Погружение Аинза в бурлящее черное море оказалось достаточно обыденным, насколько так можно было выразиться, действием — в том смысле, что Аинз не оказался втянут в какой-то водоворот невероятных магических событий, вместо этого ощутив именно то, что он ожидал ощутить от подобного погружения — черная маслянистая жидкость, достаточно неприятная по его ощущениям, тут же ухватившаяся за его тело и кости, начавшая утягивать те вниз. Впрочем, достаточно быстро Аинз осознал и то, что Горгона, огромная фигура той,хотя и была монструозных размеров все же была ограничена своими размерами в пространстве и вряд ли висела в в воздухе, а потому, скорее всего, опиралась на какое-то подобие дна, что Аинз должен был настигнуть при своем погружении в ближайшее возможное время. Однако, как доказало ему погружение вниз, не достиг, поскольку спустя одну минуту, а затем и все десять, Аинз так и не остановил свое снижение, даже осознав, что он фактически завис в черной непроглядной маслянистой жидкости вокруг него. Не остановил потому, что точно также осознал, что вернуться с помощью телепортации обратно он мог в любой момент, а чернота моря Тиамат была единственным неисследованным объектом в Бездне, где он оказался в данный момент. В конце концов эта чернота же была связана с Тиамат, не так ли? Значит Аинз по крайней мере мог исследовать ту поближе, прежде чем совершать какое-то действие с Медузами, что он мог гарантировать, вело к значительным изменениям в Бездне и, вероятнее всего, в самой Тиамат. А так пара часов, потраченных им на исследование черного моря Тиамат, не оказывали влияния на текущую ситуацию — тем более учитывая, что пока что самым рабочим планом в этой Сингулярности было выждать несколько тысячелетий до тех пор, пока человечество самостоятельно не продвинется достаточно для того, чтобы отодвинуть от себя монстров Тиамат.
Поэтому Аинз погрузился в черное море Тиамат, после чего осмотрелся вокруг, задумчиво пытаясь представить, что же именно он мог сделать в данный момент — судя по тому, что он не столкнулся ни с каким дном под своими ногами, то он определенно оказался как минимум в месте, где не действовали стандартный законы физики… Не то, чтобы это было редкостью в текущих магических условиях Сингулярности.
Поплавав еще немного в черном море Тиамат, Аинз был вынужден подняться наверх, безрадостно оглядывая свою форму — к счастью черное море Тиамат, пусть и неохотно, но все же скользнуло по его телу вниз, отпуская его вверх, так что Аинз взлетел к фигуре двух Медуз и, не найдя никакой больше возможности как либо еще разобраться с текущей проблемой или получить новую информацию, все же приложил руку к стоящей фигуре молодой Медузы…
Аинз не был уверен, какую именно реакцию он ожидал на эти действия, но какую-то он все же определенно ожидал. Отсутствия же реакции Аинз не ожидал вовсе.
Костлявая руки Аинза легла на плечо Медузы, что продолжала держать свою косу, пробившую плоть Горгоны чуть ниже ее грудины, и та даже не сдвинулась с места, хотя положенная на плечо девушки рука Аинза все же ощутила под собой живое теплое тело.
На пробу Аинз чуть потянул плечо девушки в сторону, на что та поддалась, не реагируя на действия Аинза, после чего чуть сильнее и в другую сторону, но хотя Медуза и потянулась следом за рукой Аинз — на его действия внимание она определенно не обратила.
Аинз задумался на мгновение, прежде чем перевести взгляд на Горгоны, извивающуюся в путах боли перед его лицом — даже если предположить, что почему-то именно Медуза была единственной измененной в данный момент Слугой, а Горгона могла в теории почувствовать действия Аинза, то учитывая тот факт, что она постоянно извивалась в болевой агонии, то маловероятно, что она смогла бы заметить прикосновения Аинза и его попытки растормошить ту.
Поэтому Аинз молчаливо продолжил наблюдать за происходящим, еще несколько раз на пробу подергав тело Медузы, прежде чем задуматься. В теории, конечно же, он мог сделать что-то вроде атаки, нанести урон Медузе, но чего он мог добиться подобными действиями? Даже если он нанесет ей лишь символический порез, то, вполне вероятно, та не отреагирует на его действия, а если и отреагирует, то столь же вероятно он мог ожидать от нее попытку уничтожить Аинза следом.
В общем, Аинз в очередной раз был загнан в тупик текущей ситуаций — как и во всей Сингулярности никто толком и не скрывал текущей проблемы, а враг совершенно не пытался как-либо замаскироваться. Все его союзники были — сравнительно — открыты — и все давали ему карт-бланш на решение текущей проблемы…
И он все равно не знал, что ему нужно было делать!
Все мысли, которые шли ему на ум в данный момент практически мгновенно отвергались потому, что сводились к паре простых шаблонов, часть из которых однозначно бы не сработала, а часть из которых могла сработать, но определенно не тем образом, который Аинз бы предпочел.
В конце концов Аинз, обойдя вокруг Медузы и облетев вокруг Горгоны несколько раз, просто устроился на плече самой Горгоны, легко покачиваясь в такт ее мучительным крикам, глядя на текущую ситуацию перед ним, что упорно не хотела даровать ему простого решения текущей проблемы.
Нет, возможно, если бы сам Аинз был действительно таким могущественным, а главное, умным и образованным магом, которым его считало его окружение, то текущая проблема не стала бы для него значительной преградой — он пару раз бы кивнул сам себе, пробормотал себе под нос “ах да, это все как в тот раз, с драконами и богами”, после чего решил бы всю эту проблему в два счета. В общем, сделал бы именно то, что Аинз из фантазий всех его Слуг мог бы сделать, этот непобедимый гений всех наук и видов магий.
К сожалению вместо этого гениального Аинза в данный момент в этой Сингулярности находился только обычный Аинз, что мог рассказать о своей магии разве что несколько внутриигровых формул и лорный текст, без какой-либо гарантии в том, что сказанные им слова вообще будут как-то отражены в его магии, не говоря уже о том, чтобы разбираться в чем-то настолько запутанном, как магическая система. В общем, Момонга просто был лишен каких-либо идей о том, что именно ему стоило делать в данный момент.
Момонга еще раз оглядел двух девушек, две версии Медузы перед его глазами, после чего попытался серьезно нахмуриться, будто бы это выражение лица каким-то образом могло сделать его умнее, прежде чем вспомнить, что он лишился своего человеческого тела и в данный момент выглядел как скелет, а потому попытка нахмуриться для него в любом случае была бесполезна.
Аинз задумался на секунду даже о том, чтобы использовать расходный предмет — в конце концов сейчас, возможно, были именно те условия, о которых он думал в прошлом, откладывая расходные предметы в свой бездонный инвентарь раз за разом, сохраняя их “на будущий сложный случай”, но насильная телепортация одной из Медуз наверняка бы спровоцировала поглощение Горгоны черным морем, а попытка использовать заклятие, развеивающее все воздействия на разум и тело двух Медуз могли вновь поломать механику их работы и механизм сдерживания Тиамат.
Правда эта мысль навела Аинза на дальнейшие размышления — в конце концов, за вычетом относительности понятия “норма” в текущих условиях, тела Горгоны и Медузы казались Аинзу относительно нормальными, в то время как их разум определенно был поврежден — настолько, что любая попытка добиться от них какой-либо реакции была по итогу обречена на провал. Однако это навело Аинза на мысль о том, что если он не мог спровоцировать реакцию двух Медуз на свои действия путем физического воздействия, то он мог совершить то путем воздействия ментального. И в данном случае Аинз не имел ввиду использование заклятий страха или очарования — хотя и оставил те в своем резерве. Вместо этого Аинз решил совершить самое простое из возможных действий.
— Сообщение,— Аинз использовал самую простую способность, которой обладали все игроки Иггдрасиля — изменившуюся в этом новом мире, впрочем — заклятие, обеспечивающее телепатический контакт между двумя разумами. Простое заклятие, для действия которого Аинзу просто нужно было знать о том, кому именно он посылал это заклятие — так что стоя перед двумя возможными целями его способности Аинз никак не ожидал, что его заклятие просто… Не сработает.
Причем это не было проблемой неактивируюбщейся способности, нет, Аинз ощутил активацию той — правда, скорее инстинктивно, чем обладая полноценным пониманием того, чем именно он занимался в данный момент или как должна была ощущаться активация сообщения в его случае. Вместо этого ему пришло ощущение того, будто бы он… Просто пытался связаться с целью, что была для этого не предназначена.
Это было даже не ощущением метафорического “не отвечающего абонента” или обрыв связи, сколько Аинз получил странное инстинктивное понимание, что цель его “звонка” была просто не предназначена для получения такого звонка. Метафорически говоря, Аинз попытался “позвонить” на дверь из шкафа — объект который даже в теории не мог стать целью этого звонка.
И это вновь выбило Аинза из колеи — если бы он не смог активировать свою способность, если бы его попытку звонка отвергла бы цель, если бы он не смог установить связь, от это было бы одним событием, в целом нормальным, делая скидку на то, насколько далеко слово “норма” в текущих условиях само по себе ушло от нормы. Но подобная реакция? Это было не просто странно — Аинз при всем желании никак не мог представить себе, что именно могло спровоцировать подобную ответную реакцию.
На мгновение Аинз задумался о том, что каким-то образом попал под воздействие иллюзии — в отличии от контроля разума, нежить все же не была имунна к иллюзиям, хотя и обладала отличной сопротивляемостью к тем — однако развеял и эту догадку. Даже если бы две Медузы перед ним и являлись иллюзиями, то есть буквально пустым местом, то его способность просто бы не активировалась изначально, а не сообщила бы ему, что она фундаментально неспособна связаться с этой целью.
В таком случае все, что оставалось Аинзу, это заняться одним из наиболее нелюбимых его дел — думать.
Фактически проверка с помощью сообщения принесла ему информацию о том, что две Медузы перед ним все же существовали как подобие живых существ, однако находились в такой форме, в которой связаться с их разумом было невозможно даже в теории. Учитывая, что сообщение позволяло до этого Аинзу связываться с различными Слугами нечеловеческого вида, чье мышление значительно отличалось от человеческого — причиной этого были не просто какое-то изменение мышления двух Медуз. Учитывая то, что он связывался и с разумами Берсерков — также причина крылась и не в их возможном безумии. Бездумность, даже если те и были бездумны, также не была причиной возможной реакции способностей Аинза — в этом случае его способности просто отказались бы активироваться вовсе.
Значит причиной стала какая-то полноценная трансформация изменившая не просто их мышление, а их природу. По крайней мере Аинз мог представить себе только такой возможный ответ на его мысль о том, что же именно в данный момент мешало ему связаться с двумя Медузами.
Мысль об изменении природы двух Медузы заставил Аинза нахмурить брови, вновь забыв о том, что его лицо в данный момент являлось черепом, лишенными какого бы то ни было выражения, прежде чем сопоставить все разрозненные факты перед ним — не реагирующие на него Медузы, их иная форма существования, а также слова Мерлина о том, что…
Глаза Аинза моргнула, на секунду погаснув двумя алыми огоньками в его глазницах, прежде чем открыться вновь.
По словам Мерлина Тиамата продолжала ворочаться во сне, словно в горячечном бреду, не просыпаясь и не засыпая до конца, однако она все также продолжала спать. И где еще, кроме ее сна, мог оказаться Аинз?
Это идеально объясняло все — и сюрреалистичную картину мира вокруг Аинза, и нарушение действия законов природы, и странную реакцию его способностей на фигуры Медуз прямо перед ним — в общем, отвечало на все вопросы Аинза, кроме одного…
А что ему следовало делать с этой информацией?
Аинз еще раз на пробу пролетел вокруг формы Медузы, прежде чем выдохнуть — нет, конечно же, существовало как крайне простое и слабое заклятие первого круга, направленное исключительно на пробуждение целей, что упали в сон, так и множество других заклятий, артефактов и иных способностей в арсенале Аинза, с помощью которых он легко мог бы снять состояние сна с Тиамат…
Только суть всей этой Сингулярности и все действия Мерлина и Гильгамеша в той заключались в том, чтобы не допустить именно этого, пробуждения Тиамат в ее полной силе. В таком случае тот факт, что он находился во сне Тиамат определенно был интересным, но на этом было все. Это не вело ни к чему больше, чем осознанию этой мысли…
Однако, исключительно в порядке бреда, если Аинз в любом случае не мог пользоваться своим невероятным знанием магическими системами мира — по причине того, что этими знаниями он не обладал — и действовать исключительно согласно наитию, то Аинз мог предложить, что если он находился во сне Тиамат в данный момент, то он находился в ее разуме, какую бы форму тот ни принял. А если это было так то в каком-то смысле он уже был связан с ее разумом подобно сообщению — то есть, мог взаимодействовать двумя разумами между друг другом. А если это было так, то он мог провести и обратную связь — то есть связаться разумами с Тиамат для того, чтобы оказать влияние на свое окружение, в котором он находился в данный момент.
Придя к этому выводу на мгновение Аинз задумался, прежде чем вздохнуть, покачав головой — вполне вероятно, что причина, почему он и вовсе находился в разуме Тиамат в подобном виде была в том, что он являлся нежитью. Как уже было сказано, он не вел свой род от Тиамат и не имел отношения к жизни вовсе благодаря своей природе, а значит был иммунен к ассимиляции в роевое черное море Тиамат — а значит, в каком-то смысле, был иммунен к тому, чтобы раствориться в разуме Тиамат — именно поэтому он смог проникнуть внутрь ее сна и продолжать даже взаимодействовать с тем без своего растворения. А значит он должен был пережить и другой вид контакта с разумом Тиамат — в конце концов он был иммунен к влиянию на разум и все равно ему в голову не приходило никаких идей больше.
Поэтому, слишком неуверенно на его весьма неискушенный в рисках вкус, Аинз все же поднял руку, будто бы надеясь, что его жесты каким-то образом сделают его магию сильнее, а значит защитят его от непредвиденных эффектов, и приложил ту к своему уху, прежде чем произнести с уверенным нажимом,— Сообщение.
Спустя мгновение разум Аинза ощутил установившуюся связь, однако там, где раньше Аинз благодаря своему подспудному ощущению понимал цель телепатической связи и буквально мог общаться с разумом той, даже слыша в голове их голос с теми же интонациями, что и в случае реального общения — в этот раз Аинз ощутил, как будто бы его разум упал в огромную липкую паутину. Центральный голос ответил ему непередаваемой, невыразимой ни на каком человеческом языке мыслью, передающей чистую эмоцию — злоба, ненависть, печаль, сожалению, любовь, радость, агония, непонимание… Все эмоции разом.
А вслед за ними потянулись сотни других мыслей — там, где центральный разум отвечал непрестанно бьющим потоком из всех ощущений только вообразимых разумом и из всех триллионов непознаваемых эмоций, чуждых самой человеческой природе и естеству самой реальности — миллиарды меньших эмоций и разумов вторили ему. Там, где центральный разум был подобен необъятной картине созданной из смешения всех красок возможных в мире — каждый из подспудно следующих за ним голосов был единичным, мелочным, и удивительно простым — как будто бы способный исключительно на передачу простейших мыслей, в бинарном формате “нет” и “да”. Однако их число было непредставимо — настолько, что даже разум Аинза, отсекающий благодаря его природе нежити все эмоции, автоматически превращая их в логические факты, замер, не в силах подсчитать даже порядок величин.
В обоих случаях Аинз мгновенно смог осознать природу самой Тиамат, непознаваемой матери всего сущего, и достаточно легко продолжить логическую цепочку и определить, что миллиардами мелочных искр было черное море Тиамат — каждая простейшая “клетка” этого моря была способна лишь на саму. простую эмоцию, если ту вообще можно было назвать эмоцией, но их простой объем был сам по себе слишком грандиозен для человеческого разума.
К счастью, до того, как Аинз бросил бы попытку связаться с разумом Тиамат, признав попытку взаимодействия с той совершенно бесполезной — разум Аинза смог уловить несколько, буквально парочку исключений — и именно благодаря тому, что те были единственными исключениями в подобном невероятном массиве — они и стали для Аинза столь яркими путеводными звездами.
Две из них оказались связаны между собой, переплетены словно бы в единой роли — похожи друг на друга, но вместе с тем несмотря на свою абсолютную схожесть те подобно однополюсным магнитам только сильнее отталкивались друг от друга. Иными словами осознать в двух источниках мучительной тяготы две версии Медузы — саму Медузу младшую, как решил ее теперь называть Аинз, и Горгоны было легко. И безусловно, если Аинз планировал все же определить, как именно были связаны друг с другой Медузы и Тиамат, и как именно началось проявление Тиамат в этом мире, и действия Мерлина, что запечатали ее в этом состоянии, то Аинзу определенно следовало коснуться мыслей двух Медуз. Однако на этот момент внимание Аинза привлекли не две девушки, что сильно выделялись на общем фоне, но по крайней мере Аинз мог осознать их природу с одного взгляда, а голос, сознание даже, что Аинз не смог определить мгновенно приковал его внимание к себе. В конце концов, возможно, именно в неизвестных деталях крылся возможный ответ на вопрос Аинза о том, как именно он мог разрешить текущую проблему перед ним.
Поэтому, не слишком понимания, как именно он действует в данный момент, но отдаваясь полностью наитию, Аинз потянулся своим разумом к разуму, что за неимением лучшего описания… Блуждал в потемках.
Словно бы он был связан с Тиамат и вместе с тем на финишной прямой, на которой все живые существа связывались с Тиамат он словно бы проходил чуть вскользь от центрального непознаваемого сознания самой Тиамат и по итогу терялся на фоне сознаний, действительно связанных с природой самой Тиамат. Словно бы он единовременно был связан с ней и вовсе не был, словно бы он на каком-то уровне просто не мог быть связан с Тиамат…
Однако, если предыдущие действия Аинза по столкновению с титаническим и совершенно чуждым всему человечеству и самой природе живого мира разумом Тиамат по итогу закончились без проблем, то почему он должен был сдерживать себя в данный момент?
Поэтому он протянул свой разум к единственному потерянному голосу среди миллиона сознаний в разуме Тиамат, и, мгновенно коснувшись, услышал единственный голос, что мог легко принадлежать как мужчине, так и женщине, настолько, до стирания любых отличительных признаков, тот был андрогинен — “Моя мать… Почему ты покинула меня?”
* * *
Жак пронаблюдала за тем, как в очередной раз, точно также, как и вчера, усталые солдаты проходят еще один раз по высоким стенам, на пробу тыкая в упавшие куски черноватой склизкой массы, свалившейся из тел монстров Тиамат в тех местах, в которых они были ранены, иногда сбрасывая ошметки тел уничтоженных созданий со стен, и утаскивая павших собратьев дальше, на похороны и для опознания тех. Точно такая же картина, что Жак наблюдала уже не раз после окончания борьбы с Тиамат после ежедневного нападения монстров. А затем вновь вечером и ночью те, кому повезло пережить сегодняшний день будут смеяться, пить до упаду и рассказывать друг другу байки, пока завтра утром не примут пополнение из новичков, не державших до этого момента меча в бою, после чего погрузиться в непрекращающееся сражение вновь. И еще, и еще, и еще — день за днем, как в дне сурка.
Без всяких стеснений можно было сказать, что с точки зрения исполнения своей функции созданное Гильгамешем государство определенно было близко к совершенству — эффективная система смены гарнизона и организации подвоза припасов была отточена и готова к использованию — Гильгамеш создал великолепную машину по противостоянию Тиамат, способную даже на столь несовершенной природе, как человечество противостоять существу намного превосходящему богов — один этот факт означал, что Гильгамеш фактически совершил невозможное. Однако как бы ни было эффективно управление государством и исполнение функции королевством — только этого было совершенно недостаточно для человека, точно также, как человек, живущий руководствуясь исключительно рациональной подоплекой всех действий и своей природы никогда не сможет называться полноценным человеком, почему столь чуждой для человека и неправильной фигурой является именно машина, так похожая на человека и совершенно неспособная к пониманию его эмоций или стремлений. В конце концов, даже если создание оказалось идеально заточено для исполнения одной единственной функции… Что произойдет после того, как эта функция будет исполнена?
Конечно же можно было, даже легко было сказать о том, что Гильгамеша совершенно не интересовал ответ на этот вопрос — что он видел человечество исключительно в качестве шестеренок механизма по защиту от Тиамат, однако, удивительным образом, это было не так. Если быть более точным, то праведный король, выступающий за спасение человечества ценой любых, даже самых тяжелых жертв, был бы очень близок к этой позиции, что время как сам Гильгамеш был от нее бесконечно далек.
Можно было бесконечно говорить о том, насколько Гильгамеш был тираничен, как немало его заботили жизни своих подданных и с каким презрением он относился к тем — и это, безусловно, все было бы абсолютной правдой — но никто не смог бы сказать, что Гильгамеш не был человечен. Наоборот, там, где прославленные герои казались отдаленными от человечества сверкающими символами — упивающийся своей властью, силой и эмоциями Гильгамеш был парадоксальным образом невероятно близок к человечеству, а потому просто не смог бы “не понять, что человечеству нужно найти не только способ, как жить, но и причину, для чего жить.”
Иронично, но это роднило Гильгамеша, тирана, равного которому нет и не было во все времена, вместе с удивительно непохожей с первого взгляда с ним фигурой.
— Ураааа! Мы победили! То есть…— раздавшийся звонкий голос богини, парящей устроившись на своем летающем луке, Иштар, был ярким и звонким, прежде чем та спохватилась, обнаружив, что говорит что-то, идущее наперекор ее персоне могущественной и мудрой богини и, откашлявшись, попыталась произнести куда более степенно и чуть более глубоким голосом,— Кхм, возрадуйтесь, смертные, ибо вы присутствовали и были свидетелями того, как великая Иштар, покровительница всех земель Вавилонии и города Урука, низвергла полчища врагов обратно в бездну, где и сам самое и место!
После этих слов, собрав все возможные клише, что только сама Иштар могла себе представить о богах, та задрала вверх свой нос, вызвав пару неловких смешков от солдат внизу, на стенах, что тут же заставили Иштар гневно бросить взгляд вниз, стараясь найти того невежественного дурака, что посмел не восхищаться самой прекрасной из всех прекрасных.
Всего несколько часов назад Иштар своими ударами громила армии Тиамат, и за прошедшие часы вряд ли утеряла эту способность, как и наблюдающие за ней люди вряд ли забыли об этом. Однако прямо сейчас бросающаяся вниз на людей взгляд Иштар, хотя и старалась изо всех сил выглядеть разозленной, демонстрировала скорее человеческую эмоцию досады, чем божественный гнев. Как бы ни была ослаблена или низведена до статуса Слуги Иштар — она в конце концов оставалась Слугой, причем крайне могущественной — для божества согласно его статусу было ближе испепелить тысячи людей, стоящих сейчас под ней за один намек на то, что кто-то из них мог проявить к ней непочтительность — чем достаточно часто и были известны старые боги. Не говоря уже о том, что богиня вряд ли бы изначально решила присоединиться к людям в их стремлении защитить друг друга и пойти под командование царя, будь тот хоть десять раз Гильгамешем.
Равным же образом люди, прямо сейчас неловко пытающиеся своим взглядом уткнуться куда угодно, кроме нахмуренно-красного лица Иштар, не были в данный момент похожи на людей, что оскорбили божество и должны были понести жестокую кару за свою непочтительность. В лучшем случае те выглядели как люди, старающиеся не попасть под руку к возмущенной “молодой госпоже” — и хотя Иштар действительно являлась “госпожой Небес” — в данном случае это выглядело не слишком похоже на эту трактовку ее божественного титула.
Иными словами Иштар, относившаяся к Гильгамешу с значимым презрением — об этом факте Жак была осведомлена из мифологии, как и о том, что Гильгамеш отвечал на ее презрение большой взаимностью — была похожа на него своей близостью к человечеству.
Иштар была мелочной, откровенно говоря — жадной и глуповатой, можно было даже сказать, по-детски наивной богиней — совершенно не совпадающей с непозноваемыми ужасами космоса или возвышенным и всепрощающим распятым богом, однако именно поэтому она была так близка к человечеству. Потому, что сутью человечества были не возвышенные идеалы, и приземленные пороки, не героические эпосы, а мелочная возня человеческих отношений — все то что одна из самых древних богинь человечества, Иштар, олицетворяла в себе. Кто иначе, кроме нее, столь идеально подходил человечеству, что только отмывшись от крови и черной монструозной слизи уже начинали бахвально рассказывать друг другу байки о том, кто и сколько из них прикончил врагов сегодня, не обращая внимания на потерянных при защите, и думая о том, как они напьются сегодня вечером, нежели о том, как они будут сражаться завтра утром…
— Эй, Жак! — голос Иштар вывес Жак из размышлений и та нашла взглядом Иштар, висящую в воздухе, что смотрела на нее с вопросом, ее возмущение людьми всего пару секунд назад совершенно по-детски забыто, как человечество уже забыло о проходившем всего несколько минут назад бое,— Ты пойдешь…
Спустя еще мгновение вновь откашлявшись, Иштар сделала вид, что не начинала до этого говорить никакой фразы и использовала свой самый помпезный голос из возможных,— То есть, эта возвышенная богиня передает тебе повеление явиться на праздничный ужин со мной!
Жак же, глядя на эту трогательную невинность, только кивнула головой, после чего чуть расплылась в улыбке, быстро скользнув взглядом по головам людей, уже удаляющихся от нее прочь, громкими голосами обсуждающими свои очередные подвиги и свершения.
Действительно…
Человечество было завораживающим объектом для наблюдения.