова его пусты. Все равно, что пересохший колодец. — Голос Намо, похоже, звучал по всему Аману. Подробности потом. Главное — Малекита оправдали. И многие Ваниар уже в бешенстве — Ринганаро у себя пришлось увещевать их. Вознесшимся следует усилить охрану вокруг лагерей, во избежание. Слава Айнур, Аэнарион со своими караванами помощи сегодня уже был.
— Так, — Эктелион разом посерерьезнел, подобрался, явно готовый к неприятностям. — Правильно сделал, что разбудил меня. Я займусь.
— Держи ухо востро, — пожелал удачи Инголдо, чувствуя, как канат над пропастью обрывается.
Вновь оставшись один, принц попытался успокоить дыхание. Придирчиво осмотрел содранные в кровь пальцы. Поморщился, облачая ладони в перчатки.
После чего, поднявшись с места, неспеша сделал шаг вперед, с бережностью коснувшись рапиры, подаренной самым ненавистным для него эльда. Обнажил хищный клинок, невольно любуясь стальными переливами.
Пожалуй, только теперь, годы спустя, будущий король начинал понимать настоящий смысл этого подарка. То, почему князь так смеялся, вручая в руки своего будущего врага оружие, которое, быть может, когда-нибудь будет угрожать ему самому.
— Вот, значит, как оно в итоге вышло, — в глубокой задумчивости произнес он, щуря глаза и задвигая лезвие обратно в ножны. — Что же, Малекит. Похоже, несмотря на решение Валар и мое нежелание иметь с тобой хоть что-то общее, мы все-таки одной крови. Из одного теста слеплены. Спасибо тебе за науку.
Под гулкий, отдающийся в ушах хохот расплавленного золота плещущееся жидкое серебро глаз искрилось и застывало серой нолдорской сталью.