Не совсем похожа на гг, но общее жутковатое впечатление вроде бы передаёт.
— Кого это ты к нам привёл, — донёсся до Келя любопытный девичий голос, когда бойцы Службы разведки сделали остановку, и беглый генерал, державшийся на остатках последних морально-волевых сил, смог позволить себе опуститься на снег.
— Говорит, что из нашей армии, — ответил знакомый мужской голос вопрошающей. — Воитель, хоть и выглядит, словно вонючий бродяга. Военная разведка, ха-ха! Пытался мне помочь… Ух, Акира-чи, что ж ты так жамкаешь! — воскликнул раненный парень, отвлекшись на рыжую девушку, одновременно бледную от страха за товарища и возмущённо-красную от него же (а в результате пошедшую пятнами), которая стеснялась ругаться при посторонних, но всё равно нашла способ выразить неудовольствие. — Нежнее щупай, ласковее. Рёбра — это не то место, где надо пожёстче! То есть, уй, нажимать пальцами, а не то, что ты подумала. Кажись, эти уроды мне несколько костей сломали. Так что, ай, бить меня тоже нельзя. И по голове нельзя тоже! — добавил он, глянув на запыхтевшую рыжую девчонку, которая, как видел поднявший глаза Кель, и сама всё прекрасно понимала, так что стукала явно небезразличного ей брюнета скорее символически. — Вот, видишь морда какая изукрашенная? Нежнее нужно, нежнее, — Изукрашенная морда вновь повернулась в сторону молодой брюнетки. — Так о чём это я? Этот тип пытался мне помочь, вот я и взял его с собой, — снова вернулся он к начальной теме. — Вдруг пригодится?
— Ясно. Я бы пошутила насчёт твоей новой привычки воровать мужиков… — усмехнулась младшая по возрасту, но очевидно старшая по должности воительница; даже мысленно язык не поворачивался называть девчонкой ту, от кого исходит подобная мощь.
— Эй, это в первый раз! — возмутился хозяин тейгу-косы.
Он вёл себя так, словно он не один из могущественных воителей разведки, которые только что разгромили крепость и стягивающиеся для будущего прорыва на восток войска, а обычный балбес, оправдывающейся перед сестрой или представительницей старшего рода, в чью свиту он входит. На присутствие постороннего никто явного внимания не обращал, хоть мужчина и чувствовал, что каждое его движение, как и обстановку вообще, непрестанно контролируют.
— …но не буду. Раз тебе сломали рёбра, то лучше пока не смеяться и поменьше болтать, — закончила Куроме, которая, как и остальные, вполне комфортно чувствовала себя в своей тарелке.
— Точно: помалкивай и не вертись! — прикрикнула на сникшего парня рыжая — видимо медик. — Дай себя осмотреть.
Истративший почти все оставшиеся силы Кель мутноватым, но любопытным взглядом наблюдал за происходящим. Измотанный и ошеломлённый произошедшими событиями мужчина расплывчато запомнил, как они с летающим хозяином Императорского Орудия — Адаусу, кажется, если он не путает — преодолели пропасть. То, как он и продолжающий удерживать его в воздушной хватке тейгуюзер вместе с присоединившимися к ним молодыми воителями покинули восточную крепость — тоже слабо отложилось в памяти.
Всё-таки на фоне громадного и ужасающего, леденящего душу костяного дракона, двумя выстрелами своей дальнобойной способности нанёсшего могучей крепости огромный урон, а также кошмарной трёхголовой гидры, которую её хозяйка с эклектичной лаской называла «Печенькой», с удовольствием почёсывая подставляемые под руку, почти ластящиеся(!) жуткие зубастые морды, остальное… терялось. Мощь сразу двух легендарных монстров Ультимативного класса, излучаемая ими вовне, угнетала, тормозила мысли и внушала трепет. Особенно это касалось такого воителя, как он — получившего неплохое образование и в своё время руководившего командой зачистки демонических зверей, а оттого прекрасно понимающего, с чем пришлось столкнуться.
Да и хозяйка чудовищ (одно из которых — самое пугающее и неприятное, похожее на оживший скелет дракона — ныне исчезло, отозванное своей повелительницей, а второе последовало за ними, прикрывая отход от возможных подлянок северян, может, и разгромленных, но почему-то не добитых окончательно) тоже не оставляла равнодушным. То есть внешне выглядела она не слишком примечательно, даже безобидно.
Если отбросить контекст, то почти что обыкновенная невысокая девочка, что на вид смотрелась даже моложе, чем сначала в слышанных описаниях, а потом и на портретах, предоставленных агентами Сейки для своего принца и увиденных его невольным гостем. Наряди её в ученическую форму и сделай лицо попроще, будет не отличить от миловидной ученицы старших или даже средних классов.
…Если отбросить контекст, который с лихвой компенсировал внешнюю молодость и хрупкость той, кого называют наследницей Мертвителя и будущей третьей Внеранговой воительницей Империи. А отбросить его тяжело.
Осознание, кем является эта любительница раздавать странные имена убитым и поднятым в виде нежити монстрам, с которыми и рядом стоять-то едва ли не страшнее, чем оставшейся в заслоне горсткой смертников противостоять наступающим рядам северян. Живые… не совсем мёртвые Бедствия, коих эксцентричная хозяйка называет «сладкими» именами и любит гладить, словно домашних питомцев, мало кого оставят равнодушным. Как и понимание, какой шлейф из великих, но ужасных деяний тянется за этой юницей, которая, вероятно, начала убивать врагов государства в более раннем возрасте, чем сам Кель стал интересоваться девочками.
Ещё не достигшая совершеннолетия, но уже могущественная воительница. Уже убийца. Уже легенда в этой среде… Зрелище, сколь внушающее почтительный трепет, столь же жуткое и даже душераздирающее. Словно суть современной Империи, преломившаяся в одном человеке.
На взгляд Келя, пребывающего не совсем в трезвом состоянии ума (что после всего произошедшего сначала до того, как он добрался до границы между регионами, а потом случилось и тут — это и не мудрено) подобный контраст между формой и содержанием даже усиливал впечатление «живого отражения эпохи заката Империи». В чём-то этот северный бунтарь был прав: если в стране в некий момент появляются подобные легенды, то что-то с этой страной крепко не так.
Впрочем, боевой генерал, даже сильно потрёпанный — это не сопливый новобранец, дабы хлопать ртом, как свежевыловленная рыба, и не витающий в своих мыслях философ. Поэтому, когда Куроме перевела на него свой взгляд, Кель внутренне собрался и, преодолевая туман в голове, а также слабость и боль в избитом теле, поднялся на ноги, чтобы представиться, как уважающий себя военный, а не валяющийся кучей вонючих тряпок бродяга:
— Бригадный генерал Кель Хейг, — отрекомендовался он, после чего уточнил название и номер своей бригады, имя и звание вышестоящего командира и иные мелочи, подтверждающие, что он именно тот, за кого себя выдаёт, а не вспомнивший имя имперского генерала проходимец.
Ну, и в конце уточнил, что теперь, возможно, его следует рассматривать как бывшего генерала.
— С чего бы это? — удивилась Куроме, что мигом переключилась со снисходительного легкомыслия, с которым она смотрела на хозяина Адаусу и хлопотавшую над ним девчонку, на более серьёзный лад. — Я, кажется, слышала ваше имя на совещании Центрального Штаба. Вы ведь тот генерал Хейг, который героически выполнил приказ Штаба и ценой собственной жизни обрушил переправу прямо перед носом у наступающей армии Сейки? Хотя насчёт «ценой жизни» информация уже недостоверна, не так ли?
Кель кивнул. Еле-еле, чтобы не закружилась голова.
— Да, меня взяли в плен. И даже не стали предавать позорной казни. Сейка надеялся перетянуть на свою сторону и использовать в качестве знамени. Тщетно. А приказ Штаба… раз документы говорят, что дело обстоит так, значит, это правда.
Несмотря на своё состояние и то, что его по факту вытащили из захлопывающегося капкана, Кель не собирался слишком уж откровенничать с представителями разведки. По крайней мере, до тех пор, пока он не сможет мыслить достаточно ясно, а не как сейчас — словно вышедший из длительного запоя, избитый собутыльниками пропойца. Мало ли, как они смогут использовать его слова.
Да и если штабные решили получить немного заслуг, превратив личную инициативу Келя в добросовестное исполнение их мудрого приказа, позволившего на несколько дней задержать войска агрессора… Что же, он не против. Ведь в этом случае выживший и бежавший из плена генерал из преступника, нарушившего приказ, превращается в героя. А герою гораздо проще избежать проблем на родине.
Может, и в должности восстановиться получится.
— Понятно, — усмехнулась брюнетка, волшебным образом переставшая напоминать школьницу и показавшая своё истинное лицо молодой, но опытной разведчицы, коей, естественно, не составило труда мгновенно просчитать всю подоплёку. — Значит, большие начальники решили присвоить себе заслуги того, кто, по их мнению, погиб, — мужчина дёрнул плечом здоровой руки, формально не став подтверждать эти слова, но проницательная разведчица и так всё поняла. — Хм… а что насчёт принца Сейки? Раз он собирался вас завербовать, то, получается, держал неподалёку от себя? — Кель снова едва заметно кивнул. — И, наверное, вы являлись свидетелем некоторых интересных разговоров? — интонация стала более заинтересованной.
— Не столь уж многих, но кое-что слышал, — согласился армеец, легко понявший направление интереса главы имперских убийц.
— Вы садитесь, — проявила заботу явно чем-то обрадованная глава государственных убийц. — Отдохните. Не стоит насиловать собственный организм, вижу, ему и так пришлось тяжело.
Мужчина хотел бы проявить больше стойкости, но тело и впрямь начало подводить. Так что он предпочёл снова сесть, чем оставаться стоять и качаться, словно пьяный солдат перед офицером. И то — вместо того, чтобы сесть, он почти упал, болезненно скривившись от вспышки боли в сломанной руке и остальных ранах.
— Сейчас мы отойдём ещё немного, и там появится наш транспорт, — продолжила Куроме. — Внутри его кузова тепло и чисто. Там вам окажут первую медицинскую помощь. Ну а вы — если будете себя нормально чувствовать, то в кабине, а если нет, тогда позже, когда мы с командой доберёмся до нашего скромного временного пристанища — поделитесь тем, что удалось услышать и увидеть у главы мятежников, — воительница хмыкнула, — в гостях. В частности, мне интересны планы Сейки на прорыв через восточную часть фронта.
— Вы знаете? — удивился Кель. — Хотя верно: кто, если не вы? А помощь… если для вас она накладна, я могу потерпеть до госпиталя, — сказал мужчина.
Вдаваться в подробности о том, что госпиталь, может статься, будет тюремным, а его персонал (с подачи штабных), возможно, окажется заинтересован не в излечении вернувшегося в родной стан офицера, а в том, чтобы «мёртвый герой» таковым и остался — он не стал. Слишком жалко он будет выглядеть, выпрашивая помощь и защиту, когда его и так только что вытащили из почти захлопнувшейся смертельной ловушки.
— Мы, военные — крепкие ребята, — добавил Кель стараясь выглядеть лучше, чем он чувствовал себя на самом деле; не слишком удачно.
— Не стоит себя мучить и рушить «коварные планы имперских шпионов», отказывая нам в попытке заработать ещё немного вашей благодарности, — обезоруживающе улыбнулась ему девушка. — Нам действительно несложно оказать помощь. Да и не думаю, что в госпитале найдутся более качественные лекарства.
Тут бригадному генералу, даже несмотря на мысли, что с каждой секундой перекатывались в голове всё тяжелее, стало ясно, что ему предлагают сотрудничество.
— Касаемо вашего первого вопроса, — после короткой паузы продолжила Куроме. — Мы знали, но не имели твёрдых доказательств. А они, учитывая изменившуюся ситуацию в Столице, нужны. Данную же операцию мы провели под мою личную ответственность. Кое-что удалось найти. Да и само скопление хорошо вооружённых масс военных, при поддержке довольно сильных воителей, говорит… о многом. Но мне хотелось бы опереться и на ваши официальные свидетельства о необходимости произведённых нами действий. Вы ведь не откажетесь протянуть руку в ответ на нашу помощь в лечении… и не только?
У Келя в голове крутилось множество вопросов. Что за изменения в Столице? Действительно ли воителям разведки нужны его показания или они всего лишь хотят использовать его в какой-то своей игре? Если да, то предполагает ли она счастливый финал для одного неудачливого офицера, или ему таки предстоит принять смерть (возможно, весьма неприятную)? Не сыграет ли это против армии в целом и выживших подчинённых бригадного генерала в частности?
Впрочем, он ведь в любом случае стремился в Скару и возлагал надежды на жутковатую и могущественную, но, по слухам, имеющую понятие о чести повелительницу мёртвых. В конце концов, генералиссимус Будо принял её, как свою ученицу, по поводу чего одно время не стихали споры на офицерских собраниях. Да и при личном общении она совсем не разочаровала. Продемонстрированные сила и проницательность вызывали вопросы — это точно просто юная убийца из одиозного Отряда, который, по слухам, натаскивал своих питомцев на кровь, словно бойцовых зверей? Не верится! — но само наличие этих качеств не подвергались ни малейшему сомнению.
Поэтому (а также по причине стремительно покидающих его последних капель сил) ответил он коротко:
— Чем смогу — помогу, — достаточно твёрдым голосом сказал мужчина.
После этого он ещё сумел увидеть, как удовлетворённо кивнувшая ему девушка что-то говорит, но дальше тело, почувствовав, что контролирующие его тиски воли ослабли, ведь над головой Келя теперь не висит ничего срочного и важного — всё-таки взяло своё. Генерал ощутил, как в глазах резко темнеет, а к лицу стремительно приближается мягкая снежная перина.
* * *
— Акира, оставь ты уже своего мазохиста, — отвернувшись от потерявшего сознание собеседника, раздражённо обратилась я к рыжей, что до сих пор крутилась вокруг Кей Ли. — Видишь же, как он лыбится. Ничего с ним после применения автодока не будет. Даже рёбра неправильно не срастутся: на это понадобится не один день, успеешь наложить все нужные повязки. Глянь лучше на армейца, а то помрёт ещё. Он, кажется, притворялся, что у него всё терпимо. Тоже мне, стойкий оловянный солдатик! Будто его утилизируют, если покажет, что стал слабым и бесполезным, — хмыкнула я.
— Да ладно тебе, Куроме-чи, — подал голос вышеупомянутый мазохист. — Возиться с ранеными никто не любит. Солдатик просто подозревал, что мы его тут бросим, вот и хорохорился. Он же не знает, какая ты белая и пушистая. А ещё, наверное, видел то связанное мясо, которое твоя Печенька во рту тащит. Кстати, может, правда бросим? Он же тоже отчёты будет писать. И про э-э, не очень удачное развитие боя над лагерем напишет. Оно нам надо?
— А с тобой, самоубийца с шилом в заднице, мы ещё потом поговорим, — недобро зыркнув на проштрафившегося подчинённого, сказала я. — Сам полез, куда не просили, а теперь ещё и свидетеля своей ошибки убрать возжелал. И тебе надо бояться не того, что от командования прилетит, или что тейгу попытаются отобрать. Это, как уже говорила — мои проблемы. Тебе меня нужно бояться. Это не первая твоя ошибка, поэтому, когда поправишься, без жёстких тренировок со мной и Раух ты теперь не останешься, — посулила я недобро.
— И меня бойся! — оторвав взгляд от осматриваемого армейца, зло прошипела Акира. — Я тебе, полудурку, покажу, как со смертью заигрывать!
Улыбочка, было показавшаяся на лице шутника, окончательно пропала. Может он и в некоторой степени мазохист — хотя сам Кей считал, что просто любит играть на чужих нервах, остальное просто побочный продукт этой любви — но такой экстрим, как всерьёз разозлившиеся Акира и Куроме — это для него перебор. А уж если эта парочка сговорится…
Парень опасливо сглотнул.
Я же, пока товарищ осознавал открывшиеся перед ним бездны «прекрасных перспектив», прикинув все за и против, решила, что тянуть бессознательное тело ещё несколько километров мне не очень хочется. Ещё и риск растрясти старые и новые раны имеется. Мало ли, что у него за внутренние повреждения? Вроде бы его жизненная сила не находилась в настолько угнетённом состоянии, дабы всерьёз бояться потерять нашу находку, но мало ли? Не погружаться же в транс восприятия посреди небезопасного снежного поля, дабы убедиться или опровергнуть наличие потенциально опасных травм? И так как оставаться — тоже не вариант, то я решила призвать Коврика прямо здесь.
Даже если и появится на стене мстительный враг с монстробойным орудием, на таком расстоянии он вряд ли попадёт в моего питомца.
В целом всё у нас здесь вышло относительно удачно. Да и миссия на Севере… — я мысленно скривилась, вспомнив все неудачи и недоработки, что повлекли за собой смерть Мастера Джона, а могли отправить на тот свет и гораздо больше народа, в том числе и меня саму — можно сказать, что прошла… приемлемо. Хотя, чтобы признать это, приходилось делать над собой мысленное усилие.
В любом случае пора задумываться о подготовке к отъезду и тому, как получить за выполненное задание награды и преференции, а не наказание. Посетить церемонию назначения и вступления в должность преемника наместника региона, например. Там, помимо адекватного претендента, которого удалось протолкнуть ценой немалых усилий и трат ресурсов, будет и новый глава Службы разведки региона, и другие важные личности. Хотелось бы убедиться, что они не пустят насмарку плод моих трудов. Да и Скару неплохо бы сохранить в нынешнем виде — с более-менее вычищенным и отлаженным механизмом управления и рядом работающих социальных программ — что невозможно, если центральная администрация пропихнёт в губернаторы неправильного человека.
Всё-таки результаты этого эксперимента имеют немалую практическую ценность для будущего Империи.
Хотя задание и мои связанные с ним далеко идущие планы — это отнюдь не всё. Вот не нравятся, совсем не нравятся мне те данные, что во время сеансов связи приходят от Счетовода. Бурления, происходящие в недрах лишившейся главы Службы разведки — становятся всё более выраженными и дурнопахнущими. Да и ситуация, что складывается вокруг Подземной Базы, вызывает тревогу. Поэтому очень уж сильно на северной окраине страны задерживаться нельзя.
Суета-суета… Ни конца ей, ни края!
Я, конечно, уже успела устать от суеты, да и свободное время для того, чтобы разобраться с собой, тейгу, а также стоящими на очереди исследованиями не помешало бы. Но чего уж? В такие времена, как сейчас, часто приходится бежать изо всех сил, чтобы хотя бы остаться на месте, а не оказаться утянутым в пропасть. А ещё нужно не забывать уворачиваться от сыплющихся сверху плюх, угу.
Что сказать? Нет проклятым покоя!
Но я не жалуюсь. В конце концов, кто вычистит те авгиевы конюшни, в которые ныне превратилась Империя, если не мы?
* * *
За свою не такую уж короткую жизнь генерал видывал всяких людей. Благородных и нет, образованных и нет, умных и не особо, проницательных и слепых, обаятельных и омерзительных… всяких.
Взять вот принца Нума Сейка. Благородный, получивший соответствующее воспитание; могущественный одарённый воитель немалой личной силы, да и глупцом не назовёшь. Однако при всех несомненных достоинствах повелителя севера его эго разбухло так, что с запасом перекрывало эти достоинства, превращая принца в довольно неприятную персону (не то чтобы кто-нибудь в окружении принца охотно его просветил насчёт производимого им впечатления: среди придворных самоубийцы редки, в отличие от льстецов). Кроме того, чуть ли не в каждом движении, взгляде и жесте Нума Сейка демонстрировал привычку к поклонению — и неумение справляться с трудностями.
Особенно поначалу.
Кель полагал, что и войну-то эту принц затеял не из рациональных соображений, а в основном потому, что желал привести мир в состояние, соответствующее его притязаниям и предубеждениям. Этакая бунтарская подростковая эскапада (если не своеобразная истерика ребёнка). За не такое уж долгое время их общения Сейка заметно изменился, повзрослев и утратив немалую часть изначального апломба. Именно потому, что военные неудачи поубавили пыл, а поведение настоящих имперцев разошлось с ожиданиями, диктуемыми идеологическими штампами.
Дороговатой оказалась цена взросления, ну да что уж.
И вот теперь — словно на контрасте — Куроме, что тактично, после стука и разрешения войти, посетила предоставленную гостю комнату. Благо что в занимаемом группой воителей разведки «домике», которым оказался немалых размеров особняк, более чем хватало гостевых апартаментов. Отмытый и прошедший первые (надо сказать, действительно весьма эффективные) лечебные процедуры, но всё ещё очень слабый, генерал поприветствовал посетительницу лишь формальной попыткой привстать в кресле. Лучше так, чем позорно завалиться из-за внезапного приступа дурноты. А та и не стала настаивать на большем, наоборот: поспешным повелительным знаком запретила вставать. Стремительно — и лично! — организовала угощение, подвинув десертный столик так, чтобы обоим было удобно, позволила сперва опробовать предложенные сладости, и лишь потом начала серьёзный разговор.
Тактичность, деликатность и непринуждённая вежливость вообще оказались знаменем общения с нею. Никаких попыток подмять или поставить на место, никакого навязывания своего мнения — вот ни намёка! Фактический полуторачасовой допрос за сладким, горячим, вкусным питьём и не менее вкусной свежей выпечкой (принц Сейка пленника так не баловал!) превратился в этакие политико-философские посиделки.
Почти как в офицерском клубе, только без выпивки.
В конце своеобразного доклада генерал осмелел настолько, что сам начал задавать вопросы — но и тут не встретил препятствий. Порой Куроме отвечала расплывчато, но отвечала ведь! Словно у бывшего пленника, а нынешнего пациента-гостя имелось полное право на ответы. Хотя он всё равно не торопился обострять. Вежливость вежливостью, а ненароком обидеть такую собеседницу не хотелось. Если бы не нужда в прояснении её характера, он бы, наверно, вообще отложил эти танцы на минном поле.
— Скажите, а вы действительно низкорождённая, как утверждают некоторые слухи? — осторожно, будто ступая по тонкому льду, выложил очередной вопрос Кель.
— Да. — Ни сомнений, ни колебаний, ни обиды. Простая констатация факта, с некоторым даже налётом самоиронии. — И я, и моя сестра Акаме — дети самых обычных, потомственных крестьян с востока Империи. А дворянством с фамилией Абэ, выбранной мною же и вполне случайно, меня пожаловали за личные заслуги, после успешного подтверждения ранга Мастера. Кстати, не просветите ли, откуда взялся упомянутый слух? Обычно про меня болтают строго обратное, выводя мою родословную от бастардов тех самых Абэ.
Кель ответил (так и так, после череды неприятных поражений от "наследницы Мертвителя" принц Сейка искал сведения о ней и невольно поделился ими с пленником), а фоном продолжал обкатывать итоги своей небольшой проверки-провокации.
Как отреагирует обычная дворянка на сомнения в своём происхождении? Уверенная в себе — холодным игнорированием, презрительным возмущением или возмущённым презрением, смотря по темпераменту; не уверенная может и скандал закатить, скрывая испуг: а вдруг да откроется, что её прадедушкой по бабке с материнской линии на самом-то деле был дворецкий? Да и с отцовской линией не всё гладко…
Как себя поведёт крестьянка, переодетая дворянкой и получившая тот же вопрос о происхождении от постороннего? Вот там точно будет испуг от возможного разоблачения, переходящий даже в панику. Как ни крути, за подделку статуса в Империи положено колесование. Смерды обязаны знать своё место!
Но Куроме его вроде как знает. Она это самое место выслужила, выгрызла, потом и кровью оплатила по высшим ставкам. Её дворянство получено по праву силы, честь и достоинство не подвержены сомнению, статус нерушим и не может быть оспорен даже Императором — ну, пока претендентка на звание третьего Внеранга не утратит свой тейгу и огромное личное могущество Воина Духа. Которое обещает со временем лишь вырасти, не показывая признаков увядания. Для неё нет урона в признании, что рождена от, ха-ха, потомственных крестьян, потому и сделано это признание так легко.
Что же тут не сходится?
Многое.
Глядя глазами, Кель видел перед собою довольно миловидную девушку на заре превращения в женщину, даже более юную, чем известный по досье календарный возраст. Может быть, и более чем просто миловидную: воительницы обычно красивы, и чем сильнее, тем красивее; просто сам генерал не был ценителем тех, кто помоложе, предпочитая недораспустившимся бутонам более зрелую красоту. Отрешившись от зрения, Кель ощущал неприятно холодную, давящую ауру чужой силы. Причём не потому давящую, что Куроме старалась подмять собеседника — напротив, она маскировалась и сворачивалась, как могла, видимо, по опыту зная, какое впечатление производит в, так сказать, развёрнутом формате. Но её мощь всё равно просачивалась, нависала, пассивно претендовала на положенное пространство — и впечатляла. Нешуточно.
Вот и первое противоречие: откуда в таком возрасте столько силы? А ведь её старшая сестра тоже владеет тейгу, причём по праву, и определённо входит в список полусотни опаснейших воителей мира. Говорите, потомственные крестьянки? Ну-ну.
Но как будто этого мало… положим, можно не вылезать с полигонов, спаррингов и миссий. Можно яростно и страстно стремиться к силе, идя ради неё на такие риски, которые отклонил бы более разумный человек. Забудем о том, что Куроме не похожа на такую одержимую, но предположим, что она каждую свободную секунду отдавала самосовершенствованию, отчего и достигла того, чего достигла, а сейчас, во время светской беседы, просто хорошо маскирует желание вернуться к тренировкам… слишком хорошо.
И это второе противоречие. Потому что вот это непринуждённое достоинство, эта свободная речь, не просто правильная, но отдающая книжной премудростью, с проскакивающими то и дело архаизмами — что ж, если закрыть глаза и отстраниться от ощущения тёмной глыбы чужой силы, то вполне можно представить, что беседуешь с отменно образованной женщиной лет примерно тридцати или даже сорока: высокопоставленной, несомненно благородной и полностью уверенной в себе, а потому отменно вежливой и обаятельной. Потому что к таким годам уже хорошо обучаются производить приятное впечатление.
Говорите, плебейка? Натасканная в имперской службе разведки на мясо хищница, ещё и, ха-ха, с промытыми пропагандой мозгами? Ну-ну! Верим. Вот вообще не сомневаемся!
Перед Келем сидела, ведя непринуждённую дружескую беседу за сладким чаем со свежей выпечкой, не просто живая легенда, сильнейшая одарённая (посильнее всё того же Нума Сейка, кстати, причём в разы) или его счастливый билет обратно к вершинам власти. Перед ним сидела загадка. Шкатулка-головоломка, битком набитая секретами, с несколькими потайными отделениями.
А Кель, хоть и не афишировал того, просто обожал головоломки. Пристрастился к их решению с подачи дедушки по матери, который воспитывал любимого внука, не особо полагаясь на вечно отсутствующего по делам отца.
— …итак, что скажете?
— Не в моём положении отказываться от лечения и реабилитации, — хмыкнул генерал. — Особенно бесплатных. Но что потом?
— Что сами выберете. Империя нуждается в верных и компетентных военных. Хотя… сейчас о вашем спасении из плена никто не знает. А у меня тоже найдётся работа для верного и компетентного воителя.
— Какая?
Куроме покачала головой.
— Не спешите. Сперва выздоровейте, потом восстановите форму, а потом мы вернёмся к этому разговору. Разумеется, если вы сами того пожелаете.
— Ясно. — Кивок. — Постараюсь управиться побыстрее. Не люблю болеть.
— Никто не любит, — по лицу воительницы пробежала странная тень. Если бы Кель был чуть менее внимателен, мог пропустить её. — Что ж… отдыхайте и набирайтесь сил.
Сказав это, Куроме покинула бригадного генерала, оставив его набираться сил за размышлениями о загадках и головоломках.
* * *
«Какой занятный персонаж, — подумала я, покинув нового постояльца нашего домика, конфискованного у очередного коррупционера. — Только недавно пришёл в себя, в туалет ходит по стеночке и старается не шевелить многострадальной рукой, но, тем не менее, сходу пытается прощупать личность той, с кем свела судьба! Кого-то он мне напоминает» — вспомнив себя, отказавшуюся от наркотического стимулятора и страдающую от ломки, но упрямо продолжающую тянуть миссию на юге, с едва заметной улыбкой покачиваю головой.
Вообще высокопоставленные вояки, как правило, не настолько разумны. А этот — и генерал, и, судя по полученным данным, ещё столичный аристократ, пусть и опальный. Комбо! Обычно, стоит таким персонажам хоть немного прийти в себя и почувствовать землю под ногами, как наружу сразу лезут спесь, жажда наживы и прочее не самое благовидное содержимое «богатого внутреннего мира». А этот ничего такой. Особенно это вот опасливое: не из низкорожденных ли его визави? Ха! Знал бы он, как одну убийцу за глаза и в лицо склоняли собственные командиры… Впрочем, даже за вопросом о происхождении скорее стоял интерес, что я вообще за человек и чего от меня можно ждать, нежели расчёт, как бы ловчее использовать «юную, не по возрасту сильную и уж точно менее опытную в интригах горлохватку».
Этот Кель ухватками больше на разведчика похож, чем временами я сама!
Хотя, конечно, излишняя проницательность и любопытство могут оказаться опасными. В первую очередь для самого любопытного. Эмпатия подсказывала, что он испытывал в мой адрес сильный интерес. Причём не как к объекту использования или там как к женщине (и слава Бездне — только очередного педофила мне не хватало! Только симпатичные педофилки!), а как к загадке, противоречия в образе которой хочется распутать и разложить по полочкам. Вряд ли он сильно преуспеет, но если это всё-таки случится, то убивать этого небезынтересного и приятного в общении человека будет, хм, неприятно.
Впрочем, учитывая реакцию на прощупывание уже с моей стороны — а практически неприкрытое предложение не то что вербовки, а становления исполнителем в подчинении у обладающей более низким званием бывшей простолюдинки, ещё и шпионки… мало кто из гордых представителей «белой кости» сумеет хотя бы сдержать возмущение, после такого-то «оскорбления»! — у этого военного есть некоторые шансы войти если не в мой ближний круг, то хотя бы во «фракцию Императора».
Посмотрим. Как говорится, война план покажет.
Пока особенных идей о том, где новый знакомец окажется полезен, у меня нет. Кроме подтверждения свидетельств о готовящемся наступлении в нашей части фронта (которое моя команда успешно сорвала). Но это будет лишь дополнительный камешек к тем живым пленникам и информации от болтливых мертвецов, что у нас уже есть. Однако если удастся наладить нормальный контакт, то лишним такой человек точно не окажется.