Пламя, жар, дым.
Огромное зарево рыжего пожара поглотило в себе десятки квадратных километров густейшего леса. Некогда нетронутые деревья, возвышающиеся над землёй на десятки метров, ныне вспыхивали подобно спичкам, стоило очередному языку голодного огня лизнуть очередное дерево. Додавая ещё один источник яркого света, озаряющий темную ночь. Жар огня был столь сильным, что любая влага тут же испрялась на глазах, а попытки приблизиться к очагам огня даже на сотню метров были изначально обречены на провал. Пожар разросся к настолько большому масштабу, что поднимающийся в небо черный столб дыма напоминал собой могучего колосса, удерживающего на себе небо, и его можно было заметить в соседствующих с лесом городках за мили от места возгорания. Огромное оранжевое пятно ярко выделялось на фоне густого полотна лунной ночи.
Лесной пожар это одна из страшнейших катастроф, которое знало и переживало человечество на регулярной основе. А потому для подобных ужасных случаев уже давно были выработаны правила и методы поведения и борьбы. И одно из таких правил гласило, что если огонь не обуздать в самом начале, то обуздать его позже уже либо крайне сложно, либо вовсе невозможно. Огонь нужно давить в зародыше. Вот только площадь возгорания, размеры и сила пламени нынешнего пожара указывали на то, что точка невозврата была пройдена уже давно. И всё что оставалось невольным наблюдателям этого завораживающего, но в то же время ужасного зрелища так это бежать, спасая свои жизни, бежать как можно дальше и как можно быстрее, чтобы голодное пламя не догнало тебя.
Но вот что странно…
Несмотря на всю свою силу, несмотря на всю опасность, несмотря на всю ярость живой и жадной стихии, несмотря на всю логику яркое пламя горело только в строгих границах. И эти границы были настолько строгие, что одно дерево могло пожираться пламенем, а стоявшее возле него второе дерево, всего в метре, чьи кроны соприкасались со своим горевшим собратом, могло оставаться нетронутым ни единым языком пламени.
Любой посторонний наблюдатель мог бы с недоверием нервно выдохнуть, что это какая-то магия…
А любой не посторонний с уверенностью заявил, что всё дело именно в магии. Что было ещё более невероятно.
— Леди Бартомелой, — один из магов Часовой Башни почтительно обратился к молодой аристократке, чьи карие глаза пристально вглядывались в огненный ад развернувшейся перед ней, — к нам приближается очередная волна Отпрысков Седьмого.
Казалось, что погруженная в созерцание огня женщина даже не услышала слова немолодого мужчины. Но это было не так. Спустя несколько секунд, она моргнула, и обернулась к терпеливо ожидающему её ответа магу.
— Сколько их на этот раз? — Она сделала всё, чтобы в её голосе не звучала усталость, которую она ощущала.
— Мы засекли тридцать существ на севере в пятдандцати километрах от нас, они все движутся в сторону ближайшей деревни.
Женщина подавила вздох.
Время между нападениями сокращалось всё больше и больше с каждой новой волной. В то время как количество тварей увеличивалось с каждой новой волной. Лорелей совершенно не нравилась эта тенденция.
Это была не первая волна монстров, посланная в них Предком мертвых апостолов, с которой ей и всем остальным магам и церковникам, занятым удерживанием периметра содержания вокруг границ Леса Эйннаше, пришлось иметь дело за эту ночь. И пускай они до этого успешно справлялись с отражением и уничтожением атакующих их химер-деревьев, но каждая такая успешная оборона понемногу подтачивала силы и выносливость собравшихся здесь ради сдерживания Предка людей. Пока у них не было жертв, но как долго это продлиться… если мертвый апостол продолжит давить на них своими тварями с подобной интенсивностью? А если его питомцы усилят натиск? Ответ был довольно очевиден, вскоре самые уставшие начнут совершать ошибки, сперва незначительные, но с каждым разом всё более значимые. И в итоге это лишь вопрос времени, когда члены Часовой Башни и Церкви начнут нести первые потери.
Потери всегда были плохой новостью. А с учётом того, с кем именно им приходилось иметь дело, Лорелей боялась, что потери среди её людей могли вызвать эффект домино и вся линия обороны вокруг Седьмого будет прорвано. Мысль о чём-то подобном вызывала в разуме молодой женщины резкое отвращение. Ей претила сама идея того, что она — Бартомелой, могла понести даже такое “поражение” от рук мертвого апостола, Предок он или нет.
Ей и так уже было отказано в попытке устранить его.
А она очень хотела. Очень. Но, увы, Седьмой обладал рядом особенностей, которые делали любого мага бессильным против него внутри его владений, в том числе и её. И пытаться войти в его лес всё равно, что подписать самой себе смертный приговор. Она могла всей душой ненавидеть вампиров, но это не значит, что ненависть к ним в её разуме преобладала над самым базовым здравым смыслом. Ей доходчиво объяснили, что если она решит пойти на поиски Эйннаше внутрь его леса, и поведёт за собой своих людей, то лишь зря погубит себя и других. Что в свою очередь означает, что все мертвые апостолы, которых она могла бы убить в будущем будут жить.
А вот оставшись помогать церковникам с их оборонительным периметром здесь и сейчас…
Она может попытаться и неизбежно потерпеть поражение. А может остаться, сдержать свою натуру и в итоге в будущем убить множество других апостолов в отместку. Синица в руках или журавль в небе?
Это была весьма простая логика, к которой апеллировал глава отряда душеприказчиков Церкви. И эта логика сумела достучаться до Лорелей. А потому она, буквально переступив через себя, согласилась не делать ставку на эфемерную возможность покончить с Предком, а вместо этого последовать уже неоднократно доказавшему свою эффективность и состоятельность плану Церкви.
Но глядя на пылающий лес… она начинала жалеть о собственном решение. Она могла быть там, она могла сражаться с Предком.
Но вместо этого…
В её разуме возник образ удаляющейся спины рыжего мага. А вместе с образом и его последние слова, адресованные к ней: “Ты можешь остаться здесь, Бартомелой… или же ты можешь быть Бартомелой.”.
— Тц, — аристократка в раздражении стиснула зубы.
Она не могла объяснить почему слова какого-то безродного дворняги, которого она знала меньше месяца задели её настолько сильно, что она никак не могла выкинуть их из головы. Разочарование в его тоне было очевидно, но что она ненавидела так это то, что это было разочарование в ней.
Может потому, что Лес Эйннаше горел? Несмотря на всю невозможность подобного, лес пылал огнём, рожденным из магии. И было вполне очевидно чьих это рук дело.
Если раньше она имела шанс отправиться на охоту на Седьмого, то теперь, когда место, где трусливо прятался Предок превратилось в кусочек пылающего ада на земле, она могла окончательно забыть об этой идее.
Возможно если бы она пошла вместе с ним, а не осталась…
— Я разберусь с ними, — приняла решение Лорелей. — Восстанавливайте свои силы.
— Леди Бартомелой?! — Опешил маг возле неё. — Прошу прощения, но я не могу позволить вам принять столь безрассудной решение! — Маг двинулся вперёд и схватил женщину за руку.
— Ты осмеливаешься ставить под сомнение мой приказ, Барт? — Прищурила карие глаза молодая женщина. Маг с первой сединой в волосах, на которого она смотрела, сперва сжался, а после секундного колебания резко ответил. — Сомневаешься в том, что я могу, а что не могу?
— Да, если это значит не позволить вам следовать навстречу безрассудной опасности, моя леди! — Решительно произнёс он, твёрдо глядя в ответ. — Ваша жизнь и здоровье слишком ценное, чтобы вам подвергаться столь огромному риску.
— Ты сам сказал, что отпрыски Эйннаше движутся в сторону деревни мирных жителей. Я достаточно быстрая, чтобы добраться к ним до того, как они войдут в деревню. Но если мне придётся брать кого-то с собой, то я буду вынуждена двигаться медленнее и твари мертвого апостола войдут в деревню раньше нас. Что на счёт мирных жителей?
— А что на счёт них, леди Бартомелой? — Пожал плечами мужчина, совершенно не видя ничего такого в подобном варианте развития событий. — Они обычные люди, — может он и не хотел звучать пренебрежительно, просто констатируя факт, но в итоге он звучал именно так.
Мужчину совершенно не заботило сколько простых людей должно погибнуть от рук мертвого апостола, если на другой чаше весов стоит безопасность и целостность его леди.
“Ты можешь остаться здесь, Бартомелой… или же ты можешь быть Бартомелой.”
Она стиснула челюсти.
В очередной раз в разуме женщины прозвучали слова рыжего мага, полные разочарование. А также возник образ его удаляющейся спины, когда он в одиночестве уходил навстречу Седьмому Предку мертвых апостолов, прямо в его охотничьи угодья.
Лицо аристократки застыло.
Она закрыла глаза, а после открыла их.
— Я — Бартомелой, — она резко вырвала свою руку из хватки мужчины.
По всему её телу вспыхнули контуры её магических цепей.
— Прошу вас, одумайтесь!
— Ты слышал мой приказ, я не повторяю дважды.
И она не совершает одну и ту же ошибку дважды.
Как Бартомелой она не могла стоять в стороне, когда мерзкие творения мертвого апостола безнаказанно существовали в мире. И никакое “это опасно” не станет у неё на пути в очищении мира от их существования. Она не станет ждать и медлить только для того, чтобы повысить собственную безопасность, зная, что за это промедление будет заплачена цена в многие человеческие жизни. Магов или нет. Она не стерпит подобного оскорбления, не от мертвого апостола.
Она была Бартомелой, она была высшей аристократий, и с этим у неё был свой долг.
Не став больше ничего говорить, Лорелей сорвалась с места, оставив за собой порыв ветра. Её и так тренированное тело было подстёгнуто магией ещё дальше, выше всяких человеческих пределов. Её мастерство в ремесле Укрепления позволяя ей преодолевать десятки метров за жалкие мгновения. Конечно, от этого её тело быстро грелось, но такова была плата за работу магических цепей. Хотя она не обращала на это внимание. А вместо этого наоборот подстегнула себя ещё дальше, даже если казалось, что дальше уже некуда.
Вскоре мир для неё смазался в череду неясных образов. Но это не мешало ей уверенно продвигаться к её цели, к деревни к которой по докладу её подчиненного направилось три десятка Отпрысков Эйннаше.
Спустя почти десяток минут в свете полной луны она увидела первые очертания домов деревни, к которой стремилась. Спустя ещё пятнадцать секунд она пересекла границу первого дома. Чуть больше пятнадцати километров расстояния были преодолены менее чем за десять минут. Для сравнения мировой рекорд по бегу на это же расстояние составлял почти сорок одну минуту. И при этом она бежала не по ровной дороге, а через полуночный лес.
Но даже так, она почти опоздала.
За её спиной уже виднелись три десятка отпрысков Эйннаше, эти химеры выглядели как ходящие деревья, с корнями вместо ног и руками из веток, все они были разного размера, от пяти до десяти метров. И несмотря на свой комичный вид, их покрытые кровью “конечности” намекали, что их внешность очень обманчива, не стоит недооценивать этих древовидных тварей.
Впрочем, Лорелей не недооценивала. За последние несколько часов у неё успело набраться много опыта борьбы с этими химерами. Забавно, но самый эффективный способ борьбы с ними был вовсе не огонь, несмотря на их древесную природу, они были очень устойчивы к заклинаниям на основе элемента огня, которые оставляли на их коре едва видимые подпалины. А потому было лишь ещё более впечатляюще видеть, как целые лес, который являлся владениями Седьмого, сгорал в пепел стараниями рук всего одного мага.
А вот что работало лучше всего так это заклинания на основе элемента воздуха: заклинания создающие ветряные лезвия или серпы, вакуумные взрывы, штормовые порывы. То есть все заклинания, способные рубить и рассекать толстые стволы деревьев.
На лице молодой аристократки застыла печать презрения от одного только взгляда на стремительно несущихся к ней химер-деревьев. Ничего иного к творениям мертвого апостола она не могла ощущать априори. Кончики её пальцев подрагивали от едва сдерживаемого рвения. Она была готова пустить в ход свою сильнейшую магию. Подавив волну жаждущих крови созданий решительным натиском превосходящей силы.
Она не испытывала ни капли страха, стоя в одиночку перед волной кровожадных монстров. Как мог испытывать кто-то более слабый духом и неуверенный в себе. Нет, всё что ощущала Лорелей в этот момент это гнев густо замешанный на презрении и питаемый желанием стереть подобную мерзость с лица земли.
— Мой элемент Воздух, — громко и гордо объявила она, перекрикивая завывания набирающего силу ветра, собирающего вокруг неё. И совсем скоро вся фигура женщины была нежно обёрнута в непроницаемую броню из десятков ветров. — Вкусите мой шторм!
Со взмахом руки снизу вверх от аристократки в сторону несущихся на неё древесных тварей устремились пять серповидных воздушных серпа. Оставляя за собой борозды в земли эти серпы достигли первой химеры, тут же изрубив её на несколько частей. Вот только оставшиеся двадцать девять химер продолжили свой бег, совершенно не заметив уничтожения своего родича.
И всего через пару мгновений ближайшие химеры выбросили свои деревянные отростки в сторону стоявшей у них на пути женщины-мага.
На что та лишь оскалила зубы.
Последовавший за этим порыв ветра разбросал вокруг неё множество древесных щепок, на землю упали обломки ещё двух химер.
Безродный пёс могл сражаться с Предком. Но она, Лорелей Бартомелой так же не останется в стороне, она внесёт свой вклад в борьбу с Седьмым.
В это же время почти в центре пылающего леса, несмотря на жар и дым, на по щиколотку покрытой черным пеплом земле неспешно шагал полуголый молодой парень. Его рыжие волосы идеально сливались с окружающим пламенем, делая то ли огонь продолжением его волос, то ли его волосы частью огня. На голом торсе, покрытом десятки порезов, которые, впрочем, от окружавшего жара совсем не кровоточили, кровь в его ранах свернулась и запеклась, сквозь плоть и кожу просвечивал золотой свет замысловатого узора из крючковатых символов.
Белоснежное копьё в его руке, отведённое в сторону, смотрела своим остриём в землю, для него не осталось причин смотреть на своего врага. Ведь тот был уже почти повержен, он был загнан в угол, он был обессилен, он лишь ждал, когда ему будет нанесён последний удар.
Посреди изуродованной бороздами, рвами и кратерами поляны, в самом большой яме покоилось едва бьющееся сердце Эйннаше, представляющее из себя клубок диаметром в несколько метров из сплетенных между собой корней. Клубок который, впрочем, бился подобно живому сердцу и кровоточил как настоящее человеческое сердце. И сейчас это сердце было пронизано десятком алых копий, словно подушечка для иголок.
Его биение было едва заметно, было видно, что каждый новый удар “сердца” давался тому с огромным трудом.
— Седьмой Предок мертвых апостолов, Лес Эйннаше, — остановившись в нескольких метрах, произнёс рыжеволосый парень, которого совершенно не беспокоили не многочисленные ранения на его теле, ни то, что он, по сути, находился посреди огненного ада. Он ощущал себя весьма комфортно и даже позволял себя некоторую вольность и неторопливость. — Мне было весело, — честно признался парень, ему незачем было врать. — Последние слова?
В ответ сердца едва заметно вздрогнуло. Уголки рта молодого человека заметно приподнялись.
— Я так и думал, — он поднял голову к небу, даже окружающий его огненный ад не мог заслонить полную бледную луну, смотрящую на мир под собой с черного неба. — Что же, если ты молчишь, то последнее слово скажу я.
Маг неспеша поднял руку с белоснежным копьём у себя над головой. Остриё копья смотрело прямо в центр сердца Седьмого, готовое в любую секунду оборвать существование мёртвого апостола.
Окружающее их пламя дрогнуло раз, дрогнуло во второй раз, дрогнуло в третий раз. И вот миг спустя пламя словно став водой начало собираться на кончике белоснежного копья в руках рыжего мага, тянясь к тому десятками тонких ручейков со всего пространства вокруг. Каждый огонёк, каждая искра и каждый всполох пламени со всего леса, от всех даже самых дальних его уголков, стали собираться вместе, сливаясь в один огромный поток огня, закручиваясь подобно водоворот. Вскоре некогда поглощающий огромный участок леса пожар сосредоточился до небольшой быстро вращающейся по часовой стрелки воронки пламени, оставив после себя выжженую землю и тысячи почерневших мертвых деревьев.
Вместо охватившего землю пожара, в центре выжженого леса появился уходящий в небо огненный столб, ревучий и закручивающийся подобно торнадо. Пока в один неожиданный миг и этот огненный стол не исчез, словно его и никогда не было.
Всё пламя, весь жар некогда бушующего пожара был сосредоточен на самом кончике одного белого копья.
— Каун, — лениво произнёс рыжий маг и резко воткнул своё копьё в “сердце” Седьмого.
В тот же миг в небо ударил тонкий луч ослепляющего света, унессясь на километры вверх, пронзая собой низко висящий облака и полностью испаряя любую влагу в тех, а в следствии и сами облака, расчищая небо на десятки квадратных километров вокруг. Этот тонкий луч света толщиной в несколько десятков сантиметров существовал всего мгновение, после чего исчез. Он был настолько мимолётен, что его появление можно было пропустить, банально моргнув глазами. И когда вспышка света, осветившая темную ночь, исчезла, всё, казалось, вновь вернулось на круги своя.
Только чтобы через один удар сердца в небе, где исчез луч света, не вспыхнуло знакомое рыжее сияние. А ещё через один удар сердца в ранее выезженный лес ударил огромный столб огня, выжигая и испепеляя всё, что не сумел выжечь и испепелить ранее бушевавший в границах Леса Эйннаше пожар. И на это раз ничто не сумело сопротивляться огненной стихии, которая за мгновение испарила оставшиеся почерневшие от копоти деревья, и даже верхний слой земли.
Казалось, что в землю воткнулся указательный палец могущественного и очень разгневанного огненного бога.
И вновь всё заняло несколько секунд. Столь же быстро как столб яростного пламени обрушился на землю, так он и исчез, оставив после себя голый участок выжженной земли в пять десятков квадратных километров. Там, где ранее был Лес Эйннаше ныне не осталось абсолютно ничего. Всё было очищенно огнём, упавшим с небес.
И посреди образовавшейся пустоши, словно кто-то ластиком стёр участок леса, стоял рыжеволосый маг, закинувший белоснежное копье себе на плечо.