Аинз мгновенно оказался погребен в черной слизи, что начала поглощать его тело подобно зыбучему песку, однако Аинз не собирался так просто сдаваться первой попавшейся преграде на его пути — и спустя секунду сработавшее заклятие полета вырвало его тело, поднимая то над перетекающей друг в друга неспокойной черной жидкостью, что с высоты наблюдения Аинз опознал как черное море Тиамат. Не то, чтобы он мог однозначно и со стопроцентной вероятностью сказать о том, что это было именно оно, однако вероятность подобного была достаточно высока, чтобы принять это за рабочее предположение и порадоваться тому, что информация, данная Эрешкигаль, оказалась правдой — будучи существом из другого мира, не связанным с жизнью, созданной Тиамат, и вдобавок к тому — нежитью, не связанным с понятием жизни вовсе. Для него соприкосновение с морем жизни Тиамат не выглядело ничем особенным, кроме того, что поглотившая его жидкость оказалась достаточно липкой и тягучей, однако вытянувшись в длинную линию вслед за его телом — отстало от него, свалившись с громким шлепком обратно в медленно волнующееся море вокруг Аинза, что казалось движущимся даже в отсутствие любого ветра вокруг.
Аинза, впрочем, мало интересовал тот факт, что море Тиамат казалось живым организмом, медленно двигающимся под влиянием собственной силы, и куда больше заинтересовал факт раздающегося крика Медузы, наполненного болью.
Впрочем, однозначно назвать это криком Медузы было сложно — голос казался Аинзу до боли знакомым, из-за чего первым порывом Аинза было прекратить столь болезненный крик, однако спустя пару мгновений приходило понимание того, что голос был сильно похож, но не полностью совпадал с известным ему. Голос был ниже, чуть более хриплым и грубым, словно бы Медуза стала взрослее на десяток лет — учитывая человеческие годы, а не потенциальное бессмертие Слуг и богов и подобных созданий.
Впрочем, даже если этот голос не полностью совпадал с Медузой — и даже если бы он не совпадал вовсе — Аинз не считал себя садистом, а потому не желал продолжать слушать подобный крик — и, перевернувшись в полете, мгновенно направился к источнику того — в конце концов, судя по присутствию вещей в данном месте, звука и того, что по мере приближения к источнику голос становился громче — расстояние все же имело значение в этом месте, а значит могло было быть преодолено без особенных проблем. Вероятнее всего, Аинз также смог бы использовать телепортацию для быстрого перемещения, однако приближаться к неизвестному объекту стоило постепенно, изучая открывающуюся перед ним картину, вместо попыток появиться в неизвестном месте и с неизвестными условиями.
К тому же постепенно, по мере приближения к источнику звука голос становился громче — хотя с самого начала и появления Аинза в этом неизвестном месте крик Медузы ни в коем случае не был тихим или далеким — он стремительно нарастал в интенсивности, достаточно быстро превратившись в громогласный рев огромного монстра, в котором лишь едва угадывались человеческие нотки и схожесть с Медузой, когда первая фигура, отличающаяся от покрывающей все вокруг черной пелены, появилась на горизонте его восприятия. Что, однако, угадывалось в реве монстра даже в таком состоянии была ярость — ярость рожденная из боли, а не агрессии. Бесконечный поток бессильной злобы от незаживающих ран, от которых хочется выть, единственным образом выпуская непереносимое внутри жгучее чувство обиды на весь мир, что позволил тебе испытывать это насилие над нервами.
Однако появившаяся на горизонте точка приближалась крайне медленно, даже учитывая тот факт, что Аинз не стал стеснять себя быстрым приближением к цели, из-за чего к Аинзу пришло понимание того, что увиденный им объект являлся огромным. Огромным и невероятно громким — в какой-то момент непрекращающийся вой стал настолько яростным, что Аинз перестал слышать его вовсе, обрадовавшись тому, что его тело было защищено от подобного урона, иначе, вполне вероятно, его бы просто разорвало от приближения к цели — Аинз не был точно уверен, должен ли он был говорить об инфразвуке или ультразвуке в данный момент, однако он точно знал, что подобные воздействия должны были оказывать огромное влияние на человеческий организм, так что его фальшивое тело, исчезнувшее в Бездне, в любом случае скорее всего бы рассыпалось, оказавшись под подобным воздействием в любом другом случае.
Приближающаяся фигура становилась больше и больше до тех пор, пока Аинз не смог разобрать в той человеческую фигуру… Насколько слово “человеческая” вообще было применимо к той.
Гигантское монструозное создание размером в несколько десятков метров — Аинзу даже сложно было сказать сколько именно с первого взгляда, не меньше пяти десятков — являлось женщиной, насколько это можно было судить по верхней половине тела, возвышающейся над черной горой, поглотившей нижнюю часть тела создания — разглядеть в лице девушки — нет, скорее даже женщины — черты Медузы было достаточно легко, как и отличия от Медузы, что была известна Аинзу, как и несколько других выдающихся деталей — вроде груди.
Конечно, судить о размере груди относительно создания, способного послужить настоящим кайдзю на фоне сражения в каком-нибудь человеческом городе было достаточно сложно, однако один взгляд на пропорции девушки сообщал Аинзу, что если это и была Медуза, то определенно в ее другой итерации. Не то, чтобы у Медузы не было груди — даже наоборот, Аинз мог вполне уверенно утверждать, что лично проверил этот факт — но пропорции этой монструозной версии Медузы были совершенно иными.
Второй факт, привлекший внимание Аинза, оказался в волосах девушки — того же цвета, что и волосы Медузы, они казались более длинными, рассеиваясь на локоны — два из которых, как видел Аинз, примерно на середине своего хода начинали перевиваться в подобие тугой косы, постепенно изменяющей свой цвет до тех пор, пока коса не становилась из волос черной чешуей, оканчивающейся огромной змеиной пастью — в этот момент раскрывшейся словно вторя крику своей обладательницы и яростно дергающейся во все стороны, словно живая конечность существа, подвергающегося невероятной боли.
Третьим фактом являлись руки монструозной Медузы, что от локтя были закованы в подобную же чешую, подобно перчаткам, а вместо человеческих ладоней переходили в огромные когтистые руки, в данный момент растопыренные во всю силу от пронзающей существа боли.
И четвертым являлся непрекращающийся крик боли — несмотря на то, что монструозный рык создания наверняка бы мог крошить бетон в своей интенсивности — если бы Горгона обладала человеческой физиологией, то Аинз наверняка бы смог услышать переходящий на нечеловеческий писк агональный визг создания, вместо рева разгневанного монстра, что он слышал в данный момент.
Быстрое наблюдение, однако, сообщило Аинзу, что что-бы не причиняло подобную невероятную боль Медузе — помимо простого мучения оно выполняло и другую функцию — Аинзу казалось, что черная слизь, пытавшаяся поглотить Аинза не так давно, и поглотившая половину тела Медузы сдерживалась ее криком боли, поскольку каждый раз, когда та поднималась чуть выше в своем пульсирующем стремлении пожрать остаток тела создания — яростный и болезненный крик Горгоны сбрасывал ту обратно чуть ниже, заставляя ее карабкаться вновь.
Впрочем, более пристальное наблюдение за Горгоной сообщило Аинзу, что у наблюдаемого им объекта существовала пятая деталь, что он пропустил во время своего прошлого наблюдения — что было вполне обычным фактом, учитывая то, что эта деталь была крайне маленькой, полностью незаметной на фоне огромной формы монструозного чудовища, скованного параличом из его собственной боли.
Маленькая, едва заметная фигура практически полностью терялась на фоне действительно монструозной формы Горгоны — и только приблизившись к той еще больше, на расстояние, значительно ближе, чем Аинз посчитал бы комфортным относительно огромной формы Медузы, Аинз смог различить единственное едва выделяющееся пятно на фоне той.
Если Горгона казалась похожей на Медузу, только перешедшей из категории молодой девушки в категорию молодой женщины, то пятно перед ней скорее представляло обратную картину. Одетая в черный свободный плащ, скрывающий большую часть ее фигуры, девочка тем не менее не могла скрыть свою выдающуюся косу ровно того же цвета, что и волосы Медузы — в обеих ее итерациях. Быстрое перемещение в сторону, позволившее Аинза заглянуть в ее лицо, также подтвердило его раннюю догадку — в чертах лица молодой девчонки вполне угадывались черты лица Медузы, правда более мягкие и юные, чем привык наблюдать сам Аинз. Впрочем, на юность девушки намекал и ее рост, не позволивший Аинзу различить ее сразу же на фоне огромной Медузы, что Аинз даже по самым скромным оценкам описал бы как “ребенка из старшей школы”, может быть лет шестнадцати, если серьезно присмотреться к той. Учитывая всевозможные сравнения с Медузой — Аинз бы сравнил эту Слугу — а более никем она являться не могла — с сестрами Медузы, однако если ее сестры выигрывали несколько лет благодаря своему поведению и царившей вокруг них ауры, из-за чего их можно было с натяжкой назвать низкорослыми девушками, то увиденная им девчонка из-за крайней мягкости своих черт казалась абсолютно невинной и потому — определенно не дотягивающей до подходящего возраста.
Впрочем, близкое рассмотрение фигуры девушки, что, в отличии от Медузы, не казалась застывшей в вечной гримасе боли и вовсе казалась замершей в воздухе с отстраненным, холодным и абсолютно нейтральным выражением лица — впрочем, связь между состоянием девчонки и состоянием Медузы все же определенно была. Более того, физическая связь — учитывая то, что девчонка продолжала держать в руках.
Аинзу пришлось приглядеться для того, чтобы точно рассмотреть объект в руках девчонка — сравнительно небольшая, под стать размерам самой девчонки, коса вошла своим лезвием полностью в тело огромной Медузы перед ней, пронзив ее чуть ниже ребер, и уйдя в плоть частью древка.
По крайней мере причина болезненного рева Медузы была обнаружена — и учитывая тот факт, насколько выворачивающим был этот рев — Аинз также мог предположить, что эта коса была больше, чем просто обычным оружием в руках Слуги — в конце концов, судя по размеру, в иных условиях коса должна была стать для монструозной Горгоны не более чем неприятной занозой.
Глядя на эту картину парящий в воздухе Аинз замер, прежде чем помотать головой, пытаясь осмыслить увиденное перед ним, и вернуться к своей собственной памяти, вспоминая, что именно ему ранее сказал Мерлин.
“Используя помощь одной молодой девушки… Заноза, заставляющая ее ворочаться во сне… Изначально Тиамат должна была быть пробуждена после гибели Горгоны…”
Аинз выдохнул, быстро собирая картину в своей голове — значит, именно это Мерлин имел ввиду и именно подобным образом он контролировал Тиамат.
Вместо того, чтобы просто убить Горгону Мерлин отправил молодую девушку — как Аинз предполагал, другую, куда более молодую версию самой Медузы, в Бездну к Тиамат и заставил ее замереть в вечной пытке самой Горгоны. И, как можно было представить, либо из-за способностей девушки, либо из-за ее оружия, либо из-за самой пытки, Горгона из-за этого не могла быть поглощена Тиамат полностью, а без поглощения Горгоны полностью Тиамат не могла проснуться…
Аинз, замерев на месте, выдохнул — действия Мерлина определенно становились более понятными в контексте того, что именно он совершил с Медузой, однако…
Глядя на подобную сложившуюся перед его взглядом картину, Аинз выдохнул — “И как мне теперь это исправлять?”
* * *
Свесив ноги с высокого парапета и глядя вниз, не медленно перетекающее друг в друга под воздействием невидимого ветра черное море жизни Тиамат, Жак молчаливо глядела на то, переводя взгляд с одной волны на другую, слыша, как где-то вдалеке продолжаются празднования солдат, уже давно перебравших тот объем алкоголя, что полагался для культурного празднования и стремительно приближались к границе с алкогольным отравлением. Впрочем, Жак весьма рассчитывало на то, что силы человеческого организма окажутся меньше его желания продолжения застолья и солдаты начнут терять сознание до того, как смогут добиться смертельного для себя уровня алкоголя.
— Прохлаждаешься глядя на мрачные виды?— голос Томоэ Годзэн заставил Жак отвести взгляд от наблюдения за медленно накатывающимися друг на друга волнами черного моря и сконцентрироваться на приближающейся фигуре девушки-они, одетой в самурайский доспех — насколько сама могла судить об этом Жак — и выделяющейся как своими красными глазами, так и двумя достаточно крупными острыми рогами на лбу,— Не советую прыгать вниз.
— Даже не думала об этом,— Жак чуть кивнула на шутку девушки, прежде чем перевести взгляд на картину черного моря перед ней, а затем обратно на небольшую пристройку, выделяющуюся на фоне ночной темноты полыхающим светом и едва слышимыми звуками празднования, доносящимися оттуда,— Забавно, но я вижу похожесть.
— Между чем и чем? — Томоэ, приблизившись к Жак, облокотилась о небольшой зубец крепостной стены, не став излишне докучать той своими сомнениями в разумности ее текущего положения. Все же, несмотря на внешность Жак — молодой и неопытной девушкой та все же не была, а потому не нуждалась в излишнем усердствовании Томоэ для защиты ее от случайного падения вниз.
— Между морем Тиамат и людьми,— Жак ответила просто, глядя на перекатывающиеся волны под ее ногами, прежде чем взглянуть на Томоэ,— Люди празднуют свою победу — они потеряли своих товарищей, но продолжают жить. Завтра подойдут новые солдаты, а сейчас они залечивают свои раны, физические и душевные, алкоголем. Море Тиамат потеряло часть своих созданий и отступило, а сейчас волнуется — бездумные мельчайшие частицы собираются между собой, формируя новых монстров для завтрашней победы… Человечество и Тиамат — оба знают, что эта битва не закончилась, и расходятся в стороны для того, чтобы подготовиться к новому сражению. Такие сложные, но такие малозначимые мельчайшие частицы, потеряв себе подобных, формируют новую армию вновь…
После этих слов Жак замолчала, прежде чем перевести взгляд на Томоэ, приподняв одну бровь,— Ты не удивлена подобным сравнением?
— Удивлена, но не шокирована,— Томоэ выдохнула, прежде чем поставить второй локоть на зубец стены и перевести взгляд на плещущееся под ногами черное море,— Я всего-лишь командир сил Западной Стены и Слуга-самурай, я бы не стала лезть в высокую метафизику без приказа. Тем более против аватары Внешнего Бога.
— Гильгамеш все же сообщил о моей природе? — Жак окинула взглядом чуть наклонившуюся Томоэ, глядящую на далекий горизонт, прежде чем перевести его обратно,— В таком случае вынуждена сказать, что я удивлена, что ты так легко продолжаешь общаться со мной.
— Нет, Гильгамеш не говорил ни о чем подобном, но догадаться было не слишком сложно, учитывая факт внешности, все эти челюсти и щупальца, лезущие по твоему приказу отовсюду — одного взгляда на них оказалось достаточно, чтобы понять твою природу, — после этих слов Томоэ закатила глаза,— Впрочем, я почему-то уверена о том, что Иштар ничего не заметила — была слишком занята превращая монстров в ничто выстрелами из своего лука. Хорошо, что эту стену не разрушить так просто — иначе мы пострадали бы куда больше от помощи Иштар, чем от действий монстров Тиамат.
— А что касается моего общения с тобой…— Томоэ задумалась на секунду, прежде чем просто пожать плечами,— Так или иначе, но ты являешься моей союзницей, так что я не вижу причин бояться или избегать тебя. А потому какой смысл просто молчать, когда я могу поговорить с тобой?
— Мы союзники в данный момент,— Жак все же сконцентрировало свое зрение на Томоэ,— Если бы ситуация повернулась иным образом — вполне вероятно, что мы были бы врагами.
— Так можно сказать про всех людей в мире, включая Лорда Гильгамеша или солдат на этой стене,— Томоэ растянула губы в улыбке на эти слова,— Если бы Лорд Гильгамеш оказался призван в качестве Слуги в Войне Святого Грааля — я бы тоже была его врагом. Или если бы мой Мастер приказал мне сражаться с людьми, защищающими эту стену, я бы также стала их врагом. Так что можно сказать, что твоя ситуация не столь необычна в данный момент.— По крайней мере они не связаны с Внешним Богом, антитезой человечества,— Жак перевела взгляд вновь на черное море Тиамат,— Черная Мать-Коза куда дальше от человечества чем Тиамат.
— Именно поэтому она не представляет для человечества подобной угрозы,— Томоэ пожала плечами вновь на эти слова, после чего заметила, что взгляд Жак резко вернулся к ее лицу,— Что-то не так?
— Ты думаешь, что Великая Мать не представляет опасность? — Жак приподняла бровь, впервые проявив настоящую заинтересованность в человеке — ну, или Слуге с чертами они — с подобными необычными заявлениями.
— Я сказала угрозу! — Томоэ улыбнулась Жак приподняв один палец вверх для важного уточнения,— Если бы Внешний Бог решил уничтожить человечество, то оно бы столкнулось с угрозой подобной Зверю… Нет, пожалуй, больше, чем текущая угроза Зверя. Однако в этом и заключается главное — Древним Богам Космоса неинтересно человечество.
— Да, они опасны, и невероятно сильны, но дело в том, что они фундаментально другие,— Томоэ подняла взгляд к небу, глядя на мерцающие в вышине звезды,— Им просто нет дела до человечества. Это космические силы, для которых наше существование также безразлично, как наше уничтожение — они не будут действовать для того, чтобы уничтожить нас… Разве что Черный Принц Египта, насколько я знаю — но он единственное исключение из этого правила, разве нет?
Жак задумалась на мгновение, после чего вынужденно кивнула. Действительно, самим Внешним Богам просто не было дела до человечества — они не воздействовали на этот мир. Максимум, что был возможен — это случай подобный самой Жак, когда существующие реальные люди становились вместилищем для природы Внешних Богов, но в таком случае управлять телом и направлять то оставалась человеческая личность и разум, в то время как Внешние Боги даже не думали о том, чтобы вмешаться лично в происходящее, по собственной воле — хотя они, безусловно, и могли сделать это безо всякой преграды, имея связь с Слугами, использующими их силы.
Правда, помимо Ньярлатотепа существовало еще несколько исключений из череды Внешних Богов, но Жак не стала упоминать их лишний раз — как минимум один из них в конце концов и не был должен знать о том, что он взаимодействует с людьми будучи настолько от них отличным.
— В изначальной версии Войны Святого Грааля должны были участвовать только герои,— Томое положила руки на стену перед ней, после чего положила подбородок между ними, глядя в даль горизонта,— Никаких разночтений, никаких антигероев, только герои, прославленные и благочестивые. Конечно, понятие чести и достоинства значительно изменились с прошествием времен, однако некоторые вещи универсальны и уважаемы как в прошлом, так и в нынешних временах. И все же именно эти герои должны были сражаться между собой в Войне за право обладания Святым Граалем — и ни у кого не возникло вопроса о том, что герои могут просто отказаться делать это. Потому, что они не будут делать этого.
— В конце концов даже я сказала, что легко сражалась бы с людьми из этого гарнизона, сложись условия чуть иначе — и я недостаточно скромна для того, чтобы думать, что эта битва будет хоть сколько-нибудь битвой равных,— Томоэ попыталась улыбнуться, однако даже она сама понимала, что эта улыбка была в лучшем случае натянутой — улыбаться от чистого сердца при обсуждении подобных тем она не могла физически, а не улыбаться вовсе — не могла ментально,— В конце концов столкновение тех, кто слишком различен — не представляет угрозы. Гора и человек не могут вести войны между собой, даже если обвал обрушился на группу альпинистов, или шахтеры решили пробиться до подземелий. Проблемы начинаются именно тогда, когда стороны похожи между собой — когда они находят точки соприкосновения — и расходятся в своих взглядах на те вопросы, что являются общими для них.
— Поэтому тот факт, что ты столь отлична для людей скорее играет в плюс, чем в минус,— найдя чуть более светлое пятно в этом разговоре, Томоэ расплылась в более настоящей улыбке облегчения.
Жак в ответ на эти слова молчаливо встала на свои ноги, прежде чем спрыгнуть обратно на стену и взглянуть в лицо Томоэ, заставив ее немного неловко отвести взгляд в сторону, непривычно для столь подробного изучения,— Как много на свете подобных тебе?
— Самураев? — Годзэн нахмурилась,— Не знаю насчет сейчас, но раньше…
— Нет, философов,— Жак взглянула на Томоэ по новому, словно бы пытаясь одним взглядом прошить ее тело насквозь.
— Философов? Да какой из меня философ, я просто самурай который любит говорить глупые мысли вслух,— Томоэ тут же замахала руками, стараясь отбиться от слов Жак.
— Это был не комплимент, если ты переживаешь об этом,— Жак взглянула на действия Томоэ, прежде чем выдохнуть. Ее человеческая часть не была слишком сильна, однако учитывая тот факт, что ее часть Внешнего Бога была абсолютно пассивна — сколь бы ни была слаба ее человеческая часть — она все равно останется главной — и потому Жак испытала легкую эмоцию от действий Томоэ — веселье от того, как казавшийся мудрым воином собеседник неожиданно становится смущенной школьницей от одного намека на комплимент,— Но рассуждения о возвышенных материях в любом случае подпадают под определение философии, а потому ты являешься философом, так или иначе.
— Кхм, если так, если вопрос в том, много ли на свете людей, способных говорить на подобные темы… Полагаю — все? — Томоэ задумалась на мгновение,— То есть, не все могут говорить о подобных вещах легко, и все определенно будут использовать разные слова и говорить с разных позиций, но, так или иначе, подобные мысли есть у каждого человека. В конце концов, у любого человека есть какие-то убеждения… Ну, может быть, кроме совсем маленьких детей.
— Хм, понятно,— Жак кивнула на эти слова, после чего продолжила, словно в ответ на предыдущие размышления Томоэ,— У меня нет интереса в людях. Каждый отдельный из них — не интересен мне. В том числе и ты.
Томоэ не успела даже надуть губы после этих слов в обиде, до того, как Жак продолжила свою мысль,— Однако меня интересует человечество. Как нечто общее, как единый живой механизм.
— И именно благодаря людям подобным тебе,— Жака бросила взгляд на Томоэ, прежде чем, развернувшись, направиться прочь,— За человечеством столь интересно наблюдать.
* * *
Артур приняла еще несколько ударов на жесткий блок, чувствуя, как срываются пласты земли под ее ногами от одного столкновения с руками Кетцалькоатль, прежде чем попытаться ухватиться за ногу богини, что с хохотом извернулась посреди попытки захвата, благодаря своему контролю над ветром, и послала в Артур огненную вспышку, разрывая дистанцию.
— Ну же, Амиго, если хочешь меня поймать — тебе придется постараться! — в голосе Кетцалькоатль соседствовала детская радость и боевой азарт, однако несмотря на то, что могло показаться, что Кетцалькоатль наслаждалась боем, забыв об изначальной идее того, что Артур пришла сюда с целью найти союзника и помощь — это было не так. Даже сейчас, чувствуя наслаждение Кетцалькоатль Артур едва улавливала какое-то настоящее желание Кетцалькоатль победить ее — скорее это было похоже на очень интенсивный спарринг и тренировку, которому спортсмен отдавался со всей душой, чем на сражение.
Со стороны Артур, впрочем, не было и этого — не то, чтобы Артур не любила сражения вовсе — существовало что-то чарующе привлекательное в том, чтобы столкнуться на рыцарском турнире с достойным противником и проявить себя в лучшем свете перед лицом всех наблюдателей — или хотя-бы перед лицом самого противника — однако текущая ситуация немало походила на достойную дуэль и больше на непонятное действие, в котором Артур должна была продемонстрировать Кетцалькоатль свои способности для того, чтобы убедить ее стать союзницей — и при этом не убить ее. Не то, чтобы это было невозможно сделать, однако Кетцалькоатль являлась на удивление неприятным противником — в том смысле, что Артур никак не могла рассчитать правильную формулу удара и найти правильный компромисс между силой и сдерживанием для достижения нужного результата. Каждый раз, когда Артур казалось, что она нашла тот — Кетцалькоатль демонстрировала что-то новое из своих способностей — и это раздражало Артур. Нет, не сама Кетцалькоатль — в конце концов, та была достойное противницей — а сама эта ситуация, и тот факт, что это занимало так много времени — того и гляди, вот-вот появится Ангрбода и…
Продолжить эту мысль Артур не успела — одновременно с ударившей с неба молнией, тут же взбухшей двумя огненными взрывами у земли, и атакой самой Кетцалькоатль сзади — Артур была вынуждена признать, что та была удивительно быстрой — взгляд Артур зацепился за картину Ангрбоды, появившейся в ее поле зрения. Более того, Ангрбоды, что уже захватила своего противника — если судить по идущей рядом с ней девушке с двумя кошачьими ушками, торчащими из копны ее рыжеватых волос, и, абсолютно картинно, глубоко зевнувшей при виде Артур.
Артур попыталась, искренне попыталась подавить импульс в своем разуме, однако голос Ангрбоды прервал все подобный попытки,— Удивительно, оказывается, даже такая мелочь доставила тебе столько проблем…
Спустя мгновение Артур сжала зубы и быстрее, чем успела отреагировать сама Кетцалькоатль сорвалась с места — поднявшийся порыв ветра врезался в окружающие ее монолитные каменные здания, ломая те — а сама Артур появилась позади Кетцалькоатль. Богиня в ответ на это успела извернуться — однако лишь для того, чтобы направленный в ее спину стальной кулак впечатался в ее грудь, мгновенно сминая ребра и вбивая те во внутренние органы Кетцалькоатль, чье тело тут же было брошено вперед, словно выстреленное из пушки.
— Кетцалькоатль! — появившаяся рядом с Ангрбодой девушка, тут же позабыв о своем окружении, бросилась к своей подруге, стремительно удаляющейся прочь от своего противника.
— Просто некоторым из нас понятен термин “сдерживаться”,— Артур бросила на Ангрбоду холодный взгляд, на что Ангрбода только расплылась в огромной улыбке,— Интересный термин, учитывая то, что найденная мной богиня не получила ни одной раны…
Дальнейшую пикировку, впрочем, прервал голос Кетцалькоатль,— Ладно, ладно… Теперь понятно, что ты действительно говорила о необходимости сдерживаться потому, что не хотела меня убить… Я тронута такой заботой, Амиго.
Эти слова стали первым разом за бой, когда Кетцалькоатль впервые удачно удивить Артур, что развернулась к своей противнице с немым вопросом для того, чтобы увидеть картину Кетцалькоатль. К счастью для разума Артур она не промахнулась мимо грудной клетки богини — та была полностью смята в кровавую кашу, в которой нельзя было различить ни внутренних органов, ни одежды, однако стоящая на месте богиня если и была обеспокоена случившимся, то совершенно не показывала вида.
— Итак, я полагаю, вам требуется моя помощь и информация, разве нет? — Кетцалькоатль, вытянувшись наверх, провела рукой по своей груди, мгновенно окрасившейся бордовым, после чего улыбнулась добродушной улыбкой с неожиданно острыми зубами и провела языком по своему пальцу, слизывая кровь,— Можете считать, что вы абсолютно точно завоевали мой интерес…