Дракон из Сумеречного Дола. Главы 39-40.epub
Дракон из Сумеречного Дола. Главы 39-40.fb2
Эддард понял, что битва окончена.
Случилось это в миг, когда он блокировал удар очередного дорнийца, и вместе с тем, услышал протяжный крик, пронёсшийся по рядам как повстанцев, так и лоялистов.
Резерв Хостера Талли принял на себя основную тяжесть убийственной атаки дорнийцев. Большинство его людей оказалось изрублено в мясо, но они продолжали выигрывать время, пока Эддард не развернул своих северян и не присоединился к отражению внезапного удара в тыл.
До сих пор оставалось неясным, каким образом Дорнийцам удалось незаметно протащить за собой тысячи воинов. Впрочем, это было неважно. Важно лишь то, что вот они: полные сил, бодрые, и готовые убивать.
Эддард отклонил клинок дорнийца в сторону и резко отступил на шаг, провоцируя вспыльчивого мужчину пойти на сближение. Он пошёл. И это стало роковой ошибкой. Пользуясь своим огромным двуручным мечом, Эддард резким взмахом убил противника, кончиком меча дотянувшись до горла.
Аккурат в этот миг кто-то позвал его.
— Милорд! — Рыцарь Мандерли, если судить по трезубцу, указывал на главную битву у брода. Воины Речных и Штормовых Земель бежали. Их боевой дух был сломлен, а вот дух лоялистов, напротив, воспрял, и они атаковали с новой силой и яростью.
Направлял солдат Короны мужчина в белых латах королевского гвардейца. Он скакал среди них на коне, координируя, и большинство направляя через брешь справа — место, где ранее располагались воины Эддарда, но которые были вынуждены смещаться для отражения дорнийцев.
Лоялисты под предводительством Баристана Селми стрелой прорвались через тонкую оборону, оставшуюся на том участке поля боя и начала смещаться в центр, разбивая основные силы повстанцев. По мере этого, всё больше сил сопротивления обращалось в бегство.
Ситуация скверная. И у Эддарда оставалось не так уж много вариантов:
Добить дорнийцев и атаковать обрётших волю, но всё же изможденных лоялистов.
Или покинуть поле боя.
«Роберт мертв. Претензии на трон потеряны. Тысячи людей погибли из-за личных склок и разногласий группы человек. Большинство из этой группы уже мертво. Напрямую втянутыми остался я и Рейгар. Дальше продолжать войну смысла нет. Это будет пустой тратой слёз, крови, жизней»
Эддард решил, что уже достаточно жизней угасло.
— Большой Джон — Амбер прервал своё песнопение на полуслове, проломил чей-то очередной череп, и лишь затем обернулся к своему сеньору. — Довольно северянам лить свою кровь. Дай сигнал к отступлению. Даю тебе наш резерв и тыл; держи линию, пока большая часть наших сил не уйдет, затем сам отходи с боем.
Гиганту явно не понравилась идея бегства.
— Мы ещё можем победить, парень!
— В победе больше нет смысла. И слишком многие уже погибли. Отдай приказ.
Затрубил сначала один рог, затем второй: воины Речных земель, Штормовых, и все остальные повстанцы начали хаотично отходить назад, постепенно превращая начавшееся было бегство в организованное отступление. Северяне отходили одними из последних; Эддард помогал Большому Джону Амберу, сдерживая атаку дорнийцев. Это оказалось на удивление простой задачей. Лоялисты, ранее наседавшие на фланги, не предпринимали попыток преследования, и сами дорнийцы тоже, казалось, насытились боем, поскольку сражались не столь яростно, как ещё несколько минут назад.
Когда всё было кончено, Нед оглянулся на поле брани. Тысячи мертвецов устилали землю, обагрив её своей кровью и окрасив реку в алый цвет.
Владыка Севера не мог отделаться от ощущения, что потерпел неудачу.
Он подвел своих вассалов, своего друга.
Подвел свою семью и предков.
***
— Ваша Светлость.
Эйлор Таргариен не двигался. Он не сделал ни единого движения с тех самых пор, как пал Баратеон. С виду могло показаться, что он даже не дышит.
— Ваша милость.
Дракон Сумеречного Дола остекленевшим взглядом впивался в спину мёртвого, не состоявшегося Узурпатора из Штормовых Земель. Кровь стекала по доспехам Таргариена. Не только вражеская, но и его собственная, в основном у бедра. Некогда иссиня-черные доспехи стали багровыми от крови, коричневыми от грязи.
Барристан осторожно протянул руку, опасаясь реакции принца… тот был безоружен. Но это ничего не меняло. Впрочем, атаки не последовало. Второй сын Эйриса не сдвинулся ни на дюйм, когда рука Королевского Гвардейца легла ему на плечо; юный, но не по годам старый парень продолжил пялиться на труп своего врага. Барристан почувствовал укол паники. Он здраво предположил, что мальчик, которого считал едва ли не сыном, мог получить куда более серьёзную рану, чем та, что на его бедре… рану незримую, но не менее опасную.
Забыв о собственных ранах и отринув всякий страх, Королевский Гвардеец резко шагнул к Эйлору и быстро его осмотрел.
В ответ на то раздался тихий, хриплый голос:
— Я в порядке.
Облегчение захлестнуло Барристана Смелого, пусть и было оно омрачено тем, что тон Сумеречного Дракона больше подходил мертвецу, чем живому человеку.
— Ваш шлем.
Принц наконец оторвал взгляд от трупа Роберта; лицо полностью расслабленное, зрачки настолько расширенные, что невозможно было различить фиолетовый цвет его глаз.
— Мой что?
Барристан крепче сжал плечо принца.
— Ваш шлем, Ваша Светлость.
Внезапно из-за спины принца появились две ладони, что одним ловким движением развязали ремешки, а затем потянули шлем вверх, снимая его. Аларик Лангвард, верный оруженосец, как всегда был рядом. Он изменился, как и принц. Завтра, когда проснётся и пойдет умываться, в отражении воды он увидит другого человека, не юношу, к которому привык, а мужчину, который увидел и пережил самое худшее, что мог предложить этот мир.
— Спокойней, Ваша Светлость.
Эйлор наконец дернулся, выглядя так, словно очнулся ото сна. Если так, то реальность, несомненно, была шокирующей:
Брод забит мертвецами, и это не фигура речи, а страшная истина — трупы местами лежали так плотно, что человек мог пройти через Трезубец, не касаясь воды. Оба берега реки были ужасны, но тот, где ждали мятежники, гораздо хуже.
Лоялисты, победители, — Барристан не верил, что в подобной бойне, с подобными потерями, можно вообще кого-то назвать победителем, — уже мародерствовали; стайки мужчины обшаривали трупов и брод неподалёку от того места, где мертвым лежал Король Железного Трона. Эти люди — простолюдины в большинстве своём, которым зачастую едва на еду хватало, а уж о богатстве они и мечтать не смели, и сейчас, каждый из них судорожно шарил руками в алой воде, стараясь выловить такие же алые рубины, которые молот Роберта выбил из нагрудника Рейгара.
Их не смущало то, что рядом лежит их мёртвый король. Не смущали десятки и сотни раненых людей, умирающих, стонущих, а порой и вопящих. Вонь и какофония обрамляли и дополняли отвратительную картину, наглядно демонстрирующую человеческую природу.
— Сколько… сколько людей осталось? — Эйлор медленно переводил взгляд из стороны в сторону. Он послушно сделал несколько глотков воды, когда Аларик едва ли не насильно прижал к его губам сосуд с водой.
«Слишком мало, сынок… Слишком мало, черт возьми»
***
Три тысячи рыцарей пустились вскачь по широкому броду вместе с Эйлором Таргариеном, вонзились в ряды мятежников и пробили брешь, которую заполнили более двадцати тысяч солдат.
Выжило восемьдесят три рыцаря.
Сир Балман Берч был найден под своим конём на дальнем берегу реки; кортик прошел через щель его шлема. Лорд Элвуд Харт, последний представитель своей династии, пал менее чем в десяти футах от Берча, сраженный копьём. Юноша перед смертью прислонился к брюху мёртвой лошади, сжимая древко копья. Так его и нашли.
Сиры Уиллис и Алистер, два самых опытных воина, умерли вместе: голова Алистера лежала на коленях у скорчившегося Уиллиса, пока последний истекал кровью от собственных ран, пытаясь утешить старого друга.
Никто из личной свиты Эйлора, казалось, не выжил: люди, которых он собирал со всего Вестероса, погибли вместе за принца, которому служили.
Выжил только сам принц, его оруженосец и черный жеребец.
Когда Эйлор ещё не до конца пришёл в себя, и еле стоял, поддерживаемый Барристаном и Алариком, посреди брода внезапно объявился чёрный конь, небрежно перепрыгивающий через трупы. Он был алым с морды до копыт, как и два белых дракона на ткани его кольчужной попоны. Как и его хозяин, конь был сильно изранен, но жив, и, словно извиняясь за то, что дал Эйлору упасть, он приблизился и начал толкать его головой.
Сумеречный Дракон был рад, что его конь выжил. Мало кто выжил.
Рейгара Таргариена, первого своего имени, уносил с поля боя Джон Коннингтон, безудержно рыдая. Рыжеволосый рыцарь сразил Дениса Аррена, наследника Долины, в одиночном бою на дальнем берегу, но сейчас он совсем не походил на опытного воина: лицо его было таким же красным, как и волосы, а слезы оставили многочисленные дорожки на грязных щеках.
Эйлор, в свою очередь, наблюдал за этим сухими глазами. Он уже достаточно пришёл в себя, чтобы начать отдавать базовые приказы, — тем же мейстерам отправиться исцелять тяжелораненых, — но тело его всё ещё было онемевшим, и практически отказывало двигаться.
Так продолжалось какое-то время.
Одни люди прочёсывали мёртвых в поисках наживы, вторые пытались опознать павших, а третьи спасти тех, кого ещё можно было. Принц Оберин, с раной под правым глазом, проехал мимо, не сказав ни слова. Он направлялся к своему шатру и своей любовнице. Рэндилл Тарли взял на себя временное командование, не давая уцелевшим разбрестись кто-куда и организовывая охрану, которая, скорее всего, не пригодится — мятежники точно так же зализывали раны, что и лоялисты. Тем не менее, Эйлор не стал перечить. Он вообще отказывался двигаться и уходить от мёртвого Роберта до тех пор, пока они не найдут его.
И они его нашли. Это было лишь вопросом времени. Только тогда Сумеречный Дракон пришёл в движение, попросив Аларика помочь: бедро стреляло и пульсировало, а при малейшем напряжении немело, так что ходить было крайне затруднительно.
Лорд Ренфред Риккер нашёлся слева от брода, где вода была еще относительно глубокой, прислонившись спиной к мятежному берегу реки; его талия и ноги были погружены в воду Трезубца.
Сломанное копьё глубоко вошло левое плечо. Меч — в бок, под рёбра. Но руки его продолжали сжимать боевой молот, словно отказываясь отдать оружие, символ которого украшал его родовое знамя.
Ещё до того, как Эйлор добрался до своего старого друга, он понял, что мейстеры ничего не смогут сделать. Он опустился рядом; холодная вода брода коснулась раненного бедра и уняла боль физическую, но не смогла унять боль душевную, что разрывала сердце. Дыхание друга детства было прерывистым тяжелым, грудь медленно вздымалась, опадала, и с каждым вдохом, с хрипом вырывалась кровь, наполнявшая его лёгкие.
Эйлор покачал головой.
— Проклятье…
Риккер с трудом повернул голову и осмысленным взглядом уставился на своего лучшего друга. Прошло несколько мгновений, прежде чем он заговорил, и, пусть голос его был слаб, но твёрд; не такого ожидаешь услышать от умирающего человека.
— Кто выиграл?
— Мы. Мы выиграли.
— Баратеон?
— Мертв.
— Хорошо.
Эйлор почувствовал жжение в глазах. Но слёз не появилось, а голос не дрогнул. Он остался всё таким же ровным.
— Мне жаль.
Успокоившийся было Риккер выгнул бровь в недоумении.
— За что?
— За это. За всё.
Лорд Холлард-Холла покачал головой.
— Это не твоя вина, Эйлор. Все люди рано или поздно умрут; сейчас — мой черёд.
— Я позабочусь о Малессе и ребенке. Они получат всё, что только пожелают.
Глаза Риккера смотрели в глаза своего сеньора, а окровавленные губы ухмылялись. Только Рен мог ухмыляться, практически в лицо смерти.
— Уверен, что так и будет. — Ухмылка стала болезненной, и Ренфред зашелся в сильном кровавом кашле, его глаза плотно закрылись, а затем снова открылись, когда приступ прошел. Покачнувшись, Риккер протянул руку и схватил Дракона за запястье, после чего в последний раз взглянул в лицо своему другу детства.
— Крепкий щит.
В горле Эйлора будто весь Сумеречный Дол застрял, но он нашёл в себе силы ответно сжать запястье Ренфреда и ответить:
— Сильнее меча.
Окровавленные губы ещё раз растянулись в ухмылке, после чего Риккер конвульсивно дёрнулся один, второй раз… на третий, жизнь его покинула. Неизвестно сколько времени Эйлор Таргариен сидел рядом, сжимая запястье мертвеца. В какой-то момент, он всё же отпустил руку, и окровавленной ладонью коснулся собственного лица — он обнаружил, что плачет. Из его глаз текли слёзы. Это хорошо. Потому что это правильно.