Лорелей дрожала от усталости и переполняющего тело адреналина, тяжёлыми вдохами рта она пыталась вобрать в лёгкие так много кислорода, сколько была способна уместить и немного больше. Её ноги едва держали её в стоячем положении, но она уже ощущала подступающую в колени слабость. По лицу стекали капли пота, ей было жарко и не только потому, что внутри помещения, где она была, стояла невыносимая жара, словно в полдень под зенитом палящего солнца на тропическом острове, но по тому, что её магические цепи горели от перенапряжения, не только повышая температуру её тела, но и ноя от боли.
Она была выжата. И никакое воспитание рода Бартомелой не было способно помочь ей скрыть собственное плачевное состояние. К её счастью, никто посторонний, а особенно никто из её же семьи, не был рядом и не мог видеть её жалкое состояние. За исключением всего одного молодого магуса. Который словно в насмешку стоял напротив неё даже без единой капельки пота на лбу или любого другого признака усталости.
Он даже не сделал шага в сторону со своей первоначальной позиции…
Этот рыжий маг разбрасывался неестественно могущественными заклинаниями на основе магии рун, которые просто не имели права быть настолько сильными, идя в разрез с логикой и всем, что она знала, словно это была обычная грязь. И после всего имел наглость не выглядеть даже слегка запыхавшимся. В отличии от неё. И чтобы окончательно подорвать всякую уверенность молодой аристократки, он даже не сделал шага со своей первоначально позиции, в то время как ей пришлось призвать все свои способности и выложиться до последней капли, мечась по всему помещению подталкивая себя опасно близко к пределам укрепления, которое было способно выдержать её тело, чтобы банально не сгореть в проявлении мощи пламени единственной руны, призванной этим магом.
Кёназ.
Она навсегда заполнила и возненавидела эту руну, она стала навеки выезжена в её разуме. Как и жар пламени, рождённый ею.
— Твои способности, — негромким голосом нарушил тишину затянувшейся паузы стоявший напротив Лорелей маг, смотря на неё своим единственным глазом так, словно пытаясь взвесить её, сосчитать её ценность и вынести свою оценку по итогу, — удовлетворительны. У тебя крепкий фундамент.
Была ли это простая констатация факта? А может похвала? Лорелей не могла правильно оценить. Не сейчас, не когда она изо всех боролась, чтобы просто стоять на ногах, едва-едва удерживая подобие ровной спины ради сохранения её и так хрупкого лица. Как бы то ни было, но в этот конкретный момент её уши не слышали ничего кроме насмешки. От чего её лицо и так делавшее всё, чтобы быть пустой маской, покрылось слоем льда, под которым закипала обжигающая ярость.
И только что её магию, оттачиванию которой она отдала всю сознательную жизнь, назвали удовлетворительной. Плевок в лицо был бы менее презрительным, чем эта “похвала”.
В этот момент Лорелей кристально ясно поняла, что она ненавидит человека напротив. Ненавидит этот взгляд свысока, она возненавидела его столь же сильно, как и пламя Кёназ, которым он едва не сжёг её в пепел лишь потому, что не захотел, а не потому, что она ему не дала.
Никогда в жизни она не испытывала большего пренебрежения, чем сейчас. Ещё никто не осмеливался ставить себя выше неё. Особенно не какой-то безродный выскочка. Она уничтожала судьбы за меньшее.
И если бы она могла, то она стёрла в пыль и его здесь и сейчас. Если бы могла, ключевое словосочетание. Увы, она на собственном опыте осознала, что подобное деяние выше её нынешних способностей. Было очень тяжело признавать этот очевидный факт. Но какой бы горькой ни была правда, как бы трудно ни было проглотить эту горькую пилюлю, она должна была смотреть правде в лицо, она была превзойдена в третей вещи, которой гордилась больше всего в своей жизни. Первым, чем она гордилась, что она — Бартомелой, вторым — количеством убитым лично её руками мертвых апостолов, третьим — силой её магии.
Но помимо ненависти, от которой бешено билось её сердце, в её разуме поселилась ещё одна эмоция. Не только от усталости и изнеможения дрожало её тело. Она пришла испытать его, а в ответ испытали её. Ничем другим прошедшее сражение между ними быть не могло. Она бросила в него достаточно разрушительной магии, чтобы стереть в пыль любого из её прошлых наставников, которых она превзошла, ещё будучи подростком. Более того, среди использованных ею заклинаний было несколько созданных специально, чтобы противостоять кому-то уровня Предка мертвых апостолов. Лишь для того, чтобы сгореть в рыжем пламени одинокой руны, так и не коснувшись тела цели.
Единственный фиолетовый глаз рыжего мага смотрел на неё, за всё прошедшее время он ни разу не терял её из виду, ни разу не отворачивался от неё, даже не моргал глядя на неё сверху вниз. И этот взгляд подавлял. Этот насыщенный аметист задевал что-то глубоко первобытное внутри неё, от чего в груди росло и извивалось тревожное предчувствие. Стоять напротив него всё равно, что быть запертым внутри клетки с опасным и голодным зверем. Ей почти казалось, что она слышит шепот умоляющий её не двигаться, не дрожать и даже не дышать лишний раз.
…Как она могла упустить ранее эту деталь в нём?
Разочарование, гнев и не страх, но трепет. Три главные эмоции, которые наследница Бартомелой ощущала в груди. Разочарование в себе от того, что она была так легко превзойдена на собственном поле. Она по-настоящему гордилась свой силой, не только своими исследованиями, но и разрушительной мощью всегда томящуюся на кончиках её пальцев. Сколько охот она успешно выполнила благодаря этой мощи, сколько наглых глупцов были раздавлены её каблуком, сколько гордости было заложено в её магии. Она считала, что в Часовой Башни лишь несколько личностей, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки и ещё останутся свободные пальцы, лучше неё. Она была самым молодым талантом.
Ровно до тридцати секунд назад, пока пламя Кёназ, жалкой руны, неоднократно не сожгло её самые сильные заклинания.
Гнев на одноглазого магуса, который посмел так небрежно унизить её. Он даже не прилагал усилия втаптывая её гордость в грязь, она видела это, лёгкость и непринуждённость, с которой он держал себя.
И трепет перед его магией рун, перед той самой магией рун, которая по праву считалась одной из слабейших магических систем в мире. Взять столь слабое ремесло и довести его точки, когда одинокой руны достаточно, чтобы небрежно сжигать одни из её сильнейших заклинаний, усиленных атрибутом её семьи Всемогущий. До этого дня она не подозревала, что подобное в целом возможно. Что служило показательным примером как таланта, так и огромного углубления в собственное ремесло, на глубины недоступные подавляющему большинству.
Впрочем, то, что она могла признать способности мага, унизившего её, пускай он вылез неизвестно откуда и не имеет ни заслуг, ни истории, не значит, что она не сделает всё, чтобы отплатить ему той же монетой и даже больше. Никто не смеет пренебрегать Бартомелой, особенно не таким образом.
Злость медленно росла в ней и постепенно подавляла любую неуверенность, рождённую этим крадущим дух взглядом аметистового глаза.
Но, прежде чем у Лерелей появился шанс высказать хоть что-то в ответ, молодой парень закинул свой мистический код, выполненный в архаичном виде странной смеси копья и посоха, на плечо, отводя от неё свой взгляд.
— Итак, моя “оценка” закончена? — Даже когда его в его тоне не была намёка ни на что, аристократка продолжала слышать завуалированные выпады в свою сторону.
Оценка. Как же. Ещё одна насмешка, ещё одно напоминание о том, кого в итоге “оценивали”, ещё одно указание на её полную неспособность противопоставить ему в прошедшем сражении хоть что-то. Иными словами, он открыто говорил, что не считает её равной себе, говорил, что она слаба.
Этот выскочка ещё и дня не проведший в Часовой башни, смеет унижать её!
Нет, Лорелей, сейчас не место и не время. Не поддавайся этим тёмным эмоциям, не перед наблюдателями, которые явно видели весь их бой через чары записи и трансляции в стенах комнаты. Держи своё лицо.
-…Да, — с застывшим лицом ответила она. — Из того, что я увидела твоих способностей вполне достаточно, чтобы претендовать на ранг Фес внутри Часовой Башни.
Это признание оставило горько-кислый привкус у неё во рту. Но та же честь Бартомелой, требующая отмщение за нанесённое ей оскорбление, в то же самое время требовала от неё справедливого, объективного и честного суждения. И ранг Фес, меньшее из того, что она могла ему дать.
Ха-ха, да, Фес. Как подходяще.
Все прекрасно знают, что ранг Фес отличается от обычных рангов тем, что он дается как почетное звание за навыки и достижения, такие как внушающие благоговение необычные способности, выходящие за рамки компетенции обычных Магов, отдельно от обычной оценки их ранга как Мага. Иными словами ранг Фес даруеться не за достижения выдающихся результатов в исследовании собственном ремесла, а за то, что получатель этого ранга редкая и опасная зверушка. Не более того.
Действительно, как подходяще этому выскочке. Она не могла не дрогнуть во внутренней мстительной улыбке.
Ранг-пустышка самое то.
— Фес? Пускай будет так, — безразличие, с которым пожал плечами рыжий маг на его будущий ранг, несколько подпортило злорадство молодой женщины.
Она просто поняла, что он из тех, кого мало заботит то, как их видят другие. Он из того самого раздражающего типа людей. Гх!
— Раз нет возражений, то я прослежу, чтобы в твоём деле был указан именно этот ранг по результат моей оценки, — ровно и профессионально ответила она.
Она умела держать лицо, она не была подобна всей этой черни, заполнившей стены Часовой Башни. У неё было воспитание, достоинство и право. Она была на голову лучше всех. А потому, чтобы она не чувствовала, Лорелей не опуститься до низких словесных оскорблений в своей речи.
— В таком случае я пойду.
И маг даже не подумал дождаться разрешения уйти от неё, не только как от мага более высокого ранга, но и как от члена семьи-основателей Часовой Башни, пройдя мимо, даже не посмотрев на неё второй раз. Словно это он был главным из них двоих, словно он стоял выше неё.
Он совершенно не заметил, как в гневе сжались её кулаки, когда он открывал дверь в помещение, чтобы выйти. Лорелей лишь сделала очередную заметку в разуме об очередном неявном пренебрежении в её сторону.
Но, прежде чем двери закрылись, она услышала последние слова из его уст, адресованные ей.
— Если найдётся интересная охота на апостолов, или ещё какую тварь, то свяжись со мной, — его слова звучали небрежно, но всё, что слышала Лорелей это попытку отдать ей приказ. — Я буду полезен, ты же видела, я — сильный.
А она — слаба, сама для себя в уме закончила его невысказанные слова Лорелей, стиснув зубы до едва слышного скрежета.
Но он действительно был прав, в бою он силён. И наследница Бартомелой была дурой, если бы не признала хотя бы этого.
Оставив позади молодую женщину, Радагон покинул комнату, в которой на протяжении некоторого времени создал локальный кусочек Ада. У него было необычайно приподнятое настроение за многие дни с момента… с момента, как он убил Скатах.
И вот всё хорошее настроение тут же испарилось, словно роса под солнцем.
Но он быстро встряхнул головой, прогоняя эти всегда только и ждущие, чтобы напомнить о своём существовании воспоминания. Помогло ли это? Не очень. Но этого было достаточно, чтобы не скатится в меланхолию.
И чтобы ещё больше отвлечься от неприятных воспоминаний, Радагон специально зацепился глазами за явно ожидавшего его с этой стороны двери знакомого мага. Его гид почему-то был бледен. И словно потерял несколько лет жизни. С чего такая радикальная перемена?
— Эй, парень, — Марк так же заметил Радагона, как только он вышел из двери. — Помнишь я тебе сказал, чтобы ты не делал и не говорил ничего глупого и не нажил себе могущественных врагов в первый день?
— Было такое.
— Тогда прими мои искрение поздравления с успешным провалом этой миссии! — Несмотря на широкую улыбку на лице мужчины в ней не ощущалось ни капли радости, напротив, она несла в себе глубокую тревогу. — Ты по уши в дерьме, — Марк похлопал Радагона по плече.
— Что? Почему? Я же ничего не сделал… — нахмурился рыжий парень, перебирая в уме всё, что он сказал или сделал за сегодняшний день и не находя ничего такого. Он искреннее не мог понять на что мог намекать МакРетмиц.
— Ха, ничего не сделал, он говорит, — фыркнул мужчина словно услышал самую смешную шутку в своей жизни. Ту самую шутку, которая его убьёт. А в следующий миг стал смертельно серьёзен, с силой ухватившись за плечо парня. — Ты сейчас серьёзно? После того, что ты устроил с леди Бартомелой?! — Прошипел он сквозь стиснутые зубы.
И тут единственный глаз Радагона загорелся искоркой понимания.
— Возможно, я мог немного увлекись, — осторожно заметил он. — У неё есть задатки способного мага, а у меня давно не было шанса слегка размяться. Но мой энтузиазм не должен был выйти за рамки слишком уж сильно!
Челюсть мужчина медленно упала вниз, он с неверием смотрел на молодого мага перед собой. И чем дольше он смотрел, тем яснее понимал, что парень даже не пытался врать ему. Он говорил именно то, что думал.
— Бля, — потрясённо выдохнул Фрага, — ты серьёзен… Бля. Ух! “Задатки способного мага” чтоб меня, — у него заняло некоторое время, чтобы привести себя в порядок. — Слушай, я не знаю кто ты, парень, не знаю откуда ты, парень, и более того я всего лишь пытался отдать тебе свой долг сегодня. Отдать долг, а не попасть в чёрный список Бартомелой по ассоциации. Так что послушай меня, ты облажался, сильно. И я не хочу, чтобы проблемы, которые вскоре обрушаться на тебя, зацепили меня и уж тем более мой клан потому, что наследница Бартомелой ощутила себя особенно мстительной в этот день. Так что давай сделаем следующее, я останусь здесь, чтобы попытаться если не загладить твой косяк, списав всё на то, что ты из какой-то глуши и не знаешь, как нужно вести себя с лордами и леди Часовой Башни, то хотя бы уменьшить последствия произошедшего фиаско, — на самом деле Марк лихорадочно думал, как отделить себя от этого парня, чтобы молот возмездия, который Бартомелой точно обрушит в будущем, не попал и по нему. — А ты простой уйдёшь, ты же помнишь дорогу обратно в отель, так?
Радагон нахмурился от слов мужчины. Он не понимал ни причин беспокойства своего гида, ни то почему тот считал, что он где-то наломал дров. Всё что Радагон сделал так это перекинулся парой фраз с этой Лорелей, как сделал бы это со Скатах, и продемонстрировал ей интересующие её руны, как продемонстрировал бы руны Скатах.
В этом не было ничего особенного или вызывающего.
— Ладно, — впрочем у Радагона не было желания копаться в этом вопросе, а потому он пошёл по пути меньшего сопротивления, согласившись с предложением уйти.
— Славно! — Облегчённо улыбнулся мужчина. — Тогда не беспокойся и возвращайся в номер, я разберусь.
Рыжий ученик ведьмы хотел было заметил, что он и не беспокоился, а вот кто явно беспокоился так это сам Марк, но смолчал. Вместо устного ответа кратко кивнув головой.