Федерация 190
Телефон зазвонил в два семнадцать ночи. Президент Эл Гор проснулся от ощущения, будто ледяная рука сжала горло. Он потянулся к трубке, сбив рамку с семейной фотографией — Мерилин с детьми на пляже в Мэн-ещё улыбались под слоем разбитого стекла.
— Мистер Президент, — голос начальника ситуационного центра звучал так, словно его пропустили через мясорубку. — Взрывы в Санкт-Петербурге. Метро.
Гор сел на кровать, ноги автоматически потянулись к тапочкам. Тень от дубовой гардеробной дрожала на стене, повторяя ритм его сердца.
— Русские?
— Неясно. Но Котлинский уже готовит обращение.
Он оделся в темноте: брюки навыпуск, рубашка с расстёгнутым воротом, пиджак, пахнущий нафталином из чистого гардероба. По коридорам Белого дома бежал, не замечая, как секретарша пытается подать ему папку с брифингом.
Овальный кабинет светился, как операционная. Десятки лиц повернулись к нему одновременно — военные в парадной форме, аналитики ЦРУ с синими папками под мышкой, госсекретарь Уоррен Кристофер, жевавший антацидные таблетки.
На экране президент России Владислав Котлинский-Железняков стоял у карты метро, его лицо напоминало гранитный бюст.
— …террористический акт, совершённый объединёнными силами радикальных элементов, — голос звучал чётко, будто диктор за кадром читал сценарий. — На месте задержаны граждане Таджикистана и британские наёмники.
Гор упал в кресло, стиснув подлокотники. Камера показала обгоревшую платформу, спасателей с носилками, ребёнка в разорванном пальто, сидящего на краю тоннеля.
— Все силы… приведены в боевую готовность…
— Вырубите! — Эл ударил кулаком по столу. Стакан с водой подпрыгнул, облив документы о санкциях против Ирана.
Тишина. Только жужжание проектора.
— Соболезнования. Немедленно, — он ткнул пальцем в Кристофера. — Все посольства, ООН, НАТО. И пусть Мэдлин названивает в Хрустальный Дом, пока не возьмут трубку.
Госсекретарь кивнул, вытирая платком шею.
— А если они обвинят…
— Не дай бог! — Гор вскочил, сбивая стул. — Если этот упырь решит, что мы причастны…
Он подошёл к окну. За лужайкой, подсвеченной прожекторами, маячил силуэт Вашингтонского монумента — как игла, протыкающая чёрное небо.
— Где наш резидент в Питере?
— Пропал, сэр. На кануне терракота он должен был ликвидировать русского ученого, и забрать у него какие-то научные наработки.
Президент обернулся, медленно, как танковая башня.
— Совпадение?
Директор ЦРУ Смит поправил очки. Его лицо, обычно напоминающее бухгалтера, сейчас казалось восковым.
— Взрывчатка — гексоген советского производства. Но детонаторы… — он открыл папку, — швейцарские. Серийные номера стёрты.
— Значит, профессионалы. — Гор прошёлся вдоль стола, останавливаясь у портрета Линкольна. — Наши?
— Нет. Но британцы в прошлом месяце закупали такие через подставные фирмы.
Грохот. Президент швырнул папку с фото жертв в стену. Листы разлетелись, как белые голуби.
— Чёртов Майор! — он имел в виду нынешнего лорда-протектера. — Его клоуны решили устроить маленькую победоносную войну?
Советник по национальной безопасности Тони Лейк поднял руку, словно школьник:
— Если Котлинский введёт войска в Прибалтику под предлогом…
— Он не дурак! — перебил Гор. — Он ударит по нашим интересам на Ближнем Востоке. Взбаламутит всю Британию, и Восточную Европу. Нам сейчас не нужен конфликт, или конфронтация, еще не время. Вся подготовка может пойти прахом, не говоря о потенциальной войне. Великобритания формально еще в НАТО, в случае чего, нам всем вместе придётся отдуваться.
Он схватился за голову, чувствуя, как мигрень вгрызается в череп. Образы всплывали сами: русские подлодки близ западного побережья, обвал доллара, предвыборный скандал…
— Найти тех, кто это сделал. До рассвета. — Он указал на Смита. — И чтоб ни одного следа к нам.
Директор ЦРУ кивнул, но глаза бегали. Гор знал этот взгляд — так смотрят люди, которые уже проиграли.
— А если… это сами русские? — тихо спросила Олбрайт.
Кабинет замер. Даже часы перестали тикать.
— Провокация? — Кристофер выдохнул, будто его ударили в живот.
— Котлинский не брезгует жертвами, — продолжала Олбрайт. — Вспомните Ташкент, Грузию, или Британию.
Гор закрыл глаза.
— Проверьте. Но тихо.
Он подошёл к бару, налил бурбона в стакан с монограммой LBI. Выпил залпом, чувствуя, как огонь спускается к желудку.
— Если это они — мы поднимаем всё ЦРУ. Если нет… — он посмотрел на фото ребёнка из метро, — …мы всё равно поднимаем.
Телефон зазвонил снова. Все вздрогнули.
— Сэр, — голос дежурного офицера, — русский посол требует экстренной встречи.
Гор посмотрел на часы. Три сорок шесть. За окном уже серело.
— Пусть ждёт.
Он сел в кресло, закрыл лицо руками. Где-то в подсознании всплывала фраза из его старой речи: «Мы вступили в эпоху, где правда стала оружием массового поражения».
Рассвет застал их за тем же столом. Кофе сменился виски, виски — апельсиновым соком. Когда Смит вошёл с телеграммой, Гор уже не помнил, какого числа.
— Наши ребята в Стамбуле вышли на связь. Взрывчатку ставил таджик, обученный в лагере Аль-Каиды. Но деньги… — он протянул листок.
Гор прочёл и засмеялся. Смех звучал как предсмертный хрип.
— Катарские принцы. Через офшоры на Кайманах. Точно британцы замешаны.
Он бросил телеграмму Кристоферу.
— Собирайте Совет Безопасности. И позвоните катарцам — пусть выбирают: или они делают все что мы им скажем, или мы опубликуем это, и ими уже будут заниматься русские.
Когда кабинет опустел, Гор подошёл к окну. Первые лучи солнца били в стёкла, слепя глаза. Где-то там, за океаном, хоронили погибших.
* * *
В девять утра русский посол вручил ноту протеста. В десять — катарский глава правящей семьи перевёл три миллиарда на счёт фонда жертв теракта, и еще два миллиарда на подставной счет ЦРУ. В одиннадцать Гор записал видеообращение, осуждающее терроризм.
А в полдень фото ребёнка из метро напечатали все газеты. Репутация России, которую она зарабатывала долгие пять лет, после позора 1991 года из-за которого пришлось начинать все заново, снова начинала работать.
И как в привычные времена, когда во главе страны советов стояли не до конца продавшиеся люди, сильные мира сего, начали потихоньку опасаться своего северного соседа.
* * *
Кабинет в старом особняке Джорджтауна напоминал музей холодной войны: красное дерево панелей, портрет Никсона в золочёной раме, советская хрустальная пепельница. Чарльз Ксавьер сидел у окна, за которым метель выписывала кружева из первого снега. Его инвалидная коляска, обитая потёртой кожей, стояла вполоборота к дипломату — так, чтобы свет от настольной лампы не бил в глаза.
— Мистер Хэдли, — голос Ксавьера звучал как скрип пергамента, — вы утверждаете, что либерализация в отношении мутантов — часть стратегии Котлинского. Но как это сочетается с его… кгбистским прошлым?
Американец, Грейсон Теодор Хэдли плотный мужчина с сединой в висках, потянул виски со льдом. Лёд звенел неестественно громко.
— Вы же знаете, Чарльз, — он улыбнулся, выставляя напоказ зубы, отполированные до блеска, — бывших не бывает. Его команда — сплошь силовики, иди разведчики. Тех, что в восьмидесятых курировали «Особые проекты». — Хэдли обвёл пальцем край бокала. — Но сейчас они играют в демократов. Мутанты, автономии, местное самоуправление… Всё для роста влияния. Набора очков. Очевидно что они подкапилвадт жирок для следующей заварушки.
Ксавьер кивнул, наблюдая, как снежинки тают на тёплом стекле.
— Сибирь, — произнёс он, будто пробуя слово на вкус. — Вы сравнили её повторное заселение идущее на наших глазах с эпохой отцов-основателей.
— Да. — Дипломат оживился, как профессор перед любопытным студентом. — Представьте: посёлки за Полярным кругом, где мутанты сами выбирают шерифов. Города-спутники под Красноярском с выборными советами из телепатов и пирокинетиков. Русские дали им землю, ресурсы, оружие…
— …в обмен на лояльность? — Ксавьер повернул коляску, и колёса тихо взвизгнули.
— В обмен на идентичность. — Хэдли откинулся в кресле, заложив руки за голову. — Вы ведь слышали про «Свободную Конституцию»? Муниципалитеты признают власть Электрограда, а Хрустальный Дом закрывает глаза на их… особенности. Никаких погромов, как в Детройте. Никаких лагерей, как в Техасе. Мутанты основывают поселения, города-коммуны. Правительство дает автономию — они в свою очередь платят налоги, соблюдают новую Конституцию до последней страницы.
— А обычные люди?
— Бегут туда же. — Грейсон хмыкнул. — Свобода, мистер Ксавьер. Настоящая, не блаж, хотя в это трудно поверить. За пять лет — до восьми миллионов мигрантов. Немцы, французы, буоы из Африки, даже наши соотечественники. А если посчитать тех русских, которых приняли из бывших советских республик, там число за двадцать миллионов легко перевалит.
Лысый мужчина медленно съехал к камину, где огонь трещал, пожирая берёзовые поленья.
— Получается это работает. Впечатляет. Я знал что речь идёт о миллионах, но такие мастабы предложить не мог.
— Население Сибири выросло больше чем на на двенадцать миллионов за пять лет, и это только Сибири. — Дипломат щёлкнул пальцами. — Половина — беженцы из Средней Азии после распада СССР. Ещё треть — как и я говорил белые, либо японцы, ну и мутанты из Европы, Америки, так по мелочи. Представьте: у вас есть способности, но в Париже вас либо пуля, либо в лучшем случае ждёт психушка, а в Томске — участок земли и патент на частную сыскную контору. Выбор очевиден.
Хэдли взял щипцы, поправил горящее бревно. Искры взметнулись вверх, осыпая решётку золой.
— Свобода как приманка. Но что Электроград получает взамен?
Хэдли засмеялся, и смех его напомнил сухой кашель.
— Армию. Неофициальную, конечно. В каждом таком городке — ополчение. Мутанты-строители возводят крепости за неделю. Телепаты следят за лояльностью. А если Хрустальный Дом скажет «прыгнуть»…
— …они спросят «как высоко». — Ксавьер повернул коляску. — Но вы говорите, это добровольно?
— Добровольность — вопрос формулировок. — Дипломат достал сигару, покрутил в пальцах, но не закурил. — Русские не связывают их законами. Просто создают условия, где выгоднее быть другом, чем врагом.
За окном завыл ветер, забрасывая снегом стёкла. Ксавьер долго смотрел на огонь, прежде чем задать главный вопрос:
— Договороспособны ли они?
Хэдли замер. Сигара закачалась между пальцами, как маятник.
— Котлинский? — Он нервно облизал губы. — Он прагматик. В прошлом году разрешил инспекцию МАГАТЭ на секретный полигон под Новосибирском. Показал всё, кроме блока «Г»…
— Где предположительно был научный комплекс, по разработке мини-термоядерного реактора, очевидно что они все заранее вывезли. — Ксавьер повернулся, и в его глазах отразилось пламя.
Дипломат не ответил, а начал тянуть рукой к тревожной кнопке, намеренный прекратить этот разговор. Ксавьер вздохнул, и немного надавил на сознание дипломата. Хэдли поморщился, и вдруг встал, подошёл к сейфу, встроенному в стену за портретом Никсона.
— Вам стоит взглянуть на это.
Он достал серую копию папки с грифом «Совершенно секретно». Фотографии внутри были зернистыми, словно снятыми с большой дистанции: ледяные поля, ряды ангаров, фигуры в чёрных комбинезонах.
— Спутниковые снимки Ямала. Видите конструкцию?
Ксавьер прищурился. На снимке выделялась квадратная структура, похожая на гигантский черный куб, вмороженный в лёд.
— Его обнаружили только несколько дней назад. Обратите внимание, из корпуса идет дым, похоже там какая-то авария, и маскировочное оборудование перестало работать. Мы предполагаем, это связано с терактом в Санкт-Петербурге. Что это пси-излучатель. Технология девяностого отдела. — Хэдли ткнул пальцем в центр. — Если верить нашим аналитикам, он может… стимулировать мутации.
— Создавать их искусственно? — Голос Ксавьера остался спокойным, но пальцы сжали подлокотники коляски.
— Корректировать. По крайней мере это теория. — Дипломат швырнул фотографию на стол. — Представьте армию солдат с заданными способностями. Пирокинез для сапёров. Телепатия для разведчиков…
— …и контроль над разумом для генералов. — Ксавьер отодвинул снимок, будто тот обжёг ему кожу. — И Котлинский допустил утечку этой информации?
— Это не утечка. — Хэдли сел, вдруг постаревший. — Это намёк. Вчера его посол передал нашему госсекретарю записку: «Не лезьте в наши игры, и мы не тронем ваши». Русские считают что наша страна организовала теракт…
— А мы его и вправду организовали? — Ксавьер задал резкий вопрос, передив своего неволоого собеседника.
— Спросите что попроще, Чарльз. А об этом то узнал, потому что это напрямую коснулось моих близких коллег. Я лишь надеюсь, что если это вправду мы, то хотя бы нашим парням хватило ума, стереть все следы. Иначе русские устоят нам веселую жизнь. Потопоенными авианосцами не обойдётся.
Камин потрескивал. Где-то в особняке скрипнула дверь — вероятно, охрана сменила пост. Ксавьер подъехал к столу, собрал фотографии в стопку.
— И что вы ответите? Что предпримет Вашингтон?
— Мы? — Дипломат горько усмехнулся. — Мы будем бряцать оружием в ООН. Вводить санкции. Кричать о нарушении прав человека. — Он махнул рукой, будто отмахиваясь от комара. — А они тем временем построят новый мир. С новыми правилами. Мне все больше кажется что мы поменялись местами. Что теперь Советский Союз мы, а молодая Америка это они.
Ксавьер достал из кармана серебряный портсигар, вынул сигарету, но не закурил.
— Вы ошибаетесь, мистер Хэдли. Они не строят новый мир. — Он разломил сигарету, высыпая табак на стол. — Они уже построили.
Дипломат молча смотрел, как табачные крошки образуют на полированной поверхности причудливый узор.
— Что вы предлагаете?
Кабинет Хэдли погрузился в тишину, нарушаемую лишь мерным тиканьем настенных часов. Чарльз замер, его пальцы сомкнулись на подлокотниках коляски. Взгляд, обычно проницательный и холодный, смягчился — словно стекло, затянутое дымкой.
— Вы не против? — он едва кивнул, не дожидаясь ответа.
Дипломат лишь поднял бровь, но уже через мгновение ощутил странное тепло в висках. Воздух в комнате загустел, свет лампы растекся по стенам золотистыми волнами. Хэдли попытался встать, но тело не слушалось — будто его обернули слоем ваты.
*«Не сопротивляйтесь»,* — голос Ксавьера прозвучал прямо в голове, мягко, как эхо из соседней комнаты.
Картины поплыли перед глазами: лица коллег, документы с грифом «Совершенно секретно», обрывки телефонных разговоров. Хэдли почувствовал, как чужая воля копается в его памяти, аккуратно, как архивариус в старых папках.
— У кого узнать о России больше? — спросил Ксавьер вслух, хотя ответ уже формировался в его сознании.
Губы дипломата дернулись помимо воли:
— Аллан Шеппард… кремленолог из ЦРУ. В отставке.
*Щелчок.* Мысленный указатель остановился на имени. Ксавьер увидел пожилого человека в клетчатой рубашке, размахивающего руками в кабинете с зашторенными окнами.
— Его вернули на месяц… из-за британского кризиса… и в целом обстрений отношений с русскими… — Хэдли стиснул зубы, пытаясь перехватить контроль, Ксавьер выуживал то, что никто из посторонних не должен был знать. — Но теории… безумные.
*«О Железнякове?»*
— Да. Говорил, что Котлинский… — Дипломат застонал, капля пота скатилась по виску. — …не человек. Что вся его семья, не люди.
Ксавьер нахмурился. В памяти Хэдли всплывали обрывки докладов: «биологический артефакт», «регенерация тканей», «возраст не соответствует документам».
— Где его найти?
— Мэриленд… ферма у Чесапикского залива. — Грейсон судорожно глотнул воздух.
Давление в голове ослабло. Дипломат рухнул на стол, опрокинув стакан. Лед рассыпался по документам, оставляя мокрые пятна.
— Спасибо, — Ксавьер развернул коляску к выходу.
— Подождите… — Грейсон поднял дрожащую руку. — Есть семья… бежала из Ленинграда.
Ксавьер замер. Дождь за окном внезапно стих, будто прислушиваясь.
— Дипломат достал из ящика визитку с номером телефона. — Бежали через Финляндию несколько лет назад. Говорят, у них… доказательства.
— Доказательства чего?
Грейсон усмехнулся, вытирая платком шею:
— Что Котлинский не тот, за кого себя выдаёт.
— Почему вы не использовали это?
Дипломат посмотрел на портрет президента за своим столом:
— Потому что некоторые истины… опаснее лжи.
— Вы упомянули семью из Петербурга, — начал он, не тратя времени на прелюдии. — Но не сказали главного.
Грейсон откинулся в кресле, пальцы сомкнулись на выпуклом животе. Тень от лампы делила его лицо пополам: правая половина — человек, левая — маска.
— Они вампиры, мистер Ксавьер. Не метафорически. Холодная кровь, ночные привычки… и связи. Очень старые связи.
Ксавьер кивнул, будто речь шла о погоде. Его пальцы нервно перебирали край пледа — единственная уступка внутреннему напряжению.
— Почему ЦРУ их не тронуло?
Дипломат усмехнулся, открывая сейф с биометрическим замком. Оттуда пахнуло нафталином и медью.
— В 1943-м мы попытались, по приказу самого Рузвельта, тогда как раз федеральнвй центр приобрел нынешнюю полноту власти, нам показалось раз уж мы победили десять самых богатых магатов Америки, и обуздали денежных королей, какие-то старые семьи из Новой Англии нам по плечу. Агенты… исчезли. Начали пропадать чиновники. Через неделю одного нашли в Рок-Крик-парке. Без крови. Без следов. — Он бросил на стол папку с фото: труп с бледной кожей и странным шрамом на шее, напоминающим древнеславянскую руну. — После этого договорились о нейтралитете. В шестидесятых на фоне карибского кризиса, даже смогли наладить мосты. Вампиры не очень любили коммунистов, а коммунисты отвечали им взаимностью.
Ксавьер взял фотографию, присмотрелся. Его зрачки сузились — телепат видел больше обычного: следы энергетического выжигания вокруг раны.
— Они связаны с Котлинским?
— Связаны? — Грейсон фыркнул. — Не совсем.
Ветер за окном завыл громче. Где-то на аллее с грохотом упала ветка. Дипломат продолжил, понизив голос:
— Некий, Ролаф Безымянный. Родился в ддвенадцатом веке, если верить архивам. В России оказался во время Петровских преобразований. Первое время служил офицером… переквалифицировался.
Ксавьер закрыл глаза, в его сознании всплывали обрывки докладов: «Проект Бессмертие», 1924 год; секретные лаборатории НКВД в крымских пещерах; фото 1945-го — Ролаф среди советских офицеров в Берлине.
— Почему они бежали?
— После распада Союза Котлинский начал охоту на “неудобные” элементы. — Грейсон достал из сейфа клочок бумаги с адресом. — Ролаф обладает знаниями, которые могут оказаться полезными.
Телепат взял ключ, ощутив холод металла. На обратной стороне — адрес.
— Они настолько открыты?
— Они же не дикие звери. Тем более не стройте из себя дурака, вы наверняка и сами знаете, что часть влиятельных лиц в нашей стране, так или иначе связаны с ними. — Дипломат встал, подошёл к окну. Его отражение в стекле казалось призрачным.
Ксавьер развернул коляску к выходу. На пороге остановился:
— Спасибо.
Ксавьер развернул коляску к выходу. Тень от его головы, удлинённая светом огня, легла на портрет Никсона, будто поглощая его.
— Передайте вашему руководству: играть по их правилам — значит проиграть. Единственный шанс — найти тех, кто способен мыслить… шире.
— Попробуете договориться? — Хэдли фыркнул. — Вы же видите, что русские себе на уме.
— Да. — Ксавьер нажал кнопку вызова лифта. — Но я попробую угадать что твориться у них в голове.
* * *
В ту же ночь спутники НАТО зафиксировали тепловую аномалию на Ямале. Ледяная линза исчезла, будто её никогда не существовало.
* * *
Дорога к поместью вилась серпантином через мёртвый лес. Деревья, обугленные после пожара 1980-го, тянули к луне голые ветви, словно руки калек. Ксавьер ехал на «Кадиллаке» с затемнёнными стёклами. Водитель — молчаливый тип с шрамом через оба века — не отвечал на вопросы.
Особняк возник внезапно: чёрный силуэт неоготической архитектуры на фоне звёздного неба. В окнах не горел свет.
— Ждут в библиотеке, — пробурчал шофёр, открывая дверь.
Коридор пах сыростью и ладаном. По стенам — портреты разных эпох: мужчина с бакенбардами 19 века, женщина в платье стиля нью-лук 50-х, девочка с куклой-матрешкой, чьи глаза следили за Ксавьером.
В библиотеке, среди фолиантов с кожаными корешками, его встретила женщина. На вид — тридцать, на деле — никто не знал. Её платье цвета окровавленного вина сливалось с тенями.
— Мы не любим телепатов, — начала она, не предлагая сесть. Голос звучал как скрип старинного граммофона.
Ксавьер ощутил давление в висках — попытка ментальной атаки. Он мысленно возвёл барьер, как учил старый лама в Гималаях.
— Я пришёл за правдой о Котлинском. Мисс?
Анна рассмеялась. Звук заставил дрожать хрустальные люстры.
— Зовите Анной. Мое настоящее имя, вам знать ни к чему. И да. Мы знаем, иначе бы не согласились на эту встречу. — Она провела рукой по корешку старой книги. — Вы хотите знать об этом человек, вплоть до… — Её ноготь, длинный и острый, вывел на пыльном столе узор.
— Распад Союза, — кивнул Ксавьер.
— Распада. — Анна приблизилась, её дыхание пахло медью и полынью. — Понятно. Ну что ж, я знаю не слишком много. Последние двести лет…я была не у дел. Но, могу точно сказать, что новый царь, явно не человек.
Телепат сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.
— Царь? — Чарльз изогнул бровь.
— А чего вы так кривляетесь? Русский самодержец, он и через тысячу лет, будет русским самодержцем. Называть его пошлым словом “Президент”, я не собираюсь. Вы ведь думаете, что пять лет американских веяний, смогут перевесить почти тысячелетнюю историю правления сильных автократов? Русские, как и много лет до этого, просто почерпнут что-то полезное, не изменившись в своей ключевой сути, и пойдут дальше.
— Ну хорошо, я не пришел спорить с вами о полититке. Лучше скажите, почему Котлинский не человек. И что вам помешало его остановить?
— Мы пытались. — Голос раздался сзади. В дверях стоял сам хозяин дома, Ролаф Безымянный. Его лицо напоминало портреты Достоевского — впалые щёки, горящие глаза. — У меня почти получилось его убить. Но, он выжил.
Ксавьер вспомнил фото из досье: обгоревшие вагоны, тела с высушенной кровью.
— Вы мистер Ролаф, если не ошибаюсь…
— Зовите меня Григорием, так будет лучше.
— Значит, война между вами…
— Война? — Григорий усмехнулся, обнажив клыки. — Ну зовите так, если хотите.
Анна подала знак. Из теней вышла девочка.
— Покажи гостю, Машенька.
Ребёнок улыбнулась, открыв рот, усеянный иглоподобными зубами. Вытнула руку, закатав рукав показала на чудовищный шрам.
— Котлинский, и его слуги очень опасные враги, — прошептала Анна. — Многие из моих соплеменников погибли… Никогда ранее род Носферату, не терпел столь кошмарного поражения. Посмотрите на ее рану, прошло несколько лет, выпиты литры крови, но она так и не зажила. Необычное оружие, мы впервые с таким столкнулись.
— Хорошо, тогда кто бы это мог быть? Божество, мутант, или маг?
— Ни то, ни другое, ни третье. — Григорий подошёл вплотную. — Нечто древнее, старше чем мы, чем наш мир.
Телепат отъехал назад, натыкаясь на стеллаж.
— Вы говорите загадками. Я пришел за ответами, будьте добры говорить яснее.
— Посмотрите сами… — Анна коснулась его лба ледяным пальцем. — …проникните в мой разум…
Холод пронзил череп. Ксавьер вздохнул, увидев видение: Котлинский или его более молодая версия в подземелье под Петербургом, его кожа светится золотым светом, вокруг — горы трупов и его зловещие слуги, стальные истуканы, и толпы кошмарных монстров.
— Любуйтесь, — шептала Анна, — и сами дайте себе ответ.
Когда Ксавьер выехал за ворота, девочка Машенька махнула ему рукой.