Наблюдатель 21 глава(не редактировано)
В уютной обстановке дома Кунмина, наполненного мягким светом и легким запахом чая, я ощущал себя частью чего-то величественного. Это был не просто дом — это была обитель знаний, место, где каждый уголок хранил в себе тайны вековой мудрости. Я, бессмертный путешественник, нашел себя среди стольких культур и эпох, однако сейчас ощущал, что именно здесь, в компании Чжугэ Ляна, я нахожу подлинное спокойствие.
— Ха-ха, приятно слышать такие слова от подобного тебе, мой дорогой друг. — Наполняя наши чаши, мой наставник и друг, пытался скрыть смущение и восторг от моих слов. — Я обязательно напишу об этом книгу, обо всех наших беседах, как ты заставлял меня краснеть от подобных восхищений. Ха-ха-ха.
Кунмин, мастер ораторского искусства, был известен своими глубокими размышлениями и утонченными стихами. Его таланты простилались на многие вещи, в которых он легко становился непревзойдённым мастером.
Он спокойно наливал в чашки ароматный чай, его жесты были плавными и грациозными.
Я любил наблюдать за его вниманием к деталям — каждый листик чая, каждая капля горячей воды были частью целого ритуала, который я понимал как нечто большее, чем просто процесс приготовления напитка. Это было искусство взаимодействия с природой, с самим собой.
Но не только я был восхищен его навыками. Будь то простые люди, солдаты или философы и поэты этого времени, они все искали его внимания, надеясь обрести немного мудрости "Затаившегося дракона".
Но среди всех людей, он выбрал лишь одного, посчитав его достойным.
Лю Бэй, известный своей добротой и справедливостью. Я знал о нем из своих странствий по Империи; его имя всегда звучало с уважением, как имя великого полководца и мудрого правителя.
Просто входя в комнату, он излучал харизму — в его глазах светилась искра, свидетельствующая о его благородных намерениях. Сразу же после приветствия он привычно, словно проделывает подобное каждый день усаживался за стол и с интересом рассматривал резные чашки с чаем.
Первая встреча с Лю Бэем осталась в моей памяти ярким и неожиданным моментом, который словно вышел из страниц древних свитков.
В тот день светило весеннее солнце, нежно касаясь земли своими лучами, когда я впервые увидел этого великого человека. Естественный свет придавал его лицу особую ауру, подчеркивая черты, способные одновременно внушать доверие и вызывать уважение.
Лю Бэй был человеком среднего роста, с плечистым телосложением, хотя и не слишком крупным — его фигура излучала силу без излишней массивности.
На его голове были аккуратно собраны волосы, завязанные в простой узел, что придавало его облику некоторую строгость и в то же время элегантность.
Лицо было овальным, с высокими скулами и выразительными бровями, под которыми светились тёплые, добрые глаза. Их глубина и эмоциональность позволяли уловить всю гамму его чувств — от мудрости и стойкости до сострадания и нежности.
На его одежде, хоть и простой, но безупречно скроенной, виднелись элементы, которые указывали на его знание традиций. Основные цвета — глубокие оттенки зеленого и коричневого — подчеркивали его связь с природой и жизнью, которую он так высоко ценил. Каждое движение Лю Бэя было уверенным и продуманным, но в его манере было что-то и мягкое, что убеждало в его доброте.
Сразу было понятно, что Лю Бэй носит в себе что-то большее, чем просто тело, облеченное в простую одежду. В его присутствии ощущалась сила лидерства, но также всё вокруг него дышало теплотой горячего сердца. Это был человек, который, несмотря на статус и значимость, не забывал о своих друзьях и тех, кто нуждался в его помощи.
Я, бессмертный путешественник, испытал мгновение понимания, что передо мной стоит не просто полководец — я увидел настоящего героя, готового меняться и расти вместе с теми, кто его окружает. Лю Бэй выглядел как человек, который пережил множество испытаний и не потерял веры в людей и в себя. Невероятный человек, воспоминания о котором до сих пор позволяют мне верить, что человечество всегда являлось кладезью талантов.
Кунмин в тот момент, заметил этот огонь в глазах прославленного генерала и предложил ему начать с поэтического состязания.
— Давайте попытаемся отразить наши мысли о мире и времени в стихах, — сказал он, его голос напоминал мелодичный звук воды, струящейся в ручье. Я почувствовал, как атмосфера накалилась: между ними возникло напряжение творческого соперничества.
Лю Бэй первым произнес строки, полные сердечности и философии. Он говорил о том, как важна верность и дружба, особенно в эти бурные времена. Я наблюдал, как его слова, словно роса на утренних цветах, оживляют атмосферу. Я отразил в своем сознании то, что он сказал, и ощутил, как в его стихах звучит завет бескрайней любви к своему народу и земле.
Затем настала очередь Кунмина. Он рассказал свою поэму, содержащую в себе мудрость веков и глубокие размышления о природе бытия. Каждое слово было как музыкальная нота, каждое выражение — как цвет на палитре художника. Его стихи говорили о том, как даже в самых тяжёлых испытаниях душа должна искать свет и вдохновение. Я почувствовал, как его философия сплетается с душевными переживаниями, создавая прекрасную симфонию.
Сравнивая их стихи, я понял, что здесь, среди двух великих умов, я не просто наблюдатель, а также искатель знания. Я решил оставить свою скромную лепту в этом поэтическом диалоге. Я произнес свои несколько строк, в которых попытался соединить их мысли, исследуя понятия времени и жизни, стремление к совершенству и понимание своей роли в этом бескрайнем потоке существования.
После завершения нашей литературной дуэли, за чашками чая начали развиваться разговоры о философии, об искусстве, о природе. Каждый из нас делился своим опытом, размышлениями и, конечно, смехом. Я увидел, как каждый обменивается идеями, словно устанавливая невидимую нить между нашими душами.
Так прошел тот день, и хотя мы были лишь тремя путниками на пути к познанию, я ощутил, что в этой встрече заключена великая истина: в каждом слове, в каждой мысли есть своя часть, и только создавая общность, мы можем сдвинуть горы и изменить судьбы.
* * *
— Стоило ли мне приходить сюда. Я уже отвоевал своё… Ныне мой путь лежит в созидании и познании, а не в войнах.
— Прости мне эту маленькую прихоть, — печально выдохнув, Кунмин прикрыл лицо веером, пристально вглядываясь в горизонт, где строящиеся порядки огромной армии выходили на позиции. До начала битвы оставались считанные часы. Вскоре на этих равнинах прольются реки крови, ведь даже жадное воронье уже собралось в предвкушении, ожидая, когда уже люди подкинут им свежую пищу, — мне в тягость переносить это в одиночку, а Лю Бэй не может постоянно утолять моей тяги в общении с умными людьми…
— Прозвучало не очень хорошо, дорогой друг. Ты говоришь это так, будто бы в окружении нашего достопочтенного генерала нет ни одного достойного мужа.
С намёком глянув на группу героев и полководцев, заливающих в себя рисовое вино, давлю улыбку на лице, жалея, что не додумался взять такой же веер, как и мой собеседник.
— Зришь в корень, Брам. — Отбросив высокопарный стиль, Кунмин вернулся к небольшому столу, поставленному специально для нас. Вокруг сновала прислуга, а два десятка солдат застыли в отдалении, взяв нас в своеобразную коробочку, оберегая от шпионов и убийц. — Я заглажу свою вину. Помню, тебя очень интересовал сборник работ мастера Мэня? Я с радостью поделюсь им с тобой, чтобы ты и дальше продолжил меня баловать своим обществом и хорошей беседой.
— Ох, Лян, ты знаешь, как подкупить человека. — Синхронно улыбаясь, мы дождались, когда слуги покинуть нас, оставляя наедине. — А теперь, прошу. Хватит этих игр. Для чего я здесь.
— Эх, ничего от тебя не скроешь, да? Это становится скучным. Чем дольше мы общаемся, тем сложнее мне обыграть тебя в любой игре.
— В этом же и суть, чтобы однажды ученик превзошёл учителя.
— Да, да. Верно. — Отпив немного чая, Чжугэ Лян поморщился от вкуса. Привыкший собственноручно заваривать чай во время наших бесед, он никак не мог смирится с присутствием вечно снующих рядом слуг, навязанных наших третьим другом. — Я хотел спросить у тебя совета… И может даже попросить помощи.
— Хм, необычно слышать подобное от тебя.
И не солгал. За долгие годы нашего знакомства, ни разу на моей памяти, Кунмин ничего у меня не просил. Особенно таким тоном.
Мои пальцы напряглись, что не осталось незамеченным.
— Сначала совет. А уже от ответа на него, будет зависеть, появиться ли моя просьба или нет.
— Хорошо. В любом случае, я готов выслушать тебя.
Набрав воздуха в лёгкие, он вытащил свой любимый веер, складывая его перед носом. Кончиком предмета он почёсывал нос, собираясь с мыслями, отчего настораживал меня ещё больше.
— Стоит ли выигрывать гражданскую войну? Этот вопрос гложет меня. Кровопролитие — это бешеная река, и чем дольше она течёт, тем больше жизней уносит. — Сложив руки на груди, спрятав веер от моего взора, Кунмин прикрыл глаза хмуря брови. Боялся ли он смотреть мне в глаза, ожидая, что увидит там порицание или так ему было легче собираться с мыслями? Я не знаю. — Да, я вижу вокруг себя страдания, боль, разрушенные судьбы. Прекращение насилия — это лишь гуманистический порыв, желание спасти жизни, вернуть стабильность. Можно ведь сказать: "Давайте остановим это, давайте выйдем на мирный путь". Но мир — это не только отсутствие боевых действий. Это гармония, доверие, возможность строить будущее.
Он явно долго размышлял над этими словами, они лились из его уст легко и непринужденно, лишь легкое подрагивание голоса выдавало волнение и страх собственных рассуждений.
— Но что я вижу взамен? Продажные и слабые элементы повсюду. Они сидят в тенях, шепчутся и плетут интриги. Если мы остановим войну сейчас, что они сделают? Вернутся к своим играм, сломают всё на чем держится наше общество. Боюсь я, что закончив войну, мы лишь дадим время тем, кто намерен продолжать разрушение изнутри.
Пальцы Ляна волнительно пробежались по поверхности стола, выдавая незамысловатый ритм. Сжав кулак, он решительно встал со своего места, привлекая внимание слуг, отчего пришлось на миг прерваться, взмахом руки отсылая их прочь.
— Затягивание войны — это жестокий, но, возможно, необходимый путь. Мы должны отсеять слабых, недостойных. Нужно, чтобы на поверхность выходили сильные и решительные. Именно они смогут возродить общество, очистить его от коррупции и предательства. Мы не можем позволить слабым управлять нашими судьбами. Иначе, в будущем мы вновь окажемся в этой же яме, но уже глубже, с ещё большим количеством жертв.
Он всё также боялся посмотреть в мою сторону, хотя ни раз и не два я подмечал в нём такие порывы. Ему хотелось узнать мою реакцию, понять, как я отношусь к его словам…
— Кровопролитие, да, это ужасно, но иногда ради достижения великой цели приходится делать жертвы. Я должен решать: кто достоин остаться, а кто — уйти. Может ли моя рука заключить мир с теми, кто предал идеалы? И какой мир мы построим, если я это сделаю? Я хочу увидеть страну, где правит одна сторона, а не те, кто ждёт удобного момента, чтобы снова продать свою душу за выгоду. Я стремлюсь к будущему, где каждый знает своё место, где собрано сообщество, готовое сражаться за общее благо, защищать друг друга, а не предавать. — На миг прокашлявшись, но ни чуть не сбившись с ритма, Кунмин продолжил с новой силой убеждать меня и самого себя. — Да, это жестокая истина, и такая война имеет свою цену. Страдания неизбежны, и я чувствую тяжесть каждого решения. Каждая потеря — это боль и ужас, каждая утрата — это крик о помощи, который когда-то был моим собственным. Но если я могу обрести настоящую силу из этой пустоты, если в конечном итоге мы сможем построить страну, которая сможет встать с колен, тогда, возможно, это стоит того.
Встав на краю холма, он простёр руку над построившимися войсками. Десятки тысяч мужчин и юношей стояли там, готовясь схлестнуться за свою веру и идеалы, а он управлял ими, словно кукловод.
— Я смотрю на тех, кто сражается рядом со мной и вижу в них мужество. Они готовы идти до конца, готовы превратиться в прочный щит для будущих поколений. Подготавливаясь к бою, я замечаю их решимость; это именно те люди, на которых можно полагаться. Не предатели, не мерзавцы, а истинные патриоты, жаждущие перемен.
Заложив трясущиеся руки за спину, Кунмин сглотнул вязкую слюну. Его речь подходила к концу, но широта полёта мысли была далеко от конца. Я знал, что он может найти сотни аргументов за любой вариант ответа, а также тысячи синонимов собственных слов, чтобы повторять речь бесконечно.
— Может быть, именно сейчас нам следует разделить людей на тех, кто действительно хочет перемен, и тех, кто вовлечён в свои мелочные игры. Пора очистить ряды — и, возможно, это тоже будет частью войны. Ведь она идёт не только на поле боя, но и в сознании людей.
На несколько секунд наша небольшая полянка погрузилась в тишину. Слышались далёкие выкрики командиров, шуршание слуг и пение улетающих птиц. Каркали отожравшиеся на трупах вороны, предвкушая пир и били барабаны, отсчитывая секунды до начала битвы.
— Я задаю себе вопрос: какую страну я хочу оставить за собой? Если мы прекратим борьбу, какими будут этот мир и его жители? Быть может, мой долг — продолжать, пока не останется ни одного предателя, пока не сформируются сильные и упорные. Я готов принять на себя этот бремя ответственности, даже если это значит, что мир, который мы создадим, будет хорошо охраняем мечом.
Наконец, набравшись решительности, мой наставник и друг обернулся ко мне, жмуря глаза. Словно от собственного стыда, пряча свой взор, он с трудом поднял голову выше, встречаясь со мной взглядом.
— Так может, стоит затянуть эту войну? Проводить очистительные меры в рядах? Нести жертвы ради будущего, чтобы в конечном итоге примирить своё сердце с тем, что я сделал, и с тем, что я оставлю после себя. Я принимаю это решение, и пусть оно станет началом нового, более светлого пути. Каждый скорбный крик, каждая капля упавшей крови — это ещё одна нота в симфонии нашего восстановления. Всё это имеет смысл, если завтра мы сможем сказать: "Мы свободны и сильны".
* * *
Он ожидал моей реакции. Может быть укора? Или криков, а с другой стороны, я мог бы и подбодрить его, воодушевленный идеей того, как стоит построить мир на костях и крови?
Но вглядевшись в мои глаза, он не увидел ничего. Ни грамма эмоций не вырвались из меня в тот миг, я ничего не испытал, услышав эту потрясающую речь, которая наверняка пробрала бы сердца миллионов слушателей.
Вместо этого там была пустота прожитых лет и принятие… И больше ничего.
И он сразу же понял это, стоило только ему замолчать.
Несколько долгих минут мы молчали смотрели друг другу в глаза, пока Чжугэ Лян не зашёлся слегка безумным, истеричным смехом, выплёскивая всё скопившееся напряжение вовне.
Он смеялся и смеялся. До слёз, хватаясь руками за живот и утирая мокрые дорожки с щёк. Ирония всей ситуации настигла его и я рад, что он принял её с улыбкой на устах.Кунмин был умнейшим из людей, тем, кто запомнился мне, а это дорого стоит. Мне было даже отчасти жаль его, ведь он осознал, что мне всё равно.
Не важно, что произойдёт. Не важно какими будут правители и жители страны… Ведь однажды они все умрут, измениться их империя, сменяться обычаи и нравы, а может быть язык и история.
Всё это уйдёт и останусь только я. Пройдусь вновь по этим холмам, взгляну на зелёные равнины, где когда сходились армии, что дрались за свои идеалы.
Дождавшись, пока он отсмеётся, я встал со своего места, подойдя к величайшему уму своего времени, доверительно и по дружески кладя руку на его плечо.
Я ничего ему не сказал, а он не стал спрашивать, но моё лицо озарила тёплая улыбка, на которую он ответил взаимностью.
Это была наша последняя встреча, ведь мы оба понимали, что больше наши беседы не будут такими, как прежде.
Сотню лет спустя, я узнал, что он исполнил свой замысел, превращая разрастающийся пожар гражданской войны в настоящее адово пламя, что поглотило весь Китай целиком. На земле, на воде и в воздухе. Всю империю пожрал огонь, но на смену ему пришло нечто новое.
