Грибной эффект 97
Над Плесецком, где когда-то стартовали ракеты, способные достичь Марса, теперь стояла тишина, прерываемая лишь шелестом ветра, и работы инженерных бригад. Восстановленный космодром, хоть и уступал прежним масштабам, дышал строгой функциональностью. Башни из нового, но грубого бетона, окрашенного в серый матовый цвет, поднимались к небу. Между ними, на стартовой площадке, стояла ракета. Не гигант, а стройная, почти “хрупкая” конструкция. Её корпус, собранный из лёгких сплавов, отливал холодным блеском алюминия. Никаких Серпов, или Орлов, никаких лишних надписей — только серийный номер на борту: «СОЮЗ-0». Ноль — символ начала.
Все это стало возможно благодаря возросшей промышленной мощи. Экономический и научный потенциал вырвавшийся из коридоров подземного комплекса Нижнего Новгорода, был готов удивлять. Многочисленные производственные цеха тянулись вдоль горизонта, как низкие бетонные грибы. Внутри, под светом люминесцентных ламп, горевших тусклым желтоватым светом, станки вырезали детали. Не те, что раньше — сложные, ажурные, — а простые, угловатые формы. Инженеры в синих робах, с лицами, сверяли чертежи, нанесённые на плоттерную бумагу. Чернила расплывались, линии дрожали, но это было лучше, чем ничего.
«СОЮЗ-0» родился здесь. Его двигатели — упрощённые копии старых РД-108, отлитые на прессах, которые когда-то штамповали тракторные детали. Топливные баки — стандартизированные цилиндры, сваренные роботами с ограниченным интеллектом. Даже компьютеры, управлявшие полётом, были новыми, но примитивными: блоки размером с холодильник, набитые микросхемами, способными лишь на базовые расчёты.
* * *
Четыре утра. Предстартовые проверки. Инженеры, закутанные в антистатические костюмы, обходили ракету с портативными сканерами. Датчики гудели, высвечивая зелёные индикаторы. Никаких импровизаций, никаких «соплей» — только чёткий протокол, отточенный за годы проб и ошибок.
— Система навигации: готова.
— Топливные клапаны: в норме.
— Автоматика управления: активирована.
Голоса звучали монотонно, как мантра. Даже воздух в ЦУПе, пропитанный запахом свежей краски и пластика, казался стерильным.
Старт был стремительным. Пламя, синее и ядовитое от нового топлива, вырвалось из сопел, осветив степь. Ракета рванула вверх, почти не дрогнув. Первая ступень, отработав, отстрелилась с чётким щелчком, как деталь из конструктора.
* * *
Орбита встретила их хаосом. Обломки, оставшиеся от эпохи изобилия, неслись в темноте. Но «СОЮЗ-0» не петлял, как его предшественники. Его сенсоры, новые, но упрощённые до базового сканирования, фиксировали угрозы за километры. Автопилот, лишённый изящества, но надёжный как молоток, корректировал курс резкими, но точными рывками.
— Объект: американский спутник связи. Уклонение: три градуса вправо.
Ракета пролетела в метре от обломка, даже не задев его.
* * *
Тишина. Вакуум, не искажённый радиопомехами. «СОЮЗ-0», сбросив вторую ступень, завис на высоте 380 км. Его грузовой отсек открылся, выпустив спутник. Не шедевр инженерии, а куб с антеннами — «Глория-1». Его солнечные панели, складные, как детская книжка, раскрылись с щелчками.
Сигнал пошёл на Землю. Не морзянка, а чистый тон — частота, зарезервированная для экстренных сообщений. В Плесецке, в ЦУПе, замигали лампочки. Инженеры, не верящие в успех до последнего, застыли. Потом — рёв. Не крики, а рёв, вырвавшийся из груди, как пар из перегретого котла.
* * *
Спусковая капсула, круглая и неуклюжая, как старый спутник, вошла в атмосферу. Её тепловой щит, новый, но сделанный из композитов девяностых, пылал, выдерживая нагрузку. Парашюты, сшитые на автоматических линиях, раскрылись идеально.
Она приземлилась в лесу, в пяти километрах от стартовой площадки. Когда инженеры подбежали, капсула уже остывала. Её корпус, покрытый копотью, всё ещё хранил тепло металла.
Данные, считанные с бортового регистратора, подтвердили: спутник работает. Его сигнал, пойманный в Нижнем Новгороде, Рязани, даже в полуразрушенном Смоленске, транслировали по радио. По общей сети гел целый Сабантуй, передавались эманации радости, и ликования, каждый радовался, по-своему, вместе с друзьями, семьями, и через каждого фунги проходила общая мысль: «Орбита снова открыта. Человечество возвращается».
* * *
А в цехах Плесецка уже собирали «СОЮЗ-1». На его корпусе, ещё не покрашенном, кто-то нарисовал звёздочку.
* * *
Ночь над Каспием была густой, как деготь, и такой же липкой. Воздух пропитался запахом соли и гниющей рыбы, будто само море предупреждало о беде. Луна, спрятавшаяся за рваными облаками, бросала на воду бледные блики, словно стыдливые взгляды сквозь полуприкрытые шторы. Двадцать судов — ржавые баркасы с заглушенными моторами, весельные шлюпки, обшитые сталью времён Великого Распада, и бронированный катамаран «Граф Ульрих» — двигались в такт волнам, словно стая хищников, почуявших кровь. Целью был Шахр-и-Нур, Город Света, чьи огни мерцали на южном берегу, как насмешка. Здесь, среди руин древней Персии, купцы-шейхи копили зерно, нефть и технологии, выменянные у менее богатых, и удачливых соседей. А северяне из Махачштадта пришли забрать своё.
* * *
В трюме «Графа Ульриха» царила тишина, прерываемая лишь скрипом дерева и металла. Сотни мужчин, закутанных в плащи из промасленного брезента, проверяли оружие. Автоматы Калашникова с нарисованными волчьими головами на прикладах, топоры из сплава, не тупящегося десятилетиями, ножи с рукоятями, обмотанными проволокой — всё это было хорошее, а главное очень дорогое оружие, которое мог себе позволить не каждый.
Барон фон Штауфен, стоял у карты, наколотой гвоздями на столе. Его пальцы водили по изъеденным радиацией берегам, останавливаясь на отметке «Старый порт».
— Решётки прогнили, — сказал штурман, бледный мужчина с лицом, изуродованным ожогами. — Но если они починили хоть одну башню…
— Они не чинили, — перебил барон. Голос его напоминал скрип ржавых петель. — Южане совсем обленились. Они уверены, что минные поля и ржавые огнемёты остановят любое войско. — Он усмехнулся, обнажив золотой зуб. — Пусть думают так до последнего вздоха.
* * *
Шахр-и-Нур спал, одурманенный опиумом и самодовольством. Часовые на стенах, закутанные в полосатые плащи, перебрасывались шутками:
— …я всю ночь не спал…гребённые карты чтоб их…из-за них я не могу денег скопить, ни выспаться нормально. Пузатый Али требует оплату карточного долга, — сетовал один, поправляя тюрбан.
— Да уж п*здец, — засмеялся другой, запуская дрон-разведчик. Жужжащая машинка упала в воду через десять метров. — Бл*ть. Похоже не только у тебя день г*вно. — Сматерившись караульный сплюнул в воду, но заметив какое-то странное волнение в море, тут же насторожился. Он не успел ничего сказать, как по нему прилетело несколько стрел, его напарник прожил немногоим дольше. Упав на землю с простреленной головой.
Первая атака началась бесшумно. Группа диверсантов в чёрных комбинезонах, чьи лица скрывали маски с фильтрами, подобралась к маяку. Часовой, задремавший у жаровни, даже не успел вскрикнуть, когда топор рассек ему горло. Тело сползло в воду, и красные волны поползли к берегу.
— Ворота, — прошептал фон Штауфен, вглядываясь в темноту через бинокль. Его пальцы сжали рукоять пистолета. Взгляд скользнул к юнге, мальчишке лет пятнадцати, дрожавшему у штурвала. — Ты что, Иван, трусишь?
— Нет, господин. Просто… а если они проснутся?
— Протри глаза пацан, они уже проснулись, — барон махнул рукой в сторону города, где внезапно взметнулся огненный столб.
Кислота, выменянная у бродячих алхимиков, шипела на металле, растворяя решётки. Первый взрыв прогремел у восточной стены — диверсия, чтобы отвлечь стражу. Но южане, вместо того чтобы броситься к эпицентру, запаниковали. Одни бежали к гавани, другие молились, третьи пытались подкупить нападающих, швыряя под ноги золотые монеты.
Улицы Шахр-и-Нур превратились в лабиринт смерти. Пираты, обученные драться в узких переулках, действовали как единый механизм. Отряды, захватили арсенал, подорвав дверь самодельной гранатой. Вторая группа окружила дворец шейха, выбивая двери прикладами.
Но не все шло по плану. В квартале ремесленников отряд наткнулся на сопротивление. Десяток персов, вооруженных самодельными арбалетами и серными бомбами, забаррикадировались в караван-сарае.
— Сжечь их! — рявкнул лейтенант, но барон остановил его:
— Нет. Здесь могут быть склады. — Он шагнул вперёд, крича на ломаном фарси: — Сдайтесь — и получите милость!
Ответом стал выстрел. Пуля пробила плечо фон Штауфена, но он даже не дрогнул.
— Жаль, — вздохнул он, и пираты бросились в атаку.
К утру сопротивление подавили. Тела защитников висели на балконах. Выживших дрожащих в шелковых халатах, сгоняли к центральной площади. Женщины рыдали, дети цеплялись за матерей, старики шептали молитвы.
— Где хранилище? — Барон поднял за волосы толстяка в тюрбане. Тот, захлёбываясь слезами, указал на здание с бирюзовым куполом.
* * *
Подземелье пахло плесенью и нефтью. В свете фонарей сверкнули бочки с горючим, ящики с патронами, мешки с рисом. Но барон искал не это. За железной дверью, запертой кодом из прошлой эпохи, лежали три цилиндра с маркировкой. Ядерные батареи. Сердца древних машин, способных давать энергию целому городу.
— Осторожно! — крикнул инженер, когда солдаты начали грузить контейнеры. — Если повредите оболочку…
— Если повредите, мы все умрём через неделю, — закончил за него фон Штауфен. — Но король приказал: лучше смерть, чем оставить это южанам.
Наверху уже вовсю грабили. Пираты ломали сундуки, дрались из-за золотых часов, засовывали в рты украшения, словно дикари. Но барон знал: главная добыча уже на кораблях.
* * *
К утру дым смешался с туманом, окутав город саваном. На минаретах Шахр-и-Нур трепетали флаги Судрусланда.
Фон Штауфен стоял на причале, смотря, как грузят последние ящики. Рядом с ним появился юнга Иван, лицо мальчика было бледным, но глаза горели.
— Господин… а что будет с ними? — Он кивнул на толпу пленных.
— Рабы. Шахты Махачштадта вечно голодны, — ответил барон. — Ты что, жалеешь?
Мальчик молчал. Внезапно из толпы вырвалась девочка лет восьми, бросившись к ногам барона:
— Пожалей! Мама больна…
Фон Штауфен вздохнул. Его рука дрогнула — впервые за ночь. Но лишь на мгновение.
— Забери её, — сказал он юнге. — Пусть служит на кухне.
Когда корабли отплывали, солнце, кроваво-красное, как рана, поднялось над горизонтом. Шахр-и-Нур перестал быть Городом Света. Теперь это была просто груда камней и пепла.
* * *
Возвращение в Махачштадт было триумфом. Корабли с чёрными парусами, увешанные трофейными флагами Шахр-и-Нур, вошли в гавань под грохот медных колоколов. На причале толпились горожане в заплатанных кафтанах и кожаных фартуках — литейщики, рыбаки, торговцы грибами. Они кричали, размахивая руками. Дети бежали вдоль берега, бросая в воду монетки с дырками — подношение духам Каспия за удачный набег. Даже старухи, чьи лица были изрезаны морщинами глубже, чем шрамы на броне «Графа Ульриха», выкрикивали благословения:
— Северные волки! Кости предков крепки в вас!
Барон фон Штауфен шёл по мосткам, держа в руке золотой компас, отнятый у персидского навигатора. Его плащ, пропитанный гарью и кровью, развевался как стяг. За ним несли ядерные батареи — три цилиндра в свинцовых чехлах. Энергия для крепостных реакторов, свет для уличных фонарей, жизнь для машин, кующих оружие. Добыча, которая на годы отсрочит голод в провинции.
— Артур! Артур! — ревела толпа, забывая о титулах. Он позволил себе улыбнуться.
* * *
Праздник длился до утра. В замке, чьи стены были сложены из обломков довоенных бетонных плит, пировали капитаны и старшины. На столах дымились жареные бараны, в чащах плескалась самогонка, дистиллированная из свёклы. Но барон покинул пир рано. Его ждала записка с печатью Хасавюртбурга.
* * *
Зал Совета напоминал музей. На стенах висели гербы родов Судрусланда: двуглавые орлы с шестернями вместо корон, медведи, сжимающие автоматы, волчьи головы на фоне спутниковых антенн. Под потолком тускло горели неоновые лампы, питаемые от дизель-генератора.
— «Барон Иоанн Альбрехтович, наследник Хасавюртбурга, приглашает благородных господ восточного удела на Совет…», — читал фон Штауфен, сидя в кресле из кожи и стальных прутьев. Его пальцы сжали пергамент так, что хрустнули суставы. — …«для обсуждения угрозы со стороны столичных амбиций». Ха!
Он швырнул записку на стол, где она угодила в лужу вина.
— Этот бастард, прижитый Альбрехтом от рабыни-кочевницы, смеет меня вызывать? Отец его хоть был воином. А этот…
— Господин, — осторожно прервал канцлер Людвиг, худой мужчина в очках с треснувшими линзами. — Иоанн контролирует шесть крепостей и арсеналы Шемякинской долины. Его поддерживает Миллеров…
— Миллеров! — фыркнул барон. — Старый лис, который продаст мать за патроны.
— Но именно он держит северные марки, — вступил маршал Григорий, вертевший в руках нож — Да, Иоанн ублюдок. Но его войско — ветераны еще служившие при его славном отце, а советники… — Он замолчал, переглянувшись с камердинером Фридрихом.
— Говори.
— С ним Борис Пастернак. Тот самый, что двадцать лет назад удержал Альбрехта у власти, когда восстали вассалы.
В зале повисла тишина. Даже генераторы за стенами будто притихли. Пастернак. Человек, превративший Хасавюртбург из захолустья в цитадель.
— А король? — спросил фон Штауфен, вставая. Его тень, удлинённая неоновым светом, накрыла карту Судрусланда на стене. — Что в Ростоффе?
Маршал развёл руками:
— Карл молчит. Но его маркграфы стягивают войска к столице. Говорят, готовятся к «большой охоте». Но все понимают для чего это.
Барон подошёл к окну. Внизу, за стенами замка, пьяные пираты пели похабные частушки, смешанные с обрывками немецких маршей. Запах дыма и свободы.
— Если я явлюсь на Совет, это признание прав Иоанна. Если нет… — Он повернулся к окружению. — Вы считаете, он осмелится напасть?
— Может да, а может и нет, — сказал канцлер. — Но он объявит вас мятежником. И тогда Миллеров получит повод двинуть войска на восток. Под предлогом «защиты порядка».
Фон Штауфен засмеялся. Звук был похож на скрежет тормозов в пустоте.
— Порядка? В этом ли мире он ещё существует?
Камердинер Фридрих, молчавший до сих пор, осторожно поднял записку, вытирая вино рукавом:
— Господин… Вспомните, что сказал ваш отец перед битвой при Дарьяльском ущелье: «Гордость, и принципы это очень дорогое удовольствие».
Барон замер. Вспомнил. Отец, повешенный на реях, покрытый синяками, и порезами.
— Хорошо, — прошептал он. — Приготовьте ответ. Пишите… «Барон фон Штауфен почтительно принимает приглашение, просим прощения за столь долгий ответ, ибо занят защитой восточных рубежей от персидских шакалов».
Канцлер кивнул, торопливо записывая. Маршал хмыкнул одобрительно.
— А если он всё же нападёт? — спросил Фридрих.
— Тогда встретим его так, как умеем встречать. — Артур взглянул на цилиндры с батареями, стоявшие в углу. — И пусть Пастернак попробует нас отсюда выбить.
* * *
На следующее утро гонцы разнесли ответ по уделам. А в тайной комнате, куда даже канцлер не имел доступа, фон Штауфен писал другое письмо — королю Карлу.
* * *
Замок Хасавюртбурга возвышался над долиной. Его стены, сложенные из базальта и обломков довоенных бетонных плит, дышали холодом. На подъездных дорогах толпились кареты с гербами восточных баронов — медведи, волки, двуглавые орлы, сплетённые с шестернями. Артур фон Штауфен въехал через восточные ворота, сопровождаемый дюжиной всадников в кольчугах из переплавленной стали. Его взгляд скользнул по бойницам, где тускло блестели стволы пулемётов — странно, откуда у них столько денег на такую роскошь.
— Здесь пахнет чем-то нехоршим, — пробормотал маршал Григорий, правивший лошадью рядом. — Тоже смеряя вышки недоверчивым взглядом.
— Это сырость и…плесень, — поправил барон. — Не драматизируй раньше времени.
* * *
Внутри замка царила суета, прикрывающая страх. Слуги в ливреях с выцветшим гербом фон Щемяка разносили вино и жареную дичь, избегая взглядов гостей. Бароны, графы и маркграфы восточного удела толпились в зале. Артур сразу заметил: каждый второй говорил шёпотом, оглядываясь на стражников Иоанна — высоких мужчин в чёрных мундирах.
— Слыхали? Миллеров привёз целый эшелон оружия из-за Волги, — шептал толстый ммужчина с шрамом через глаз, потягивая вино из рога. — Говорят, там теперь какая-то республика. Военные из бункеров правят…
— Чепуха, — перебил его сосед, костлявый старик с пистолетом на поясе. — Это магометанская гильдия. У них даже пушки есть, древние, но работают…
Артур медленно двигался сквозь толпу, ловя обрывки фраз. «Советники-призраки», «голубые глаза», «технологии, которых не понять». Его пальцы нервно барабанили по рукояти кинжала. Внезапно он почувствовал чей-то взгляд. На балконе второго этажа, за дымчатым стеклом, стояла девушка. Белые волосы, спадающие на плечи как снежный поток, лицо бледное, почти прозрачное, и глаза — голубые, как лёд на Каспии в феврале. Она смотрела прямо на него, не моргая. Потом, словно испугавшись, резко развернулась и растворилась в полумраке.
— Кто это? — спросил Артур у слуги, подававшего ему кубок.
— Госпожа Леонидия, советница барона Иоанна, — тот потупился. — Говорят, из северных земель…
* * *
Ночь барон провёл в комнате с сырыми стенами, где ветер выл в щелях. Сны смешались с явью: белые волосы, голубые глаза, детский смех из глубин бункера… Чей-то голос упрямо пробивался сквозь пелену. Он проснулся от стука в дверь, голос опустил вглубь его сознания. Нехорошее место, нужно скорее уезжать домой.
На пороге стоял канцлер Людвиг, бледнее обычного.
— Иоанн начал собрание. Нам пора вмешаться…
В тронном зале, под сводами, расписанными фресками битв давних лет, за длинным стальным столом сидели двадцать баронов. Во главе — Иоанн. Молодой, не старше двадцати пяти, с острыми чертами лица и чёрными волосами, собранными в хвост. Но глаза… Глаза были странные — голубые, холодные. Рядом, как тень, стоял Борис Пастернак — сухопарый старик в очках с толстыми стёклами. И она. Закутанная в разнообразные ткани.
— …благородные господа! — начал Иоанн, ударив кинжалом по столу. — Король Карл забыл, кто кормит его столицу. Он собирает войска, чтобы обуздать нас, как скот! Но мы — свободные люди, и на наших плечах держится благополучие Судрусланда! Мы…
— Ты — бастард, — перебил Артур, вставая. Его голос гулко раскатился под сводами. — Сын рабыни и Альбрехта, который хоть умел держать меч. Ты смеешь говорить от нашего имени?
Тишина стала густой, как смола. Иоанн медленно поднялся, не отрывая взгляда от Артура.
— Мой отец признал меня. А твой, фон Штауфен, повешен своими же за трусость.
Артур рванулся вперёд, но его удержали маршал и канцлер.
— Трус тот, кто прячется за чужими спинами, — бросил он. — За тобой присматривают как за ребёнком, Миллеров, Пастернак…того гляди ты под женскими юбкаминачнешь прятаться? — Его взгляд скользнул по девушке.
Иоанн рассмеялся.
— Вызываешь на дуэль?
— Если ты осмелишься.
* * *
Двор замка окружили факелами. Бароны столпились на галереях, став зрителями кровавого спектакля. Иоанн снял мундир, надев кольчугу из чёрных чешуек. В руке — узкий меч с клинком, отливающим синевой. Артур выбрал тяжёлый палаш — оружие, с которым брал Шахр-и-Нур.
Первый удар был за Артуром. Палаш свистнул, рассекая воздух, но Иоанн уклонился с неестественной лёгкостью. Его меч блеснул, царапая доспех барона.
— Учился у северных рейдеров? — язвил Артур, отступая.
— У тех, кто старше твоего рода, — улыбнулся Иоанн, и его глаза вспыхнули неестественным синим огнем.
Клинки сошлись в искрах. Артур, привыкший давить силой, вдруг понял: противник быстрее. Меч Иоанна танцевал, как живой, находя щели в защите. Удар в плечо. Удар в бедро. Кровь залила сапоги.
— Сдавайся, — сказал Иоанн, приставив клинок к горлу Артура.
— Настоящие благородные … не сдаются… ублюдок — хрипел барон, падая на колени.
Иоанн замер, затем отступил.
— Я щажу тебя, чтобы ты видел, как ошибался.
В глазах темнело. Последнее, что увидел Артур — Эльзу, подходившую к Иоанну. И те же голубые глаза. *Брат и сестра?* — мелькнуло в сознании.
* * *
Очнулся он в комнате с низким потолком, где пахло травами и кровью. Рядом сидела Леонидия, её пальцы касались его раны с странным холодом.
— Кто вы? — прошептал Артур.
— Заткнись мусор, раскроешь рот, я раскрою тебе башку, радуйся что Великий к тебе столь великодушен, к вам в целом, хоть мне этого пока не понять. И пока я этого не пойму я буду мучаться здесь, среди такой мрази как ты, — её голос звучал как ветер в проводах.
За дверью послышались шаги. Иоанн вошёл, смотря на сестру с нежностью, а на Артура с долей раздражения.
— Он выживет. К сожалению, — она кивнула Иоанну.
Артур хотел крикнуть, схватить кинжал, но тело не слушалось. Глаза закрылись сами. Что-то копошилось в ране, проникая все глубже в рану, при этом затягивая саму рану, и принося облегчение воину.