В скором времени ужин закончился. Лейтенант, глубоко поклонившись, покинул поместье, возвращаясь в казармы, Рукия ушла в женское крыло, а мальчик… неспешно поплёлся в выделенную комнату вслед за пожилой служкой, вызванной Бьякуей, чтобы не заблудился
А то он мог. И чем в таком случае всё кончится, представлять не хотелось. Куросаки, конечно, не Кенпачи, пробивающий стены, когда заходит в тупик, но вот забрести куда-нибудь не туда, вполне мог. И если уж в его венах течёт кровь Короля душ — светлые Ками, как непросто это осознать, — кто знает, что он может открыть, активировать или случайно задеть.
А ведь он же толком и не обучен, понятия не имеет, что трогать можно, что нельзя и… вообще. Ребёнок в самом полном его определении. С уровнем силы капитана и потенциально выше их всех — то, о чём никто не думал, потому что мальчик ещё живой, но то, о чём в свете открывшихся фактов подумать следует: он всё ещё растёт. И сила его растёт.
Глава клана Кучики тихо выдохнул сквозь зубы и прикрыл глаза. От только что пришедшей в голову мысли хотелось незатейливо и совершенно недостойно выругаться. Нехитрый подсчёт: Куросаки Ичиго пятнадцать, по духовным меркам — младенец, активно познавать духовную энергию он взялся полгода назад.
Вполне по возрасту, если подумать. В это время дети, одарённые духовно, как раз учатся чувствовать мир вокруг. И неудивительно, что, в случае отпрыска королевской крови, сил у него столько — Бьякуя сказал бы даже, что маловато. Возможно, дело в какой-нибудь печати или в попытках меча укрыть хозяина. Не зря же он над ним так трясётся.
Что будет через десять лет, да хоть бы и через год, он представить не берётся. Раз сила проклюнулась, расти будет стремительно.
И что на её всплеск вылезет — думать не хотелось. Тот же Айзен Соуске, возомнивший себя новым королем, сидеть сложа руки не будет, заметив такой потенциал, и наверняка вылезет из своей дыры. Да, и судя по всему, уже что-то заподозрил. Королевская стража тоже наверняка покажется, и пусть судьба мальчишки — не его дело, но все же он друг Рукии… спас её жизнь.
Бьякуя прикрыл глаза: ему тоже надо будет постараться и приглядеть за принцем, ведь начавшийся хаос может погрести их под собой, словно лавина. И если Кучики и Шиба наравне с кланом Шихоин лезть на рожон и пытаться получить ещё больше власти не будут, то вот Цунояширо наверняка попытается сделать все, чтобы заполучить принца себе. И вот их репутация от репутации Маюри не сильно отличается.
Глава клана Кучики взглянул на место, где сидел Куросаки Ичиго, и кивнул сам себе: надо поговорить с занпакто ещё и раз и решить, как действовать.
Перед глазами вновь встал недобрый, пробирающий взгляд, тяжесть павшей на плечи реацу. Он отдавал себе отчёт, что в данных обстоятельствах не имеет права не то что говорить, даже подходить с подобным. Уже то, что Куросаки Ичиго был не раз ранен и стал объектом преследования на территории Готей Тринадцать… нет, всего Общества душ — смертельный приговор для всех шинигами. Законы их мира попраны настолько, что даже смерть не очистит их души. И кем они попраны? Теми, кто клялся быть их гарантом.
Они не имеют права просить снисхождения и милости. Будь то незнание или грубая ошибка… И всё же, как глава клана Кучики, он обязан сделать всё от него зависящее, чтобы обеспечить безопасность наследника в имеющихся условиях.
И если бы не прямой запрет занпакто — по всем древним законам их мира Первого стража души, капитан уже докладывал бы главнокомандующему. Но… Да. Сейчас незнание, действительно, будет для наследника безопаснее.
— Кучики-сама, — окликнул его Сенбонсакура, всё ещё сидящий позади него.
— Ты сможешь почувствовать, когда его меч снова выйдет из внутреннего мира?
— Зангетсу-доно хорошо сдерживает свои силы, — после небольшой паузы откликнулся самурай. — Но… да. Вероятно.
— Тогда скажи мне, когда это случится.
Происходит это, уже когда серп Луны серебрит листья сакуры и холодный ветерок прорывается сквозь распахнутые ставни. Бьякуя не спит лишь потому, что, наконец, сел за документы, не в силах сомкнуть глаз, а Сенбонсакура сидит перед ним, практикуясь в каллиграфии. Бьякуя никому не признается, что строчки выходят до ужаса кривыми. Внезапно меч вскидывает голову, будто прислушиваясь к чему-то, и произносит:
— Зангетсу-доно в саду.
Бьякуя молча кивает, благодаря занпакто, и направляется ко внутреннему саду — туда как раз выходят седзе Куросаки Ичиго, и, видимо, его занпакто решил прогуляться, пока никого рядом нет.
И правда, мужчина стоит тёмной фигурой у пруда и рассматривает неспешно плывущих карпов, чешуя которых сверкает серебром в свете ночи.
— Добрый вечер, — здоровается Бьякуя, но занпакто так и не оборачивается.
Ноги подсекает реацу, заставляя упасть на колени, на плечи падает тяжесть, а горло захлёстывает удавкой ледяная, жгущая до колкости духовная сила. Да, занпакто, в отличие от хозяина, не собирается церемониться, знает свои права и жалеть предателей не намерен. Бьякуя прекрасно его понимает. И лишь силой воли не морщится от боли.
— Я был недостаточно конкретен? — ровно спрашивает он. — Или глава клана Кучики не понимает намёков?
— Предельно, — с трудом выдыхает капитан шестого отряда, чувствуя, как его утыкает в землю лбом в земном поклоне. — И всё же, в свете открывшихся фактов… я молю меня выслушать. Вы приложили много сил, чтобы правда не вышла наружу. Но не только клан Кучики… был одарён милостью Короля душ.
— Ты предлагаешь свою помощь?
Тяжесть чуть отступает, реацу уже не так мешает говорить, и Бьякуя с небольшим облегчением кивает:
— Да, артефакты есть не только у клана Кучики, они среагируют на реацу Куросаки-сана, если он подойдёт достаточно близко.
Занпакто молчит, то ли размышляя, что делать с Бьякуей, то ли просчитывая, что делать самому.
— Я позабочусь, — неожиданно для себя выдыхает Кучики, — о том, чтобы ничего подобного не произошло, о том, чтобы никто не узнал о нахождении принца здесь.
Мужчина, стоящий у самой кромки пруда, усмехается. Бьякуя не видит, не осмеливается поднять голову, но слышит в голосе меча усталость веков.
— Что знаешь ты, глава Клана Кучики, о том, от чего я его прячу? Что знаешь о том, что ему грозит…
— Айзен Соуске…
— Не более, чем заигравшееся дитя. Он не дойдёт до дворца, даже если перебьёт всех капитанов Готей Тринадцать. А мальчик ему нужен не более, чем для удовлетворения своего эго. Он не узнает об истинной сути этого ребёнка, даже если подойдёт вплотную. Он уже придумал себе объяснение и не заглянет дальше него. Ведь что знает рождённый вне духовного рода гений? Если бы знал, никогда бы не замахнулся на далёкий Трон.
И это правда. Если бы бывший капитан пятого отряда действительно знал, он бы даже не посмотрел в сторону Короля душ. Вряд ли даже с Хоугиоку можно достичь того могущества.
Бьякуя не знал, и знать не хотел, как родился Ичиго Куросаки. По всем имеющимся исходным, простая женщина не смогла бы выносить такое дитя, не то что пережить роды. Но он родился. И у него, как он знал со слов Рукии, были сёстры. Одна из которых одарена духовно. Да после наследника там в принципе никого родиться не могло. Но родилось. И это без присутствия духовного родителя.
Сглотнув, он произносит другое:
— Вы прячете его от Королевской стражи, — озвучивая внезапную догадку.
— Тюремщикам Короля нет дела до его потомков, пока они не нужны, — фыркает мужчина, произнося неприглядную истину. — Есть вещи намного страшнее, Кучики Бьякуя.
Он не может этого представить. Но всё равно продолжает говорить.
— Если кланы узнают, кем он является…
Меч молчит. Долго. Плещутся в пруду карпы. Шелестит ветвями сакуры ветер. Бьякуя терпеливо ждёт. Он… должен. Это его долг.
— Хорошо, — наконец, соглашается мужчина и вдруг разворачивается, подходя ближе. Тяжёлая, холодная рука опускается на затылок, и холод распространяется по венам: — Ты сам выбрал, Кучики Бьякуя.
Глава клана позволяет уткнуть себя лбом в землю. «Заслужил», — тоскливо думает он. Все они. Давно. И знает, если обманет, то занпакто узнает. Невольно хочется рассмеяться: кажется, его только что назначили ответственным за охрану принца…
— Постарайся, чтобы мальчик не узнал, — говорит меч, отпуская его. — Ему ещё рано об этом знать.
— Однажды он всё равно узнает.
— Да.
И это звучит как приговор. Смертельный.
Бьякуя позволяет себе поднять голову и сесть на пятки, не поднимаясь на ноги. Занпакто мальчика стоит у распахнутых сёдзе, снова спиной к Бьякуе.
— Не более двух смертных лет, — произносит он, не оборачиваясь. — Столько осталось этому миру, прежде, чем с вас спросят.
— Благодарю, — Бьякуя глубоко кланяется.
Двух лет ему хватит.